Читать книгу Под солнцем любви (сборник) - Дарья Лаврова, Ирина Мазаева, Вадим Селин - Страница 1

Вадим Селин
Шанс на любовь
Глава 1
Чужие стены

Оглавление

– Валя, доченька, пора вставать! – Сквозь сон я услышала голос папы.

В первые секунды не могла понять, почему он будит меня так рано, ведь за окном только-только светает, но в следующее мгновение буквально вскочила с кровати – пора ехать на вокзал!

– Я уже не сплю! – крикнула я и быстро вскочила с кровати, еще не до конца понимая, сплю или уже проснулась. – Мы опоздали! Мы уже опоздали!

– До поезда еще два часа, не спеши, – улыбнулся папа. – Вещи уже собраны, осталось только позавтракать. Сейчас шесть часов, а поезд в восемь.

Папа вышел из комнаты. Я подошла к окну и посмотрела на пробуждающуюся природу. Мне очень нравится просыпаться рано. Люблю смотреть, как встает ласковое солнце, слушать, как робко начинают петь птицы, словно делая перекличку между собой, нравится наблюдать, как утренний мир постепенно заполняется звуками – шумом машин, голосами людей, звуками техники на стройке неподалеку… Очень жаль, что многие мои сверстники любят спать до десяти и из-за этого пропускают удивительно красивый миг, когда рождается день. Даже на каникулах я люблю вставать рано, потому что если сплю допоздна, то потом весь день болит голова. А если встаю рано, то ощущаю себя бодрой и полной сил. Мне даже лучше недоспать, чем поспать больше, чем нужно. И самое главное – когда просыпаюсь поздно, возникает ощущение, будто я все пропустила: весь мир уже проснулся, живет, а я еще сплю!

Я отошла от окна и осмотрела комнату. На полу стоял большой рюкзак, в который я вчера сложила вещи. Изначально я хотела взять дорожную сумку, но ее пришлось оставить, потому что в этой поездке будет удобнее именно с рюкзаком.

Сейчас июнь. Я вспомнила, как ровно год назад, в июне, дорожная сумка с моими вещами стояла и ждала, когда я ее возьму и мы с ней навсегда покинем комнату. Правда, прежняя комната была не моей. А эта комната – моя собственная.

И вот сейчас, спустя год, я снова собираюсь в путь. Но в этот раз не с сумкой, а с большим рюкзаком.

Я принялась мысленно перебирать его содержимое: «Так, я ничего не забыла? Кроссовки, плотные штаны, чтобы ветки не царапали ноги и чтобы защититься от клещей, мазь от комаров, полотенце, влажные салфетки, мыло, расческа, зубная паста, щетка…»

Вещей было не так много, потому что каждый предмет прошел тщательный критический отбор. Вчера вечером я все перебирала и думала, понадобится ли мне реально в поездке та или иная вещь или без нее вполне можно обойтись?

Помню, в прошлой поездке мне хватило всего нескольких вещей. Правда, у меня по жизни было не так много одежды. Да и дальняя поездка была всего одна – в лагерь два года назад, когда мне было тринадцать лет. Весь мой гардероб уместился в небольшой сумке.

Я привыкла жить скромно, сдержанно, я не помешана на одежде. Раньше не могла позволить себе многих вещей, но теперь, когда могу покупать все, что хочу, то все равно не приобретаю лишнего. Прежние привычки, думаю, останутся со мной на всю жизнь. Я смотрю иногда на девчонок, которые стоят у набитого шкафа и жалуются, что им нечего надеть, и недоумеваю: как это нечего надеть, если в этом шкафу хватит вещей на целый полк?

Не понимаю, зачем многим людям нужна одежда в таком количестве? Десять юбок, десять джинсов, тридцать маечек… Зачем все это? Я, например, привыкла пользоваться только тем, что действительно необходимо для жизни. Свою голову нужно занимать не мыслями об одежде, а мыслями о чем-то более полезном.

Вот и сейчас положила в рюкзак только самое необходимое. К тому же все это придется нести на своих плечах. Поэтому я старалась, чтобы рюкзак был как можно легче.

Я осмотрела комнату. Кровать, шкаф, компьютер, уютные занавески персикового цвета под цвет стен… Любимый дом. Но мне предстоит провести десять дней в совсем другой обстановке, которая отличается от домашней так, как черное отличается от белого. Как же грустно расставаться с любимым домом даже на несколько дней!

Стало тоскливо. Не хочу уезжать… Не хочу расставаться с домом… Здесь так хорошо…

«Может, никуда не ехать? – промелькнула мысль. Но я попыталась собрать волю в кулак и твердо сказала: – Валя, успокойся! Ты вернешься домой через десять дней и снова будешь здесь жить!»

– Валя! Ты скоро? – послышался из кухни голос папы. – Поторопись, а то на поезд опоздаем!

– Пап, я уже иду! – откликнулась я.

Я с грустью посмотрела на красного плюшевого медвежонка Малыша, у которого вместо глаза была пришита пуговица. Затем подошла к большому портрету родителей, который висел на стене. Я похожа одновременно и на папу, и на маму. От папы у меня прямой нос, красивые губы, а от мамы – карие глаза и густые вьющиеся каштановые волосы.

– Пап, мам, я уезжаю, – сказала я, с печальной улыбкой глядя на родителей. – Как вы думаете, папа не будет без меня скучать? Наверное, не будет. У него столько работы… Под его контролем десятки улиц нашего района!..

Спустя час мы ехали в машине на железнодорожный вокзал.

Наверное, вам может показаться странным, почему я так сильно скучаю по дому и почему происходит эта путаница со словом «папа», но скоро я все объясню.

Итак, мы ехали на вокзал. Я удивленно посмотрела на папу – он зачем-то оделся в синюю рабочую форму.

– Пап, а почему ты в форме? Тебе же сегодня в ночное дежурство!

– Я тебя отвезу, а сам поеду в участок, – внимательно глядя на дорогу, пояснил он.

– А зачем так рано? – продолжала я удивляться. – Сейчас только полвосьмого утра!

– Много дел, – вздохнул папа. – Работы больше, чем времени. В районе опять шкодят малолетки: разрисовывают стены, окна разбивают. Буду сегодня проводить профилактические беседы с Самойловым и Рыбаковым. Совсем уже распоясались!

– Пап, тебе надо отдыхать… – заметила я.

– Ничего, на пенсии отдохну, – весело подмигнул он. – На работе есть банка хорошего кофе… Если устану – взбодрюсь!

И вот так каждый день… Он на работе буквально живет. Я никогда раньше не думала, что работа участкового такая насыщенная! А мой папа именно участковый.

По вечерам мы с ним часто сидим во дворе в увитой виноградными лозами беседке за чашкой чая, и он рассказывает истории из своей работы. Сейчас лето – самое время, чтобы сидеть допоздна за разговорами. И вот на целых десять дней я лишусь этих историй… Но ничего! Зато вернусь и буду делиться с папой своими впечатлениями от поездки! Теперь истории буду рассказывать я!

Я живо представила, что уже завтра увижу свою мечту, и вместо грусти из-за расставания с домом возникло сильное желание поскорее приехать на вокзал. Ведь я еду не в какое-то плохое место, а туда, куда желала поехать на протяжении многих лет!

Я не могла до конца поверить в реальность происходящего. Я еду к своей мечте – в горы. Но эта мечта осуществилась только благодаря тому, что год назад сбылась другая, самая главная мечта: у меня появился отец.

* * *

Настоящее тесно связано с прошлым. Поэтому, прежде чем перейти к основному рассказу, я хочу поведать о своем прошлом, потому что без прошлого в моей истории не обойтись. Но приготовьтесь – рассказ будет долгим.

Я потеряла родителей, когда мне было пять лет. После этого оказалась в детском доме, где и прожила до четырнадцати.

Самое главное, яркое и пропитанное любовью воспоминание о родителях – это воспоминание о Новом годе.

Та зима выдалась невероятно снежной – сугробов намело до самых окон. В нашем частном доме были очень широкие подоконники (или я была маленькой?), я любила на них взбираться и смотреть на улицу.

Однажды вечером по обыкновению села на подоконник и с восторгом увидела, что мороз нарисовал на стеклах узоры необычайной красоты. Они состояли из настолько искусно прорисованных деталей, что вряд ли какой-то художник смог бы изобразить такой же узор кистью!

Спустились сумерки. Один за другим, как елочная гирлянда, вспыхнули фонари. Начался снегопад. На снежинки лился свет фонаря, и казалось, что с неба сыпется не снег, а серебряные блестки.

Рыжий двухмесячный котенок Рыжик прыгнул на подоконник, принялся тереться о мои ноги и громко мурлыкать. Подошла мама, улыбнулась, погладила меня по голове и крепко прижала к себе.

– Ты моя радость, – невероятно нежно сказала она.

– А ты моя, – ответила я и прижала маму к себе еще крепче, чем она меня.

Мама взяла расческу и стала причесывать мне волосы. Как я уже упоминала, у меня волосы темно-каштанового цвета, вьющиеся крупными кольцами, красивые. Точно такие же, как у мамы.

Снег пошел сильнее. Серебро кружилось и переливалось в свете фонарей.

Мы увидели вдалеке папу. Он пробирался сквозь сугробы и нес елку. Папа приблизился к дому и заметил нас в окне. Он улыбнулся и помахал рукой, на которой была надета толстая варежка.

Папа вошел во двор. Вскоре за дверями послышался топот ног – папа сбивал с ботинок снег.

А вечером наряжали елку. Деревце постепенно оттаивало от мороза, и аромат хвои разливался по всему дому. В моем сердце было торжественное ощущение приближающихся праздников – Нового года и Рождества.

Чуть позже мы с мамой сидели в комнате и смотрели телевизор. Вошел папа и загадочным голосом сказал:

– Валя! Пойди-ка в коридор! Ты видела, там Зайчик тебе что-то принес?

– Зайчик? – не поняла я. – Какой Зайчик?

– Ты не знаешь, кто такой Зайчик? – удивленно спросил папа и таинственным голосом поведал: – Зимой по миру ходит Зайчик, заходит в дома и дарит детям угощения. Ну, давай беги в коридор!

Я спрыгнула с кресла и помчалась в коридор. Следом помчался Рыжик. Он был очень веселым и игривым котенком.

В коридоре стоял стул. Я увидела на нем крупный оранжевый мандарин.

– Папа! Мама! – восторженно воскликнула я. – Зайчик принес мандарин! Ура-а!

– Ну так скорее бери его и кушай! – улыбнулась мама.

Я принялась очищать мандарин. В воздухе разлился восхитительный цитрусовый аромат. Я поделилась мандарином с родителями. Мне показалось, что это самый оранжевый и самый вкусный мандарин на свете!

Зайчик приносил мандарины весь вечер. Они были невероятно ароматными и сладкими. Я больше никогда не ела таких вкусных мандаринов.

В Новый год Дед Мороз подарил мне медвежонка. Он был плюшевый, красного цвета и такой хорошенький, что ему подходило только одно имя – Малыш. Он сразу же стал моей любимой игрушкой. Но Рыжику Малыш тоже приглянулся. Однажды котенок настолько заигрался с игрушкой, что отгрыз ей левый глаз.

– Рыжик! Ну что ты наделал! – воскликнула я и подобрала с пола глаз Малыша.

У меня по лицу покатились слезы.

– Валенька, не плачь. – Мама погладила меня по голове и успокоила: – Сейчас мы пришьем Малышу новый глаз!

Она взяла коробку со швейными принадлежностями, и мы стали перебирать пуговицы, чтобы найти подходящий «глаз». Но ничего более или менее похожего на прежний не нашлось, и пришлось пришить Малышу черную пуговицу, которая по размеру была в полтора раза крупнее, чем уцелевший правый глаз.

– Ничего страшного, так даже еще и лучше! – заметив мое недоуменное выражение лица, подбодрила мама. – С таким глазом Малыш будет лучше видеть. Чем крупнее у медведей глаза, тем лучше они видят!

– Да? – с сомнением отозвалась я. – Ну хорошо…

Так у Малыша появился новый глаз.


В тот день, который разделил жизнь на «до» и «после», мела сильная метель. На дорогах ничего не было видно – город окутала сплошная белая пелена. Мама работала учительницей. Шли зимние каникулы, и мама должна была везти учеников в цирк.

– Ну и погода, – глядя за окно, поежился папа и сел на диван. – На дорогах, наверное, ужасные пробки. Может, цирк перенесете на другой день?

– Но у нас билеты на сегодняшнее число, – вздохнула мама. – Так что придется ехать.

Она оделась, собралась выходить из дома и перед выходом спросила:

– Валь, тебе шоколадку купить? Какую хочешь?

– Молочную с орешками! – попросила я.

– Хорошо, – улыбнулась мама.

– Лена, подожди! Вы с учениками где встречаетесь? На остановке? Я тебя подвезу! – Папа встал с дивана. – Там такая метель, тебя просто заметет!

– Андрей, не надо, сиди дома! – отказалась мама. – На дорогах ничего не видно! Сиди, я сама дойду!

– Нет, я тебя подвезу! – настаивал папа.

В итоге мама сдалась. Меня оставили дома. По телевизору шел мультик «Простоквашино», который я очень любила.

– Ты сиди дома, я быстро, – сказал мне папа.

Перед выходом из дома родители как-то особенно на меня посмотрели. Так, как не смотрели еще никогда. Они обняли меня и сказали:

– Я тебя люблю.

Эта фраза прозвучала в унисон. Они удивленно и как-то задумчиво переглянулись.

Мама открыла дверь, еще раз пристально, словно в тревоге, посмотрела на меня, и родители ушли.

Через полчаса громко хлопнула дверь в дом.

– Пап? Это ты? – спросила я и направилась в коридор.

Но неожиданно увидела не папу, а тетю Зою – женщину, у которой мы снимали дом.

– Тетя Зоя? – удивилась я. – А я думала, это папа вернулся.

Тетя Зоя ничего не ответила. Она словно нерешительно подошла поближе, крепко обняла меня и зарыдала.

Из-за метели родители попали в сильную аварию. Их не стало.

* * *

Уже не помню, как я оказалась в детском доме – кто меня туда привел, как оформили. Этот отрезок стерся из памяти. В дальнейшем психолог сказал, что из-за потрясения некоторые воспоминания могут стираться. Это защитное свойство человеческой психики.

У нас не было родственников, кто мог бы оформить надо мной опеку, поэтому меня распределили в детский дом.

В детдоме все было по-другому. Я резко оказалась в новом обществе со своими правилами, которых раньше не знала, и первое время не могла к ним привыкнуть.

Здесь все было общим – общая спальня, общая столовая, общая детская. Было много детей и незнакомых женщин, которые назывались воспитателями и которых я должна была называть по имени и отчеству. Если раньше я жила в обычном доме номер десять, то теперь – в детдоме в группе номер два.

Я не могла понять, почему нахожусь здесь, среди чужих детей, а не у себя дома с родителями? Почему я среди незнакомых комнат? Почему я сплю в спальне, где спят много детей? Почему хожу есть в столовую, где стоит множество столиков? Почему за мной не приходят мама и папа?

Первое время нахождения в детдоме я постоянно плакала.

Во-первых, от досады – задиристая девчонка Алина Конькова сразу же дала мне прозвище Ракета, потому что моя фамилия Ракитина, и это прозвище прицепилось на всю жизнь. Я не могла взять в толк, зачем называть меня Ракетой, если мое имя Валя? Но со временем привыкла.

Во-вторых, плакала потому, что сначала мне казалось, что меня просто перевели в новый детский сад, и каждый день я с надеждой ждала, что наступит вечер и мама меня заберет. Но мама не приходила. Она не придет ни сегодня, ни завтра… Никогда.

В детдоме все дети разные, но у всех есть общая мечта. Каждый ребенок мечтает об одном – чтобы открылась дверь и в комнату вошли люди, которые его заберут и станут родителями.

Больше всего нас раздражало поведение некоторых детей, которых мы видели за пределами детского дома.

Однажды мы с детдомовскими гуляли на улице и увидели девочку лет десяти, которая шла со своими папой и мамой. Девочка вся пылала гневом. Она держала в руках мобильный телефон и яростно кричала:

– Что вы мне подарили?! Вы же обещали, что купите сенсорный, а купили с кнопками! Вы меня обманули! Заберите его обратно! Он мне не нужен! У всех нормальные родители, а у меня!..

Родители беспомощно посмотрели друг на друга. Мама попыталась обнять девочку, но та ее грубо оттолкнула:

– Не надо меня обнимать!

Мама сказала:

– Оля, ну прости, на сенсорный у нас не хватило денег…

– Да лучше бы вообще ничего не покупали, чем это! Вы вечно все делаете не так! Да вы просто меня не любите! Если бы любили, дарили бы нормальные подарки!

Родители виновато, как нашкодившие дети, оправдывались перед своей десятилетней дочкой. Семья прошла мимо, а мы еще долго смотрели им вслед.

Эта девочка не понимала, что самый большой подарок в жизни уже имеет. И этот подарок – ее родители. Родители, которые могут ее обнять. Которые хотели ее обнять, а она их оттолкнула. Самое большое счастье – это говорить кому-то «мама» и «папа». Счастье человека заключается всего лишь в возможности произнесения этих двух слов, а вовсе не в модных мобильных телефонах…

Прошел год с тех пор, как я оказалась в детдоме. Снова наступила зима. Мне было уже шесть лет.

Весь день мы с ребятами играли в снежки, катались с горки, смеялись, веселились, глядели на красные щеки друг друга… Обедали, ужинали, смотрели телевизор… Но за окном стемнело, и пришла пора ложиться спать. Каждую ночь я ждала, чтобы скорее наступило утро. Днем в детдоме шумно, постоянно чем-то занимаешься, а ночью шум стихает, все засыпают, и ты остаешься один на один со своими мыслями. Если днем еще хоть как-то можно отвлечься и чем-то себя занять, то ночью от самой себя никуда не деться.

В детдоме было несколько спален. В моей спальне стояло пять кроватей. Если можно так выразиться, эта спальня была одной из самых престижных. Потому что тут были хорошо заклеены окна и из них не дуло. А во многих других спальнях были старые окна, и из них дуло настолько, что даже слегка покачивались занавески.

В ту ночь мне не спалось. А остальные ребята уже спали. Вокруг слышалось многоголосое сопение.

Я обнимала своего Малыша с глазом-пуговицей и смотрела в одну точку. Притронулась к черной пуговице, которую год назад пришила мама, и заплакала. К этой пуговице прикасалась мамина рука. Кажется, пуговица все еще хранила ее тепло… Год назад я плакала, потому что Рыжик отгрыз глаз Малыша, а теперь я была благодарна Рыжику, что есть эта пуговица, которую мама держала в своих руках… Я думала о маме, думала о папе, думала о Рыжике. Я не знала, что с Рыжиком, где он находится, жив он или нет… Кто теперь его кормит, кто гладит? Помнит ли он меня? Помнит ли он, как мы сидели на подоконнике и смотрели, как папа несет елку?..

Дом, в котором мы жили с родителями, был съемным. Наверное, в него уже давно въехала другая семья, и теперь Рыжик живет с ними, а меня забыл…

Медведь Малыш был мне словно родным, ведь он тоже помнил то время, когда у нас была счастливая семья.

Внезапно я услышала за дверью шаги. Потом голоса воспитателей:

– Ого! Целых три ящика! Вот спасибо волонтерам! Дети завтра поедят!

До самого утра я мучилась в предположениях, что подарили нам волонтеры. Это что-то из еды. Конфеты? А может, молочный шоколад? Я так его люблю!

Утром на завтраке раздали мандарины.

Все принялись с радостью очищать шкурки. Я вдохнула упоительный цитрусовый аромат, который разлился по столовой. Но вместо того, чтобы обрадоваться, я расплакалась. Аромат мандарин навеял воспоминание, как прошлой зимой Зайчик приносил мандарины. Мы с родителями ходили в коридор и находили на стуле эти мандарины… А сейчас я сижу не у себя дома, а в столовой детского дома.

Почему-то именно в этот момент я четко поняла, что больше не увижу родителей и моя жизнь уже никогда не будет такой, как прежде.

Кроме игрушечного медведя существование скрашивало кое-что еще. В нашей спальне были поклеены фотообои размером со стену. И вот на всю стену были изображены невероятно красивые горы на фоне синего неба. Одни горы устремлялись вершинами в белые облака, а другие были поменьше и напоминали маленькие грибочки, выросшие вокруг больших грибов. Посреди гор расстилалась долина с ярко-зеленой травой, вся усыпанная белыми и синими полевыми цветами. По долине протекала извилистая голубая река, которая впадала в овальное озеро. Создавалось впечатление, что долина – это дно чаши, а высокие горы – это ее стены. Где-то вдалеке в долине можно было разглядеть крохотную деревушку. Из труб на крышах домов шли тоненькие струйки дыма.

Горы приводили в восторг и манили к себе. На протяжении многих лет я смотрела на эти фотообои и мечтала когда-нибудь увидеть подобную красоту вживую. Чтобы не смешить людей, когда меня никто не видел, я часто вплотную подходила к стене и представляла, будто стою не на полу спальни, а на вершине горы. Расправляла руки, как птица расправляет крылья, и парила над долиной…

Горы можно было рассматривать часами – каждый раз я находила какие-то новые детали, появлялись новые мысли, и каждый раз восхищалась этой красотой. Наверное, в горах тихо, свежий воздух, не валяется мусор, как на наших улицах… Горы – это нетронутые цивилизацией островки природы, которые сохранились в своем первозданном виде.

В правом нижнем углу мелкими буквами было написано «Кавказ». Значит, фотографы нашли этот необычный пейзаж где-то в горах Кавказа.

Горы стали буквально моими собеседниками, я была счастлива, что могу часами на них смотреть. Это отвлекало от грустных мыслей.

Но однажды директриса детдома Ирина Сергеевна вошла в спальню, критически оглядела ее и сказала:

– Эти фотообои мне уже надоели! Выцвели, тусклые… Надо сделать ремонт.

– Ну наконец-то! – с облегчением вздохнула воспитательница Ольга Викторовна. – Мне они тоже надоели. И вообще всем надоели!

– Не всем, – робко заметила я. – Мне они очень нравятся.

Но на мои слова никто даже не обратил внимания.

Через несколько дней с невероятной болью я смотрела на то, как рабочие сдирали со стен мои горы. Фотообои отрывались длинными кривыми лоскутами. Создавалось впечатление, будто в горах разразилась гроза и их пронзили белые молнии.

Но это были не молнии, а открывшаяся за обоями белая стена. Рабочие небрежно бросали на пол обрывки гор, долины и озера, в которых я мысленно провела все свое детство, и топтали их грязными ботинками. На голубом озере отпечатался пыльный след ботинка, но мне казалось, что этот след остался на мне самой.

Были истоптаны горы, но не мои чувства к ним.

«Может, когда-нибудь я увижу горы вживую…» – мечтала я, глядя на груду разорванных обоев.

Через несколько дней на стену поклеили современную рогожку и покрыли краской приятного светло-лимонного цвета. Хоть ремонт и был действительно красивым, но я еще долго смотрела на стену и представляла старые фотообои, память о которых осталась во мне, а также на тех фотографиях, на которых была запечатлена спальня.

Кстати, насчет фотографий. У меня был семейный фотоальбом, который отдали мне органы опеки, когда распределили в детдом. Этот альбом старательно вела мама. Она прилежно собирала наши семейные фотографии и любила их подписывать. Фотоальбом был для меня просто бесценным. Я рассматривала снимки, и в эти минуты мне казалось, что родители по-прежнему живы, что наша семья все еще существует и нам, как и раньше, очень хорошо – вот мы гуляем по зоопарку и едим сладкую вату, вот отмечаем папин день рождения, а вот я еще совсем маленькая, и родители купают меня в ванночке: я брызгаю вокруг, папа весь мокрый, а мама протягивает ему полотенце. Когда я смотрю на эти снимки, на моих губах появляется улыбка. Казалось, что и сейчас я нахожусь там – в тех днях, когда были сделаны эти фотографии. Слышу голоса родителей, их смех… Но стоило только закрыть фотоальбом, я оглядывалась по сторонам и видела чужие детдомовские стены.

И тогда я вновь открывала страницы альбома и продолжала рассматривать каждую его деталь, чтобы мысленно подольше побыть там, в том счастливом времени. Внимательно разглядывала и фотографии, и надписи, которые делали родители: вот мамин почерк, а вот папин… Одна из папиных надписей была сделана синей пастой, но на середине слова «зоопарк» паста резко становилась другого оттенка – это значит, что во время написания она закончилась, и папа сменил ручку…

Я сотни раз рассматривала фотоальбом и жила прежней жизнью, которая длилась до того снежного дня, когда метель замела дороги…

Я знала всех людей, кто запечатлен в альбоме, но была одна фотография, которая вызывала во мне множество вопросов. Один из снимков был сделан у нас дома: на диване сидел какой-то симпатичный молодой мужчина и бережно держал меня на руках. Возле него находились мои родители и счастливо улыбались. На снимке мне три месяца.

Я не могла понять – кто этот человек? Почему он держит меня на руках? Понятно, что это знакомый родителей, но кто он? Я пыталась выяснить это у воспитателей, но никто не знал ответа.

Этот вопрос жил во мне много лет, и однажды я узнала, кто этот мужчина. Но об этом позже.

О детдоме можно рассказывать долго, но скажу главное – все дети живут будто в состоянии постоянной готовности. Каждый готов сию секунду собрать свои вещи, уехать из детдома с новыми родителями и больше никогда сюда не возвращаться.

Шли годы. Мне исполнилось уже четырнадцать лет. За это время удочерили и усыновили многих ребят из нашего детдома, но почему-то мною за все девять лет не заинтересовался ни один потенциальный родитель. Мельком на меня смотрели, но никто не хотел удочерять. Ни разу не знакомили с потенциальными родителями, я ни разу не жила на выходных в чьей-то семье, чтобы меня получше узнали. Ни разу. Я была как будто невидимкой.

Мне очень, очень хотелось, чтобы меня удочерили.

Но все проходили мимо.

Под солнцем любви (сборник)

Подняться наверх