Читать книгу А-линия - Дарина Александровна Стрельченко, Дарина Стрельченко, Володя Злобин - Страница 5

У ступеней института я выскочил из салона «Скорой». Следом вынесли Алину – уже просто спящую. Ира, грызя ноготь, ждала нас на крыльце – всё в тех же шортах до колена и зелёной фуфайке.

– Отнесите в палату, – велела она санитарам, кивнув на носилки. – А ты…

Я ждал, что последует взбучка. Но…

– Иди домой. Сегодня она будет спать. И завтра, наверно, тоже.

– Хочешь затормозить нервное возбуждение?

– Перевозбуждение.

Я посмотрел на начальницу. Потом – вслед носилкам, скрывшимся за стеклянными дверьми. Снова перевёл взгляд на Иру.

– Хорошо, что мы не стали тянуть.

– Да… – негромко сказала она. – Да… Иди отдыхать, Игорь. Когда Алина проснётся, у неё будет много вопросов.

– И отвечать, конечно, придётся мне?

– Ну а кто у нас тут учитель. Иди! Я позвоню вечером. Скажу, как дела…

– Я могу быть уверен, что ты не выдернешь меня до послезавтра?

Ира, наклонив голову к плечу, хмыкнула:

– Планы?

– О да.

– Невеста?

– Устрою романтический вечер, – выдохнул я с напускным жаром.

– О… Приятно вам провести время. – Она приподняла бровь в знак насмешливого одобрения, сунула руки в карманы и развернулась, чтобы подняться по лестнице.

Я быстро схватил её за плечо.

– Ира. Если что, ты же знаешь… Звони в любое время.

– Да. Конечно. Иди, Игорёк.

– Если понадобится помощь с Алиной…

– Иди.

Стеклянные дверь раздвинулись, а потом сошлись за её спиной. Я сбежал со ступеней и, насвистывая, пошёл к будке охранника. Рюкзак остался в раздевалке, но телефон лежал в кармане, так что… Не буду возвращаться. Ничего с рюкзаком не станет.

Достал телефон, набрал первый номер из справочника.

– Руся? Привет, моя милая… Ты до скольки сегодня? Ты прикинь, я на два дня освободился. До послезавтра. Да, да, у проектной занятости свои плюсы… Не хочешь прогуляться после работы?.. Ага! Да, буду ждать внизу, в холле, как обычно. В половине шестого. Да, договорились, моя хорошая…

…До половины шестого оставалось восемь часов. Я пришёл домой, доел вчерашний Русин эксперимент – чили кон карне, – написал отчёт по сегодняшней прогулке и скинул Ире. Потом встал у книжной полки. Да, время «Умной собачки Сони» прошло… К «Незнайке в Солнечном городе» я прибавил первую часть «Гарри Поттера» , «Хоббита» и «Класс коррекции» – на будущее; когда-нибудь, как ни крути, Алине предстоит узнать о своём прошлом; может быть, с этой книгой она окажется чуть-чуть подготовленней.

Потом я завалился спать, проспал и мчался к Руслане быстрее, чем с утра от меня убегала Алина.

***

К ночи похолодало, но прошёл мелкий дождь, и вновь потеплело. Руся скинула ветровку, шагала, разбрызгивая лужи, в одном платье – синем, с широким чёрным кружевом по подолу. Ветровку завязала рукавами вокруг пояса, и брелок на ремешке звенел и брякал при каждом шаге.

Мы не торопясь прошлись вдоль Ленинского шоссе, потом через маленькие незнакомые улочки по диагонали вышли к площади Комсомола. Сделали круг, обогнув бывший Дом молодёжи, в котором теперь ютились поликлиники, фитнес-залы, спа и миллион маленьких кафешек.

– Голодная?..

Мы стояли на светофоре; уже стемнело, и Руся, задрав голову, смотрела в черносмородиновое небо с малиновой чертой на горизонте. На том берегу зажглась цепочка розовых фонарей, и над водой стояло золотое зарево от огоньков. Далеко за городом, на крутом холме, жгли костры – наверное, вышли последние в сезоне шашлычники. Ветер доносил запахи дыма, жареного мяса, илистой воды. Сладко пахло первыми опавшими листьями и вообще – осенью: золотистой, печальной.

– Русь?.. Хочешь, в «Фарш Рояль» зайдём?

Руслана перекинула сумку на левое плечо и кивнула. Тряхнула волосами – они рассыпались, густые, чёрные, лёгкие, как будто она летнюю душистую ночь надела на голову.

***

После прохлады улицы в «Рояле» оказалось очень тепло, дымно и сытно пахло бургерами. За полукруглым столиком, где мы сидели обычно, ворковала парочка: молодящийся мужчина, лохматая девица в нарочито рваной майке. Пришлось сесть у окна; зато было видно всю площадь и кусочек речки.

Прямо под окнами играл гармонист.

– Что будешь?

Руся, надув щёки, уставилась в меню. Задумчиво застучала пальцами по исцарапанной лакировке.

– Цезарь. И бургер с блю чизом. В общем, как обычно. Как всегда. Тысяча лет просмотра меню и стандартный заказ.

– Ладно… А я… Луковый суп и бургер с двойным беконом. И… Руся. Я хочу мороженое. Сандейз с вишней.

– Супер!

В тепле она раскраснелась, от огоньков привычно заблестели глаза. Когда официантка приняла заказ и отошла, Руся спохватилась:

– Кофе! Можно капучино, пожалуйста?

– Э… Купите? Кофе? А что это?..

Голос Алины в голове прозвучал так явно, что я вздрогнул. Девушка за соседним столом обернулась, и мне целую секунду казалось, что это она.

– Игорь?.. Игорёш?..

– А?

– Задумался?

– А? Да. Я тоже буду кофе. Девушка, девушка, извините, можно два капучино, пожалуйста?

***

Ближе к одиннадцати в «Рояле» стало слишком накурено и шумно. Мы выбрались на воздух, Руслане пришлось снова надеть ветровку. С реки задувал холодный, неласковый ветер, попахивало гарью – где-то за городом жгли листья. Сладкий запах… Нас обоих слегка вело: у Руси из-за ночных смен давно сбился всякий режим, да и я в последнее три недели почти каждый день вставал к шести.

Ира лишь совсем недавно позволила нам с Алиной спать подольше – Алинина мозговая активность становилась всё более бурной, впечатлений, знаний и навыков с каждым днём становилось больше. Из кратковременной в долговременную память всё переходило во сне – в настоящем, обыкновенном сне, не в медикаментозной дрёме. А судя по её анализам, лучше всего это происходило с пяти до семи утра.

Из-за таких расписаний мы с Русланой оба были теперь как сонные пингвины. Но домой в такую чудесную сентябрьскую ночь не хотелось. Хотелось растянуть её на подольше, на бесконечно… Прошлись вдоль набережной, потом по заросшему склону спустились к самой воде. Руся чуть не поскользнулась – схватилась за сухой ломкий стебель цикория. Я подхватил её под локти.

– Оп-па…

По ногами шуршала сухая трава и обломанные стебли. Го́рода почти не было слышно – мы стояли в низине у реки, в самом овраге. Над головой качались тополя; по воде плыли листья.

– Оп-па, – улыбнулась Руслана. В глазах мелькнули искорки от далёких фонарей. Я вспомнил, как Алина во второй день ловила солнечных зайчиков.

«Она спит, – сказал я себе. – Спит». Подался вперёд и поцеловал Русю. Звёзды, тополя и речка поплыли вбок, я вдыхал и выдыхал, а может быть, и нет, и видел нас как будто со стороны. Думал о том, что завтра можно не вставать рано, что становится по-настоящему холодно, что надо заплатить за квартиру и хочется дочитать за выходные «Атланта» ; что у Русланы такие странные, красивые глаза в рыжую крапинку – как будто с веснушками; и что пора уже озаботиться билетами в Мюнхен – мы туда собрались в свадебное путешествие, хотя какое путешествие – так, уикенд…

Было хорошо. Было так хорошо и почти спокойно.

***

В половине восьмого меня разбудило уведомление в телефоне. Я нашарил мобильник, потянул к себе, силясь разглядеть без линз. Руслана что-то пробормотала во сне, стянула с меня одеяло и отвернулась.

Сообщение было от Ирины. Ничего срочного – просто писала, что с Алиной всё нормально, я могу не дёргаться и спокойно отдыхать до завтра.

Ну и отлично. Ну и суперски. Восемь тридцать две. Можно поваляться; воскресенье, Русе тоже никуда не надо. Можно встать и что-нибудь приготовить, устроить ей романтичный завтрак в постель. Можно выйти на пробежку – я перестал бегать по утрам с тех пор, как стал участником «А-линии»…

Я полежал, глядя в потолок, ещё секунд двадцать, потом рывком поднялся, поплотней укрыл Русю и на цыпочках вышел в кухню. В холодильнике было шаром покати, но я уже перенял у невесты навык готовить из ничего. Достал остатки тостового хлеба, подрумянил на сухой сковородке – по двадцать секунд с каждой стороны, – соскоблил со стенок маслёнки масло. Сверху положил ореховое варенье – распечатал баночку, которую её мама ещё той осенью прислала из Львова. Вскипятил чайник, заварил кофе, в Русину чашку долил молока и присыпал корицей. Только потом сообразил, что у нас нет никакого подноса – я не смогу отнести это в кровать. Если только порционно…

– Чего не спишь, Игорёша?

Она вошла босая, встрёпанная, зевая и кутаясь в мою кофту ей до колена. В кармане кофты затренькал телефон – заиграло «На берегу этой тихой реки» .

– Пам-пам-пам-пам-пара-па-пам…

Руся скользнула по ламинату, изобразив какое-то па, и протянула телефон мне.

– Пам-па-пам-па-пара-па-па…

– Алло. Алло? Кто это?

– Пам-пам-пам-пам-пара-па-па…

– Алло? Алина? Ты?

– Пам-пам-пам-па…

Руслана резко замолчала.

– Алло?.. Алло! Тьфу… Реклама какая-то или мошенники. Или просто кто-то ошибся.

– Ясно. Пам, парам-пам-пам, пам, парам-пам, пам… Это кому с корицей? Тебе или мне?

– Тебе, конечно. Какие планы, Руська?

Она уселась за стол, кофту повесила на спинку стула. Потянулась к бутербродам, зачерпнула полную ложку тягучего зеленоватого варенья.

– Шикарно… Спасибо, Игорёш. Очень вкусный кофе. Удивляюсь, как ты из обычной растворимки делаешь вкуснотищу… Явно как-то секретный ингредиент.

– Любовь, – ввернул я. Руслана хихикнула.

– А планы… Я хотела в библиотеку сходить. У меня уж Кинг сто лет не сдан. Проглотила за неделю, а сдаю полгода.

Она обожала читать книги, но ненавидела читать с экрана. Я подарил ей на Восьмое марта электронную книжку – Руслана побаловалась с ней пару дней, научилась подключать вай-фай и открывать блокнот, а потом забросила на верхнюю полку, где скучали энциклопедии и биографии из серии ЖЗЛ. Так и ходила то в книжный, то в библиотеку.

– Хочешь, я с тобой? – храбро предложил я.

Руся откусила большой кусок, начала жевать, и вместо ответа получилась невнятная каша и брызги крошек.

– Прости, – проглотив и отдышавшись, ответила она. – Просто ты каждый раз так самоотверженно спрашиваешь…

– А что ж делать…

Меня с души воротило от запаха библиотеки: пыльные книги, пыльные газеты, пыльные цветы, хлорка из туалета. Я терпеть не мог бродить вдоль стеллажей, а Руслана могла делать это часами, пробегая аннотации, читая целые куски откуда-нибудь из середины, возвращая на места переставленные кем-то книжки, изучая полку с новинками…

– Сиди дома, Игорёша. Я сама. Я быстро.

– Да не торопись. У меня есть, чем заняться, – кивая на ноутбук на подоконнике, разрешил я. – Подлить ещё кофе?

– Да, давай кофеёчку. Такого же, с корицей. Очень вкусно. А где ты корицу взял?

– А помнишь, ты сама её сунула в ящик со специями? На той неделе осталось от пирога.

– А ты и приметил, – потянувшись ко мне через стол, усмехнулась Руслана.

– Работа у меня такая – подмечать, примечать, исследовать.

– А Алина? Это тоже кто-то с работы?

– Какая Алина?

У меня внутри поднялась жаркая волна, окатило по шею и забултыхалось в животе.

– Тебе звонили. Ты спросил: Алина? Я подумала, это кто-то с работы.

– Да. С работы, – беспечно ответил я, схватил кусок хлеба, но тот зацепился, следом потянулась пустая пачка…

– Грустное это упражнение – планка, – констатировала Руслана, глядя на разлетевшиеся по полу крошки. – Стоишь и думаешь: вот ведь вроде бы вчера пол помыла…

– Прости, Руся, – скривился я. – Давай я пропылесошу, пока ты ходишь…

– Да ладно, Игорёш. Это же шутка про планку… Я сама сегодня собиралась полы помыть. Занимайся своими делами. Прямо удивительно, что у тебя в кои-то веки выходной выпал на выходной.

Мне показалось, что я словил запашок сарказма, но Руся глядела весело; это действительно была просто шутка. Через полчаса, раскопав все библиотечные книги и сунув в сумку авоську, Руслана отчалила на улицу. Опять стояло солнце, снова было очень тепло – бабье лето, что ли? Нежаркое, красивое – если смотреть в окно выше крыш, а не на парковку перед домом, можно подумать, что это какая-нибудь Франция… Побережье… Прованс…

Я захлопнул ноутбук, составил в раковину чашки – живём вдвоём, а посуды всегда, как будто полк обедал, – натянул джинсы и тоже пошёл гулять. Планировал нагнать Руслану в районе библиотеки, но задумался, и ноги, вместо того, чтобы нести к улице Мира, повели по знакомому маршруту. Я очнулся только около Староречки. Весь вспотел, пока шёл. Решил – зайду в институт, сполоснусь, что уж…

Поднимался на седьмой этаж пешком, и сердце прыгало внутри, как мягкий розовый мячик.

У входа в нашу секцию мне в лоб прилетело дверью.

– Ауч-ч… ой…

– Игорь! Игорь, прости! Ты тут откуда взялся? Я думала, сегодня нет никого…

Ира раскраснелась, будто и вправду бежала.

– Ты чего? Что случилось? Алине плохо?!

– С чего ты решил? – Начальница переминалась, пыталась ненароком заглянуть мне за спину. – Всё с твоей Алиной в порядке…

– А-а, – догадался я. – Ты не меня ждала… Прости, что помешал. Я могу уй…

– Что ты бред мелешь! – вскинулась она. – Кого я ещё могла ждать!

– Ай-яй-яй, как мы покраснели, – подколол я. – Правда, Ир. Ты б хоть предупредила…

– Так я тебе написала, чтоб ты отдыхал до завтра!

– Слушай, я не думал, что это была директива…

– Ты чего пришёл вообще в выходной?

Ира вдруг пошла пятнами – белыми по красному; то ли от ярости, то ли от смущения.

– Да всё, всё! Ухожу…

– А чего пришёл?!

Я ляпнул:

– Сердце не на месте.

– Ну иди тогда…

Я повернулся к лестнице. Внизу хлопнула дверь – кто-то поднимался.

– Куда? Да не туда! – прошипела Ира, хватая меня и втаскивая в холл. – Иди, она в палате, проснулась… И не высовывайтесь пока оба!

Начальница запихнула меня в холл, чуть не прижала дверью и понеслась вниз. Я не стал подслушивать чужие тайны – быстро пошёл прочь по непривычно пустому коридору. Стеклянные двери закрыты, лавочки пусты – этаж как вымер.

По старому, вытертому паркету стелилось солнце. Я миновал лабораторию, где мы встречались обычно, и направился дальше, в коридор, куда выходили двери палат. Я знал, что Алина живёт в номере девять, но никогда там не бывал. Я вообще редко заходил в жилое крыло – временами там становилось по-настоящему опасно, а пациентка «А-линии», пожалуй, была одной из самых мирных обитательниц.

Но сейчас все здешние квартиранты, видимо, спали. Кроме неё. Почему? Ира ведь сказала, что Алина пробудет в дрёме до завтра…

Зачем я пришёл?

«Это неправильно» – бухнуло в голове, и, скрипя паркетинами, я побежал обратно к лестничной площадке.

За матовым стеклом угадывались силуэты. Кто-то приглушённо ругался. Я застыл, не зная, куда рвануть. Ругань стихла, входная дверь скрипнула… Следом приоткрылась дверь палаты – совсем рядом. Я бросился туда, влетел, захлопнул за собой и чуть не смёл Алину с ног.

– Игорь Ва… Здра… Игорь…

Алина смотрела испуганными, любопытными глазами. Она была в новых джинсах и водолазке, на голове косо, но симпатично свесилась на бок косичка, зацепленная зелёным крабом.

– Привет, – прошептал я. – Тс… Тс…

– Что такое?

Она тут же переключилась на шёпот, любопытство в глазах усилилось. Мне, между тем, тоже было любопытно: заглянуть в её палату – это было как прийти к ней домой…

Широкая, самая обыкновенная кровать, застеленная гобеленовым покрывалом. Стул около окна, голубой тюль. В углу, выложенном голубым кафелем, – раковина и тумбочка. На тумбочке – мои книги, тетрадь, белая расчёска, тюбик с блеском.

– Ирина Валентиновна сказала, вы сегодня заняты…

– Я каждый день занят, – против воли прислушиваясь к звукам в коридоре, ответил я. – Я… сегодня хотел другое…

Что я лепечу? Зачем пришёл? И что мне сегодня с ней делать?

– Будем заниматься? – видя моё замешательство, подсказала Алина. – Или пойдём гулять?

– О нет, с тобой я гулять пойду ещё не скоро! И задала же ты вчера жару… Нет, мы сегодня не будем заниматься. Я просто тут у тебя подожду немного… И уйду. А завтра позанимаемся.

– Почему вы мокрый? – серьёзно спросила Алина.

– Почему это?

– Вот… – она тронула мою футболку самым кончиком пальца.

– А. Я бежал просто.

– От кого?

– К тебе. Так. Всё. Алина! Хватит вопросов. Сегодня выходной. Сегодня я не учитель, я хочу отдохнуть и не отвечать.

Она уселась на кровать и похлопала по покрывалу.

– Ну тогда садитесь. Будем ждать, чего вы там хотите ждать.

Я только сейчас заметил на покрывале объёмные цветные колечки. Вгляделся – резинки; видимо, она выкладывала узор.

– Красиво.

Алина взяла резинку из самой середины, скрутила в пальцах.

– Я хотела сделать ленту Мёбиуса, но резиночка слишком мягкая.

– Откуда ты знаешь, что такое лента Мёбиуса?

Алина отбежала к тумбочке, нашарила что-то внутри и вернулась. Протянула мне.

– Телефон? Откуда у тебя?..

– Я попросила у Ирины Валентиновны.

– И она взяла и купила тебе телефон?

– О нет, – расхохоталась Алина. – Нет… Она начала говорить, что подростки только и делают, что играют в телефоне в игры, что у меня пока нет знакомых, которым можно позвонить, что это вообще зло…

– А ты?

– А я сказала, что вы использовали телефон в качестве энциклопедии. И мне он тоже нужен исключительно для этого. Это же просто невероятно, как много слов я не знаю! И этот английский… Я начала учить. Странный язык. Как будто грубый, но, конечно, нужно сначала поговорить с носителем, прежде чем делать выводы…

Надо же – такой монолог, а она ни разу не заикнулась.

– И Ира согласилась?

Алина пожала плечами и протянула:

– Ну… это было непросто… Но я показала ей рассказ «Рыцари» – из «Денискиных рассказов» – и убедила, как важно иметь карманные деньги.

– Погоди. При чём тут телефон?

– Она согласилась давать мне карманные. Но не каждый месяц, а авансом за полгода. Она дала мне шесть тысяч. Я купила смартфон за пять двести, и у меня ещё осталось восемьсот рублей! Я заказала на них кое-что… Должны привезти завтра. Я думаю, курьер как раз успеет к вашему приходу.

– А что ты заказала?

Алина хитро улыбнулась, но глаз не отвела.

– Это – сюрприз!

– Я сгораю от нетерпения.

Снова ляпнул, не подумав, но она приняла за чистую монету. Счастливо засмеялась:

– Завтра узнаете!

В коридоре что-то загромыхало – как железные колёса или мини-танк. Я в испуге бросился к двери. Алина невозмутимо соскочила с кровати и не торопясь подошла тоже.

– Это еда, – ответила она на мой немой вопрос. – Её развозят на такой железной тележечке – из-за поварёшек похоже на старинные катапульты…

Дверь открыли без стука; на всякий случай я шагнул чуть в сторону от дверного проёма. В палату ворвался запах сдобренной маслом каши, какао и кисловатого свежего хлеба.

– Здраствуйте, Алла Григорьевна! – радостно воскликнула Алина, ловко подставляя под черпак глубокую тарелку.

– Здравствуй, здравствуй, голубушка.

В тарелку плюхнулась клякса рисовой каши, следом нянечка, развозившая завтрак, протянула Алине блюдце с двумя кусками хлеба и молочным коржиком.

– В лучших традициях пионерских лагерей? – с улыбкой спросил я.

– Оба-на! Игорь Валентинович! Вот не ждали вас в выходной!

Я развёл руками.

– Такой уж у нас график.

– Может, и вам чаёчку налить? – подавая Алине кружку с кошечкой, спросила Алла Григорьевна.

– Да нет, спасибо. Я больше кофе люблю…

– У меня и кофейный напиток есть. Правда, Алиночке нельзя, Ирина Валентиновна не разрешала.

– Ну, давайте, что ли…

Нянечка плеснула из чайника в красную пластмассовую кружечку с ручкой в виде крокодила. Дала мне и подмигнула:

– Приятного аппетита!

– Спасибо, Алла Григорьевна! – поблагодарила Алина, оттаскивая тарелки на тумбочку. – Спасибо!

– Слушай, а что у тебя тут даже стола нет? Как ты ешь?

– На окне, – слегка смутилась Алина. – На подоконнике. Вот тут…

Я глянул на подоконник и заметил, что угол усыпан крошками, а кое-где на белом пластике засохли пятна от чая. Руся бы содрогнулась.

– Тут здорово. Ешь и как будто смотришь кинематограф.

Алина широким жестом указала на улицу. Окно выходило в институтский парк, но кроме косых узеньких дорожек, заросших клумб и беседки виднелись кирпичная стена и ворота, а за ними – несколько заводских корпусов, две красные трубы, гаражи и пологие холмы, окружавшие город.

– Хотите со мной?.. – неуверенно добавила она.

Я никогда не ел с ней. Обычно Алина завтракала ещё до моего прихода. Обед ей приносили в лабораторию, но я в это время спускался в столовую для персонала.

– Давай попробуем, – вздохнул я и с кряхтением взгромоздился на подоконник, стараясь не расплескать свой кофейный напиток. Устроившись, сделал глоток и чуть не поперхнулся. «Кофейный напиток» оказался наполовину какао, наполовину – горячей молочной хлябью. Жуткая гадость.

– Алин. Тебе нравится, как тут кормят?

Она посмотрела на меня с некоторым удивлением. И правда что. Она же не пробовала ничего другого. Я попробовал уточнить:

– Тебе вкусно?

– Мне кажется, да, – после раздумья ответила она. – Конечно, я бы хотела попробовать кое-что ещё… Ирина Валентиновна говорит, со временем будет можно.

Я в который раз удивился тому, что её нисколько не интересует, что с ней произошло. Мы-то знали, что это искусственный блок на область личных воспоминаний. Но неужели ей самой ни капли, ни чуточки не любопытно?..

Я сделал ещё один глоток и понял, что выпить больше в силах. Надеюсь, Ира уже закончила со своим тайным кавалером… А Руслана наверняка вернулась из библиотеки и недоумевает, почему меня нет дома. Хотя нет, она бы, наверное, позвонила…

– Спасибо за гостеприимство, Алина, – сказал я, ставя кружку на подоконник. – Я, наверное, пойду…

Кажется, она опечалилась. Тоже поставила свою кружку на заляпанный пластик. Посмотрела на меня, склонив голову, своими голубиными глазами:

– А зачем вы всё-таки приходили?

– Просто шёл мимо. Решил зайти.

– Но вы стояли на лестнице. Ходили туда-сюда по коридору. Я слышала.

– Алина!

– Прятались от возлюбленного Ирины Валентиновны?

– Чего?!

– Да ладно, – снисходительно улыбнулась Алина. – Я же знаю. Не закрывать уши и глаза – слишком большое искушение.

– Ты пугаешь меня, Алина, – с лёгкой паникой ответил я, пятясь к дверям. – Я должен позвать кого-то? Ирину Валентиновну? Медсестру?

– О нет, – ответила она. – Зачем? Не волнуйтесь, я способна быть самостоя… тель… ной.

– Алина? Ты в порядке? Алин?..

Она аккуратно слезла с подоконника и подошла ко мне. Легонько толкнула в грудь:

– Идите. Вы, наверное, тоже торопитесь к возлюбленной.

Ну вот. Опять начала заикаться…

– Ты ведёшь себя вызывающе.

– Я прочитала, что это значит, – кивнула она. – Оскорбляюще общепринятые нормы, раздражающе заносчиво. Так?

– Достаточно, – стараясь, чтобы голос оставался нейтральным, перебил я. – Такой тон неприемлем, Алина. Тебе нельзя перевозбуждаться. До завтра. И подумай о том, что есть вещи, которые лучше оставлять при себе!

Я вышел, захлопнул за собой дверь и быстро зашагал по коридору. В голову не в первый раз пришла мысль, что участие в «А-линии» может оказаться не таким уж безоблачным.

То, что я сказал ей, последние фразы – это было отвратительно; как какая-то надзирательница, как чопорная классная дама дореволюционных времён. Или – ещё хуже – как холодный, лощёный, пахнущий резким одеколоном г-н учитель.

Мне хотелось развернуться, броситься к ней, извиниться… Алинино лицо стояло передо мной, как наяву: дрожащая нижняя губа, нахмуренные брови, растрёпанные, густые волосы. Густые. Надо же. Помню, три недели назад были совсем реденькие – разлетелись над плечами, когда она рухнула ко мне на руки…

Но минуту назад она и вправду выглядела заносчивой. Заносчивой и… ревнующей? Я отогнал эту глупую мысль, спустился в пустой прохладный вестибюль и, никого не встретив, вышел из института. Только у проходной вспомнил, что так и не принял душ. И рюкзак не забрал… Ну и плевать.

***

Когда я пришёл, Руси ещё не было. Зверски хотелось есть. В шкафу с крупами стояла нераспечатанная коробка молока и початая пачка риса. Я покопался в недрах буфета и нашёл пачку грецких орехов. Что ж, вырисовывалась каша… Можно растопить сахар и сделать грильяж сверху – будет вообще пальчики оближешь.

Руслана пришла, когда рис уже закипал. Я подсыпал в сотейник сахара, обернулся.

– Приветик!

Она плюхнула на пол около стола два больших пакета. Из одного торчали бананы, другой прорвала пачка семечек.

– Ого, как вкусно пахнет… Кулинаришь?

– Ничем пока не пахнет, – проворчал я. – Кулинарю. Иди переодевайся, скоро будет каша.

– М-м… Я успею душ принять?

– Успеешь-успеешь.

– Помочь не надо? – Она обняла меня сзади, положила острый подбородок на плечо, щекочась волосами. – Ух ты, а сахар для чего растапливаешь?

– Это будет грильяж, – сосредоточенно ответил я, гоняя лопаткой уже начавшие плавиться кубики рафинада. – Иди, иди, сполоснись.

– Жарища на улице, как будто не октябрь завтра, – кивнула она. – Точно не надо помогать?

– Точно, точно.

Я пожалел об этих словах, как только в ванной зажурчала вода. Рис сбежал, на кухне завоняло дымным и горьким, я бросился открывать окно и упустил момент, когда, шипя, запузырился сахар. Кое-как справившись и убрав его на холодную конфорку, настрогал орехи. Порезался. Грильяж будет с кровью. Сахарить кашу не стал – слегка посолил, просыпал соль на плиту.

Когда Руслана вернулась в кухню – молча обозрела загаженную плиту, кастрюлю с налипшим сахарным сиропом, рассыпанный по столу рис. Протянула:

– Я справлюсь, говорили они. Ты можешь спокойно идти в ванную, говорили они.

А потом взяла тряпку, губку и живенько навела порядок, пока я разливал кашу по тарелкам и выкладывал сверху грильяж из орехов в топлёном сахаре.

– Спасибо. Прости дурачка.

– Тебе спасибо, Игорёш. Ну какой же ты дурачок?.. Давай кушать…

Как ни странно, каша вышла вкусной. Я подобрал остатки куском чесночного багета, который принесла Руслана, и вдруг вспомнил прилипшие рисинки на окне. Где я это видел? А-а, в палате у Алины… Надо сказать Ире, чтобы хотя бы стол туда поставили… Невозможно ведь так есть на подоконнике…

– Игорёш?

– А?

– Что случилось? У тебя лицо вдруг стало – пленных не брать.

– А?..

– Серьёзное очень

– А. Это на всякий случай. Вдруг кто смотрит. Пусть думают, что я о серьёзном думаю.

Мы вымыли посуду, Руслана отправилась разбирать библиотечный улов, я открыл ноутбук. Включил Стругацких, «За миллиард лет до конца света» , и принялся сортировать отчёты по Алине. Их накопилось больше двух десятков – за каждый день и несколько, так сказать, бонусных, от души. Руся шуршала в комнате, потом вышла на балкон. Через минуту я услышал, как в пластмассовое ведро бьёт тугая струя воды. Ясно, будет мыть пол… Это значило, что сейчас мне лучше всего убраться на кровать вместе с ноутом и не отсвечивать. И, конечно же, ни в коем случае не бегать с вымытого на немытое, разнося грязь.

Я перебрался на кровать, уселся по-турецки и подложил под спину подушку. Руслана включила свою музыку для мытья полов, и я сделал Стругацких в наушниках погромче.

Она заглянула в комнату – штаны подогнуты, рукава закатаны, волосы в хвост, – что-то спросила. Я видел только, как открывается и закрывается рот. Убрал наушник, вопросительно дёрнул подбородком.

– Тебе музыка не мешает?

– Не, не. Всё в порядке.

Ну, скажу я, что мешает. Она выключит, конечно… Но Русе всегда веселей убираться с музыкой.

Аудиокнига вопила вовсю – к этому примешивался плеск воды, Русланина мешанина фолка на грани металла, громыхание, стук отодвигаемых стульев, хлопанье дверей… Я выключил книгу и попытался сосредоточиться на отчётах. Алина как будто глядела на меня между строк – так раздвигают полоски жалюзи, когда хотят подсмотреть за кем-то. Или наоборот – это я, я сам раздвигал металлические планки и смотрел на неё. Вот она сидит на подоконнике, болтая ногой. Вот вскакивает из кресла. Вот, сидя по-турецки на кушетке, сосредоточенно вчитывается в какую-то книгу. Вот стоит перед стеклянной стеной Ириного кабинета и учится расчёсываться: неуверенно проводит по распущенным волосам маленькой белой расчёской…

Я не заметил, как задремал. Меня разбудила Руся, и первым осознанным чувством был ужас: она увидела… она прочитала отчёты… Но экран ноутбука был чёрным. Я подумал, что, видимо, пришло время поставить пароль.