Читать книгу Богиня - Дара Преображенская - Страница 4

…..Я помню, в те дни, когда отец приезжал с дядей Махмудом из своих дальних странствий, весь наш дом гудел, словно пчелиный улей. Служанки Секхет и Сулейма бегали по всему дому, готовили обед.

Обычно это был, как всегда, плов, варившийся в огромных котлах в нашем саду. Здесь же варилась и халва.

Все эти запахи привлекали целые армии нищих, бродяг, выстраивающихся в большую очередь за оградой сада со своими плошками. Кроме нищих здесь сновали бездомные собаки, когда-то распробовавшие наш плов и давно понявшие в нём толк.

В доме также царила суета.

Отец дарил каждой женщине по свёртку, в которых были заморские безделушки и украшения.

Сам же он был обычно уставший, пыльный с дороги, обросший; хотя на Востоке мужчины ценят свою бороду, они почему-то считают её признаком мудрости.

В один из таких дней отец как-то подозвал меня к себе и протянул мне большой, как яйцо, камень непревзойдённой чистоты.

– Что это? – спросила я, всматриваясь в камень и слегка дотрагиваясь до его гладких граней.

– Это – алмаз. Храни его у себя, Марджина.

– Алмаз? Но ведь это – очень ценный камень, который может стоить целое состояние, – сказала я.

– Да. Что-то мне подсказывает, что он сохранится у тебя и принесёт тебе удачу.

– Откуда у тебя этот алмаз? – спросила я, – ты никогда раньше не показывал ничего подобного.

– Он принадлежал твоему деду Кемалю Джелилю и передавался нам по наследству, – сказал отец, – Я ничего не рассказывал об этом, потому что, во-первых, это – тайна нашего рода; а во-вторых, потому что никому не мог доверить эту тайну.

– Ты думаешь, что я сохраню её? – спросила я.

– Ты отличаешься от остальных людей, Марджина, – произнёс отец, – То, что ценно для них, не имеет никакой ценности для тебя, и наоборот: то, что ценишь ты, не ценят они. Я знаю, тебя больше привлекает человеческая верность, преданность и любовь, нежели материальные блага. Поэтому, я знаю, ты сохранишь алмаз. Но если тебе вдруг станет тяжело в жизни – он в твоём полном распоряжении.

Я помню, что спрятала свой ценный подарок в шкатулку. В тот день отец рассказал мне нечто ещё интересное.

– Марджина, – произнёс он, обратившись ко мне, – я знаю, что существует ещё один алмаз, точно такой же, как этот, но он голубой.

– Голубой алмаз? – удивилась я.

Мне было интересно слушать отца, потому что я не знала, что алмазы могут быть голубыми.

– Я слышал, что подобный алмаз имеет ещё большую ценность, чем этот. Он где-то в горах Тибета как раз по тому пути, где мы следуем со своим караваном.

– И ты ни разу не видел этот голубой алмаз? – спросила я.

– Не видел, – ответил отец.

– Наверное, ты мечтаешь о том, что когда-нибудь увидишь его, – предположила я.

– Конечно, это – несбывшаяся мечта, – грустно произнёс отец, – но что-то подсказывает мне, что алмаз сам найдёт меня.

– О, разве ты – ясновидящий?

– Нет, Марджина хотя ясновидящие тоже люди, и когда-то они ими становятся.

В тот день слова отца произвели на меня глубокое впечатление, и спустя много лет я поняла, что он поступил, как истинный провидец, оставив у меня алмаз и доверив его мне.

….Помню, когда я была ещё ребёнком, я просила отца, чтобы он взял меня с собой в одну из своих поездок в Китай с торговой целью.

– Я не могу этого сделать, Марджина, – сказал отец, выслушав меня.

– Не можешь? Почему?

– Тебе нужно учиться. И потом, в горах очень опасно. Там случаются обвалы, сходы лавин; а бывает, что на караван нападают банды разбойников, промышляющие грабежами торговцев.

После его слов в моём сердце закралась тревога, всякий раз, когда отец с дядей Махмудом уезжал, чтобы продавать ковры и специи. Мыслено я часто видела, как он идёт со своим караваном вдоль горной гряды Тибета, проторенной торговцами. Я представляла себе, как караван останавливается на ночлег, и дядя Махмуд готовит похлёбку на костре, разведённом прямо в горах из валежника, а отец занимается тем, что сторожит караван, подбадривает верблюдов, гладя их бока, словно, старый добрый друг.

Я очень живо представила себе всё это. Мне очень хотелось увидеть эти грозные горы Тибета, о которых складывалось столько легенд и мифов.

Я представляла их себе голубыми гигантами, покрытыми ледниками и снегами. Уже кожей я ощущала тот холод, который исходил от них. Мне становилось страшно за отца и за то, что с ним однажды могло произойти.

О чём он думал в эти часы? Быть может, вспоминал свой дом, где ему всегда было так уютно.

…..Скоро он должен был вернуться. Я слышала, как Лейла напевала свои песенки. Обычно она открывала окно, и если ты находился в саду, ты мог слышать её красивый голос. Иногда я тоже подпевала ей. Удивительно, мы пели в унисон, потому что наши голоса дополняли друг друга.

Говорили, мы пели хорошо, потому что у нашей бабушки был чарующий дивный голос. Могу только представить себе, сколько собиралось народа, когда она пела в кругу своей семьи.

Мама усиленно занималась хозяйством, собирала свежий урожай инжира, вывешивала очищенные ковры, которые очень украшали наш сад. Она также заказала у мясника свежего барашка для плова и много изюма.

Я же должна была уединиться в своей комнате, чтобы вышивать своё новое свадебное покрывало. Мои руки были все исколоты иглой, потому что работа не спорилась. Стежки получались или очень длинными, или короткими.

«Если кто-нибудь увидит результат моей работы, – подумала я, – все подумают, что я стану плохой женой для Салима, и это может обернуться настоящим позором».

На Востоке девочек рано выдают замуж. И брак не всегда, а чаще всего заключается не по любви. Считается, что для прочной семьи любовь – не главное. Муж может иметь несколько жён и обеспечивать их. А жена должна рожать детей, быть хорошей хозяйкой и ублажать мужа.

– После замужества муж становится твоим господином, самым главным и единственным. И ты должна всю жизнь поклоняться ему и воспринимать все его слова, как закон.

Так говорили знакомые матери, эти же слова повторяла Мадина-апа во время уроков. Я вспоминала эти речи, и мне становилось как-то не по себе. Я вспоминала Салима, его гордое тщеславное лицо.

«Если бы он услышал песни Лейлы, он выбрал бы её, – с грустью подумала я, – Ну почему, почему этого не произошло!»

Иногда я открывала свою шкатулку, вырезанную из слоновой кости, доставала из неё алмаз и долго гладила его. Я думала про отца и молила Аллаха, чтобы он скорее вернулся. Но прошло уже чуть меньше месяца, а его всё не было и не было.

Какое-то непонятное предчувствие чего-то плохого неотступно преследовало меня в те дни…..

В субботу после вечернего намаза к нам приходил г-н Карим, являющийся доверенным лицом самого визиря халифа Бухары Ибрагима Кадди.

Я сидела в это время в своей комнате наверху, но, заслышав незнакомые голоса, спустилась вниз. Держась за перила, я осторожно перегнулась через них. Я видела фигуру г-на Карима в белом халате и белой чалме с каким-то очень дорогим камнем. И тут меня осенила мысль, что если мой дед Кемаль Джелиль носил алмаз в чалме. Об этом я не успела спросить отца перед тем, как он покидал дом.

Я помню, мы обнялись с ним, и он поцеловал меня в лоб. Затем долго смотрел на меня и произнёс:

– Что бы ни случилось, Марджина, никогда не теряй голову и будь мужественной.

Раньше он никогда не говорил мне ничего подобного. В тот день он, словно, прощался со мной, и я не могла понять почему.

– Почему ты так говоришь, отец? – спросила я.

Он пожал плечами:

– Не знаю, Марджина. Лишь Всевышнему известны причины наших мыслей и поступков.

Я помню его широкую спину в атласном халате, когда он уходил из дома рядом с нагруженными верблюдами. Дядя Махмуд шёл впереди каравана, отец – сзади.

Он не обернулся, не посмотрел на меня, а мне очень хотелось увидеть его лицо в тот момент, чтобы запомнить его….навсегда…..

….Я видела, как мама поклонилась г-ну Кариму.

– Мир вашему дому, – услышала я голос советника визиря.

– Мир халифу и мир Вашему покровителю, г-н Карим, – ответила мама.

– Мой господин Ибрагим Кадди вместе со своим сыном Салимом желает навестить Вас завтра.

– О, это невозможно. В доме остались лишь одни женщины, а мой муж ещё не вернулся.

– И когда же он приедет, г-жа Амина? – спросил Карим.

– Я жду его через два дня. На Ураза Байрам он обязательно обещался быть.

– Хорошо, я скажу об этом своему господину. Он велел спросить вас, как ваше здоровье и здоровье Ваших дочерей?

– Всё в порядке, г-н Карим. Милостью Аллаха. Моя старшая дочь Марджина как раз занята сейчас вышиванием свадебного покрывала. Она очень волнуется.

Я видела, как г-н Карим церемонно закивал:

– Понимаю, понимаю. Говорят, Аллах не обделил её своей красотой, и она станет настоящим украшением в семье визиря.

Эти слова, казалось, смутили маму, но она не подала виду и велела Сулейме принести большое блюдо с виноградом.

…..Несчастье посетило наш дом через пять дней. Помню, утром в дверь нашего дома раздался стук. Это было так рано, что казалось непривычным.

– Кто там? – спросила озабоченная Секхет, приложив ухо к двери.

Раздался мужской голос, который заставил наши сердца биться слишком быстро от волнения.

– Это я – Махмуд. Случилось непредвиденное. Наш караван разграблен, а я сам еле держусь на ногах. Откройте, Амина-апа.

У дяди Махмуда было серое лицо, покрытое дорожной пылью, и сам он был крайне истощён от голода. Я видела, как побледнела моя мать, но она приказала усадить гостя за стол.

Мы все собрались вокруг него, хоть правила приличия и не разрешали этого.

Выпив много колодезной воды, дядя Махмуд начал свой рассказ, и по мере того, как он говорил, я чувствовала, что мне становилось плохо, и комок боли и рыданий постоянно подкатывал к горлу.

– Мы возвращались обратно в хорошем настроении, потому что на этот раз наша торговля в Китае была успешной. Мы продали все ковры и специи, которые вёз наш караван. Через месяц мы с Ахметом планировали ехать в Турцию, где у нас уже появились новые заказчики специй и Бухарских ковров. Но, видимо, Аллах решил наказать нас за наши прошлые прегрешения и неповиновение Ему. С гор мы услышали дикие людские крики на незнакомом для нас языке. Я раньше слышал, что в горах живут разбойники, промышляющие грабежами торговых караванов, но никогда раньше не видел их. Сверху неожиданно для нас начали прыгать какие-то люди в чёрном, напоминающие ястребов. На их головах были чёрные чалмы, а их лица были закрыты чёрными повязками. В их руках были острые ножи и кинжалы, как у янычар. Только это были не янычары. Нескольким нашим слугам они сразу же перерезали горло. Другие были заняты разграблением нашего каравана, отвязывали и уводили верблюдов. Они искали золото, которое мы выручили в Китае. Я призвал к себе Аллаха и решил сброситься с обрыва, чтобы не принимать тяжёлую смерть. Я спрыгнул вниз, однако это был вовсе не обрыв, потому что, оказавшись на дне, я понял, что ещё жив. Я осторожно поднялся и укрылся в скалах. Но издали я мог видеть то, что происходило там. Двое из них схватили Ахмета, связав ему руки, они начали обыскивать его. Когда они нашли золото, они куда-то повели его. Затем я увидел, как что-то горит, и понял, что эти псы подожгли Ахмета. Пламя было очень большим, но я ничего не мог поделать, потому что их было слишком много, и у меня была вторая часть золота. Они присвоили бы его и убили бы меня.

Я видела, как стакан выпал из рук матери.

Она упала, потеряв сознание.

– Сулейма, Секхет! Скорее, маме плохо! – воскликнула я.

Лейла была в полной растерянности, не зная, что делать. Послышался шорох в прихожей. Сулейма и я подхватили маму под руки и повели её в комнату. Мы положили её на кровать.

– Сулейма, принеси воды и смочи тряпку. Я приложу её к голове мамы, – сказала я, вовсе не замечая того, что действую, как заведённая.

– Слушаюсь.

Служанка покорно удалилась. Я же выглянула за дверь маминой комнаты и крикнула вниз:

– Лейла, Секхет, принесите инжира из сада и накормите дядюшку Махмуда. Он очень устал с дороги.

Лейла вышла в сад с большим блюдом, чтобы набрать свежих плодов инжира.

Вообще-то, я сама очень люблю инжир, он сладкий и буквально тает во рту, и при этом ты испытываешь ни с чем не сравнимое удовольствие. Но сейчас было не до этого. Сейчас нужно было действовать, как можно решительнее.

Сулейма, наконец, принесла воду, я приложила тряпочку к холодному лбу мамы. Она застонала и сделала какое-то неясное движение в мою сторону, порываясь подняться. Я обратила внимание на синие круги у неё под глазами, словно она постарела сразу на несколько лет, услышав известие о гибели отца. Я же в это время, как будто, пребывала в каком-то ступоре и действовала так, словно, была не человеком, а механизмом.

– Марджина, девочка моя, – едва слышно произнесла мама, шевеля сухими губами.

– Успокойся, я здесь, – прошептала я, сдерживая слёзы.

Она открыла глаза, и я заметила в тот момент, сколько боли и отчаяния было в этих чёрных, как арабская ночь, глазах.

– Сегодня придёт Ибрагим-абы, чтобы посмотреть на тебя.

Я не знала, что ответить. Эта новость повергла меня в ужас. Ибрагим-абы!

О, как не вовремя!

– Но я не закончила вышивать своё свадебное покрывало, мама. Осталось совсем немного.

Мама попыталась изобразить слабое подобие улыбки.

– Я не сомневаюсь, Марджина, что твоё свадебное покрывало будет очень красивым… но….Ибрагим-абы не решится женить своего сына, потому что твоего отца больше нет.

Она уткнулась в подушку и зарыдала.

– Я понимаю, наши обычаи запрещают жениться сыну такого великого человека на сироте.

В тот же день вечером приходил сам советник визиря халифа. Мама была очень больна, и мне пришлось одеть паранджу и спуститься к гостю. Я видела гордое лицо г-на Карима, слишком гордое и слишком надменное. Соблюдая этикет, он слегка поклонился мне и произнёс:

– Простите, я хотел бы видеть Амину-апу, хозяйку этого дома.

– Она тяжело больна и не может спуститься к Вам.

– У Вас молодой голос. Кто вы? – спросил г-н Карим, внимательно разглядывая меня.

– Я её старшая дочь Марджина Джелиль.

Я почувствовала, как только я назвала своё имя, г-н Карим напрягся.

– О, значит, Вы – та самая Марджина, которую г-н визирь хочет видеть своей невесткой? – спросил Карим-абы.

– Да, это я. Простите, что не могу пригласить Вас в дом. У нас большое горе.

– Горе?

– Сегодня пришла весть о гибели моего отца Ахмета Джелиля – торговца ковров и специй.

Я видела, как Карим нахмурился и начал нервно трепать свою чёрную с проседью бороду.

– Как же это случилось?

– На караван напали горные разбойники и похитили всё золото, – ответила я.

– Увы, я слышал, такое иногда случается, – г-н Карим воздел руки к небу, – неисповедимы пути Аллаха. Пусть Аллах позаботится о твоём отце. Но кто же привёз в ваш дом эту страшную весть?

– Помощник моего отца дядя Махмуд. Ему чудом удалось спастись.

Г-н Карим тяжело вздохнул, не переставая трепать свою бороду.

– Что же мне сказать моему покровителю г-ну Ибрагиму?

– Передайте всё, как есть. Передайте, что наша семья пребывает сейчас в глубоком трауре, и смотрины придётся отложить.

Когда г-н Карим ушёл, я поднялась к себе, чтобы бросить взгляд на своё уже почти готовое свадебное покрывало.

На абсолютно белом фоне были рассыпаны розы и ещё какие-то изысканные цветы, вышитые нитями. По обычаю это покрывало надевает на голову невесты её мать, а жених снимает его во время обручения.

Не так-то просто вышивать в двенадцать лет, а именно столько лет мне исполнилось тогда. Я обернулась, потому что в моей комнате послышались шаги. Это была Секхет.

– Г-жа Марджина, г-н Махмуд желает Вам что-то передать.

– Как он себя чувствует, Скехет? – спросила я.

– Он ещё слаб, но я хорошо накормила его, и он уже успел отдохнуть с дороги.

– Хорошо, скажи ему, что я сейчас спущусь к нему, – сказала я, вновь надевая паранджу.

Дядя Махмуд всё ещё усталый с дороги и истощённый сидел за столом в гостиной, допивая свой чай с рахат-лукумом. В большой чаше лежали свежие плоды инжира, но он так и не притронулся к ним.

Я слышала, как со второго этажа из её комнаты доносились рыдания Лейлы. Я посмотрела туда и мысленно пожелала сестре спокойствия. Однако и моё внутреннее состояние оставляло желать лучшего. Но мне нужно было стать сильной, потому что никто в доме не был способен принимать серьёзные решения. Я подошла к столу и осторожно присела.

– Вы хотели меня видеть, дядя Махмуд, – сказала я, обратившись к своему столь неожиданному гостю, принёсшего в наш дом печальную весть, в которую совсем не хотелось верить. Он оторвался от чаепития и посмотрел на меня.

– Да, я думаю ты – Марджина – старшая дочь Ахмета.

Я кивнула.

– Вы правы.

– А…

– Мама заболела, она не может спуститься к Вам.

Мне было неуютно в парандже, было душно, мне хотелось одним махом сбросить её с себя, чтобы глотнуть немного свежего воздуха. Но обычаи строго запрещали сделать это перед любым мужчиной, не являющимся твоим мужем, особенно в таком приличном уважаемом семействе, как наше.

Дядя Махмуд порылся в карманах своего халата, в том числе и во внутренних нагрудных карманах. Он достал оттуда атласный мешочек, аккуратно перевязанный розовой атласной ленточкой и протянул мне мешочек.

– Что это? – спросила я, кивнув в сторону мешочка.

– Часть золота, которая причитается вам.

– А Вы?

Он достал второй мешочек тоже атласный.

– Это – моя доля. У твоего отца тоже было золото, но, скорее всего, оно досталось тем горным стервятникам, которые разграбили наш караван.

– Значит, Вы отдаёте нам свою часть?

Я видела печальную улыбку на смуглом лице дядюшки Махмуда.

– Не сомневаюсь, Ахмет бы поступил точно так же, если бы он оказался на моём месте.

Помолчав немного, он продолжил:

– Я слышал, Марждина, ты скоро выходишь замуж за сына визиря Бухары. Эти деньги тебе пригодятся на свадьбу и проведение полагающихся обрядов по усопшему.

Сквозь слёзы я произнесла:

– Я благодарна Вам за Вашу честность, но….я не верю, не могу поверить, что отец погиб.

– Но это так, это, действительно, так. И на этот раз тебе придётся поверить.

Я взяла золото и ещё раз поблагодарила дядю Махмуда.

……Свадьба и предстоящая помолвка расстроились. Через несколько дней в наш дом, лишённый прежней суеты, пришёл какой-то человек, представившийся слугой Ибрагима Кадди. Через Сулейму он передал записку от своего господина, в которой говорилось, что визирь халифа просит извинения, однако помолвка отменяется ввиду произошедших печальных событий.

«Выражаю Вам своё искреннее сочувствие, г-жа Амина, скорблю вместе с Вами о смерти Вашего супруга Ахмета Джелиля. Предстоящая поездка в Иран по делам государственной важности делает невозможным запланированные события.

В Великую Пятницу я обращусь к сынам Аллаха с молитвами о райских садах для Вашего умершего супруга.

В день Жертвоприношения Курбан Байрам примите от меня этот дар за доставленное мной беспокойство, ибо сказано в Коране самим пророком Всевышнего: «А те, которые уверовали и творили благость, те – обитатели рая, они в нём вечно пребывают».

В качестве «жертвы», упоминавшейся в письме было мясо ягнёнка и Коран в красивом, украшенном жемчугом, переплёте.

…..С каждым днём матери становилось всё хуже и хуже. Она ослабела настолько, что просто не могла выходить из своей комнаты. Еда, которую приносили ей Сулейма и Секхет, так и оставалась нетронутой. И мне приходилось самой кормить её с ложки. Что касается Лейлы, то целыми днями она предавалась слезам.

На третий день я отправила Секхет к лекарю, потому что, будучи ребёнком, я пребывала в полной растерянности относительно самочувствия мамы.

Джабраил-абы пришёл через полчаса. Он поприветствовал меня и попросил проводить его в комнату мамы.

Я видела, как в щёлку двери выглянуло худенькое личико Лейлы. Я последовала за доктором, чтобы в случае чего исполнить все его дальнейшие распоряжения.

Перед тем, как войти в комнату мамы, Джабраил-абы спросил тихим голосом:

– Когда это случилось?

– Сразу же, как только она получила известие о смерти отца, – ответила я.

Лекарь нахмурился, пригладил свою бороду.

– У г-жи Амины всегда было слабое сердце. Плохая новость могла убить её.

Затем он вошёл в комнату и вышел из неё через какое-то время.

Видя моё нетерпение, Джабраил-абы произнёс:

– Пока не могу сказать ничего утешительного. Будем надеяться на волю Аллаха.

Он воздел глаза к небу.

– Я помолюсь за г-жу Амину.

После этого Джабраил-абы дал мне три баночки с какими-то порошками и посоветовал подавать больной трижды в день по ложке каждого порошка.

– Будем надеяться на лучшее, – напоследок сказал он, забрав протянутый ему мешочек с динариями, – я навещу вас через два дня.

Но, несмотря на повторное посещение лекаря, состояние мамы практически не улучшалось.

С каждым днём она всё больше и больше слабела; синие круги под глазами стали ещё более заметными. Она сильно похудела. Однажды в последние дни октября я, надев свою паранджу, вышла на рынок, чтобы купить продуктов для обеда.

Секхет семенила за мной, неся корзинку, которая периодически наполнялась, несмотря на то, что деньги в доме уменьшались с катастрофической скоростью.

Я заметила группу всадников, ехавшую по центральной улице Бухары. Люди кланялись им, разбегаясь в разные стороны. Я не успела понять, в чём дело, как один из всадников осадил своего коня прямо перед моими глазами.

Он встал на дыбы, но я не испугалась, потому что мысли мои были устремлены на другое. Я думала о маме, о сестре Лейле; я думала о том, что случится с нами в будущем и не успела разглядеть остановившегося передо мной всадника. Но когда я посмотрела на всадника, я узнала в нём Салима Кадди.

Его глаза сузились, а на губах заиграла презрительная усмешка. Он даже не удосужился слезть с лошади и поприветствовать ту, которая в скором времени должна была обручиться с ним.

– Я знаю, кто ты, – сказал Салим, – Я знаю, что ты очень красива.

Я пожала плечами:

– Быть может, Вы дадите мне пройти, я спешу на рынок.

– Отец отменил нашу помолвку, но ты могла бы танцевать для меня и прислуживать мне.

Слова этого властного выскочки, пользующегося авторитетом своего отца, разозлили меня, но я не подала вида.

– Я Вам не рабыня, Салим Кадди!

– Что ты себе позволяешь, дочь торговца! – воскликнул Салим.

– То же, что и Вы позволяете себе, раб своих желаний и прихотей!

Никто не учил меня быть дерзкой в двенадцать лет, так же, как никто не учил меня покорности.

…..Праздник Курбан Байрам не удался. Мама умерла 27 октября в субботу вечером, когда сердца всех жителей Бухары были наполнены надеждой и счастьем. Надежда покинула мою душу, когда дом наш погрузился в Великую Скорбь.

Из дворца халифа доносилась праздничная музыка, столы ломились от угощений, там царили улыбки, радость и благоденствие.

Наш дом в эти дни был, словно, придавлен к земле. За считанные дни судьба моя погрузилась в Бездну, откуда вряд ли существовал выход в прежнюю беззаботную жизнь с её привычным размеренным ритмом, где можно быть покорной, не думая о дальнейшем, о том, что может произойти в будущем с тобой и твоими близкими…..