Читать книгу А-линия - Дарина Александровна Стрельченко, Дарина Стрельченко, Володя Злобин - Страница 3

Я пришёл к ней в двадцать второй раз. Время, требующееся, чтобы выработать привычку, истекло. Но привыкнуть к Алине было невозможно. Каждый раз я видел другого, иного, нового человека: она менялась ежечасно. А назавтра, к тому же, планировалась небывалое: ей предстояло впервые оказаться на улице.

Ира заявила: никакой стерильности. Никакого зимнего сада при институте, никакого огороженного внутреннего двора.

– Пройдётесь до метро. До метро и обратно. Погуляете с полчаса. Но чтобы всё по-настоящему.

– Ира, она до сих пор пугается людей. Ей страшно, когда в комнате больше одного человека!

– Вот и давно пора с этим покончить. Нам уже в декабре ехать в Москву отчитываться. Там будет много народу… Да и не для того мы делали всё это, чтобы она всю жизнь провела в лаборатории!

– Я тоже так думаю, – тихо проговорил я.

– Вот и идите гулять. Игорь. Я понимаю, это не входит в твои обязанности по договору… Если ты откажешься, я пошлю с ней кого-то из персонала. Но с тобой ей будет комфортней всего.

– С чего это ты так решила?

– Какой-то ты вспыльчивый стал, Игорёк, – вздохнула Ира.

– Почему ты так решила?!

– Она сама так сказала.

– Кому? Тебе?

У меня стало очень неприятно внутри. Руслана всё ещё не знала об Алине; я мог бы рассказать ей, попросив не распространяться, но чувство, что делать это не стоит, от слов Иры только окрепло.

– Когда?

– Вчера… или позавчера… не помню. Все дни как один. Я вообще не успеваю за временем, Игорь.

– Когда она успела тебе сказать? – напирал я.

– Постучалась в кабинет. Наверное, в её палате дверь не заперли… Надо дать втык сёстрам… Сказала, что ей скучно и не спится. Мы попили чаю. Она сказала, что ты хороший учитель. Очень терпеливый. Ещё сказала, что готовит тебе какой-то подарок. Так что… видишь, не так уж и боится она людей. Меня не испугалась.

– Тебя она видит каждый день.

– Через стекло.

– И всё-таки…

– Ладно, – подвела итог Ирина, зарываясь в свои бумажки. – Идёте – и точка. Не переживай, я по пятам вам пущу прикрытие. А сегодня можешь быть свободен. Только, будь добр, принеси кофе, а? И ей завтра не вздумай покупать мороженое.

Я покосился на Ирину.

– Намекаешь на что-то?

– Дни тёплые стоят… На улице нельзя отследить реакцию её организма, мороженого мы ей ещё не давали. А что?.. Что ты такое подумал?

– Я подумал, – резко, чтобы скрыть смущение, бросил я, – что ей понадобится более приличная одежда для прогулки по улице. Иначе все будут пялиться, они а начнёт нервничать ещё больше.

– О… Возможно. Позаботься об этом, ладно? Расплатишься потом с общего счёта…

***

Спустя три недели с начала активной фазы Алина бодрствовала уже по шесть-семь часов в сутки. Всё это время я проводил с ней, и пока это укладывалось в рамки рабочего дня. Но, с опаской думал я, скоро мне придётся проводить с ней восемь, девять, десять часов, и скрывать всё от Русланы станет куда сложнее. Конечно, я мог бы просто объяснить ей, что подписал NDA , но тогда пришлось бы оправдываться, почему я не сказал ей это с самого начала…

Я подумаю об этом завтра , как говорила ветреная безбашенная Скарлетт. Ну а сегодня придётся выкроить часок для того, чтобы прибарахлиться.

…Я выбрал Алине самые обычные джинсы, трикотажный свитер и ветровку – к концу сентября погода по-прежнему держалась солнечная, но чувствовалось: вот-вот задует. Уже на выходе я вспомнил про обувь и взял ещё кеды – какие-то очень модные, консультант сказала, самый писк у подростков и молодёжи.

«И молодёжи». Интересно, меня ещё можно причислить к молодым, или я уже окончательно стал старым пыльным дядькой-учёным? Ну ничего. Женюсь – буду, по крайней мере, молодожён.

В отделе галантереи и всяких украшений я захватил из лотка белую пластмассовую расчёску и упаковку резинок. А потом на меня напал странный азарт, который, должно быть, посещает шопоголиков. Я побросал в маленькую смешную корзину блеск для губ, ещё одну расчёску-массажёр, какие-то заколки, перламутрово-зелёный краб, какие-то яркие браслеты и уж совсем непонятные прозрачные кубики размером с орех, в которых сверкали и переливались блёстки. Хорошо, когда платишь не ты…

Уже на кассе я присовокупил к горке подарков маленький флакончик духов – для Русланы, конечно. Потом ещё заглянул в продуктовый и взял большую пачку мороженого. Уж покупать его Русе мне никто не запретит.

***

Утром на следующий день я снова шёл в институт, гружёный, как пони. С вечера я спрятал покупки в шкаф, в ящик с зимними вещами, а утром, убедившись, что Руслана сладко спит, вытащил большой белый пакет в прихожую. Наскоро позавтракал и, оставив красиво упакованные духи на её туалетном столике, отправился к Алине.

Я планировал начать с письма – мы с ней как раз разобрались с одной и двумя «н» в причастиях и отглагольных прилагательных, я хотел проверить, насколько хорошо она справится с каверзными случаями. Это должно было настроить Алину на привычный лад. О том, что сегодня мы отправимся на прогулку, я планировал сказать в обед – после еды она всегда приходила в то ласковое, слегка рассеянное настроение, в котором пребывала в самом начале нашего знакомства.

Она привычно вскочила с кресла мне навстречу. В лабораторию, где мы проводили большую часть времени, принесли два кресла и широкий стол с ящичками – это сделало комнату чуть уютней, но, на мой вкус, тут по-прежнему слишком отдавало больницей.

Книжка, которую Алина читала, соскользнула у ней с колен и тяжёлой пёстрой птицей плюхнулась на пол.

– Ой. Простите, – сконфузилась она, садясь на корточки и подбирая книгу. – Здраст-вуйте, Игорь Вален-тинович!

Длинные слова всё ещё не давались ей на одном вдохе, но в остальном речь было почти не отличить от нормальной.

– Привет. Как продвигаются дела с «Незнайкой» ?

Мы уже прочитали «Винни-Пуха» , разобрались с «Денискиными рассказами» и одолели «Умную собачку Соню» . Наблюдать за Алиной во время чтения было уморительно, любопытно, а иногда – почти страшно: она интерпретировала истории по-своему, видела всё под каким-то совершенно неожиданным для меня углом. Вчера я принёс ей «Незнайку на Луне», и теперь с нетерпением ждал оценки прочитанного. Скорость чтения у моей ученицы была потрясающая.

– Очень грустная история, – мрачно констатировала Алина. – Незнайка и Пончик – прототипы всех, кто попадает в нестандартные условия. Кто-то приспосабливается, а кто-то опускается на дно. Игорь Валентинович, а у вас дома есть «Незнайка в Солнечном городе» ? Эта книга упоминается в статье, я бы хотела её прочесть…

– В какой статье?

Алина вытащила из-под задней обложки «Незнайки» сложенный вдвое лист. Я узнал распечатку с Пикабу , которую делал когда-то для Русланы. Видимо, она прочитала и засунула в книжку, а я не заметил, когда оставлял «Незнайку» Алине…

– А ещё там есть слова – утопия и антиутопия. Что это значит?

Мда. Кажется, пора нести ей Айн Рэнд, Оруэлла и Хаксли , «Винни-Пуха» девочка переросла.

– Антиутопия… Как бы тебе попроще объяснить…

– Не надо попроще. Объясняйте, как объясняется.

Я усмехнулся.

– Алин, если объяснять как объясняется, я сам не пойму и тебя запутаю. Скажем так: антиутопия – выдуманная история о негативном будущем.

– Почему тогда «Незнайку» называют антиутопией? Это ведь сказочный мир, я правильно поняла?

– Кажется, мне требуется более точное определение слова «антиутопия», – пробормотал я, роясь в карманах в поисках телефона. – Сейчас… Так. Давай посмотрим…

Я зашёл в браузер и вбил «антиутопия Незнайка». Быстро пробежал глазами первые результаты выдачи, щёлкнул на один из них. Пока страница загружалась, я поднял взгляд на Алину. Она стояла как вкопанная, глядя на телефон расширившимся глазами.

– Что это?

– А. Ой. Ты не знаешь?.. Это телефон. Такой инструмент, чтобы общаться.

– Но ведь мы с вами общаемся без него?..

– Общаться на расстоянии.

– А… Как это? То есть вы можете по… протелефонить кому-то, кого нет рядом?

– Ну да. Только не протелефонить, а позвонить.

– И кому вы звоните сейчас? – жадно спросила она, не отрывая взгляд от экрана.

– Сейчас я не звоню. Сейчас я зашёл в интернет, чтобы посмотреть, что значит антиутопия.

– Вы никуда сейчас не заходили, – растерянно и сердито возразила Алина. – И называть лабораторию интернатом – не слишком приемлемо…

– Алин!

Мне хотелось рассмеяться, но она выглядела раздосадованной, готовой расплакаться. Я положил телефон на стол и примирительно выставил перед собой ладони.

– «Войти в интернет» – это такое выражение. Значит, включить интернет. Интернет – не интернат. Это глобальная сеть… Как бы энциклопедия обо всём-всём-всём. Её можно открыть в телефоне.

– А… – выдавила Алина, но по лицу было ясно: то ли не поняла, то ли не поверила. Страница загрузилась, я прочитал ей определение антиутопии, но, кажется, её мысли уже унеслись куда дальше.

– Да, да, спасибо… Игорь Вален-тинович, то есть интернет – это тоже как вы, как учитель, только в телефоне?

– Ну… с какой-то стороны…

– А вы можете сейчас узнать, что такое синтетика, гормоны и олигофрения? – с надеждой спросила она.

Я вздрогнул. Стараясь не выдать себя, кивнул.

– Да, давай посмотрим. Только не всё сразу, это сложные термины. А откуда ты их знаешь?..

– Слышала, – пожала плечами Алина. – Медсёстры ведь не молчат, когда делают мне инъекции.

– Понятно. Скажи-ка, а сегодня уже ставили? Не больно?

– Нет, – она презрительно усмехнулась. – Ни капли. Только очень долго. Но, с другой стороны, это достаточно интересно – наблюдать, как жидкость из шприца переливается в сосуд.

– В какой?.. – слегка опешил я, представив широкий шприц, содержимое которого выдавливают в глиняную амфору.

– В кровеносный, разумеется. В вену, – удивлённо ответила Алина. – Я думала, вы в курсе этого механизма.

– Я в курсе. Просто не так понял. Подумал, ты имеешь в виду вазу или кастрюлю.

– Почему это?

– Сосуд – это не только орган, по которому движется кровь. Это ещё и контейнер для чего-нибудь, обычно для жидкостей.

– Контейнер? – Глаза у Алины стали как блюдца. – Сосуды вырывают из людей, чтобы делать из них контейнеры?!

– Нет, нет! – с досадой мотнул головой я. – Это разные вещи! Просто называются одним словом.

– Зачем?

– Так вышло. Изначально. Это называется омонимы – когда одно и то же слово может обозначать разные предметы.

– Какая глупость, – фыркнула Алина. – Назовите ещё!

– Ну… Кран. Он бывает водопроводный, как в ванной, и подъёмный.

– Что такое подъёмный кран? – с любопытством спросила она.

– Такая машина. Для строительства высоких домов. Он поднимает грузы.

Алина глянула в окно.

– Интересно… А что такое машина?..

…И так каждый день. Я входил в эту комнату, чтобы быть осыпанным градом вопросов о самых простых, не самых простых и совершенно непростых вещах. Иногда приходилось хитрить, иногда выкручиваться, но Алина удивительно легко распознавала ложь. Чаще всего в случае затруднения я был честен: я не могу ответить, Алина. Я узнаю и скажу позже. Она соглашалась. Но иногда – как, например, сегодня, когда она спросила про олигофрению, – оставалось только её отвлечь. Пока её всё ещё можно было заговорить и сбить с толку – хотя бы на время. И пока Ирина всё ещё категорически запрещала заговаривать с Алиной о чём-либо, связанном с её прошлым.

Чтобы окончательно увести ученицу от опасных тем, я скинул со спины рюкзак и вытащил пакет с обновками.

– Если бы я знал, – ставя пакет на стол, хитро улыбнулся я, – я бы, конечно, захватил сегодня «Незнайку в Солнечном городе». Но… Я принёс кое-что другое. Смотри!

Алина осторожно приблизилась к столу и заглянула в пакет. Непонимающе посмотрела на меня:

– Что это?

– Достань. Не бойся. Там нет ядовитых змей.

Она неуверенно хихикнула, вынула из пакета джинсы и, оставив их от себя на вытянутых руках, встревоженно спросила:

– Где вы это взяли?

– В магазине.

– А что тако…

– Место, где можно найти предметы, которые тебе нужны.

– Например, книгу или шприц?

– Например, книгу или шприц.

– А, да, помню! Про магазин было в «Денискиных рассказах»!

Алина отложила джинсы и снова полезла в пакет. В её лице боролись недоверие и любопытство.

– Это…

– Ветровка. Верхняя одежда. Её надевают, когда идут на улицу, чтобы не замёрзнуть.

– Ветровка… Какое забавное слово. Похоже на ветер. Как это надевать?

– Как кофту. В рукава. Давай подержу. Всовывай руки.

Я держал ветровку, а она стояла ко мне спиной и пыталась нащупать отверстия рукавов. В конце концов это получилось. Я накинул ветровку ей на плечи, и она еле заметно дёрнулась. Потом подошла к стеклянной стене, которая сегодня оставалась непрозрачной – Ира куда-то отлучилась, а может быть, просто ещё не пришла. В последние дни она ослабила контроль и всё чаще оставляла нас с Алиной наедине, под присмотром одних только камер.

Алина, меж тем, вгляделась в стекло. Его сложно было назвать зеркалом, но кое-что оно всё-таки отражало. Некоторое время она стояла молча, и я замер в ожидании приговора.

Потом повернулась ко мне.

– Это на сколько?

Видимо, решила, что одежда – как книги, которые я приносил из дома. Сегодня дал, завтра заберу.

– Это навсегда.

– А…

Она снова повернулась к стеклу, наклонила голову, повертелась, пытаясь рассмотреть себя со спины. Потом погладила джинсы, оставшиеся лежать на столе. Тронула блестящую пуговицу, золотистую молнию. Улыбнулась – сначала неуверенно, потом всё шире. Не глядя на меня, снова полезла в пакет и нашарила кеды – они были связаны шнурками, и выглядело это довольно нелепо – как странные белые перчатки.

– Я не знаю, что это. Но это, – Алина тряхнула кедами, кивнула на джинсы, повела плечами, указывая на ветровку, – великолепно. Спасибо вам!

– Обувь. Кеды, – сдерживая улыбку, ответил я.

– А. Ага.

Она внимательно осмотрела вышивку на белых боках, провела пальцем по ребристой подошве, не переставая улыбаться; даже тихонько замурлыкала что-то – кажется, опять песенки кристаллов. Она радовалась обновкам так, словно это были не джинсы и ветровка, а роскошные платья, жемчуга и корона, усыпанная алмазами. Я даже почувствовал себя неловко. Перевёл взгляд с её разрумянившегося лица на кеды и только тут сообразил, что лучше было взять обувь на липучке. Скорее всего, Алина не умеет завязывать шнурки…

Она тем временем села в кресло, скинула жуткие белые матерчатые шлёпки и засунула ноги в кеды. Взяла в руки шнурки. Потянула их туда-обратно. Косясь на меня, засунула за бортики внутрь кед. Я решил, что лучше разобраться с этим сейчас, чем потом завязывать ей шнурки среди улицы.

– Нет, милая. Это делается немного по-другому.

Я присел рядом, вытащил кипенно-белые шнурки (никогда не понимал, зачем их производят такого цвета; всё равно после двух-трёх прогулок станут серыми) и медленно, чтобы она уловила суть, завязал их сначала на левой ноге, потом на правой. Алина сидела, не шелохнувшись.

– Поняла?

– Примерно…

– Потом потренируешься, если захочешь.

– А что будем делать сейчас?

– Сейчас – закончим с письмом. Помнишь наши любимые эн и эн-н-н?

– Эн и эн-н-н! – хихикая, передразнила она.

– А после обеда пойдём на прогулку.

– А… что? На улицу?

Она побледнела; может, лучше и вправду было сказать ей об этом после еды.

– На улицу, – спокойно повторил я. – Как раз увидишь, что такое машины. Может, и подъёмный кран встретим.

Наверное, она представила себе гигантскую жердь крана, движущуюся на неё. Мотая головой, забилась вглубь кресла.

– Давайте не пойдём. Пожалуста. Игорь Вален-тинович…

Ну вот. Опять начала заикаться…

– Тебе понравится. Я обещаю, Алина. Не надо так переживать. Лучше посмотри, там, в пакете, ещё осталось кое-что для тебя…

На этот раз она не пожелала отвлекаться и продолжала мотать головой, съёжившись в кресле и подобрав под себя ноги в новеньких белых кедах.

– Алина, рано или поздно тебе надо будет выйти на улицу! Я хожу по улице каждый день – посмотри, со мной ведь всё в порядке.

– Вы… ходите по улице?..

– А как, ты думаешь, я попадаю сюда из дома?

Она слегка успокоилась, но глядела настороженно.

– Вы будете рядом?

– Конечно.

– Куда мы пойдём?

– Просто по улице. Куда глаза глядят. Куда захочешь.

– Метро? – выпалила она.

– Можем дойти до метро.

– М-м… Магазин?

– Да, вполне.

– В лес?

Я прямо видел, как она судорожно перебирает в уме книжные локации.

– Лес достаточно далеко от города. Пешком не доберёмся. Давай сходим в лес как-нибудь в другой раз, хорошо?

– Да, хорошо… – смущённо кивнула она. – Только… у меня просьба, Игорь Вален-тинович.

– Давай.

– Пойдёмте сейчас. Не после обеда. Сейчас.

– Почему?

– Я боюсь, – честно ответила она. – И чувствую что-то странное. В животе, внутри…

Она поёжилась, проведя по телу руками, словно пытаясь выразить, что ощущает.

– Какое-то напряжение и дрожь, как вибрация… Вот сейчас я думаю, что мы пойдём на улицу, и это становится сильнее.

– Это тревога.

– Болезнь?..

– Нет, просто чувство. Ты боишься того, что тебя ждёт, и тревожишься. Это нормально. Люди свойственно бояться неизвестности.

– Точно?..

– Точно.

– Хорошо. Не хочу быть… ненормальной.

Она сказала это просто так? Или опять слышала что-то в разговорах сестёр, персонала? Надо будет переговорить с Ириной. Надо как следует запретить этим сестричкам намекать Алине на что бы то ни было даже писком.

– Тебе надо по крайней мере позавтракать.

– А я уже, – улыбнулась она.

– А я вот, можно сказать, нет, – вспоминая не съеденный, оставшийся с вечера кусок батона, вздохнул я. – Ладно. Ты не возражаешь, если я куплю кофе по пути?

– Э… Купите? Кофе? А что это?..