Читать книгу Драгоценности - Даниэла Стил - Страница 5

«Королева Мария» гордо стояла в сухом доке, на своем месте возле девяностого причала на реке Гудзон. Все было очень празднично. Огромные красивые дорожные сундуки все еще грузили на борт, туда же поднимали охапки цветов, а шампанское в прямом смысле слова лилось рекой в каютах первого класса. Томпсоны прибыли в разгар всеобщего веселья с одной только ручной кладью, поскольку багаж отправили заблаговременно. Виктория Томпсон надела прелестный белый костюм от Клэр МакКарделл[8], к которому идеально подходила большая соломенная шляпа. Она чувствовала себя молодой и счастливой, когда легко поднялась по сходням впереди мужа. Томпсонам предстояло захватывающее путешествие. Они не были в Европе вот уже несколько лет и мечтали встретиться со старыми друзьями, и особенно с теми, кто жил на юге Франции и в Англии.

Сара ни в какую не хотела ехать с родителями, держала их в напряжении почти до последнего часа. В итоге исход дела решился благодаря Джейн. Она принялась скандалить с младшей сестрой, обзывала ее, обвиняла в трусости, говорила, что жизнь родителей разрушает не развод, а отказ Сары собрать обломки собственной жизни воедино, и все уже чертовски устали от такого поведения, так что Саре лучше бы исправиться, да побыстрее. Причины, по которым старшая сестра так набросилась на нее, до Сары так и не дошли, но ее переполнила волна ярости от услышанного, и этот самый гнев, казалось, вернул ее к жизни.

– Отлично! – закричала она Джейн, борясь с желанием запустить в сестру вазой. – Я поеду в чертову поездку, раз тебе кажется, что это для них так важно. Но впредь ты не будешь указывать, как мне жить! А по возвращении я перебираюсь на Лонг-Айленд на постоянное место жительства и не хочу ни от кого слышать чепухи о том, что я делаю с их жизнями. Это моя жизнь, и я могу провести ее так, как мне хочется! – Ее волосы развевались, словно крылья ворона, когда она запрокинула голову, а зеленые глаза сверкали недобрым светом. – Какое право у кого-то из вас есть решать, что хорошо для меня? – Ее переполнила новая волна ярости. – Что вы знаете о моей жизни?

– То, что ты тратишь ее впустую! – Джейн не отступала. – Последний год ты пряталась тут, словно столетняя старуха, и расстраивала маму с папой своим мрачным видом! Никто не хочет наблюдать сложа руки, что ты творишь с собой. Тебе еще и двадцати двух нет, а не двести лет!

– Спасибо, что напомнила. А если вам так больно смотреть на меня, я после возвращения перееду как можно быстрее. В любом случае я хочу найти свой дом, о чем сказала отцу несколько месяцев назад.

– Да, конечно! Полуразрушенный сарай в Вермонте или ветхий сельский дом в глуши на Лонг-Айленде… А можешь придумать себе какое-нибудь другое наказание? Ходить в рубище и посыпать голову пеплом, как тебе? Ты обдумывала подобный вариант или для тебя это слишком изысканно? Лучше обречь себя на вечные муки, например, поселиться в доме с прохудившейся крышей и без отопления, чтобы мама беспокоилась о том, что у тебя воспаление легких каждый год. Должна признаться, это и впрямь серьезное испытание! Сара, меня уже от тебя тошнит. – Джейн напустилась на сестру, в ответ Сара выскочила из комнаты и так хлопнула дверью, что на петлях облупилась краска.

– Избалованная девчонка! – заявила Джейн родителям, все еще кипя от негодования. – Не понимаю, почему вы с ней церемонитесь. Почему просто не заставите вернуться в Нью-Йорк и жить как все люди?

К весне терпение Джейн иссякло, она уже достаточно натерпелась и считала, что Сара обязана ради родных хотя бы попытаться прийти в норму. Ее бывший муж определенно смог это сделать. В мае в «Нью-Йорк таймс» появилось объявление о помолвке Фредди и Эмили Астор.

– Как мило, – саркастически сказала Джейн, услышав новость, а Сара промолчала, хотя родные и понимали, что известие наверняка ранило ее до глубины души. Эмили была одной из самых давних подруг Сары и приходилась дальней родственницей.

– А как ты предлагаешь мне заставить ее жить как нормальные люди? – поинтересовался отец. – Продать дом? Привезти в Нью-Йорк в смирительной рубашке? Связать и сунуть в багажник автомобиля? Она взрослая женщина, Джейн, и мы не можем контролировать ее.

– Ей чертовски повезло, что вы с ней так носитесь. Думаю, сейчас самое время взять себя в руки!

– Капельку терпения, – тихо промолвила мать.

В тот же вечер Джейн уехала обратно в Нью-Йорк, так и не повидав больше Сару. Та ушла на пляж и долго-долго бродила, а потом и вовсе уехала в старом «Форде», который отец держал здесь для дворецкого.

Но несмотря на все упрямство Сары и ее твердое убеждение держаться подальше от общества, слова старшей сестры явно достигли цели. В июне она спокойно согласилась присоединиться к родителям и поехать в Европу, о чем сообщила как-то вечером за ужином, причем совершенно будничным тоном. Мать уставилась на нее в изумлении. Отец захлопал в ладоши, услышав новость. Он как раз собирался отказаться от забронированных билетов, раз уж Сара категорически против поездки. Эдвард решил: если тащить дочь в Европу, словно узницу, против воли, то всем придется несладко – и им, и уж точно Саре.

Он не осмелился спросить, что же в итоге ее убедило. Все считали, что переменой настроения Сара обязана Джейн, однако, разумеется, самой Саре никто об этом даже не заикнулся. Когда Сара вышла из машины возле пристани, она казалась высокой, худой и очень серьезной в простом черном платье и чопорной черной шляпке, некогда принадлежавшей матери. Она была красивой, но очень аскетичной: огромные глаза на бледном лице, темные волосы убраны в тугой узел, и ни грамма косметики. Окружающие отмечали ее красоту и грусть, она выглядела словно прелестная, но слишком юная вдова.

– Ты не могла надеть что-то повеселее, милая? – спросила мать перед выходом из дома, но Сара лишь пожала плечами. Она согласилась поехать, чтобы сделать приятное родителям, но это не значит, что она будет отлично проводить время или хотя бы притворяться, что ей все нравится.

Перед отъездом она подыскала идеальный дом на Лонг-Айленде, старую заброшенную ферму с крошечным коттеджем, отчаянно нуждавшимся в ремонте, прямо на берегу океана, с десятью акрами неухоженной земли в придачу. Она продала обручальное кольцо, чтобы заплатить задаток, и собиралась после возвращения поговорить с отцом о покупке этого участка для нее. Сара точно знала, что никогда больше не выйдет замуж, и хотела обустроить собственный дом – ферма в Глас-Холлоу идеально подходила для этих целей.

Утром Томпсоны ехали на пристань в молчании. Сара размышляла о грядущей поездке и о том, зачем вообще согласилась. Она рассудила так: если она изменится, они почувствуют, что дочь хотя бы пыталась отблагодарить их, стать такой, как прежде. Может быть, отец согласится помочь ей приобрести ту крошечную ферму, когда они вернутся. Если так – игра стоит свеч. Саре нравилась идея отреставрировать старый дом и уже не терпелось приступить к ремонту.

– Ты такая тихая, дорогая, – сказала мать, нежно похлопав ее по плечу в машине. Родители были счастливы, что Сара едет с ними. Это давало всем надежду, в основном потому, что никто просто понятия не имел, насколько Сара полна решимости жить в одиночестве после возвращения. Если бы они знали, то очень бы волновались.

– Просто думаю о поездке.

Отец улыбнулся и принялся тихонько рассказывать матери про телеграммы, которые направил друзьям. Они распланировали путешествие на два месяца: Канны, Монако, Париж, Рим и, разумеется, Лондон.

Мать продолжала говорить о старых друзьях, с которыми Сара даже не была знакома, когда они поднимались по трапу и несколько человек оглянулись им вслед. Сара выделялась на фоне родных, она шла впереди них, черная шляпка скрывала один глаз, придавая облику загадочности, а второй виднелся под вуалью, отчего лицо казалось таким серьезным и молодым. Сара напоминала испанскую принцессу. Окружающих интересовало, кто же она такая. Какая-то дама заявила, что это наверняка кинозвезда, которую она определенно видела на экране. Если бы Сара слышала эту реплику, то от души посмеялась бы. Сара не обращала внимания на пассажиров, мимо которых они проходили, на элегантные наряды, аккуратные прически, выставку драгоценностей, на хорошеньких женщин и представительных мужчин. Ей хотелось одного – побыстрее найти свою каюту, а там уже ждали Питер и Джейн с Марджори и маленьким Джеймсом, который бегал по палубе неподалеку. В свои два с половиной он стал настоящим озорником. Марджори только-только сделала первые шажки и, покачиваясь, исследовала каюту. Сара была счастлива снова увидеть их, особенно Джейн. Гнев испарился несколько недель назад, и сестры опять стали лучшими подругами, особенно когда Сара объявила, что едет.

Они принесли две бутылки шампанского, а стюард щедро разлил еще одну по бокалам, пока вся компания стояла у каюты Сары и болтала. Ее каюту отделяла от каюты родителей гостиная, достаточно большая, чтобы там поместился детский рояль, который Джеймс почти сразу открыл и начал радостно колотить по клавишам, пока Джейн умоляла прекратить.

– Думаешь, стоит повесить табличку на дверь с сообщением для остальных пассажиров, что Джеймс с вами не едет? – спросил Питер с усмешкой.

– Такое мелкое хулиганство полезно для развития музыкальных навыков, – снисходительно улыбнулась бабушка. – Кроме того, какофония звуков будет напоминать нам о нем следующие два месяца. Мальчик устроил нам громкие проводы!

Джейн заметила, как строго оделась сестра, но вынуждена была признать, что Сара все равно красавица. Она всегда была более яркой из них двоих, вобрав лучшие черты родителей. Джейн унаследовала более спокойную, чуть размытую и нежную внешность матери. Саре же достались от отца яркие ирландские черты, которые облагородились и стали более утонченными.

– Надеюсь, ты хорошо проведешь время, – сказала Джейн с улыбкой, испытывая облегчение от того, что сестра не передумала.

Родным хотелось, чтобы Сара завела новых друзей, приобрела новый опыт, а по возвращении снова стала общаться со старыми знакомыми. Последний год ее жизнь была такой одинокой, такой тусклой и невероятно пустой. По крайней мере так казалось Джейн. Она не могла себе представить, что прожила бы год так, как Сара. Да и вообще не могла даже вообразить жизни без Питера.

Джейн и Питер сошли на берег, когда раздался свисток и взревели пароходные трубы, а стюарды кружили по залам, звоня в колокольчики и торопя провожающих покинуть корабль. В суматохе все обнимались и целовались на прощание, все что-то кричали друг другу, допивали шампанское, у кого-то брызгали слезы из глаз, а потом наконец последние провожающие сошли с трапа. Томпсоны на палубе махали Питеру и Джейн, маленький Джеймс крутился на руках отца, а Джейн держала Марджори, которая тоже старательно вертела маленькими ручками. Глаза Виктории Томпсон увлажнились. Им предстояло провести в разлуке долгих два месяца, но она готова была пойти на эту жертву, если путешествие пойдет на пользу младшей дочери.

– Что ж, – сказал Эдвард с довольной улыбкой. Пока что все шло хорошо. Корабль только что отплыл. Они и правда везут Сару в Европу. – Что будем делать? Прогуляемся по палубе? Или пройдемся по магазинам?

Он с нетерпением ждал встречи со старыми друзьями и радовался, что им удалось уговорить его любимую отшельницу. Сейчас как раз подходящее время. Политическая ситуация накалилась. Кто знает, что случится дальше. Если через год или два вспыхнет новая война, возможно, это будет их последний шанс посетить Европу.

– Я распакую вещи, – тихо ответила Сара.

– Стюарды сделают это за тебя, – возразила мать, но Сара не слушала.

– Я хочу сама, – упрямо твердила она с унылым видом, несмотря на праздничную атмосферу, царящую вокруг: шарики, бумажные гирлянды и конфетти повсюду.

– Встретимся в столовой за обедом?

– Лучше я посплю. – Сара пыталась улыбаться, но про себя мрачно представила, насколько тяжелыми будут следующие два месяца, когда придется постоянно находиться рядом с родителями. Она привыкла зализывать раны одна, и, хотя большинство из них уже зарубцевались, шрамы пока не прошли, и она предпочитала скрывать их от всех. Сара не могла представить, как выдержит родителей сутки напролет с их постоянными попытками развеселить ее. Ей не хотелось, чтобы кто-то ее развлекал. Она полюбила свое затворничество, мрачные мысли и одиночество. Разве раньше Сара была такой?

– Может, лучше подышишь свежим воздухом? – не отставала мать. – Тебя будет мучить качка, если ты слишком долгое время проведешь в каюте.

– Вот тогда и пройдусь. Не волнуйся, мама, я в порядке, – отмахнулась Сара, но родителей не убедила.

– Что нам с ней делать, Эдвард? – мрачно поинтересовалась Виктория, пока они гуляли по палубе, глядя на других пассажиров и на море и размышляя о дочери.

– С ней нелегко, это я тебе гарантирую. Интересно, она и впрямь так несчастна, как кажется, или воображает себя романтической героиней. – Он не был уверен, что понимает Сару. Временами обе дочери казались ему загадкой.

– Мне кажется порой, что страдать вошло у нее в привычку, – ответила Виктория. – Думаю, сначала она действительно обезумела от горя, была обижена, расстроена и сгорала от стыда от учиненного Фредди скандала. Но, знаешь, у меня за последние полгода появилось чувство, что Саре просто нравится так жить. Ей нравится одиночество, нравится ее затворничество. Не понимаю, почему, но это так. В юности она всегда была общительной, более озорной, чем Джейн, но словно бы забыла обо всем этом и стала другим человеком.

– Лучше бы ей снова стать собой, и побыстрее, черт возьми. Это идиотское затворничество не на пользу. – Эдвард целиком и полностью разделял мнение жены. Ему тоже стало казаться, что дочь наслаждается страданием. Да, Сара остепенилась, стала более зрелой, но определенно – более несчастной.

Затем они отправились обедать, а Сара тем временем в своей каюте писала письмо Джейн. Теперь она не обедала. Обычно вместо обеда она подолгу гуляла по берегу, поэтому оставалась такой худой. Но ей не приходилось ничем жертвовать, поскольку Сара редко испытывала чувство голода.

После обеда родители заглянули к ней и обнаружили, что Сара лежит на кровати все так же в черном платье, но без шляпки и туфель. Она прикрыла глаза и не двигалась, но Виктория заподозрила, что дочь притворяется. Родители оставили Сару одну, а через час вернулись и увидели, что она переоделась в серый свитер и свободные брюки и читала книгу, устроившись в удобном кресле, отрешенная от окружающей действительности.

– Сара? Пройдемся по прогулочной палубе? Там чудесные магазины! – Виктория Томпсон решила не сдаваться.

– Может, позже. – Сара так и не оторвала глаз от книги, а когда услышала, что дверь закрылась, то решила, что мать ушла. Она подняла голову и вздрогнула, увидев мать прямо перед собой. – Ой… я думала, ты ушла.

– Я так и знала. Сара, я хочу, чтобы ты вышла и прогулялась со мной. И знай, что я не намерена провести всю дорогу, умоляя тебя выйти из каюты. Ты решила поехать, теперь попытайся провести время приятно, иначе ты испортишь путешествие всем нам, особенно отцу. – Они с отцом всегда очень беспокоились друг о друге, и это порой восхищало Сару, но сейчас она ощутила раздражение.

– Почему? Какая разница, буду ли я ежеминутно рядом с вами? Мне нравится быть одной. Почему всех это так огорчает?

– Потому что это ненормально. Девушке твоего возраста вредно все время быть одной. Тебе необходимы люди, жизнь и эмоции.

– Почему? Кто решил это за меня? Кто сказал, что в двадцать два необходимы эмоции? А я не хочу никаких переживаний. Я уже испытывала взлеты и падения, больше не хочу. Почему вы никак не можете понять?

– Я понимаю, милая. Но то, что ты пережила, – это не счастье, а разочарование. Удар по всему доброму и светлому, по всему, во что ты верила. Ужасный опыт, и мы не хотим, чтобы ты прошла через подобное снова. Никто не желает тебе такого. Но ты должна снова выходить в свет. Обязана, иначе ты зачахнешь и умрешь, не физически, а духовно, если на то пошло.

– Откуда ты знаешь? – Саре неприятно было выслушивать слова матери.

– Потому что я вижу это по твоим глазам, – ответила мудрая Виктория. – Я вижу, как внутри тебя кто-то умирает, кто-то, кому больно, одиноко и грустно. Кто-то, кто молит о помощи, но ты не позволяешь этой части себя выйти наружу, чтобы получить помощь. – Глаза Сары наполнились слезами, мать подошла к креслу и нежно обняла ее. – Я так люблю тебя, Сара. Попытайся, пожалуйста… снова стать собой. Доверься нам… мы не позволим больше никому тебя обидеть.

– Но ты же не знаешь, каково мне было. – Сара заплакала, как дитя, стыдясь собственных чувств, вырвавшихся из-под контроля. – Так ужасно… и неправильно… его никогда не было дома, а если был, то… – Она не могла продолжать, просто рыдала и качала головой, не в силах подобрать слова, чтобы описать свое состояние, а мать гладила ее по шелковистым волосам, прижимая к себе.

– Знаю, милая… Я знаю… Могу лишь представить, каково это. Должно быть, ужасно. Но все кончилось. А твоя жизнь – нет. Она только начинается. Не сдавайся, не дав себе шанса. Оглянись, почувствуй морской ветер, аромат цветов, позволь себе снова жить. Прошу…

Сара прильнула к матери, слушая ее, а потом наконец сказала, что она чувствовала:

– Не могу больше… Я слишком боюсь…

– Я здесь, я рядом.

Раньше они не могли помочь ей, разве что в самом конце, когда физически и финансово помогли покончить с браком. Но они не могли заставить Фредди вести себя нормально, приходить домой по вечерам, отказаться от подружек и проституток, не могли сохранить ребенка. Сара получила жестокий урок: порой тебе никто не в состоянии помочь, даже родители.

– Но нужно попытаться снова, девочка моя. Просто маленькими шажочками. Мы с папой будем рядом.

Она отстранилась от дочери и заглянула ей в глаза.

– Мы тебя очень-очень любим и не хотим, чтобы ты страдала.

Сара закрыла глаза и глубоко дышала.

– Я попробую. – Она снова посмотрела на мать. – Правда. – Затем ее охватила паника. – Но что, если у меня не получится?

– Что не получится, милая моя девочка? – улыбнулась мать. – Гулять со мной и папой? Или ужинать с нами? Не получится встретиться с парой наших друзей? Я думаю, ты справишься. Мы не так много просим, а если что-то и правда будет тебе не под силу, то скажешь.

Такое впечатление, будто Сара стала инвалидом, и в определенном смысле так оно и было. Фредди покалечил ее, и она это знала. Проблема состояла сейчас в том, что она сомневалась, можно ли ее исцелить, помочь ей, восстановится ли она в принципе. Матери невыносима была мысль, что ничего не получится.

– Как насчет прогулки?

– Я выгляжу ужасно. Глаза, наверное, опухли. А нос всегда становится красным, когда я плачу. – Сара рассмеялась сквозь слезы, когда мама состроила гримасу.

– Чепуха! Нормальный у тебя нос, ничуть не красный.

Сара вскочила с кресла, чтобы посмотреть на себя в зеркало, и воскликнула с отвращением:

– Даже слишком! Не нос, а багровая картошка!

– Дай-ка взглянуть… – Виктория прищурилась, рассматривая нос Сары, и качала головой. – Да, действительно. Разве что похож на очень-очень маленькую картофелинку. Никто и не заметит, если ты умоешься холодной водой, причешешься и подкрасишь губы.

Сара уже много месяцев не пользовалась косметикой, ей, похоже, было плевать, как она выглядит, и до сегодняшнего дня Виктория не настаивала.

– Мам, шутишь? Я не взяла с собой помаду, – рассеянно возразила Сара. Она и сама не понимала, хочется ли ей попробовать, но слова матери глубоко тронули ее, и ссориться с ней в редкую минуту единения совершенно не хотелось, пусть даже это означает, что придется накрасить губы.

– Я одолжу тебе свою. Тебе повезло – без помады ты выглядишь такой же красивой, как и с ней. А я без косметики напоминаю белый лист бумаги.

– Неправда! – крикнула Сара матери вслед, когда та направилась в свою каюту за помадой.

Через минуту миссис Томпсон вернулась и протянула тюбик дочери, а Сара послушно умылась холодной водой и причесалась. В свитере, свободных брюках, с длинными волосами, распущенными по плечам, она снова выглядела как юная девушка, и мать улыбнулась, когда они вышли из каюты, взявшись под руки, чтобы найти отца.

Мистера Томпсона они обнаружили на прогулочной палубе. Он принимал солнечные ванны, устроившись в шезлонге, а рядом с ним два привлекательных молодых человека играли в шаффлбоард[9]. Мистер Томпсон намеренно выбрал шезлонг рядом, как только приметил парней, в надежде, что рано или поздно Виктория приведет Сару, и был рад увидеть жену и дочь вместе.

– Дорогие мои, что делали? Ходили по магазинам?

– Пока нет, – ответила Виктория с довольным видом, а Сара улыбнулась, не обращая внимания на молодых людей, которых присмотрел отец. – Мы решили, что для начала прогуляемся, может, выпьем чаю вместе с тобой, а потом совершим налет на магазины и потратим все деньги.

– План отличный, но помните: мне придется броситься за борт, если вы пустите меня по миру.

Женщины рассмеялись, а молодые люди по соседству взглянули на Сару, причем один не без интереса. Однако Сара демонстративно отвернулась и отправилась с отцом пройтись по прогулочной палубе. В процессе беседы мистер Томпсон поразился, как много его дочь знает о мировой политике. Она, очевидно, следила за публикациями в газетах и журналах, суммируя все известные подробности о ситуации в Европе. Он вспомнил, насколько дочь умна и проницательна, и был восхищен ее знаниями. Сара, будучи девушкой незаурядной, не тратила время впустую даже в затворничестве. Они обсудили Гражданскую войну в Испании, аннексию Гитлером Австрии в марте и значение этого события, а еще вторжение в демилитаризованный бассейн Рейна.

– Откуда ты все это знаешь? – поразился отец. Сара оказалась интересной собеседницей.

– Много читала, – робко улыбнулась она. – Больше делать было особо нечего, ты же понимаешь. – Отец с дочерью тепло улыбнулись друг другу. – Мне очень интересно. Пап, как думаешь, что будет дальше? Гитлер объявит войну? Он, кажется, готовится к подобному развитию событий, думаю, союз Рима и Берлина может быть очень опасным. Особенно учитывая поведение Муссолини.

– Сара, – он остановился, уставившись на нее, – ты меня изумляешь.

– Спасибо.

Они еще какое-то время прогуливались, углубившись в дискуссию о том, насколько опасна война в Европе, и мистеру Томпсону не хотелось прекращать прогулку и по прошествии часа. Он взглянул на дочь другими глазами, с этой стороны всю глубину ее личности ван Диринг определенно не заметил. Продолжив оживленную беседу за чаем, мистер Томпсон поделился с Сарой своей теорией, почему Соединенные Штаты никогда не будут втянуты в войну в Европе, заметив, что посланник Кеннеди[10] поделился с ближайшим кругом, что Англии совершенно не нужна война в Европе.

– Жаль, что мы не поедем в Германию, – сказала Сара, в очередной раз удивляя отца, – мне хотелось бы своими глазами увидеть, что там происходит, и, может быть, даже побеседовать с людьми.

После этих слов мистер Томпсон, напротив, порадовался, что они туда не едут. Позволить Саре погрузиться с головой в опасный мир политики не входило в его планы. Интерес к мировой политике, осведомленность и информированность, даже до такой степени, как у Сары, редко встречались, особенно среди женщин. Но любопытствовать – это одно, а вот поехать в Германию и оценивать ситуацию лично – совершенно другое. Он бы ни за что дочери этого не позволил.

– Думаю, даже лучше, что мы посетим Англию и Францию. Не уверен, что нам стоит в Рим-то ехать. Решим на месте.

– Где твой дух авантюризма, папа? – поддразнила его Сара, но мистер Томпсон покачал головой, поскольку был мудрее дочери.

– Я слишком стар для этого, дорогая. Тебе нужно меньше забивать голову политикой, а больше ходить на вечеринки в новых сногсшибательных нарядах.

– Как скучно. – Она прикинулась зевающей, и ее отец рассмеялся.

– Ты очень необычная девушка, мисс Сара.

Не удивительно, что ее брак с ван Дирингом обернулся полной катастрофой и Сара сбежала и спряталась на Лонг-Айленде. Она слишком умна для этого повесы и вообще для большинства молодых людей его круга. Во время путешествия отец и дочь узнают друг друга получше, и тогда он разберется, что она за человек.

На третий день путешествия Сара уже преспокойно гуляла по кораблю. Она по-прежнему держалась особняком и не проявляла особого интереса к молодым людям, но обедала вместе с родителями в ресторане, а вечером они ужинали за столом капитана.

– Вы еще ни с кем не обручены, мисс Томпсон? – спросил капитан Ирвинг, блеснув глазами, а мать затаила дыхание в ожидании ответа.

– Нет, – холодно ответила Сара, на ее щеках вспыхнул легкий румянец, а рука немного дрожала, когда девушка поставила бокал.

– Как повезло молодым людям в Европе.

Сара сдержанно улыбнулась, но слова полоснули ножом по сердцу. Нет, она не обручена, она ждет развода в ноябре, через год после слушаний. Развод. Она почувствовала себя обесчещенной женщиной. Но по крайней мере здесь никто не знал о случившемся, что не могло не радовать. И если повезет, то и в Европе никто не узнает.

Капитан пригласил ее на танец. Она была очень красива в нежно-голубом атласном платье, которое мать сшила для нее перед свадьбой с Фредди. Платье было частью приданого, и в тот вечер, надевая его, Сара ощущала комок в горле. Сразу после капитана ее пригласил длинный светловолосый молодой человек. Она долго мялась, но потом вежливо кивнула.

– Откуда вы?

Он был высоким блондином, а по акценту Сара поняла, что перед ней англичанин.

– Из Нью-Йорка.

– Вы едете в Лондон? – Он, похоже, отлично проводил время.

Последние несколько дней он наблюдал за девушкой, но та была неуловимой и робкой. Она никоим образом не флиртовала с молодым человеком, и это тревожило его. Сара специально держалась холодно. Ей претили его ухаживания, а еще этот тип странным образом напоминал ей Фредди.

– А где остановитесь?

– У друзей моих родителей, – солгала Сара, отлично зная, что они забронировали номера в отеле «Кларидж» и пробудут в Лондоне как минимум две недели. Но она не горела желанием встречаться с ним, и надо было быть осторожной.

К счастью, танец быстро закончился. Молодой человек еще какое-то время вился вокруг нее, но Сара не отреагировала. Спустя пару минут он понял намек и удалился за свой столик.

– Как я вижу, молодой лорд Уинтроп не в вашем вкусе, – поддразнил ее капитан. Сам он был завидным женихом, и всех юных леди, достигших брачного возраста, казалось, переполняла решимость подцепить его. Всех, кроме неприступной мисс Томпсон.

– Вовсе нет. Просто я совсем его не знаю, – холодно ответила Сара.

– Хотите, я официально вас представлю? – предложил капитан, но Сара лишь улыбнулась и покачала головой.

– Нет, спасибо, капитан.

После этого она танцевала с отцом, а капитан в разговоре с Викторией похвалил красоту и ум ее дочери.

– Необыкновенная девушка, – сказал он с явным восхищением. Капитан наслаждался беседой с Сарой почти точно так же, как ее отец в течение всех пяти дней путешествия. – Прелестная. И очень благовоспитанная для такой юной особы. Не могу себе представить, чтобы у вас возникли с ней какие-то проблемы.

– Так и есть, – улыбнулась Виктория, гордясь своей младшей дочерью, – правда, она даже слишком благонравна. – Виктория улыбалась через силу, поскольку ее встревожило равнодушие Сары к молодому лорду Уинтропу, что не сулило ничего хорошего и остальным молодым людям Европы. – Она испытала большое разочарование в жизни, – призналась Виктория, – боюсь, какое-то время она будет держаться особняком. Мы надеемся, что она выйдет из своего кокона в Европе.

– Понятно, – кивнул капитан. Слова Виктории объяснили полное отсутствие интереса к Филиппу Уинтропу. – Такой девушке трудно найти пару. Она слишком умна и мудра и не интересуется всякой чепухой. Может быть, ей нужен кто-то постарше. – Капитану Сара была симпатична, и он озаботился ее судьбой. Капитан улыбнулся Виктории: – Вам очень повезло. Она красавица. Надеюсь, она найдет себе отличного мужа.

Виктории стало интересно, всем ли окружающим кажется, что они едут в Европу за мужем для Сары. Сара была бы возмущена, если бы узнала об этом. Виктория поблагодарила капитана, станцевала с ним еще один танец и отправилась на поиски мужа и дочери.

– Нам следует лечь спать пораньше. Завтра у нас важный день.

Они сходили на берег в Шербуре, откуда прямиком ехали в Париж. Сара никогда не бывала в Париже, поэтому их ожидала насыщенная экскурсионная программа, и сотрудники отеля позаботились об автомобиле с водителем. Томпсоны собирались остановиться в «Ритце», а через неделю должны были перебраться в Довиль, знаменитый водный курорт, а затем в Биарриц, чтобы повидаться с друзьями, после чего провести неделю на Ривьере, в Каннах, и еще несколько дней в Монте-Карло со старыми друзьями. Завершить путешествие по Европе они намеревались в Лондоне.

Корабль вошел в док Шербура в восемь утра, и Томпсоны сели на поезд, расписание которого как раз было согласовано с прибытием пароходов, в приподнятом настроении. Мистер Томпсон перечислил те места, которые, по его мнению, Сара обязана посетить, среди них Лувр, сад Тюильри, дворцово-парковый ансамбль Версаль, усадьба Мальмезон, известная как резиденция Наполеона Бонапарта и Жозефины, «Зал для игры в мяч», Эйфелеву башню и, конечно, гробницу Наполеона. Когда он замолчал, Виктория Томпсон подняла брови.

– Я не услышала в твоем списке дом Шанель… Диора… Баленсиага и Скиапарелли… Ты забыл о них, дорогой? – В этом году в Париже в моде были фиолетовый и розовато-лиловый цвета, и Виктории не терпелось приобрести обновки для себя и Сары.

– Я честно пытался, – добродушно улыбнулся Эдвард, – но не думаю, что ты дашь мне забыть о них надолго.

Ему нравилось идти на поводу у жены и не терпелось дать волю и дочери, но вдобавок мистеру Томпсону хотелось познакомить ее с культурными достопримечательностями, некоторые из которых он начал обсуждать еще по дороге в Париж.

Их номера в «Ритце» были превосходны. В этот раз Сара занимала отдельную комнату с видом на Вандомскую площадь. Оставшись одна, девушка вынуждена была признаться себе, что в таком одиночестве, помимо горечи, чувствовалась и сладость, и, разумеется, ей было бы куда веселее здесь с мужем.

Сара вздохнула и улеглась одна на огромной кровати, укрывшись ватным одеялом.

Утром они отправились в Лувр и провели там несколько часов. Это был радостный день для ее родителей, как все путешествие в целом. Сара прекратила упрямиться. В Париже жила лишь одна давняя подруга матери мистера Томпсона, которая пригласила их к себе на чай на улицу Якобинцев, но не устраивала никаких шумных вечеринок, которые так претили девушке. Сара просто наслаждалась музеями, соборами, магазинами и временем, проведенным в обществе родителей.

В Довиле атмосфера стала чуть более напряженной, поскольку все друзья, к которым они заезжали, настаивали, чтобы Сара познакомилась с их сыном, и делали все возможное, чтобы молодые люди заинтересовались друг другом. Молодой человек и правда проявил энтузиазм по этому поводу, а вот Саре он показался непривлекательным, невежественным и ужасно занудным. Она всячески избегала его, как и двух братьев, которых ей навязывали в Биаррице, а еще чьего-то внука в Каннах, не говоря уже о двух «очаровательных» молодых людях, представленных ей друзьями в Монте-Карло. К концу отдыха на Ривьере Сара пребывала в мрачном настроении и почти не разговаривала с родителями.

– Тебе понравилась Ривьера, дорогая? – невинно поинтересовалась Виктория, пока они паковали вещи в преддверии переезда в Лондон.

– Нет! Вообще не в моем духе! – выпалила Сара.

– Правда? – удивилась мать, которая считала, что дочь отлично проводит время. Они гостили на нескольких яхтах, много времени провели на побережье и посетили несколько замечательных вечеринок. – Как жаль.

– Я хочу, чтобы ты кое-что поняла, мама. – Сара посмотрела на Викторию в упор и отложила белую блузку, которую упаковывала. – Я приехала в Европу не за тем, чтобы найти очередного мужа. Хочу напомнить, что до ноября я официально замужем. Более того, я вообще не хочу больше замуж. Я устала от того, что все ваши знакомые пытаются навязать мне своих идиотских сынков, недорослей-внуков или умственно отсталых кузенов. Пока что я не встретила мужчину, с которым просто можно побеседовать, не говоря уж о том, чтобы провести с ним хотя бы час. Мне не нужны мужчины, и я не хочу, чтобы меня таскали по всей Европе, демонстрируя потенциальным женихам как какую-то застенчивую девушку, отчаянно ищущую себе мужа. Это ясно? – Ошарашенная Виктория кивнула. – Кстати, кто-нибудь из этих людей знает, что я уже была замужем?

Виктория покачала головой:

– Не думаю.

– Может, стоит сказать. Уверена, их щенячий восторг поубавился бы и они перестали бы подсовывать своих глупых родственников, если бы знали, что я разведена.

– Это не преступление, Сара, – тихо возразила мать, отлично понимая, как Сара относится к разводу. Для нее развод был преступлением, смертным грехом, за который она не могла себя простить и не ожидала, что ее простят другие.

– Но и гордиться тут явно нечем. Большинство людей вряд ли сочтут это плюсом в биографии.

– Я не считаю развод преимуществом, но это не катастрофа. Ты познакомишься с людьми, которые узнают о твоем разводе, но не станут осуждать. А когда придет время, ты сможешь поделиться с теми, кто не знает, если сочтешь нужным.

– Похоже на заразное заболевание. Больной обязан предупредить здоровых.

– Разумеется, нет. Только если ты захочешь.

– А может, мне стоит нанести клеймо?! Ну, знаешь, как прокаженной. – Она говорила со злостью, горечью и грустью, поскольку устала, что ей подбирают в пару молодых парней, которые не испытывают к ней никакой симпатии, зато готовы одежду сорвать. – Ты знаешь, что учудил родственник Сент-Жилей в Довиле? Украл мою одежду, пока я переодевалась, а потом вломился и пытался сорвать с меня полотенце. Его это забавляло.

– Какой ужас! – Виктория была шокирована. – Почему ты ничего не сказала?

– О, я сказала! Ему. Заявила, что если он немедленно не вернет мне одежду, то я пойду к его отцу. Немедленно. Бедняжка так перепугался, что все мне отдал и умолял никому не говорить. Жалкое зрелище.

Подобных выходок можно ждать от семнадцатилетнего, но не от двадцатисемилетнего мужчины. Все эти парни были как на подбор незрелые, избалованные, самонадеянные, невежественные нувориши. Сара просто не могла выносить этого.

– Я лишь хочу, чтобы вы с отцом знали, что я здесь не в поисках мужа, – еще раз напомнила Сара матери, Виктория кивнула, и девушка принялась снова упаковывать вещи.

Вечером миссис Томпсон рассказала о случившемся мужу, в том числе и о молодом человеке из Довиля. Главе семейства выходка показалась глупой, но безобидной.

– Проблема в том, что она намного взрослее всех этих молокососов. Сара многое пережила. Ей необходим кто-то постарше, более опытный. Мальчики понятия не имеют, как с ней себя вести. Если учесть, что она вообще больше не хочет заводить романы, эти маменькины сынки лишь раздражают. Нужно быть деликатнее, когда в Лондоне будем с кем-то ее знакомить.

Идея заключалась не в том, чтобы полностью отвратить Сару от мужчин, но по крайней мере найти парочку таких, с кем ей приятно было бы проводить время, чтобы напомнить, что в жизни есть что-то и помимо одиночества. Но благодаря всем этим юным французам перспектива стать монашкой становилась для Сары все более привлекательной.

Они отправились в Париж на следующий день и через несколько часов пересекли Ла-Манш на «Золотой стреле»[11]. В «Кларидж» они прибыли к обеду. За стойкой регистрации их приветствовал портье, который чинно показал им их номера. Родителям досталась огромная спальня, из окна которой поверх крыш виднелись Биг-Бен и палаты парламента, к спальне примыкала небольшая гостиная, а Сару поселили в милую комнатку, напоминавшую будуар, отделанную розовым атласом с мебелью, обитой ситцем с узором из роз. Взглянув на письменный стол в своем номере, Сара заметила полдюжины приглашений, которые ее совсем не обрадовали. Она даже не стала открывать их, но мать напомнила о приглашениях за ужином. Они ужинали в гостиной у себя в номере, и Виктория объяснила, что их пригласили на два званых обеда и на чай к старым друзьям, а также за город в Лестер на пикник и на легкий завтрак, устроенный в их честь Кеннеди в посольстве на площади Гросвенор. Все вышеперечисленные события лично Саре показались невероятно скучными.

– Мне обязательно с вами ехать?

Капризный тон напомнил Виктории те времена, когда Сара была подростком, однако отец ответил твердо:

– Не начинай. Мы все отлично знаем, зачем приехали. Мы приехали повидать друзей и не будем обижать их, отвергая их приглашения.

– Но зачем им мое присутствие? Это ваши друзья, отец, а не мои. Они обойдутся и без меня.

– Я этого не потерплю. – Он ударил кулаком по столу. – Это не обсуждается! Ты слишком взрослая для всей этой чепухи. Будь вежливой и милой, постарайся хоть немного. Ты понимаешь меня, Сара Томпсон?

Сара смерила отца ледяным взглядом, но он, казалось, не заметил, или же ему были безразличны любые возражения. У него имелись причины привезти дочь в Европу, и ему ничто не помещает снова вывести ее в свет. Как бы сильно она ни сопротивлялась, он инстинктивно чувствовал, что именно это в данный момент Саре и нужно.

– Ну, хорошо.

Ужин завершился в молчании. На следующий день Томпсоны отправились в Музей Виктории и Альберта и отлично провели время, затем последовал изысканный и строго официальный ужин. Но Сара не жаловалась. Она надела платье, которое мать приобрела накануне путешествия, из темно-зеленой тафты, подчеркивавшей оттенок ее глаз, – цвет, делавший ее невероятно хорошенькой. Девушка выглядела очень красивой, но не испытывала никаких восторгов по поводу вечера. Нескольких молодых людей пригласили в гости специально для знакомства с ней, и она пыталась даже завязать беседу, но обнаруживала, что у них нет ничего общего. Да и вообще большинство из них казались Саре избалованными, глупыми и на удивление не осведомленными о том, что происходит в мире.

По дороге в отель Сара молчала, а родители не спрашивали, хорошо ли она провела время. И так понятно, что нет. Второй ужин очень напоминал первый, а чаепития были и того хуже. Там ей попытались навязать внучатого племянника, который, даже как ее мать смущенно признала впоследствии, был туповатым и вел себя как избалованный ребенок.

– Ради всего святого! – напустилась Сара на мать, когда тем вечером они вернулись в отель. – Что со всеми этими людьми? Почему они так ведут себя со мной? Почему считают своим долгом найти мне пару из числа своих идиотских родственников? Что ты им сказал, когда сообщил о нашем приезде? – наступала Сара на отца, который все отрицал с оскорбленным видом. – Ты сказал, что я в отчаянии и меня необходимо вывести из этого состояния?

Она поверить не могла, что приходится общаться с такими людьми.

– Я просто сказал, что мы тебя привезем. А дальше уж они сами интерпретировали. Мне кажется, они пытаются проявить гостеприимство, приглашая для тебя кавалеров. Если тебе не по душе их родственники или друзья, мне жаль.

– А нельзя наврать, что я обручена? Или что у меня заразная болезнь? Сказать что-нибудь такое, чтобы меня не пытались сосватать? Это. Правда. Невыносимо. Услышьте же меня! Я отказываюсь ходить на все эти светские рауты и чувствовать себя дурой весь вечер. – Она сдерживалась, но уже готова была сорваться, и все происходящее ей явно надоело.

– Прости, Сара, – тихо произнес отец. – Они не хотели ничего плохого. Постарайся не расстраиваться.

– Да я не беседовала ни с одним вменяемым (не говоря уже умным) человеком с момента, как мы покинули Нью-Йорк. Кроме тебя, конечно, – укоряла она отца, а тот не смог сдержать улыбки: по крайней мере дочь наслаждалась его компанией так же, как он – ее. Это уже прогресс!

– Прости мое любопытство, но с кем ты вела умные беседы, пока пряталась на Лонг-Айленде?

– По крайней мере, там я и не ожидала встретить достойных собеседников.

Молчание было миролюбивым.

– Что ж, не рассчитывай на многое. Принимай все как есть. Новое место, возможность познакомиться с новыми людьми.

– Тут даже женщины скучные.

– Не могу согласиться, – возразил Эдвард, а жена приподняла бровь. Он с виноватым видом похлопал ее по руке, но Виктория знала, что это лишь шутка.

– Их интересуют исключительно мужчины. – Сара заняла оборонительную позицию. – Не думаю, что они когда-нибудь слышали о политике. Все как одна считают, что Гитлер – новый повар их матери. Как можно быть настолько тупыми?

Отец расхохотался и покачал головой.

– С каких это пор ты стала политическим и интеллектуальным снобом?

– С тех пор, как оказалась наедине с собой. На самом деле это было чертовски приятно, пап.

– Может, даже слишком. Пора вспомнить, что мир полон разных людей, умных и не очень, и даже совсем глупых, порой интересных, а часто очень даже скучных. Но так устроен мир! Ты определенно слишком долго провела в одиночестве, Сара. Я счастлив, как никогда, что ты приехала с нами.

– А вот я в этом не уверена, – проворчала она, но, по правде говоря, ей тоже нравилась поездка. Да, общение с окружающими не доставляло удовольствия, но в остальном путешествие стало ее своеобразным приключением, да и с родителями побыть она была искренне рада. Они снова сблизились. Несмотря на все жалобы, Сара казалась счастливее, чем за долгие месяцы. По крайней мере, к ней вернулось чувство юмора.

На следующий день Сара заупрямилась и ни в какую не хотела ехать с ними за город. Но отец настоял на своем, решительно заявив, что выбора нет, загородный воздух пойдет ей на пользу. Кроме того, он хорошо знал имение, куда они собирались отправиться, и его определенно стоило посетить. Хотя бы раз в жизни. Сара стонала, садясь в автомобиль, большую часть пути ворчала, но вскоре согласилась, что природа живописна, а день выдался необычно жарким и солнечным для Англии.

Когда они добрались до места, Сара признала, что отец был прав: имение было уникальное. Замок четырнадцатого века, обнесенный рвом, с красивым парком и фермой, которую семья, обитавшая здесь, полностью восстановила. Сотням гостей, прибывших на званый обед, разрешили бродить повсюду, даже спуститься вниз по холму, где ждали слуги, готовые подать напитки или же помочь устроиться в одной из множества гостиных или прямо в парке. Сара подумала, что в жизни не видела более очаровательного и занятного места! Она была в полном восторге от фермы, даже задержалась там, задавая вопросы, и умудрилась потерять родителей. Так и застыла на месте, любуясь соломенными крышами построек, величественным огромным замком, маячившим вдали. С холма открывался удивительный вид, и она тихонько присвистнула, ощущая уют, умиротворение и дыхание старины. Люди вокруг, казалось, исчезли. На самом деле к тому моменту большая часть и правда разбрелась в разных направлениях. Одни – вернулись в замок на обед, другие – наслаждались прогулкой по саду.

– Впечатляет, не правда ли? – раздался голос за ее спиной. Сара отшатнулась от неожиданности, краем глаза увидев высокого мужчину с темными волосами с голубыми глазами, стоявшего прямо за ней. Незнакомец словно бы нависал над хрупкой фигуркой Сары, он показался ей очень высоким. Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что у него к тому же была приятная улыбка. На первый взгляд Сара и незнакомец были похожи как брат с сестрой. – Всякий раз, когда я прихожу сюда, кажется, что соприкасаюсь с историей. И если прикрыть глаза, то веришь, вот-вот появятся крестьяне, а еще рыцари и их дамы сердца.

Она улыбнулась, поскольку чувствовала абсолютно то же самое.

– Я как раз думала, что не могу заставить себя вернуться в город после посещения фермы. Захотелось остаться, чтобы ощутить то, что вы только что так живо описали.

– Это место мне нравится таким, как есть. Я в ужасе, когда пытаются навести лоск, лишь бы придать старине налет современности.

Она кивнула, поразившись тому, что и как он сказал. Глаза незнакомца блестели, пока он говорил с ней. Казалось, что все его по-настоящему восхищало, с ним приятно было обсуждать даже пустяки.

– Позвольте представиться, меня зовут Уильям Уитфилд. Попал в плен на уик-энд, – представился он. – Белинда и Джордж – мои кузина и кузен, они немного ку-ку. Но в целом хорошие люди. А вы американка, не так ли?

Она кивнула и протянула руку, немножко смущаясь.

– Да, американка. Я – Сара Томпсон.

– Рад знакомству. Вы из Нью-Йорка? Или из более захватывающего места, типа Детройта или Сан-Франциско?

Сару рассмешило такое понимание «захватывающего», и она призналась, что в первый раз он угадал.

– Поездка по Европе?

– Снова в точку. – Сара улыбнулась, а собеседник внимательно рассматривал ее, не сводя пронзительных синих глаз.

– Дайте угадаю. С родителями?

– Да.

– Какой кошмар! Они надоедают вам до слез со своими музеями и церквями в течение дня, а вечером знакомят с сыновьями всех своих друзей, большинство из которых несут чушь несусветную, а многие и вовсе не говорят по-английски. Я снова прав? – Он явно наслаждался нарисованной им картиной.

Сара от души расхохоталась, не в силах отрицать.

– Думаю, вы за нами следили или кто-то рассказал вам, что мы делаем.

– Не могу представить ничего хуже, разве что медовый месяц с кем-то поистине ужасным.

Но стоило ему произнести эти слова, как ее глаза погрустнели, и она даже несколько отстранилась, что не ускользнуло от его внимания.

– Простите, это было бестактно. – Он казался открытым и прямолинейным, и рядом с ним Саре было очень спокойно.

– Вовсе нет. – Ей хотелось объяснить, что это просто больная тема, но она промолчала. – Вы живете в Лондоне? – Она решила, что нужно сменить тему разговора, чтобы он снова вел себя непринужденно. Хотя, кажется, ее новый знакомый, казалось, не слишком-то и расстроился.

– Это так, – признался он. – Когда не торчу в Глостершире, латая старые изгороди. Но нет ничего подобного этому замку, уверяю. У меня нет такого воображения, как у Белинды и Джорджа. Они много лет приводили это место в порядок. А я провел годы, чтобы мой особняк не превратился в груду камней. Но это все-таки случилось. Ужасное место, вы себе даже не представляете. Там полно чертежей, паутины и страшных звуков. Моя бедная мама по-прежнему живет там. – В его устах все преображалось, и, беседуя, они начали медленно двигаться в сторону замка. – Думаю, нам следует вернуться на обед. Не то чтобы кто-то заметил наше отсутствие. В такой толпе гостей Белинда ничего не усмотрела бы, даже если бы мы сбежали в Лондон. Однако думаю, что ваши родители потеряют вас и явятся по мою душу с ружьем наперевес.

Сара снова рассмеялась, понимая, что родители скорее заставили бы его подойти поближе, угрожая ружьем.

– Не думаю.

– Не знаю точно, какого мужчину ищут родители для своих юных невинных дочерей, но я уже староват. Хотя и пребываю в относительно добром здравии – для такого старика, разумеется. Все познается в сравнении. – Он внимательно рассматривал девушку, потрясенный ее красотой и заинтригованный тем, что увидел в ее глазах: ум, грусть и недоверие. – Очень невежливо с моей стороны поинтересоваться, сколько вам лет?

Внезапно ей захотелось сказать «тридцать», но зачем лгать.

– Будет двадцать два… в следующем месяце.

Это заявление произвело на него меньшее впечатление, чем она хотела бы, он слегка улыбнулся и, помогая перебраться через каменную ограду, подал сильную руку, которая показалась Саре очень нежной.

– Совсем дитя! А мне тридцать пять. Боюсь, что ваши родители расстроятся, если вы вернетесь домой с таким европейским подарочком. – Уильям дразнил Сару, но обоим было весело, и он действительно нравился ей. Такой человек мог бы стать хорошим другом, и Сара радовалась тому, что можно шутить с ним, пусть они и мало знакомы.

– В вас хорошо то, что вы не мелете чепухи. И готова побиться об заклад, что вы умеете определять время по часам, а еще говорите по-английски.

– Признаюсь, у меня масса достоинств. Где люди берут ужасных родственников, которых представляют детям друзей? Никогда не понимал этого. Мне доводилось встречаться с молодыми женщинами, и все они приходились родственницами с виду нормальным людям, правда, большинство сейчас уже в браке, бедняжки. И все знакомые были убеждены, что я просто сгораю от нетерпения, желая познакомиться с этими дамами. Странно, не так ли?

Сара с трудом подавила приступ смеха, когда вспомнила юношей, с которыми только что познакомилась в Европе. Она описала Уильяму своего горе-кавалера из Довиля, двух из Биаррица, а еще молодых людей из Канн и Монте-Карло… К тому моменту, как они пересекли ров и снова вошли в замок, Сара с Уильямом могли назвать друг друга друзьями.

– Думаете, нам оставили что-то на обед? Я умираю с голоду, – признался ей Уильям.

Он был крупным мужчиной, так что легко верилось в то, что он голоден.

– Надо было нарвать яблок на ферме. Мне ужасно хотелось, но фермер не предложил, а сама я побоялась их взять.

– Нужно было просто сказать, – отозвался Уильям, – и я бы украл их для вас.

Они нашли обеденный стол, заставленный жареным мясом, курицей, овощами и горами зеленого салата. Когда они положили себе две тарелки с горкой, Уильям проводил Сару в небольшую беседку. Она пошла за ним без малейших колебаний. Казалось естественным находиться в его компании и слушать его истории. В результате разговор зашел о политике, и Сара поразилась, узнав, что он только что ездил в Мюнхен. Уильям рассказал, что там напряжение чувствуется остро, хоть и не так, как в Берлине, где он не был с прошлого года. Но вся Германия, похоже, готовится к масштабной конфронтации.

– Думаете, война разразится скоро?

– Трудно сказать, но думаю, войне быть, хотя ваше правительство, кажется, не разделяет данную точку зрения.

– Не понимаю, как ее можно было бы избежать.

Он был заинтригован, узнав, что Сара в курсе мировых событий и интересуется вещами, за которыми женщины редко следят. Он расспросил ее подробнее, и Сара ответила, что проводила много времени в одиночестве в течение года, так что у нее было время узнать много такого, о чем она понятия не имела.

– А почему вам хотелось побыть одной? – Уильям заглянул в ее глаза, но она отвернулась.

Все в ней интриговало, однако он понял, что девушка носит внутри нечто болезненное, что решила во что бы то ни стало прятать от окружающих.

– Иногда человеку нужно побыть в одиночестве. – Сара не стала развивать тему, а Уильяму не хотелось наседать на нее, но он был заинтригован, а Сара тем временем рассказала ему о ферме, которую собиралась приобрести на Лонг-Айленде.

– Очень амбициозная затея для столь юной девушки. А что скажут ваши родители по этому поводу?

– Их удар хватит, – широко улыбнулась Сара. – Но мне не хочется возвращаться в Нью-Йорк. Рано или поздно они согласятся, или же я куплю ферму сама, если придется.

Она была решительной девушкой и, видимо, очень упрямой. Уильяму понравился блеск в ее глазах, когда она это произносила. Она не из тех женщин, которых легко добиться.

– Я не думаю, что уехать из Нью-Йорка такая уж плохая идея. А вот жить в одиночестве на ферме в вашем возрасте не слишком-то весело. Может, лучше проводить там лето или выходные?

Она покачала головой и сказала с тем же решительным видом:

– Я буду жить там постоянно. И хочу восстановить дом своими руками.

– Вы когда-нибудь делали нечто подобное? – Сара не переставала его удивлять. Она была обворожительна, и Уильям изумился тому, как сильно девушка ему понравилась.

– Нет, но я знаю, что у меня все получится. – Она говорила так, будто репетировала серьезный разговор с отцом.

– Вы думаете, родители позволят вам сделать это?

– Придется! – Сара вскинула подбородок, а Уильям нежно прикоснулся к нему.

– Думаю, родители с вами не соскучатся. Не удивительно, что они притащили вас в Европу, чтобы познакомиться с прекрасным принцем. Не уверен, что вправе винить их. Возможно, вам и впрямь стоило принять ухаживания кого-то из милых глупцов.

Несколько секунд она была шокирована его откровенностью, а потом шутливо замахнулась салфеткой. Уильям рассмеялся, защищаясь, инстинктивно придвинулся совсем близко к Саре, и на какой-то безумный миг им овладело дикое желание поцеловать ее. Но стоило заглянуть ей в глаза, как он увидел такую сильную грусть, что остановился.

– У вас есть какой-то секрет. И не очень радостный, да?

Она замялась, прежде чем ответить, и произнесла с осторожностью:

– Не уверена, что это можно назвать секретом.

Но ее глаза рассказывали собственную историю.

– Вам не нужно мне ничего говорить, Сара. Я всего лишь незнакомец. Но вы мне нравитесь. Вы замечательная девушка, и если с вами случилось что-то ужасное, мне искренне жаль.

– Спасибо, – улыбнулась она. При этом она казалась ему очень хрупкой и по-детски мудрой, а оттого еще более обольстительной.

– Вот увидите, иногда то, что делает нам больнее всего, быстрее всего и забывается. Эти события наносят нам болезненную рану, но раны затягиваются, и все проходит.

Однако Уильям видел, что ее раны еще кровоточат и ничего пока не прошло. Может быть, ее кто-то увлек и обманул, или же юноша, которого она любила, умер. Это должно быть что-то милое, романтичное и невинное, и вскоре она забудет о случившемся. Родители правильно сделали, что привезли ее в Европу. Она действительно красивая и умная девушка, и что бы с ней ни случилось, она быстро переживет это, особенно если встретит в Европе подходящего юношу… Вот же счастливчик!

Они еще долго проболтали, скрывшись от посторонних глаз в беседке, а потом рискнули выйти и присоединиться к остальным гостям и почти сразу же натолкнулись на немного эксцентричную хозяйку, кузину Уильяма, Белинду.

– Ах вот ты где! А я сказала всем, что ты уехал домой. Боже, Уильям, ты просто невыносим! – Она явно несказанно поразилась, увидев рядом с ним Сару. – И вы тут! А я как раз собиралась сказать, что Томсоны уверены, будто их дочь упала в ров. Они не видели ее с самого приезда. Ради всего святого, Уильям, что ты натворил?

– Я ее похитил и пытал рассказами о своей личной жизни. А потом она взбунтовалась и велела немедленно отвести ее к родным, так что я как раз доставлял ее обратно с бесконечным раскаянием и извинениями. – Он улыбался до ушей, и Сара тоже улыбалась, поскольку рядом с ним чувствовала себя очень легко.

– Ты просто кошмарен! Более того, ты никогда в своей жизни не испытывал раскаяния! – Она с удивлением обратилась к Саре: – Моя дорогая, он не обидел вас? Может, нам следует вызвать констебля?

– Вызывай! – поддакнул Уильям. – Я не видел его много месяцев!

– Заткнись, ты, чудовище!

Но тут Сара засмеялась, а Белинда покачала головой в притворном отчаянии.

– Знаешь, я никогда тебя больше не приглашу. Разве тебе не говорили родители, что девушек красть нельзя?! Ты слишком плохо воспитан, чтобы звать тебя в приличное общество.

– Все так говорят. – Уильям с грустью взглянул на Сару, которая давно так не веселилась. – Могу я познакомиться с вашими родителями?

– Да уж познакомься, – проворчала Белинда, не понимая, что кузен и впрямь намерен познакомиться с родителями Сары и еще раз увидеться с самой Сарой, если они позволят. Он понятия не имел, кто она и что она, но не сомневался, что хочет познакомиться поближе. – Я отведу вас к ним.

Сара и Уильям последовали за Белиндой, хихикая, посмеиваясь и перешептываясь, как нашкодившие дети. Томпсоны и не думали сердиться на дочь, когда снова увидели ее. Они понимали, что она где-то поблизости в полной безопасности, среди остальных гостей, и обрадовались, заметив ее с Уильямом: приятный с виду, интеллигентный, привлекательный, подходящего возраста и, кажется, очень воодушевлен их дочерью.

– Должен перед вами извиниться, – объяснил он. – Мы увлеклись разговором на ферме, а потом зашли пообедать. Боюсь, я задержал Сару дольше, чем предписывают приличия.

– Не верьте ни единому слову, – перебила Белинда. – Уверена, что он привязал ее где-то к дереву, съел ее обед, пока рассказывал ей омерзительные истории.

– Какая отличная идея, – задумчиво протянул Уильям, а Томпсоны засмеялись. – Сара, нужно попробовать в следующий раз.

Казалось, рядом с ней ему удивительно комфортно, как и Саре – рядом с ним. Они еще долго болтали, пока не появился Джордж, который обрадовался, найдя кузена, и настоял, чтобы тот отправился в конюшню оценить нового жеребца. Уильяма увели прочь вопреки его желанию, а Белинда продолжила беседу, удивленно приподняв одну бровь и глядя на Сару:

– Признаюсь, дорогая, что вы обратили на себя внимание самого привлекательного мужчины в Англии, и, возможно, самого обаятельного.

– Да, мы приятно провели время.

Но если бы Сара говорила с сестрой, то употребила бы другое слово. Он был просто потрясающим.

– Он слишком умен. Никогда не был женат. Слишком разборчив. – Белинда бросила предостерегающий взгляд на Томпсонов, словно говоря, что ее двоюродный брат не будет легкой добычей, однако они, похоже, проигнорировали. – Удивительно, но при этом насколько он непритязателен. Никто никогда не догадался бы. – Она снова обратилась к Саре: – Не думаю, что он сказал что-то… Вы знаете, что он герцог? – Она широко открыла глаза, а Сара уставилась на нее.

– Эээ… он представился просто как Уильям Уитфилд.

– Ну, да. Это мне в нем больше всего нравится. Забыла, какой он по счету в праве наследования… тринадцатый или четырнадцатый.

– Наследования… чего? Трона Великобритании? – спросила Сара сдавленным голосом.

– Разумеется. Хотя вряд ли он когда-либо вступит на престол. Но это кое-что значит для всех нас. Мы сентиментальны и имеем слабость разбираться в родословной. Думаю, все дело в поклонении многовековым традициям. В любом случае рада, что с вами все в порядке. Я заволновалась, когда мы не смогли вас найти.

– Простите, – вспыхнула Сара, все еще не оправившись от того, что только что узнала о своем новом друге Уильяме. А потом внезапно она забеспокоилась, не допустила ли в общении с ним какой-то оплошности. – Скажите, должна я как-то его называть… то есть как-то по-особенному? Прибавлять титул?

Белинда улыбнулась. Она была такой юной и такой хорошенькой.

– Ваша светлость. Но если вы это произнесете, думаю, он пристрелит нас обеих. Чур, я ничего не говорила, пока он сам не проболтается.

Сара кивнула, и, стоило хозяйке удалиться, к американцам снова присоединился Уильям.

– Как жеребец? – поинтересовалась Сара, понизив голос и стараясь вести себя как обычно, пока родители старательно притворялись, что не обращают на них внимания.

– Боюсь, впечатляет совсем не так, как та сумма, которую Джордж за него выложил. Джордж разбирается в лошадях хуже всех моих знакомых. Меня бы не удивило, даже если бы бедное животное оказалось кастратом. – Он бросил на нее виноватый взгляд. – Простите, думаю, не стоило говорить этого вслух.

– Все в порядке, – улыбнулась Сара, размышляя, как бы он отреагировал, обратись она к нему «ваша светлость». – Думаю, я слышала выражения и похуже.

– Надеюсь, нет. – Он тоже широко улыбнулся. – Хотя вы же общались со всякими болванами, а они бог знает что несут.

Сара рассмеялась, они обменялись долгими взглядами, и Сара сама себе удивилась – что она делает? Он герцог, один из наследников престола, а она ведет себя так, будто они старые друзья, хотя именно так ей и казалось после трех часов, проведенных с Уильямом. Возвращаться в Лондон совершенно не хотелось.

– Где вы остановились? – Сара услышала, как Уильям обратился к ее отцу, пока они брели к замку, в сторону крепостного рва.

– В отеле «Кларидж». Присоединитесь к нам как-нибудь? Выпьем что-нибудь или вместе поужинаем? – Ее отец озвучил приглашение непринужденным тоном, а Уильям явно обрадовался.

– С удовольствием. Можно позвонить вам завтра утром? – обратился он к Эдварду, а не к Саре.

– Разумеется. Будем ждать звонка, сэр, – заверил Эдвард, пожимая руку Уильяму, после чего тот повернулся к Саре, а ее родители направились к автомобилю, где их ждал водитель.

– Я отлично провел время. Вот уж не ожидал. Еще чуть-чуть – и я бы остался дома… Но вы стали замечательным сюрпризом вечеринки, мисс Сара Томпсон.

– Благодарю. – Она улыбнулась, глядя на него снизу вверх. – Мне тоже было приятно с вами познакомиться. – Она не смогла удержаться, чтобы не спросить Уильяма о том, что сообщила Белинда: – Почему вы мне не сказали?

– О чем?

– Ваша светлость, – сказала она с робкой улыбкой и на мгновение испугалась, что он рассердится, но он после секундной заминки все же рассмеялся.

– Ох уж эта Белинда! Это имеет значение? – тихо спросил Уильям.

– Ничуть. А должно?

– Могло бы. Для кого-то. По разным причинам. – Но Уильям из разговора с ней понял, что Сара не относится к таким людям. Он посмотрел на нее с выражением одновременно серьезным и лукавым. – Теперь вы знаете мой секрет, мисс Сара Томпсон… Но будьте бдительны!

– Почему же? – Она казалась озадаченной, когда Уильям подошел ближе.

– Если вы знаете мой секрет, возможно, в скором будущем я попрошу вас поделиться своим?

– С чего вы взяли, что у меня есть секрет?

– Мы оба это знаем, не так ли? – тихо произнес он, а она кивнула, глаза ее были полны слез, когда Уильям спокойно коснулся ее руки. Он не хотел пугать ее. – Не волнуйтесь, девочка моя… Никогда не говорите мне ничего, если вам не хочется.

Он наклонился и поцеловал девушку в щеку, а потом проводил до машины. Сара с благоговением смотрела, как Уильям махал им вслед, пока они не скрылись из виду. А по дороге в Лондон она размышляла, позвонит ли он им когда-нибудь.