Читать книгу Божественная комедия. Ад - Данте Алигьери - Страница 9

Песнь VII

Содержание. Напомнив Плутусу падение Люцифера и тем укротив его бешенство, Виргилий вводит Данта в четвертый круг. Здесь вместе наказуются скупые и расточители. С страшным воем вращают они огромные тяжести, каждый совершая свой полукруг, сходятся с двух сторон, сталкиваются с поносными речами и, расходясь, снова вращают свои камни на новую встречу. Узнав, что это большею частью духовные, папы и кардиналы, Данте хочет иметь подробные сведения о некоторых; но Виргилий объясняет ему, что жизнь их была так безвестна, что никого из них нельзя узнать. До страшного суда продлится спор их; тогда скупые восстанут с сжатыми кулаками, а расточители остриженные. Поэтому поводу Виргилий, намекнув о тщете даров счастья, изображает гения богатства – фортуну. Уже полночь; путники идут далее и, пересекши четвертый круг, достигают кипучего потока, образующего грязное болото – Стикс. Следуя по его течению, они приходят в пятый круг. Здесь, в мутных волнах адского болота, души гневных дерутся между собою и рвут друг друга зубами. Под водою, в болотной тине, погружены сердитые и завистливые: они, дыша под волнами, вздымают пузыри на их поверхности и, испуская клики, захлебываются. Поэты обгибают болото, делают по его берегу большой круг и, наконец, приходят к башне.

1. «Pape Satan, pape Satan aleppe!»[155]

Так Плутус хриплым голосом вскричал;

Но мой мудрец, с кем шел я в сем вертепе,

4. Как человек всеведущий, сказал:

«Не бойся! сколько б ни имел он власти,

Не преградит нам схода с этих скал.»

7. Потом, к надутой обратившись пасти,

Вскричал: «Молчать, проклятый волк, молчать![156]

В самом себе сгорай от лютой страсти!

10. Не без причин схожу я в эту падь:[157]

Так там хотят, где мщеньем Михаила

Сокрушена крамольной силы рать.»

13. Как, спутавшись, надутые ветрила

Падут, как скоро мачту их снесло:[158]

Так рухнула чудовищная сила.

16. Тут мы вошли в четвертое русло,

Сходя все ниже страшною дорогой

К брегам, вместившим всей вселенной зла.

19. О Боже правый! Кто сберет так много,

Как здесь я зрел, мучений и забот?

Почто наш грех карает нас так строго?

22. Как над Харибдой мчит водоворот

Валы к валам, дробя их в споре дивом:[159]

Так адский здесь кружится хоровод.[160]

25. Нигде я не был в сонме столь великом!

Здесь, с двух сторон, всем суждено вращать

Пред грудью камни с воплем, с страшным криком,

28. Сшибаются два строя и опять

Катят назад, крича друг другу с гневом:

«За чем бурлить?» – «А для чего держать?[161]» —

31. Так с двух концов – на правом и на левом —

По кругу мрачному, подъемля стон,

Вращаются с презрительным напевом.

34. И каждый, путь свершивши, принужден.

Катить назад полкругом в бой злословный.[162]

И я, до сердца скорбью потрясен,

37. Спросил: «Мой вождь, кто этот род виновный?

Скажи мне: те постриженцы кругом,

Что слева, все ли из семьи духовной?»

40. И вождь в ответ: «Все, все они умом

В их прежней жизни столько были слепы,

Что никогда не знали мер ни в чем.

43. О том ясней твердит их вой свирепый,

Лишь с двух сторон сойдутся там вдали,

Где их грехи рождают спор нелепый.

46. Здесь кардиналы, папы здесь в пыли, —

Духовный клир с печатью постриженья:

Все в скупости безмерной жизнь вели.[163]» —

49. – «Мой вождь,» спросил я с чувством омерзенья,

Могу ли я узнать хоть одного

В сей сволочи, вращающей каменья?» —

52. А он: «Мечта пустая! до того

Их всех затмил мрак жизни их постылый,

Что ты узнать не можешь никого.[164]

55. На вечный спор направлены их силы:

Те без волос, а эти, сжав кулак,

В великий день восстанут из могилы.[165]

58. Здесь, обратив свет лучший в вечный мрак,[166]

Они теперь идут стеной на стену. —

И кто ж поймет смысл их безумных драк?

61. Вот здесь, мой сын, вполне познай измену

Даров, Фортуне вверенных судьбой,

Которым смертный дал такую цену.

64. Когда б собрать все злато под луной,

То и оно не даст пребыть в покое

Из этих душ усталых ни одной!»

67. – «Учитель,» я спросил, «но что ж такое

Фортуна, если у нее в когтях,

Как намекнул ты, благо все земное?[167]» —

70. А он: «В каком невежестве, впотьмах,

Безумные, ваш род досель блуждает?[168]

Храни ж мое учение в устах.

73. Тот, Чья премудрость миром управляет,

Создавши небо, дал ему вождей,

Да каждой части каждая сияет,

76. Распределяя равный свет лучей.

Так и земному блеску от начала

Он дал вождя, владычицу вещей,

79. Чтоб в род и род, из крови в кров меняла

Блеск суетный земного бытия

И ваше знание в ничто вменила.

82. За тем одним сей грозный судия

Готовит честь, другим позор, тревоги,

Скрываяся как под травой змея.

85. Ваш разум ей не пресечет дороги:

Она провидит, правит, судит свет,[169]

Как сферами другие правят боги.[170]

88. В ее пременах перемежки нет;

Необходимость бег ей ускоряет,

За счастьем горе посылая вслед.

91. . . . . . . .

. . . . . . . .

94. Она ж не внемлет жалобам людским:

Блаженная, как первые творенья,[171]

Вращает в славе шаром роковым.[172] —

97. Теперь сойдем в круг большого мученья?

Хор звезд, всходивших в час, как мы пошли,[173]

Склоняется: пойдем без замедленья.» —

100. Мы пересекли этот круг и шли[174]

К другому брегу, где поток тлетворный

Бежал, кипя и роя грудь земли

103. Волною больше мутною, чем черной,

И, по теченью мертвого ручья,

С трудом мы вниз сошли дорогой горной.

106. В болото, Стикс, вливалася струя

Печальных вод, свергавшихся с стремнины

В зловредные и мрачные края.

109. И я, взглянув на грязные пучины,

Увидел в них несметные полки

Теней нагих и гневных от кручины.

112. Ногами, грудью, головой с тоски

Они дрались, не только что руками,

Зубами грызли плоть в куски, в куски.

115. И вождь: «Мой сын, стоишь ты пред тенями,

Которых гнев привел в такой раздор,

И верь ты мне, что даже под волнами

118. Вздыхает их неистовый собор

И пузыри вздувает в сей трясине,

Как зришь везде, куда направишь взор.

121. Прислушайся, как вопят в адской тине;[175]

«Мы были злы в веселой жизни той,

«Тая в себе дым медленный, и ныне

124. «Томимся здесь под тиною густой!»

Так в их гортанях клокотали клики,

Захлебываясь черною водой. —

127. Меж озером и брегом круг великий

Мы описали, с горестью сердец

Смотря на грешных, издававших крики,

130. Пока достигли башни наконец.

155

Непонятные и непереводимые слова. Комментаторы, при всем старании, до сих пор не отгадали их значения. По мнению большей части из них, pape есть греческое παπαι, или латинское рарае, восклицание удивления; aleppe есть aleph, название первой еврейской буквы. Согласно с этим, слова Плутуса будут выражать его восклицание к Сатане, с выражением изумления при виде живого пришельца в ад. Смешением языков – греческого с еврейским – выражено то, что алчность к золоту, символом которой служит Плутус, бог богатства, свойственна всем языкам и народам. Италианский ориенталист Ланци принимает слова эти за еврейские и переводит их на италианский язык так: Splendi, aspetto di Satana, splendi, espetto di Satana primajo! Другие думают, что Данте из ненависти к папам, считая алчность их за причину всех бедствий, написал раре вм. рарае; в таком случае стих этот будет значить: папа Сатана верховнейший! Наконец Бенвенуто Челлини уверяет, что слова эти ничто иное, как восклицание, употреблявшееся в парижских судах: Раіх, раіх, Satan, allez, paix!

156

Плутусу придав образ волчий, для обозначения его алчности (Ада I, 49).

157

Падь, слово, сколько мне известно, мало употребительное, означающее глубокую долину (см. Словарь Церковно-Славян. и Русск. языка). Я решился употребить его как близко-выражающее италианск. слово.

158

Этим сравнением превосходно выражена надутая спесь людей ничтожных, гордящихся одним земным блеском.

159

Это сравнение заимствовано из особенного явления природы, «rintoppo», бывающего в Мессинском проливе, когда сильные ветры дуют против течения воды. Филалетес.

160

Здесь кружится хоровод; в подлин.: quj la gente riddi. Слово riddare, в Vocabolario della Crusea, объяснено так: danzare, menar la ridda, ballo di molte peraone fetto in giro – плясать особый танец, в роде хоровода. Этим словом Данте выражает круговое движение осужденных в четвертом кругу.

161

«Картина, изображающая состояние души скупых и расточителей, глубоко задумана и выполнена с неподражаемым искусством. Тягостное, мучительное стремление тех и других совершенно бесплодно: обе стороны хлопочут только из того, чтобы, встретившись, придти в, враждебное столкновение. Обе стороны необходимы одна для другой: скупые ищут расточителей, чтоб получить большие, чем законно, выгоды, а расточители сближаются с скупыми, чтоб приобресть новые средства к удовлетворению своей наклонности к мотовству. Но как одни живут на счет других, то естественным следствием их взаимного столкновения бывает вражда, вражда мелкая, выражающаяся не презрением, как в натурах сильных, но низкою бранью и взаимным обвинением в противоположном грехе. Так и здесь мы видим скупых и расточителей, вращающих перед грудью тяжести – худопонятое богатство – с двух противоположных сторон круга, доколе в его средине они не столкнутся вместе: тогда укоряют они друг друга, сшибаются и опять без смысла и пользы катят назад свои камни, чтобы снова столкнуться с прежнею враждою.» Штрекфусс.

162

163

Со времен Иннокентия IV папский двор стал прибегать к самым недостойным средствам для приобретения себе денег.

164

В этой низкой толпе нет ни одного грешника с именем.

165

На италианском языке есть пословица относительно мотов: dissipare in sino ai pelli, все промотать до самых волос.

166

Свет лучший (в подл.: lo mondo pulcro) обозначает не райскую, но земную жизнь, помраченную пороком скупости.

167

Фортуна есть добрый, Плутус злой гений богатства.

168

Виргилий защищает фортуну от нападений Данта, который, придав ей когти, по-видимому, относит ее к числу адских, злобных сил.

169

По Аристотелевой философии, каждое небо имеет своего двигателя, свою интеллигенцию, которою оно приводится в движение. Древние эти силы называли богами, Платон назвал их идеями и полагал, что их столько, сколько в природе различных родов вещей: так, одна управляет всеми богатствами, другая всеми людьми и проч. По понятиям Данта, двигатели небес (beati motori) получают свою силу свыше и потом развивают ее повсюду (Рая II, 112–129), – И так Фортуна, согласно с учением Аристотеля, есть гений всех даров счастья, от нее зависят все перемены в земных благах, как от двигателей светил небесных их движение. Как интеллигенции разливают во вселенной небесный свет, отблеск славы Создателя, так Фортуна управляет земным блеском.

170

Т. е. как другие интеллигенции, или боги, как называли их древние язычники, управляют сферами неба и светил небесных.

171

Первые творения суть Ангелы.

172

Шар или Сфера Фортуны есть область земных благ, управляемая ею; сравнение взято от сфер неба, управляемых интеллигенциями.

173

Как мы пошли относится к последнему стиху первой пес. Ада. Странствие Данта началось в конце дня, когда звезды восходили над горизонтом; теперь они склоняются: значит, полночь уже прошла, наступает 26 Марта или, по другим, 5 или 9 Апреля. Странствие поэта по сие время продолжалось шесть часов.

174

Поэты проходят в пятый круг, где казнятся души гневных. «Кипящий, мутный поток, образующий болотистое озеро Стикс, есть символ гнева, жар которого овладевает человеком и потемняет его рассудок. Волны потока, более мутные, чем черные, обозначают, что гнев есть следствие не столько злых наклонностей, сколько потемнения внутреннего света, внезапной потери самосознания. Здесь, на поверхности болота, гневные на самих себе испытывают, каким тяжким бременем были они для ближних на земле. Как люди злые и завистливые, они погружены в грязную стихию: они не могут произнести вполне ни одного слова, потому что мутная и злая среда, в которой живут они, ни на минуту не дает им сосредоточиться в самих себя, лишает их спокойствия и при каждом проявлении их внутренней жизни еще сильнее волнуется.» Штрекфусс.

175

В тину погружены вероятно души тех, которые, в противоположность гневным, таили в душе своей, как медленный огонь, зависть и скрытую ненависть.

Подняться наверх