Читать книгу В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - Даниил Галкин - Страница 12

Позорно провалившийся яблоневый набег был завершающим аккордом в безвозвратно уходящем в прошлое жизненном отрезке мальчишеского озорства. Озорство это никак не вязалось с общей гнетущей атмосферой страха и неуверенности в завтрашнем дне. Почти ежедневно в школу приходили напуганные и заплаканные ученики. Их отцов уводили неизвестно куда грубые, хамоватые энкавэдэшники. Плановые аресты не обошли стороной и отца. Его забрали прямо с работы, на ремонтно-механическом заводе. Он пришел туда много лет назад простым слесарем. С годами вырос до начальника цеха. Входил в состав партийного комитета завода. К счастью, отца продержали в тюрьме относительно недолго, благодаря редчайшему, почти неправдоподобному стечению обстоятельств. Директор завода был приятелем начальника Полтавского городского отделения НКВД. Он сразу же обратился к нему с ходатайством о пересмотре дела, поскольку отец пользовался его абсолютным доверием и был фанатично предан советской власти. Кроме того, оказалось, что отца перепутали с однофамильцем (с того же предприятия). Одновременно мама, в полном отчаянии, обратилась к директору перчаточной фабрики, где работала модельером. Директор была женой этого самого энкавэдэшника. Она обещала маме свое содействие. Можно лишь предполагать, что именно заставило несгибаемого чекиста дать обратный ход аресту. Один нереально счастливый случай из сотен тысяч! Но через несколько дней с ордером на руках мама и я вошли в грязную и зловещую проходную пересыльной тюрьмы. Долго длилась процедура оформления… Многие события моей жизни стерлись или потускнели. Но момент появления отца, когда за ним захлопнулись врата тюремного ада, я запомнил навсегда. Он вылился в стихотворный крик души:

Когда я прочитал родителям эти обличительные строки, они пришли в ужас. Рукопись моментально была уничтожена. Отец под впечатлением свежих воспоминаний рявкнул:

– Ты сошел с ума! Твои крамольные стихи ничего не изменят. А ты подумал о маме и сестре? Все мы можем из-за тебя угодить в тюрьму или лагерь! Тебе мало того, что произошло со мной? Уймись, наконец. Пора тебе становиться мужчиной. Какие испытания будут впереди, никто не знает. Хочу надеяться, что ты начнешь меня понимать.

При отцовском немногословии это была длинная и выстраданная тирада. Мне она глубоко врезалась в память. Само стихотворение, несмотря на предостережение отца, я восстановил на небольшом клочке бумаги. Для конспирации изменил почерк и, конечно же, не поставил подпись. А затем спрятал в укромном месте подальше от дома. Память по сей день сохранила каждое слово…

Тем временем провинциальные будни шли своим чередом. Но их размеренное течение все чаще нарушалось слухами о врагах народа, которыми кишела вся страна, о раскрытии бесчисленных заговоров, о массовых арестах и расстрелах. Зловещие слухи переплетались с бодрой пропагандой прессы, кино, радио о великом счастье жить, учиться и трудиться в нашей самой замечательной и справедливой стране.