Читать книгу Большой переполох в Шын-Жане - Данияр Байдаралин - Страница 3
Часть Первая – Бешенный бык нападает на спящего дракона
В устье ручья течет вода
Оглавление******
Помимо сходства в происхождении, Кидару и Ли связывала и общая история. Когда Ли Лианжи был еще совсем молодым воином в первый год службы на Севере, однажды весной в крепость Дихуа4, в которой служил Ли, приехала богатая процессия из Кашкара. Оказывается, это была жужанская супруга Императора, которая приехала, чтобы повстречаться со своими родственниками в Степи. С нею была и ее дочь, совсем юная еще тогда Кидара.
Уже тогда будущего Генерала поразила ее красота, хотя Кидара еще была совсем девочкой, и была на несколько лет младше его. К его счастью, он оказался в составе отряда, который командир гарнизона выделил для сопровождения императорской жены в Степи. Так он впервые оказался надолго в степи, и имел возможность познакомиться поближе с дочерью императора.
Как только процессия вступила в пределы Степи, императрица вдруг переменилась в себе. Выйдя из повозки, она потребовала коня, и, к удивлению легко вскочив на него по-степному, она большую часть пути провела в седле. Уже немолодая женщина, она была сильной и гибкой верхом на коне, и заметно радовалась воле, улыбаясь сама себе. Иногда она начинала петь песни на жужанском, и от их звуков в душе Ли Лианжи оживали силы, о существовании которых он не подозревал.
Одновременно и Кидара, и Ли Лианжи также ощутили непонятное волнение и радость – в отличие от остальных шын-жанцев, которые относились к данной поездке как к тяжелой и опасной повинности. Но у Кидары и Ли Лианжи разыгралась их степняцкая кровь, и они чувствовали, как от степного воздуха крепнут их тела, и как ароматы степных трав будоражат души и разгоняют кровь в теле.
Не имея сил противится своему влечению к юной дочери Императора, молодой Ли Лианжи всячески старался угодить жене императора и ее дочери. Юная Кидара была польщена его вниманием, по-видимому, ей доставляло удовольствие впервые ощущать себя женщиной. Узнав, что молодой воин наполовину степняк, мать Кидары не противилась его стараниям. По-видимому, ей это было даже приятно. Как-то улучив момент, когда они были втроем, она сказала им:
– Мы ступаем по земле наших предков. Пусть вы наполовину шын-жанцы, но в вас течет и степняцкая кровь, которая сильнее и могучее. Вы никогда не будете такими же, как остальные шын-жанцы. Пусть это знание будет вашим общим секретом.
Потом она погруснела, и добавила:
– Когда-то у меня здесь была жизнь. Здесь я выросла, играла с друзьями, нянчилась с ягнятами, здесь я впервые села на коня и научилась стрелять из лука. Здесь я…
Слезы навернулись на ее лицо, ее взгляд был направлен как будто в прошлое. Она так и не закончила начатую фразу. Потом она посмотрела на Кидару и улыбнулась:
– Вы еще слишком молоды, чтобы все понять. Зато у меня есть дочь, в которое соединилось все самое лучшее, что может дать Степь и Империя.
С того момента и началась дружба воина и дочери императора. Всю дорогу они старались держаться вместе. Кидара крепко сидела в седле, у нее была врожденная посадка. Поэтому Ли Лианжи мог смело учить ее разным кавалерийским трюкам, не опасаясь, что она вывалиться из седла. Они кругами носились вокруг своего каравана, только успевая менять уставших лошадей.
Вскоре они достигли кочевий племени, из которого вышла жена Императора. Их встречали как дорогих гостей, ставили для жены Императора и ее дочери большой белый гер5. Со всех сторон приезжали выразить свое почтение госпоже Эрдэнэчмек родственники и друзья, одевшись по поводу ее приезда в самые лучшие свои одежды. В их честь забивали скот, и готовили еду, привозили в кожанных мешках пенистые кымыз и шубат.
Поначалу простая пища степняков показалась Ли Лианжи и Кидаре, выросшим в Шын-Жане, грубой и сильно-пахнущей, а от кисломолочных напитков сводило скулы. Зато жена Императора, казалось, наслаждалась едой, и посмеивалась, глядя на молодых. Она говорила своим родственникам: «Через неделю их от этой еды за уши не оттянешь!» – на что те отвечали дружным смехом.
Но жена Императора ошиблась. Поголодав как следует, и наработав аппетит на свежем воздухе, Ли Лианжи и Кидара набросились на еду уже в тот же день, а еще через пару дней настолько полюбили жужанскую кухню, что не пропускали не одного застолья. Любуясь на молодых, жужане с гордостью шутили между собой: «степная кровь свое возьмет!». С тех пор их обоих стали называть «степными корешками».
Потом были игры «четыре соревнования», состоявшие из скачек, борьбы на ногах, борьбы верхом на коне, и стрельбы из лука на скаку. шын-жанские воины сразу благоразумно отказались учавствовать в них. Но Ли Лианжи решил попробовать себя. В своем гарнизоне он считался ловким наездником и метким стрелком из лука, поэтому ему не терпелось показать свое искусство на людях.
Однако ему очень быстро дали знать, что в игры кочевников могут играть только настоящие степные мужчины. После того, как он был позорно побит в каждом соревновании, он понял почему жужане являются столь опасными соседями. Казалось, что их тела были отлиты из железа, а их скорость, зрение и реакция были как и диких зверей. Даже женщины жужанки, которые участвовали и в скачках, и в стрельбе из лука, были сильнее в этих искусствах, чем Ли Лианжи или другие воины из гарнизона.
Но Ли решил не переживать из-за своего унижения. Он твердо решил научится боевым искусствам кочевников, чего бы это не стоило. К счастью для него, сверстники-кочевники уже знали о его происхождении, и поэтому к нему относились по особенному, как к братишке. Они охотно учили его приемам борьбы и стрельбе из лука, а также умению ездить на коне, как жужань. К концу визита Ли Лианжи чувствовал себя уже намного увереннее.
Однако вскоре нужно было отправляться в обратный путь. К этому времени в душу Ли Лианжи закралась печаль. Ему не хотелось покидать свободных степняков, которые, казалось, жили как хотели, и возвращаться в казарму гарнизона, с ее режимом, дисциплиной, и каждодневными тренировками под командованием офицеров. Ему хотелось учиться воинскому искусству так же, как кочевники – через игры и соревнования со сверстниками.
Но еще больше его печалило то, что он вскоре должен был расстаться с юной Кидарой. Незаметно для себя, из простого влечения к симпатичной девочке его чувства выросли во что-то большее, с чем он еще никогда не сталкивался. Он хотел быть рядом с нею постоянно, слышать ее голос и смех, чувствовать нежный запах ее кожи. Но он знал, что скоро этому придет конец и они расстанутся надолго, а возможно и навсегда.
Поэтому на обратном пути ехали уже не так радостно, и в основном молчали, лишь поглядывая друг на друга украдкой. Печальна была и госпожа Эрдэнэчмек, по-видимому, ей тоже было грустно покидать просторы родной степи, и возвращаться в дворцовые интриги.
Наконец, они достигли крепости. Он надеялся, что они погостят у них еще несколько дней. Но настроение жены Императора резко изменилось. Теперь она вновь стала холодной, далекой и надменной дамой, и перестала замечать Лианжи. Видимо, ей не терпелось вернуться в Кашкар. Поэтому едва отдохнув после длинного перехода по степи, она приказала своему каравану выступать наутро.
В ту ночь Ли не спал, все время думая только о Кидаре. Наконец, в полночь он не выдержал и в отчаянии сел в постели. Потом поспешно оделся и назаметно, но решительно вышел из казармы. После этого он пробрался в комнату Кидары через окно. Она тоже не спала, и не испугалась его появлению. Похоже, она даже ждала его. Он сел рядом с ее кроватью, но она сама притянула его к себе и обняла.
В тот момент Ли почувствовал себя настолько счастливым, что на момент забыл о предстоящем расставании. Он мечтал в этот момент, чтобы Кидара была его сестрой, и чтобы они всегда были рядом. Еще никогда у него не было такого близкого друга, хоть она и была девчонкой.
Так, в обнимку, они и проговорили до самого раннего утра. Незадолго до первых петухов Ли Лианжи начал прощаться. Кидара не хотела его отпускать, слезы текли по ее, еще по-детски пухлым щекам. Боясь расплакаться тоже, Ли Лианжи начал ее уговаривать отпустить его, стараясь ее рассмешить:
– Госпожа, отпусти меня! Мне надо вернуться на свое место до побудки, иначе мне не избежать палок. Мне и так скорее всего достанется от сослуживцев за то, что я все время проводил возле тебя. Ведь ты не захочешь, чтобы меня наказали палками офицеры, а потом еще и побили в казарме солдаты?
На что дочь Императора, наконец слегка развеселившись, отвечала:
– Ты столько жира наел на степных просторах, что тебя никакая шын-жанская палка не прошибет.
И он готов был ее расцеловать за ее улыбку. Так они и прощались, шутя. Под самый конец, Кидара сказала ему:
– Ты стал мне настоящим другом и братом. Поэтому я хочу, чтобы ты знал мое жужаньское имя, которое мама дала мне отдельно от моего шын-жанского имени. Для тебя, и только для тебя, меня зовут Жалма.
От пронзительности этого момента Ли Лианжи одновременно хотелось и плакать и смеятся от радости. Подавив волнение и дрожь, он ответил:
– Ты тоже стала для меня сестрой и другом. И я тоже хочу, чтобы ты знала мое имя на родном языке дулу. Только для тебя меня зовут Дулат.
Они обнялись еще раз напоследок. Ли Лианжи было приятно прижимать к себе ее маленькое тело, Кидара же наоборот, чувствовала себя безопасно в объятиях его сильных рук. Обоим не хотелось расставаться, но Ли нужно было бежать в казарму. Он нехотя оторвал свои руки от девочки, и бесшумно выскользнул в окно.
Наутро караван императорской жены выехал из гарнизона, и запылил в сторону Кашкара. Ли успел перехватить взгляд Кидары на прощание. По ее милому лицу катились слезы, но она все равно ему улыбалась. У обоих внутри сжималось сердце.
4
Город на севере Шинжаня, будущий город Урумчи.
5
Монгольский вариант юрты.