Читать книгу Дитя магии - Дарья Гущина - Страница 5
Глава 3. Беспокойная ночь
Оглавление– Лекс, ешь, ну же, – уговаривал Иф, пока я с отвращением ковыряла вилкой остывшие котлеты.
– Фу, какая гадость! – сморщилась я, отодвигая тарелку.
– Избалованная девчонка! – пробормотал раздосадованный охранитель, кружа над столом огненной пчелой. – Вот что тебя здесь не устраивает, а? Что?
– Мясо, – буркнула я. – Ненавижу мясо!
– Нет, вы только посмотрите на нее! – простонал он. – Мясо она ненавидит!.. А коли нету здесь ничего другого? С голоду пухнуть будешь?
– Буду! – гордо вздернула подбородок я.
– А ну, ешь, я сказал! – потеряв последнее терпение, рявкнул Иф, грохнув кулачком по столу так, что тарелки с вилками, звеня, подпрыгнули.
Однако… С виду мелкий, а силы-то сколько…
Сидящий за соседними столиками народ вытаращился на меня с подозрением. Ага, для них-то посуда сама по себе подпрыгнула в воздухе… Ифа никто не видел, кроме меня. Хотя, возможно, он зрим для магов.
Я мудро «не заметила» чужие вопросительные взгляды, дождалась, когда они «отведутся», и сквозь зубы прошипела:
– А ну, угомонись… Лучше поищи что-нибудь путное поесть.
– Что, например? – угрюмо поинтересовался он.
– Всё, что найдешь, но только не животного происхождения.
– Ладно… – смирился охранитель и исчез, а я, вытянув ноги, рассеянно уставилась на уголок стола.
За шесть дней пути я успела насмотреться всякого, в том числе и на завсегдатаев постоялых дворов, которые (в смысле, люди) являли собой безликую серую массу, снующую по делам. Всякого – кроме волшебства. Ничего необычного: мир как мир, а люди – как люди, в смысле маги. В чем разница? Да, я не молодею, как бабушка, в лунном свете, но ведь и они – тоже. Зачем надо было мир прятать?..
Мои размышления прервал чей-то гневный вопль:
– Где мой рис?
Я усмехнулась: Иф взялся за дело. Бедняга, я его за эти дни совсем загоняла… Но кто же виноват, что по бабушкиному письму мне выдавали исключительно дежурное блюдо с мясом? От мяса я избавлялась, а охранителя посылала за добавкой. Он ворчал, рычал, вопил, но я ничего не могла с собой поделать. Я выросла в лесу, среди зверюшек и птичек, и не представляла, как можно питаться этими созданиями.
– Держи, чудовище, – ифрил, воровато оглядевшись и убедившись, что никто за нами не наблюдает, опустил на стол тарелку дымящимся рисом и салатом.
– Благодарю, друг, – улыбнулась я и принялась за еду.
– Ладно, чего уж там… – буркнул он, наблюдая за тем, как я ем, и озабоченно добавил: – подкормить бы тебя надо, а то совсем в дороге отощала. Родня-то меня не поблагодарит…
Я едва не поперхнулась салатом, прыснув:
– Да я всю жизнь такой была!
– Потому что мясо есть надо!
Фыркнув, я склонилась над тарелкой, а Иф продолжал ворчать, пока я заканчивала ужин.
– Кстати, Лекс, – ифрил уселся на уголок стола, – а тебе не кажется, что вон тот тип за противоположным столиком за тобой наблюдает?
– А? – удивилась я, замерев с поднятой кружкой. – Кто?
– Во-о-он в том темном углу, – показал охранитель, – правее. Да не таращись ты так! Хочешь, чтобы он обо всем догадался?
Я рассеянно осмотрелась по сторонам, прикрыв лицо кружкой. Обеденная комнатушка – маленькая и тесная, с низким деревянным потолком, –напоминала многогранник со множеством темных углов. И из противоположного угла за мной и наблюдали. Физиономию разглядеть, как ни пыталась, не смогла, зато почувствовала на себе тяжелый взгляд. И разочарованно нахмурилась: угол скрывался в тени полностью, так, что даже столика не видно, не говоря уж о личности.
И, кстати, личности, которая и видит, и замечает, минуя обходящую магию бабули. Таки послала по моим следам приглядчика?.. В ее прощальном монологе это читалось между строк – попутчику быть. Так хоть бы познакомиться подошел… или -шла. Я не кусаюсь. Иногда.
–
Кажется, я где-то его встречал… – протянул Иф.
Я едва не поперхнулась. Вспомнила! Два последних дня мне казалось, что за нами кто-то едет, а позавчера один странный тип зашел на постоялый двор следом за мной. Я еще внимание на него обратила, потому как он, закутанный в плащ, резко прошмыгнул мимо меня и сразу в угол забился. А вечера-то теплые – на кой ему плащ?..
– Как думаешь, это бабушкины проделки? – шепотом спросила я.
– Вряд ли, – хмыкнул мой спутник, – я же с тобой, а мне она доверяет. Нет, что-то тут нечисто…
– Ладно, – встала из-за стола я, – утро вечера мудренее. Я – спать, – и, обогнув столик, в пять шагов добралась до лестницы и отправилась наверх, затылком чувствуя чужой взгляд.
Ифрил, пробормотав что-то про важные сведения, решил покараулить «странную личность». Поднимаясь, я пожелала спокойной ночи седовласому хозяину постоялого двора и, увильнув от разговора о погоде, позорно сбежала. Общаться за дорожные дни я так и не научилась. О чем, честно, не жалела.
Комнаты постоялых дворов похожи как отражения. Кровать, столик, кресло, шкаф, ковер и две двери, кроме входной, – одна в ванную комнату, вторая на балкон. Зайдя в свою, я распахнула окно, впустив в душную спальню прохладный сумрак летней ночи, и занялась сумками. Вспомнила, что у меня нет ни одной чистой вещи – дни в дороге по пыли и грязи сделали свое черное дело. А «полезных» книг мне бабушка собрала в дорогу больше, чем одежды. Наверно, завтра останусь здесь, если, конечно, вещи не высохнут за ночь…
Я решительно засучила рукава и взялась за стирку, от которой меня отвлек появившийся охранитель.
– Ты чего тут затеяла на ночь глядя?
– Стирку, как видишь, – отозвалась я, кинув ему прополосканную рубаху. – Развесь на балконе, будь добр. И принеси мне воды. Бочки – прямо коридору.
Ифрил одобрительно кивнул и, сопя, взялся помогать. С его помощью (главное – он умел греть воду!) я закончила дела быстро и, искупавшись, надела старые, обрезанные по колено штаны и бывшую папину рубаху, в которых обычно спала. Когда-то я вцепилась в рубаху из-за цвета – насыщенно зеленого, но постепенно она стала тускло-серой, продралась на локтях и обтрепалась по краям, но я никак не могла с ней расстаться. Мама частенько грозилась ее выкинуть, но я не позволяла. Я вздохнула, обняв руками плечи. Папа… Мама… За что же вы так со мной?..
Спать расхотелось. Читать бабушкины книги – и не начинало хотеться. И, обув тапки, я отправилась на улицу – подышать свежим воздухом. Иф, вздыхая и поминая бабушкины повеления, увязался следом. Пока мы спускались по лестнице, охранитель ныл, но, заслышав доносящиеся из главного зала приглушенные голоса, вынужденно замолчал. Видеть его не видели, но иногда слышали.
– Кажется, личность-то на месте, – заметил он сиплым шепотом.
– Которая за мной следила? – встрепенулась я, заглядывая в обеденную комнату из-за прикрытия стены.
Ага. Сидят. Приличные посетители давно разошлись, помещение погрузилось в полумрак, разбавленный лунным светом, и в знакомом углу я ясно различила три темных силуэта, усиленно шушукающихся и, видимо, замышляющих гадость. Я, подгоняемая любопытством, разулась, присела на корточки и, растворившись в тени стены, поползла к заговорщикам.
– Лекс, ты что задумала? – забеспокоился охранитель. – Ты же обещала бабушке не делать глупостей!
– Так я еще и не начинала, – усмехнулась я, притаившись под соседним от троицы столиком. – И ничего я не обещала.
Удобно устроившись под столом, я прислушалась к разговору, но безрезультатно: во-первых, заговорщики беседовали тихо, а во-вторых, ифрил шипел не затыкаясь, упрашивая меня вернуться в постель.
– А если они тебя поймают, что ты будешь делать? – настырно ныл он.
Отчаявшись, я попыталась поймать охранителя, да он увернулся. Я на пальцах велела ему подлететь к соседнему столику и подслушать разговор.
Иф скорчил недовольную рожицу:
– Ненормальная!.. – и полетел к заговорщикам.
Я насмешливо хмыкнула про себя. Да, ненормальная. Зато жить легко и мир простым кажется… Мои размышления прервал шепот ифрила.
– Всё, можно сваливать, – доложил он, – мы им не нужны. Точнее, им не мы нужны.
Я вопросительно подняла брови.
– Какой-то таинственный «он». Расслабься.
Кивнув, я ползком попятилась назад, не спуская взгляда со стола. Не внушала мне доверия эта шайка… И, как выяснилась позже, чутье не подвело. Пятясь, я бесшумно добралась до лестницы, обулась и с удовольствием выпрямилась, разминая затекшие ноги.
– Чего стоишь? – опять заторопил меня ифрил. – Двигай в комнату, пока не засекли!
– Уже… – проворчала я и на всякий случай снова заглянула в обеденную.
Убедившись, что троица сидит за тем же столом, я осторожно поднялась по лестнице и вышла в коридор, оглядываясь. Пусто. Узкое темное пространство и едва заметные в сиянии Ифа пятна дверей. Моя комната – первая за поворотом.
– Не нравится мне всё это… – бормотал меж тем огненный зануда. – Попадем мы из-за тебя в историю, ой, попадем!..
– Угомонись, паникер!
– Вот увидишь, я окажусь прав, – зловеще предрек он.
И, прежде чем я успела ответить, скрипнула, открываясь, дверь. Я настороженно замерла, прислушиваясь, и получила толчок в спину. Отшатнувшись, я возмущенно ойкнула, и мне ответило приглушенное ругательство. Ифрил, вереща, заметался по коридору. Обернувшись, я онемела от страха: надо мной возвышалось нечто, закутанное в длинный плащ. Кажется, в тот самый, с воротником…
Я попятилась. Нечто зловеще двинулось на меня. Я уперлась спиной в стену. Нечто красноречиво растопырило руки, повторяя мои судорожные движения влево-вправо и перекрывая путь. И то ли смеха ради пугало, то ли всерьез нацелилось… А живой не дамся!.. Но под мышкой проскочить не получилось – крепкая рука ухватила за шиворот и вернула на место у стены. И перепуганной мне оставалось только одно…
– А-а-а, на по-о-ома-ащь!..
Неизвестный же, ругнувшись, живо сгреб меня в охапку, зажал ладонью рот и поволок по коридору, хрипло шипя:
– Да не ори ты! Хватит! Я ж пошутил, и те-е-е… твою мать!..
Это я, потеряв тапку, исхитрилась лягнуть чужака в колено. Он, скорчившись, разжал руки и выронил меня. Я же плюхнулась на пол и, вскочив на ноги, задала стрекоча, но далеко не убежала. Подножка, накинутый на голову плащ – и незнакомец снова сгреб меня в охапку, перекинул через плечо и куда-то потащил. Я, конечно, и лягалась, и извивалась, и вопила, вторя испуганному вою Ифа, но не добилась ничего. И испугалась. Я ведь не хрупкая кукла, и сильнее, чем выгляжу…
По судорожным движениям чужака я сообразила, что он мечется по коридору в поисках укрытия, и на всякий случай заголосила еще громче. А вдруг кто проснется и поможет!.. И где она, эта м-магия, когда она так нужна?.. И где, спрашивается, ифрил, когда он так нужен?.. Тоже мне, охранитель! Только и умеет, что испуганно верещать!
Не успела я о нем подумать, как Иф, заикаясь, промямлил:
– С-сюда… в-вот. П-пожалуйте…
Ах ты, трусливая огненная задница!.. В мою комнату привел?..
Хлопнула дверь, и меня грубо опустили на что-то мягкое, в коем я на ощупь опознала кровать. А потом по глазам ударил яркий свет, и знакомый уже голос хмуро произнес:
– Сама замолчишь или помочь?
Надо сказать, что от неожиданности (да, кровать оказалась моей) я соизволила заткнуться и, моргнув, узрела перед собой чью-то угрюмую смуглую рожу с взъерошенными темными волосами и мрачным серым взглядом. Некоторое время мы молча таращились друг на друга, после чего дружно открыли рты и так же дружно их закрыли, заслышав в коридоре топот многочисленных ног.
И он стремительно приближался.
Реакция на шум у нас была совершенно противоположной. Если я обрадовалась, что нахала поймают (а теперь мне стало понятно, чьи поиски обсуждались той черной троицей), то неизвестный помрачнел, задумался, а потом сделал совершенно неприличную, на мой взгляд, вещь: погасив свет, сдернул с кровати одеяло, накинул его на меня, а сам нырнул следом. И лишь тогда я сообразила, что яркий свет исходил не от свечей, которые я потушила перед уходом. Кажется, мне не повезло…
– Э-э-эй! – возмутилась я, пинаясь. – Это моя комната!.. И постель моя!.. А ну, выметайся!..
Из-под одеяла сверкнула острая сталь холодных глаз, и я снова замолчала, невольно поежившись. Теперь-то точно знаю, кто за мной следил из угла весь вечер… Интересно, зачем?.. Из коридора донесся грохот отворяемых дверей и возмущенные вопли.
– Обыск, – пробормотала я. – Что они ищут? Или – кого?.. Тебя?
– Меня, – скривился незнакомец, прижав к матрасу мои пинающиеся ступни. – Но если найдут, то и тебе тоже достанется.
– За что?.. – вытаращилась я.
– За помощь мне, – ухмыльнулся наглец.
– Но я не собираюсь тебе помогать! – отрезала я.
– А у тебя нет другого выхода, – спокойно ответил он. – Или вместе выберемся, или вместе погорим. А виновата будешь ты.
– Я? – моему возмущению не было предела. – Это почему это?!
– А кто завывал в коридоре? – иронично поднял брови парень (честное слово, я бы вновь с удовольствием его лягнула, но сила оказалась не на моей стороне, увы и ах).
– А нечего пугать приличных людей!
– Приличные люди в это время спят, а не разгуливают по постоялому двору!
– У каждого свои понятия о приличиях! – огрызнулась я. – Когда хочу, тогда и хожу!
– Вот и доходилась, – насмешливо заметил он и резко подтянул меня к себе, ухватив за колени: – и дохотелась.
Я покраснела, но ответить не успела: в дверь моей комнаты тихонько поскреблись.
– Ложись! – беглец снова нырнул под одеяло, утащив следом и свой кошмарный плащ.
Я поспешно улеглась, и тишину нарушил громкий стук и громовой голос:
– Открывайте!
– Добрались, двуликие… – донеслось из-под одеяла. – Слышь… Тебя как зовут?
– Лекс.
– А меня – Вэл. Не бойся, – он, высунувшись, внимательно посмотрел на меня. – Главное, не показывай им своего страха, поняла?
– Угу… – хмуро кивнула в ответ.
Стук повторился. Вэл снова испарился под одеялом, а я, немного повозившись, «сонно» поинтересовалась:
– Что-то случилось? Пожар?
– Никак нет, дей-ли, – почтительно ответили из-за двери, – но здесь объявился опасный жулик, которого нам велено взять любой ценой. Не могли бы вы открыть нам дверь, чтобы мы произвели обыск?
– Э-э-э… Нет, не могла бы, простите, – с лицемерным смущением пролепетала я. – Дело в том, что я… Я не одета…
Из-под одеяла донесся смешок, а я, воспользовавшись положением, сильно пнула «опасного жулика». Он засопел, но промолчал. Странно, как он при таком немалом росте умудряется быть незаметным? Свет Двойной луны падал прямо на постель, и со стороны казалось, что кроме меня никого под одеялом нет. Видать наколдовал что-то, м-магию его…
За дверью пошушукались, и прежний голос решил:
– Однако, с вашего разрешения, мы зайдем.
Они бы всё равно вошли, так или иначе. Пусть лучше «так», хоть шума будет меньше…
Моё сухое «да», запасной ключ, короткий щелчок, и знакомые три фигуры в черном с подсвечниками наперевес молча закопошились в моей комнате. Натянув до подбородка одеяло, я пристально следила за каждым их движением и думала. О том, что пламя в подсвечниках… ненатуральное. Слишком яркое, слишком мощное…
Естественно, ничего не найдя (ни преступника, ни ценностей), один приблизился ко мне и зашарил взглядом по постели.
– Дей-ли, мы просим прощения, – вкрадчиво заговорил он, – но в этой комнате осталось еще одно необследованное место…
Меня от такого цинизма передернуло, а Вэл под одеялом напрягся, как зверь перед прыжком. Я замерла, лихорадочно соображая, как выкрутиться, и мой взгляд упал на столик, где лежали все походные бумаги. Ну, конечно же!..
– Не стоит, – холодно предупредила я.
– Почему же? – насмешливо поднял кустистые брови главарь. Гадкая же у него рожа…
– Советую сначала ознакомиться с походными бумагами обыскиваемого, а потом уж чинить беспредел, – я сухо поджала губы. – Мои бумаги – на столе.
Кажется, бабушка занимает не последнее место в волшебном мире… От вида печати моего рода мерзавцы дружно побледнели, поспешили принести глубочайшие извинения, вернуть бумагу и убраться восвояси, со скрипом закрыв за собой дверь и погасив свет. Я перевела дух. Сердце колотилось как сумасшедшее: мне больших трудов стоило сохранить вежливый тон и невозмутимое лицо. Благодарю, бабуль… И за поддержку, и за воспитание.
Выбравшись из кровати и подобрав бумаги, я бережно спрятала их в сумку, после чего начала собирать остальные вещи, попутно зажигая от искр кременьков свечи. Вот оно, нормальное пламя, не то что… колдовское. В коридор вновь вернулась тишина, и за моей спиной вспыхнуло маленькое солнце. Это «опасный жулик» тоже вылез из-под одеяла. Перед его сосредоточенным лицом замер зеленоватый круг с символами, похожий на солнечные часы.
Я повернулась и посмотрела на «жулика» в упор. Он же не обращал на меня внимания, усердно изучая символы на колдовском круге.
– Ну? – поинтересовалась я.
– Чего «ну»? – не понял он.
– Ничего не хочешь мне сказать?
– Хочу, – широко улыбнулся нахал. – Прощай! И надеюсь, что мы с тобой больше не увидимся. Ни в этой жизни, ни в последующих.
– И это вместо благодарности? – изумилась я.
– Забыла, что из-за тебя этот бардак и начался? – ухмыляясь, возразил Вэл. – Хотя я не против твоей благодарности – за то, что позволил тебе загладить свою вину передо мной. И не забудь, что я не бросил тебя в коридоре. А в ущерб себе – и он картинно потер колено, – доставил в твою же комнату. Знаешь, что было бы, поймай двуликие тебя с поличным? Бумажками бы не отделалась, – подвел он итог своим нравоучениям, неприятно улыбаясь.
От такой наглости я потеряла дар речи. А эта сволочь меж тем погасила зеленое «солнце», снова завернулась в свой жуткий плащ и отправилась на балкон. Кажется, собираясь спуститься вниз по моему же, простите, белью. Я, разумеется, бросилась на защиту своего скудного имущества.
Второй этаж – балкон – веревки – земля. Как все знакомо… Одну сушильную веревку Вэл оборвал, и мокрые рубаху и штаны я подняла с земли. И зачем ему, спрашивается, магия дадена?.. А раз он не может без нее спуститься со второго этажа, значит, я рискну надавать ему по шее… Перекинув мокрые вещи через плечо, я быстро домчалась до конюшни, но опоздала. Когда я пробежала через распахнутые настежь врата, в стойле не было никого, кроме жалкой клячи, которую уже успел оседлать Вэл.
– Ветер! – в отчаянии закричала я, озираясь по сторонам. – Ветер, ты где?
– Лошади слишком восприимчивы к поисковой магии двуликих – с ума сходят и удирают, – хмуро пояснил сероглазый жулик и потрепал по холке клячу, – если силы есть. В общем, пора мне, – и он направил клячу на дорогу.
– Подожди, подожди! – я схватила лошадь под уздцы. – А я?.. Мне в город надо!.. Здесь же… только дорога!.. Как я пешком?.. С вещами?..
– Молча, – отрезал он. – Кляча всего одна, да и не по пути нам. Раз ты опоздала, то я тут ни при чем.
– Да ведь ты!.. – задохнулась от ярости я. – Да ведь я только что тебе помогла!..
– Ты не мне помогала. Ты исправляла свою собственную оплошность, – строго отметил Вэл и слегка стукнул по моему запястью рукояткой хлыста.
Я непроизвольно отдернула руку, отшатнувшись в сторону, чем этот гаденш и воспользовался, обдав меня на прощание тучей пыли. Я сердито чихнула. Вот же скотина… И за что? За то, что не выдала его двуликим! Кстати, хорошо бы узнать, кто они такие… Но сдать его определенно стоило!.. Вот и делай людям добро… магам, в смысле.
Ладно, зараза, попадись мне только…
Преисполнившись мечтами о мести, я вернулась в конюшню. Ведь нашел же он клячу?.. Значит, может найтись еще кто-нибудь… невосприимчивый. Я рыскала от стойла к стойлу, пока не заглянула за последнюю перегородку, где обнаружила сопящий темный клубок. И, присев, опознала в нем милого серого ослика. Да, ослик, это, конечно, не мой жеребец, но и не совсем ничего. И я, воровато оглядевшись, прикрыла спящую скотинку сеном и поспешила обратно, на постоялый двор. Промедлю – останусь и без лошади, и без осла.
К моей досаде, все вещи были насквозь мокрые, в том числе и единственная пара тщательно вымытых туфель. Я нашла в коридоре свои тапки, изучила «спальные» рубаху и штаны и решила, что лучше так, чем голышом. Наспех растолкав одежду по двум сумкам, проверив сохранность денег и бумаг, я взвалила вещи на плечи и отправилась к ослику, поминая недобрым словом исчезнувшего охранителя. И этот тоже свое получит…
Ослик, разумеется, не выказал радости, когда я разбудила его, заставила встать и обвешала сумками. Да, бабушка велела не путешествовать по ночам, но я теперь боялась не разбойников, а кражи своей живности. Одна бы я никогда не дотащила сумки до следующего городка, а денег у меня не так много, чтобы и до города на перекладных добираться, и новую лошадь покупать… А до попутного городка добираться – полдня пути. На Ветре. А не пешком, с осликом и сумками под мышкой.
Я вывела полусонную живность на дорогу и потащила за собой.
Допутешествовалась… Видела бы меня сейчас бабушка…
– …умерла бы от стыда, – хихикнул невидимый ифрил. – А вернее всего от смеха.
– Тебя не спросили, – огрызнулась я, – тоже мне, охранитель! Сбежал, бросил на произвол судьбы в самый ответственный момент!..
– А не мое дело тебя из передряг вытаскивать! – объявил он, появившись на холке ослика. – Мое дело тебя об опасности предупреждать и давать советы, а послушаешь ты меня или нет – твои проблемы. Я ведь предупредил тебя там, в коридоре? Предупредил. Ты меня послушалась? Нет. Вот и имеешь теперь то, что имеешь, и не вздумай жаловаться.
– Обойдешься! – больше крыть было нечем, ибо прав он, как ни крути.
– Увидим, – ухмыльнулся ифрил. – Впереди еще до-о-олгий путь, а ты, разумеется, с собой и перекусить не взяла, и о воде не позаботилась? А как твой осел захочет пить под утро и заартачится?
– Ну, извини! – обиделась я. – Не привыкла, знаешь ли, с постоялых дворов удирать на ночь глядя!
– Ничего-ничего, привыкнешь, – примирительно пообещал Иф. – А о пропитании я позабочусь, не переживай. И поспать бы тебе сегодня хоть немного, – заботливо добавил он, – а?..
– Нет, – упрямо качнула головой. – Дойду до города – там и отдохну.
– Глупо, – заметил охранитель. – Не протянешь.
– Поспорим? – азартно предложила я.
– Не-а, – усмехнулся он. – Ты же, если назло или на спор идешь, себя загонишь, но выиграешь.
Я подняла взгляд к небу и упрямо посмотрела на заалевшую полосу нового рассвета. Время восхода Светлой звезды. Вот и окончилась эта беспокойная ночь… Перебрав в памяти все события, я осталась очень собой недовольна. И особенно огорчила потеря Ветра. Не просто конь, но и друг… И умница: очнется от воздействия чужой магии – вернется домой, как прежде возвращался. А там о нем позаботятся. Бабушка – точно.
Припекало, размаривая, восходящее солнце, ласковыми напевами убаюкивал ветер, дружелюбно шелестела манящая прохладой зеленая листва редких деревьев. Веки сами собой слипались, ноги спотыкались…
– Лекс!
– А-а-а?.. – я тряхнула головой и протерла глаза. – Иду-иду… – когда же город-то покажется?..
Осел, кстати, был не против путешествия – брел за мной неспешно, пощипывая травку с обочины, и казался довольным. Ифрил, расположившись на его спине, горланил веселые пошловатые песенки. А я, прогоняя сон воспоминаниями о прошлой ночи (злость на неизвестную магию и долговязых «жуликов» естественным образом придавала сил), решилась спросить:
– Расскажешь о двуликих?
– Этот проболтался? – мой спутник нахмурился.
– Этот, – подтвердила и не удержалась от вопроса: – Он маг, да?
– Маг-маг. Только недоученный. Наверняка на практике.
– А зачем он двуликим? И кто они такие?
Ифрил помолчал, опустив глаза и старательно расправляя на своей «одежде» несуществующие складки, и уклончиво начал:
– Знаешь, Лекс…
– Не знаю! – отрезала я. – И давай без уверток!
– Ладно… Так повелось, что маги не должны никому своим волшебством вредить. Однажды они так передрались за земли, что чуть мир весь не… В общем, с тех пор они уговорились только помогать, подсказывать, направлять, предугадывать, защищать… Но не убивать. Вернее, защищаясь, ножиком пырнуть можно, а вот магией – ни-ни. У магов даже заклятий убийственных не было. А у приличных волшебников и теперь их нет. Нельзя ими просто так владеть. Дозволенье иметь надобно. Бумажку такую… с печатью. Вроде твоей дорожной. Замагиченную. Если маг использует тьму, бумажка вбирает ее излишки.
– А выдают бумагу… эти?
– Эти. Двуликие. От темного волшебства, если нет дозволенья, вонючий «хвост» тянется, и нарушителя легко поймать.
– А что делают, если ловят?
– Если не угробил никого – кисти рук отрубают, и на каторгу в Горный край, – небрежно пожал плечами Иф, а меня передернуло. – Маги же руками творят, иначе не могут. Вернее, могут, но мало, – и хмыкнул, – как раз хватает, чтобы телеги с рудой толкать. А ежели убить кого успел, то смерть.
Я вспомнила «опасного жулика». Молодой же совсем парень – немногим старше меня – и не дурен собой… Характер, правда, мерзкий, но не отрубать же за это руки? Да и не убил он никого… вроде.
– А откуда название такое – двуликие?
Иф помолчал, помял края своего покрывала и негромко ответил:
– Мало кто знает, откуда к нам пришла тьма… Темные знания появились – и у них нашлось множество сторонников. Говорят, двуликие – наследники первых темных, из тех, кто передумал вредить миру и людям, из тех, кто задумался о последствиях своих деяний. Но попробуй-ка угадать, разумный перед тобой волшебник или на смертоубийстве помешанный. Тьмой владеет, а не убивает, и за жизнь стоит. И не то и не сё – двуликий. Поначалу они везде чужаками были, но со временем доказали свою необходимость. И доказали, что темный – не значит злой. Что тьма может быть и защитой. И умеет выбирать разум, а не сиюминутные веления души.
Я с интересом внимала. Так-так… А папа сказал, что тьма во мне есть… но вряд ли меня почуяли. Я и колдовать-то не умею. Но спросить о себе… побоялась. Опять. Что мне тогда делать здесь, в этом «светлом» мире?..
– А сейчас их община прогнила насквозь, – ифрил скривился. – Больше наживой увлечены. Привыкли к безнаказанности. На влиятельных волшебников из древних родов без веских доказательств, понятно, и не тявкнут. Мы свои знания храним, а они растеряли многое, – и охранитель фыркнул презрительно: – Даже этого недоучку в твоей постели по «хвосту» не смогли найти!
Я покраснела:
– Не отвлекайся! А не то я вспомню, кто этого недоучку ко мне в постель привел! И разозлюсь!
– Да вроде всё объяснил, – с ухмылкой отозвался охранитель. – У темных есть свои земли, и здесь им появляться запрещено, но находятся те, кому интересно мир посмотреть. А еще больше – тех, кому руки дороги, но тянет освоить запретное. А здешние маги древних родов исповедают свет, берегут мир и олицетворяют жизнь, как и завещали нам мудрые звезды.
И я, устало топая вперед, вспомнила о рассказе бабушки и о детях Двойных звезд. Если волшебники хранят мир и жизнь, то дети магии, получаются, хранят самих чародеев, чтобы они могли исполнять завещанное? Вопрос. Вернее, несколько. А как их хранить? От чего защищать? Неужели в мире таится то, что сильнее магии и страшнее смерти?
Ой, нехорошо мне становится от таких выводов… И дитем магии быть не хочется вообще.