Читать книгу А-линия - Дарина Александровна Стрельченко, Дарина Стрельченко, Володя Злобин - Страница 6

Алининой прекрасной особенностью было то, что каждый день для неё начинался, как чистый лист: она не помнила прежних сор, не дулась, не пестовала плохое настроение. В понедельник в восемь она вскочила навстречу, чуть не уронив хлипкое деревянное кресло, и подошла ко мне с солнечной улыбкой.

– Игорь Валентинович.

– Привет, Алинка. Как дела? – всё ещё чувствуя себя виноватым, спросил я.

– Отлично. Просто отлично. И…

– Что – и?

– Да так. Просто, – увернулась она, явно показывая, что хочет, чтобы я её расспросил.

– Темнишь, – ухмыльнулся я, радуясь Алининой радости. Она всё ещё была совсем как ребёнок: радовалась просто тому, что живёт. – Я тебе принёс «Солнечный город». И кое-что ещё. Вот, смотри. Одни из моих любимых книг.

Она жадно набросилась на яркие обложки «Гарри Поттера» и «Хоббита». Затем перелистала «Класс коррекции». Глаза у неё засверкали:

– Мне будет трудно сосредоточиться на занятиях.

– Почему?

– Я буду думать об этих книгах.

– Что ж… Давай тогда устроим урок литературы.

К статью, от меня, в отличие от школьного учителя, никто не требовал программ и поурочных планов.

– Прекрасная мысль. И, знаете, я бы хотела обсудить с вами «Скотный двор» и «Мы» …

– Когда ты успела?!

– Сегодня ночью. Не спалось почему-то. Вы читали эти книги, ведь верно?

– Читал. А тебя, я смотрю, не оставляет тема антиутопий…

– О да! – с жаром ответила она. – Но я никак не могу понять, в чём их притягательность? Это тьма, злоба, несправедливость и тоталитаризм… Жуть.

– Некоторые вещи привлекательны именно своей тёмной стороной.

– Но ведь это нерационально.

– Не надо так волноваться, Алин. Люди вообще нерациональны.

– Откуда вы знаете, что я волнуюсь?

– Начинаешь заикаться чаще обычного.

– О… Игорь Валентинович, а я могу как-то избавиться от этого?

– Думаю, да. Есть специальные упражнения. Но, мне кажется, у тебя это просто пройдёт само. Со временем. Ты уже говоришь гораздо лучше и чётче, чем когда мы с тобой познакомились. Помнишь?

Она тепло улыбнулась. Глаза посветлели, стали совсем серебристые. А может, так играло солнце.

– Ещё бы не помнить. Я очень хорошо помню… всё. Вообще всё.

– Ну что ж… Хорошая память – прекрасное свойство, – рассеянно ответил я. – Ну что, не раздумала заняться литературой?

– Нет. Но меня приводит в отчаяние её объём. Вчера я прочла краткую историю литературы – в очень забавном электронном журнале, называется «Лимонный филин». Там была статья на две страницы. Я пришла в ужас! Я не представляю, как можно прочесть всё это! Все эпохи… на всех языках… Я в растерянности.

– Я уверен, в мире нет ни одного человека, который прочитал бы все на свете книги. Ты требуешь от себя слишком многого.

Она выглядела обескураженной. Зажмурилась. Сжала и разжала пальцы.

– Я хотела попробовать посчитать, сколько книг есть на данный момент. Конечно, информация везде разнится, да и нет толком никакой статистики… Я пробовала привлечь закон больших чисел, но, кажется, это совсем другое. Я чувствую себя такой глупой. С какой-то точки зрения математика так же велика, как литература, и даже больше. Вы не могли бы мне потом объяснить про мантиссу? Только не смейтесь…

Меня и вправду распирал смех. Алина возмущённо, обиженно воскликнула:

– Игорь Валентинович!

– Да я не над тобой… Я над твоей жадностью, Алина… Ты так накинулась на всё это… И ты думаешь, что я тоже всё это знаю. Прости, я не смогу объяснить тебе про мантиссу. Я из курса высшей математики помню только само это слово, и всё. И закон больших чисел тоже не воспроизведу, помню только, что это из теории вероятности. Ты уверена, что хочешь погружаться так глубоко? Обычно люди выбирают для себя одну область и разбираются в ней. А ты, кажется, хочешь объять весь белый свет.

– Кстати о свете. Я прочитала про корпускулярно-волновой дуализм света, и, мне кажется…

– Алина, я не силён в физике. И в математике. И в литературе я просто любитель.

Судя по лицу, это было её первое разочарование во мне. Тем не менее, она выдавила:

– А в чём же вы сильны?

– Я нейропсихолог. И педагог. Я немного играю на гитаре, но это не значит, что я знаю теорию музыки и теорию струн. Я люблю гулять вечерами по городу, но я не путешественник, не географ, не почвовед. Я просто обыкновенный человек, обыкновенный учитель.

Я произнёс всё это легким тоном, с беспечной улыбкой. Но Алинина гипертрофированная любознательность встревожила меня не на шутку. Жаль, что Ира не наблюдает за нами через стекло; впрочем, она в любом случае просмотрит всё в записи…

– Так что с литературой? Мне кажется, «Незнайка» поможет расслабиться.

Она покрутила в руках толстую яркую книжку с картинками и крупным шрифтом. Покачала головой. Отложила. Сказала:

– Пожалуй, я начну с этого.

И потянулась к «Классу коррекции», прятавшемуся за самой скромной обложкой. Нет, всё-таки хорошо, что Ира сегодня на нас не смотрит. А то бы точно изъяла.

Я подтянул к себе «Хоббита» и уселся в скрипнувшее кресло. Алина устроилась рядом, и мы погрузились в мирное чтение. Я искоса следил за её лицом: оно то хмурилось, то светлело, то становилось недоверчивым и даже брезгливым. Прошло полчаса, час. Алина сидела, почти не двигаясь, только листала страницы, и глаза бегали по строчкам с сумасшедшей скоростью.

– Не хочешь перекусить? – спросил я, когда время перевалило за полдень. Она оторвалась от книги. Взгляд был расфокусированный, глаза – красноватые, как у кролика.

– Что?..

– Тебе скоро обед принесут. Отвлекись ненадолго.

Она встала из кресла и потянулась. Осторожно, очень бережно закрыла книгу и положила на стол. Посмотрела на меня как-то отсутствующе. Когда в коридоре загремела тележка, Алина встряхнулась и тихо сказала:

– Я не хочу кушать.

– Милая моя, тебе нельзя пропускать. Тебе же Ирина Валентиновна объясняла.

– Я не хочу. Нет аппетита, – уронила она. Дверь открылась, и Алла Григорьевна ввезла в лабораторию тележку – точно такую же, как вчера в палату.

– Алла Григорьевна, добрый день, я сегодня не бу…

– Здравствуйте! Алла Григорьевна, дорогая, а не могли бы вы отвезти всё в столовую на первом этаже? Мы с Алиной хотим вместе пообедать, а вы же знаете, ей неодобренную еду нельзя…

– Здрасьте, Игорь Валерьевич, здрасьте. Отвезу, конечно. А ты чего, голубушка, такая бледная?

– Да что-то аппетита нет…

– Она просто устала, Алла Григорьевна. Мы сегодня очень плотно позанимались.

– Сейчас, сейчас, спущу. Вы тоже спускайтесь. Алиночка, сегодня пирожки с капустой, съешь обязательно!

Нянечка ушла, погромыхивая колёсами и кастрюльками. Я тронул Алину за плечо.

– Ты чего?

– Книжка.

– Тебя так задело, да?..

Меня удивило, что её поразил именно «Класс коррекции» – на мой взгляд, «Мы» были страшней. Алина как будто услышала мои мысли.

– Антиутопии – хотя бы выдуманное. А тут – настоящее…

– Есть книги, есть жизнь. Все книги так или иначе о жизни. Но жить надо в жизни, а не в книгах.

Невесть как глубокомысленно сказал. Но лицо у неё немножечко посветлело.

– Там всё кончится хорошо?

– Ты же сама уже почти дочитала.

– Я не могу пока дочитать. Мне надо… переварить. Это тебе не «Ваша ученица». Я-то думала, там страсти… Нет. Там всё так легко… Просто девочка влюбилась, и всё. А тут… Скажите, Игорь Валентинович, всё будет хорошо?

– Хорошо, хорошо. Пойдём.

Она воззрилась на меня совершенно растерянно.

– Куда?..

– В столовую.

– Почему?..

– Алин, ты чего? В облаках витаешь? Я же только что при тебе попросил Аллу Григорьевну отнести твой обед столовую!

– Зачем?..

– Чтоб ты развеялась немного. Пошли.

– Подождите. Там много людей?

– Много, наверное. Обед же.

– Я боюсь. Нет. Я не пойду.

– Давай подождём минут пятнадцать. Основная масса схлынет.

– Какая масса?!

У неё в голосе звучал откровенный испуг. Бедняжка. Вот ведь фармакологи – наковыряли со своей нейросетью, сконструировали «Перпен», а она теперь копускуляно-волновой дуализм сечёт, а про основную массу не понимает.