Читать книгу Дашуары - Дарья Гребенщикова - Страница 18

ЖИТЕЙСКИЕ ИСТОРИИ
ТАЯ

Оглавление

такая она была – Тая. Тихая, медлительная, незаметная. Не красавица, а так – приглядеться, чтобы полюбить. Но в театре нет времени разглядывать реквизиторш, да еще таких – невзрачных. Полно было молодых, ярких, они оттирали друг дружку локотками, блестели алыми губками, хлопали черными ресницами, хохотали и носили обтягивающее снизу и открытое – сверху. Они порхали веселыми стайками, курили, спрашивая сигаретку, и щурили глаза, втягивая дым. Они не имели профессий – так, поклонницы, любительницы театра – точнее, актеров. Устраивались на какие-то должности, просматривали репертуар из-за кулис, и потом так же исчезали. Бабочки. Однодневки. Тая же все выходила на сцену, шаркая домашними туфлями, расставляла по тетрадке реквизит – «заряжала» сцену. Во время действия тихо стояла или с подносом, готовясь принять недопитый стакан чая, или, наоборот – подать бутылку вина. Валерий Андреевич Заварзин, народный артист СССР, Лауреат, дипломант, и тому подобное, вальяжный, избалованный любовью, деньгами и режиссерами, замечал на сцене только себя. В образ входил, как в новый костюм, переставая быть собой, Заварзиным, а становясь – становясь кем угодно. Мастер был великий. А на том спектакле, как назло, подушку ему не ту зарядили. Не плоскую, как любил, а мягкую. И сбили его с роли. Уж как он кричал, как топал ногами… мягкая Тая моргала виновато – старая износилась, в ремонте… не проследила… От ужаса содеянного она вдруг зарделась, а не побледнела и похорошела удивительно. Заварзин ее – увидел. Она вдруг приняла очертания, материализовалась – из ничего, из кулисной пыли да бутафорских бокалов.

Заварзин, обремененный одной и той же женой, шага не ступал без вельможного одобрения. Супруга позволяла ему влюбляться в партнерш, строго отслеживала течение романа, лично подбирала галстуки мужу и цветы для очередной музы. В случае угрозы семье лично же и вмешивалась и прекращала «интрижку» с помощью профкома, худрука и валидола. С Таей вышла промашка. Не увидев в ней соперницы, супруга допустила Заварзина до чаепитий в Медведково, где народный возлежал на разложенном Таечкой диванчике, пока она пекла ему запрещенные врачом оладушки. Тая не нуждалась в выходах в свет, она любила Заварзина трепетно и благоговейно – на дому. Провожала его до машины, следила, чтобы он не забыл шарф, шляпу или ключи. На гастролях их селили вместе, учитывая весомость Заварзина, и эти недели были написаны для нее золотыми чернилами.

Заварзин, будучи скуп, не дарил ей ничего, кроме афиш, подписанных достаточно безлико – " с благодарностью…» – и витиеватая подпись с хвостиком.

Когда он слег с сердцем, Тая, не смевшая посещать его в больнице, передавала оладушки, которые супруга брезгливо выбрасывала в ведро.

На похоронах Заварзина Тая положила белые розы к его увеличенной фотографии, висевшей в фойе театра, и, уйдя к себе в каморку, сидела и гладила рукой подушечку – с которой все началось.

Дашуары

Подняться наверх