Читать книгу Под солнцем любви (сборник) - Дарья Лаврова, Ирина Мазаева, Вадим Селин - Страница 4

Андрей Иванович не обманул. Он пришел послезавтра и позвал в кино. Показывали фильм в формате 3D. Спецэффекты меня просто поразили, но Андрей Иванович поражал больше, чем формат 3D. Он сдержал обещание! Сдержал! Он пришел!

После фильма гуляли по парку – сидели в летнем кафе и ели мороженое, бродили по длинным аллеям, присаживались на лавочки, и все время он по моей просьбе рассказывал про свою работу.

– Я вас еще не замучила этими расспросами? – через несколько часов поинтересовалась я.

– Нет, – покачал головой Андрей Иванович. – Я очень люблю свою работу и могу разговаривать о ней круглосуточно. – Мы еще поболтали, а потом он посмотрел на часы. – Ну что, нам, наверное, уже пора?

– Да, пора, – вздохнула я.

Снова закончилось это время… Ну почему оно бежит так быстро?

Я хотела спросить у крестного, придет ли он еще, но прикусила язык. Я опасалась, что надоем ему. Мне очень хотелось, чтобы он пришел еще, но я боялась, что это станет ему в тягость. Боялась выглядеть навязчивой и поэтому молчала.

– Слушай… – замялся Андрей Иванович.

«Ну вот, я так и думала, – мысленно вздохнула я. – Сейчас скажет, что больше не придет».

– Да? – заранее готовясь к плохому, откликнулась я.

– У меня на следующей неделе день рождения. Приходи ко мне в гости.

Я была изумлена. Он что, хочет видеть меня снова?!

– Что?.. – растерянно переспросила я. – Куда прийти?

– Ко мне в гости, – повторил крестный. – Ко мне домой. Гостей будет немного, все свои… Познакомлю тебя с моими сотрудниками.

Я не смогла ничего ответить. Мне казалось, что невозможно получить впечатлений больше, чем я уже получила, но оказывается, удивлению нет предела.

В горле появился вязкий ком.

– Конечно, я приду, – с трудом ответила я. – Только скажите свой адрес…

Адрес не понадобился, потому что Андрей Иванович приехал за мной на машине.

Это сложно объяснить, но когда я оказалась в его доме, то почувствовала, что этот дом как будто бы мой. Здесь было очень приятно находиться. Тут все настолько удобно, привычно и комфортно располагалось, что создавалось впечатление, словно я была здесь уже сто раз. Хотя на самом деле – первый раз в жизни.

Дом Андрея Ивановича находился в очень живописном месте. Он был частный, к нему примыкал большой земельный участок, засаженный плодовыми деревьями, а за участком, внизу, росла небольшая роща. Здесь оказалось очень спокойно и приятно. Во дворе стояла уютная беседка, по которой плелись зеленые виноградные лозы и покачивались на легком ветерке, в саду пели птицы, и в воздухе пахло маем – цветами и свежестью. И эта свежесть была какой-то необычной, но смутно знакомой.

И вскоре я поняла, почему здесь так свежо.

– Пойдем, я тебе кое-что покажу, – загадочно сказал Андрей Иванович и повел меня вниз участка.

Мы прошли участок. Я сразу не заметила, что в заборе есть калитка, ведущая в рощу. Крестный открыл ее, и мы пошли сквозь деревья и кустарники.

– Аккуратно, здесь крутой склон, – предупредил Андрей Иванович.

Я увидела ведущие вниз старые деревянные ступени. Они были не плавными, а крутыми. Сам спуск тоже был крутым. Кроме того, ступени очень резко поворачивали куда-то вправо, как будто это была винтовая лестница.

Мы спустились по этим ступеням. Свернули направо.

«Странно, зачем в роще нужны ступеньки?» – спускаясь, недоумевала я.

Но в следующую секунду все стало ясно.

В конце спуска деревья расступились, и я увидела речку и песчаный пляж.

– Мой дом стоит на побережье Дона, – прокомментировал крестный.

Я была восхищена окружающей красотой. Оказывается, крутые ступени выходят прямо на песчаный берег! Песок был желтым, чистым, река прозрачной, а на другом берегу росли густые зеленые деревья.

Внезапно из-за туч выглянуло солнце, и окружающий мир загорелся всеми красками. Деревья стали еще зеленее, прозрачная голубая вода заискрилась, а песчаный пляж стал выглядеть еще более сказочно.

На пляже лежали несколько гигантских булыжников, к которым была привязана старая деревянная лодка.

И – тишина. Не слышно ничего, кроме легкого плеска воды.

– Вот это да… – протянула я. – Всю жизнь живу в этом городе и не знала, что Дон такой красивый.

– А это часто бывает. Люди все время ищут прекрасное где-то недостижимо далеко и не знают, что удивительно красивые места находятся на расстоянии шага, – философски заметил Андрей Иванович

В этот момент во мне появилось чувство, которое в такой мере я не испытывала еще никогда. Щемящее чувство любви к родине. Я вдруг ощутила счастье и радость, что живу здесь, на Дону.

Андрей Иванович присел на булыжник. Он с вдохновенным выражением лица смотрел на окружающую природу.

– Тебе здесь нравится? – внезапно спросил он.

– Очень, – искренне ответила я. – Никогда не думала, что тут есть такие красивые места.

– Это хорошо… – едва слышно, словно что-то обдумывая, прошептал Андрей Иванович. Затем резко встал с булыжника и направился к ступеням. – Пойдем. Пора стол накрывать. Поможешь?

– Конечно! – радостно согласилась я. Посмотрела напоследок на песчаный берег, на реку и зеленые деревья, послушала тишину, и мы отправились обратно. Поднялись по крутым деревянным ступеням, прошли через рощу и вошли на участок крестного.

Во время праздника произошел один интересный эпизод.

Когда гости сели за стол, друг Андрея Иванович спохватился:

– У меня вилки нет!

– Я принесу, – сказала я и тут же отправилась на кухню.

Я вытащила второй ящик сверху, где лежали приборы, взяла вилку, ловко задвинула ящик… и замерла.

Странно. Я только однажды побывала на кухне, когда мы с Андреем Ивановичем расставляли тарелки и угощения, а мои движения были настолько привычными, будто прожила в этом доме всю жизнь.

– Нашла? – послышался голос Андрея Ивановича.

Я очнулась от своих мыслей.

– Да. Я запомнила, где лежат приборы.

Крестный стоял в дверях, прислонившись к косяку, и изучающе смотрел на меня. По его задумчивому взгляду стало ясно, что он тоже видел, как легко я управляюсь на чужой кухне.

Вечером я снова лежала в кровати в детдоме, и перед глазами проносились картины из сегодняшнего дня: деревянные ступени, песчаный пляж, река, гости Андрея Ивановича…

Мне нравится общение с ним, нравятся его друзья, нравится его дом, нравятся даже крутые деревянные ступени!

Такое впечатление, что все это – МОЕ. Очень хотелось, чтобы эта сказка не заканчивалась. Мне очень нравилось все, что со мной происходит, но я боялась, что Андрей Иванович больше не придет. Больше никуда меня не позовет. Боялась больше его не увидеть.

Эти чувства терзали и не давали уснуть.

Было страшно признаться самой себе, но это желание стало очевидным: я хочу, чтобы он меня удочерил. Я понимаю, что он даже не говорил об этом, но как я могу скрывать от себя свои чувства? Вся проблема в том, что Андрей Иванович даже не заикался об этом… Мы с ним просто видимся, просто общаемся, но тему удочерения он никогда не поднимал.

«А с чего я вообще взяла, что он захочет меня удочерить? – попыталась я отрезвить себя. – Не слишком ли я высокого о себе мнения? Почему я смею об этом мечтать? Ну да, он разыскал меня, мы с ним общаемся, но это просто встречи. Быть друг у друга в гостях и удочерение – это абсолютно разные вещи».

Я все это понимала. Да, он не говорил об удочерении.

Но как же мне хотелось, чтобы у меня появился родитель!..

После этого сильного желания меня охватило спокойствие. Я решила, что нужно просто жить и спокойно плыть по течению. И будь что будет. Удочерит – хорошо. Не удочерит – останусь здесь, в детдоме.

Мои опасения подтвердились.

Андрей Иванович пропал.

Он не пришел ни завтра, ни послезавтра, ни послепослезавтра, ни через неделю. Он пропал, как будто его и не было.

В первый день я ждала. Во второй день волновалась. В третий день места себе не находила. А в четвертый поняла, что все закончилось. А через неделю молчания стало предельно ясно, что он больше никогда ко мне не придет.

Если раньше он давал о себе знать или через день, или каждый день, то теперь его не было неделю!

Я находилась в подавленном состоянии. В заторможенности и замешательстве. Не хотела никого ни видеть, ни слышать. Я была настолько ошарашена его исчезновением, что словно онемела.

Душа разрывалась на части.

«Нужно заглушить эмоции, отрезать их от себя, – измучившись, решила я. – Надо представить, что я с ним незнакома. Надо представить, что все это был сон, который просто взял и закончился!»

Я честно пыталась подавить в себе воспоминания, но как я могла представить, что это был сон, если знала, что это была правда?..

Я не могла понять, почему он пропал? Ведь он такой честный человек… Неужели он мог перестать общаться вот так просто, без каких-либо объяснений?

Впрочем, а почему нет?

Помню, однажды приемные родители удочерили Ирму Степанову – одну девчонку из нашего дома. Они были такими приличными – мама директор магазина одежды, папа директор строительной фирмы, воспитанные. И что вы думаете? Через месяц они вернули Ирму обратно в детдом! Сказали: «Мы поняли, что девочка нам не подходит». Ирма потом полгода не могла прийти в себя. Она винила во всем себя, хотя виноваты родители. Они думали о том, как удобно им, а не ребенку, который к ним привык и который поверил в них. Если удочеряешь ребенка, то обратного пути нет! Иначе у ребенка будет сильная психологическая травма.

Это так жестоко! «Мы поняли, что девочка нам не подходит»! Как это – «не подходит»? Она что, носки, чтобы их можно было примерить, поносить, а потом понять, что они тебе не подходят и выбросить в урну?

Если сравнивать мою ситуацию с ситуацией Ирмы, то мне все-таки лучше. Андрей Иванович меня не удочерял и не отдавал обратно.

Хотя… Он говорил, что он человек, к которому я всегда могу обратиться. Говорил, что чувствует за меня ответственность. Говорил, что я не одна на всем белом свете.

«Я не понимаю, зачем он приводил меня к себе домой? Зачем? Зачем дразнил меня надеждой, что у меня может быть семья?! – недоумевала я. – Ну и где он, этот человек, произносивший красивые слова? Просто-напросто взял и пропал!»

Конечно, он ничего не обещал и ничего не говорил насчет семьи, но ведь каждый взрослый должен знать, что если ты регулярно видишься с детдомовским ребенком, а тем более приглашаешь его к себе домой, то у ребенка появляется надежда. Она появляется, даже если взрослый ничего насчет семьи не говорит. Обычные дети и детдомовские – это разные дети. Детдомовские мечтают о родном доме и поэтому цепляются за любую надежду. Я тоже зацепилась. А Андрей Иванович пропал.

Ну почему он так поступил? Он приоткрыл шторку, за которой скрывалось счастье, показал мне, что счастье есть, а потом резко закрыл эту шторку и исчез.

Спустя еще два дня я находилась в комнате отдыха и смотрела свой любимый детективный сериал. К этому времени я уже почти перестала думать об Андрее Ивановиче. Вернее, начало получаться не думать. Это было тяжело. Мысли постоянно появлялись, но я старалась переламывать их, отгонять, закрываться от них, выталкивать из своей головы. И это стало выходить. Правда, мысли ушли, место освободилось, но осталась какая-то пустота, которая тоже меня тяготила…

Итак, в комнате отдыха я смотрела сериал. Что показывали по телевизору, не помню, потому что все ускользало от моего внимания. Я была охвачена тоской, и эта тоска сильно угнетала.

В комнату вошла воспитательница Ольга Викторовна. Я заметила на ее лице какую-то ссадину.

«Неудивительно, что из-за своего характера она все время с кем-то дерется», – подумала я.

Она посмотрела на меня и раздраженно бросила:

– Тебя директриса зовет. Там к тебе пришли.

– Пришли? Кто пришел? – встрепенулась я.

В мыслях сразу возникло: «Наверное, это Андрей Иванович!»

А мне казалось, что я уже о нем забыла… Ан нет, не забыла, раз сразу же о нем подумала.

– Я что, секретарша, чтобы узнавать, кто пришел и вам об этом докладывать? – процедила Ольга Ивановна. – Пойди и сама узнай, кто он такой, – с еще большим раздражением ответила она и вышла из комнаты.

«Ну точно Андрей Иванович!» – Мое сердце учащенно забилось.

Я вскочила с кресла и помчалась в кабинет Ирины Сергеевны. По пути прошла мимо Ольги Викторовны и услышала ее разговор по телефону:

– Кирюша, ты покушал? Ты точно не голодный? Я уже скоро приду.

«Кирюша», – с усмешкой подумала я и постучала в кабинет директора.

– Войдите!

Я открыла дверь… и не увидела никакого Андрея Ивановича. В кабинете стоял некий мужчина в синей полицейской форме. Я его не узнала, но лицо было смутно знакомым.

– Ирина Сергеевна, вы меня звали? – растерянно спросила я.

– Да, проходи. С тобой хотят поговорить.

Почему-то Ирина Сергеевна была словно чем-то озабочена. Я поняла, что что-то произошло.

Мужчина подошел ко мне поближе. На вид ему было лет тридцать. Лицо приятное.

– Здравствуй, Валя. Меня зовут Петр, – представился мужчина. – Я сотрудник Андрея, мы работаем в одном отделе. Ты меня видела на его дне рождения.

– Сотрудник? – удивилась я. В мою душу закралась тревога: «Странно. Почему пришел его сотрудник? Почему не пришел он сам?»

– Ты только не пугайся, хорошо? – попытался подготовить меня Петр.

Естественно, я сразу же испугалась.

– Хорошо… – пробормотала я и подумала: «Неужели с Андреем Ивановичем что-то случилось?»

– Восемь дней назад мы были на задании, задерживали угонщиков, они пытались угнать две машины из автомастерской. Один из них был вооружен и открыл огонь. Пуля попала в Андрея.

Я почувствовала, как глаза сами собой расширяются, а ноги подкашиваются.

– Не бойся, он жив! – воскликнул Петр. – Его доставили в реанимацию. Он неделю был без сознания, но на днях ему стало лучше, он пришел в себя. Вчера я был у него в больнице. Он попросил сходить к тебе и рассказать о случившемся.

Я не знала, что делать – плакать или радоваться. Я расстроена из-за того, что Андрей Иванович лежит в больнице, но рада, что он меня не бросил.

Мне стало стыдно. Человеку плохо, а я думаю о себе! Какая же я эгоистка!

– А в какой больнице он лежит? – в волнении спросила я. – Его можно навестить?

– Можно, – улыбнулся Петр. – Он будет очень рад…

Весь вечер я не находила себе места. Переживала за Андрея Ивановича и корила себя за то, что подумала о человеке плохо. Решила, что он больше ко мне не придет, что он некрасиво со мной поступил, что он предатель. А он, оказывается, без сознания лежал в реанимации…

«Никогда нельзя думать о людях плохо! – сказала себе я. – Только сам человек знает, почему он совершает то или иное действие! Никогда нельзя делать выводы об окружающих, потому что не знаешь всех обстоятельств!»

На следующий день я попросила нашу повариху баба Машу, чтобы она приготовила куриный бульон, и с этим бульоном я примчалась в больницу.

Надела бахилы, мне дали белый халат и провели в палату. Андрей Иванович лежал на больничной койке. Он был бледный, грудную клетку перетягивали бинтовые повязки (значит, его ранили в грудь), но он изо всех сил старался делать вид, что хорошо себя чувствует.

Крестный был тронут, что я принесла бульон. Я сидела на больничном стуле, смотрела, как он ест, и была готова расплакаться от счастья, что Андрей Иванович меня не бросил.

Но вдруг он отставил тарелку на прикроватную тумбочку. Его лицо стало задумчивым.

– Вам не понравился бульон? – испугалась я. – Пересоленный? Или недосоленный?

– Бульон прекрасный, – рассеянно отозвался Андрей Иванович. – Я хотел что-то тебе рассказать… Точнее, спросить… В общем… – путано проговорил он, и все-таки собрался с мыслями: – Я хотел и рассказать, и спросить!

– Что? – замерла я.

Андрей Иванович молчал. Его серые глаза стали задумчивыми. Он от волнения кусал губы. Кажется, ему было тяжело говорить на какую-то тему, но он понимал, что поговорить нужно.

– Когда я был маленький, то переболел одной болезнью, и из-за этой болезни в организме возникли осложнения. Я стесняюсь тебе об этом говорить, но… у меня не может быть детей. Из-за этого от меня даже ушла жена. Это было еще там, в Мурманске… Я ей предлагал – давай усыновим ребенка, сколько детей в детдоме мечтают о родителях, а она сказала, что хочет своего. И ушла к другому мужчине… – тяжело вздохнул Андрей Иванович. – Я уже привык к мысли, что так и проживу всю жизнь бездетным. Сюда переехал. Думал, переезд поможет все это пережить. Думал, что целиком и полностью отдам себя работе. Но потом я узнал про твою ситуацию. Узнал, что ты осталась без родителей. И во мне снова появилась надежда стать отцом. Ты, конечно, уже взрослая, я не знаю, захочется ли тебе этого… Это от маленьких детей можно скрыть, что они неродные. А ты уже взрослая, знаешь всю правду… – Андрей Иванович помолчал. – В общем, подумай, как будет время… Но если ты согласишься, я буду очень рад…

Я не могла ни шелохнуться, ни вздохнуть. Я так ждала этого момента, но не думала, что это действительно случится! Более того, не думала, что случится тогда, когда я этого уже не жду!

Он сказал «подумай, как будет время…» Эх, знал бы Андрей Иванович, что я только об этом и думаю!

– А вы разрешите поклеить фотообои с изображением гор? – сама от себя не ожидая, внезапно выпалила я.

Андрей Иванович рассмеялся и с болью на лице притронулся к перевязанной груди:

– Да хоть весь дом оклеим! И изнутри, и снаружи! – пообещал он. Затем помолчал и осторожно спросил: – Если я правильно понял твой ответ, то после выписки мне можно заняться документами на удочерение?

– Да, – ответила я и счастливо улыбнулась.

В этот момент мне показалось, что я сижу не в больнице, где на полу постелен унылый линолеум бежевого цвета, стоят больничные койки и пахнет лекарствами, а на душистой траве посреди цветочной поляны, и вокруг порхают бабочки.

Через месяц, в конце июня, все необходимые документы были оформлены, и я навсегда покинула детский дом, вторую группу.

Но перед этим нам пришлось немного понервничать. Когда Андрей Иванович стал изучать вопрос усыновления (в моем случае «удочерения»), оказалось, что на все дела может уйти чуть ли не полгода – на сбор справок, медкомиссию, судебные заседания. Но мне хотелось побыстрее покинуть детский дом и не ждать столько времени. Да и Андрей Иванович тоже хотел почувствовать себя отцом.

– В таком случае вы можете для начала оформить не удочерение, а опекунство, – посоветовала крестному Ирина Сергеевна. – Обычно опекунство – это промежуточная стадия усыновления или удочерения. Таким образом ускоряется процесс передачи ребенка в семью. Оформить опекунство вы можете даже за месяц, и Валя сразу переедет к вам, а на удочерение может уйти месяца три – полгода. Разница между опекунством и удочерением в том, что при опеке мы просто как бы временно доверяем вам ребенка, а при удочерении ребенок юридически становится вам родным. И мы решили поступить так, как посоветовала директриса – сначала крестный оформит надо мной опеку, я уеду из детдома, а потом он постепенно меня удочерит.

* * *

Пока оформлялись документы, по какой-то причине Андрей Иванович ни разу не приводил меня в гости – мы все время встречались где-то на нейтральной территории. Я снова ничего не могла понять, волновалась, накручивала себя, думала, что он передумал… но когда наконец переступила порог теперь уже в качестве опекаемого ребенка, то сразу поняла: оказывается, он в срочном порядке делал ремонт и не хотел, чтобы я раньше времени увидела, какой сюрприз он для меня готовит.

Когда крестный показал мою комнату, я некоторое время пребывала в потрясении. На всю стену были нарисованы горы. Это не фотообои, а именно рисунок на стене. Очень талантливый рисунок. Горы, зеленые луга, кристально чистое озеро… Казалось, можно сделать шаг в стену и оказаться в озере, ощутить прохладу воды и вдохнуть свежий горный воздух.

Но еще больше поразило другое. На другой стене висел большой портрет моих родителей.

– Я не хочу, чтобы ты забывала маму и папу, – заметив мой устремленный на портрет взгляд, пояснил крестный. – Если ты стала моей дочерью, то это не значит, что я буду требовать от тебя, чтобы ты их забыла. Нет. Ни в коем случае. Они дали тебе жизнь. Они были прекрасными людьми. Они были моими друзьями. Поэтому обязательно нужно беречь память о них.

– Спасибо… – прошептала я. – Спасибо.

Все сложилось просто идеально. Андрей Иванович тоже был моим отцом, но только крестным. Значит, я имела право называть его папой. И я стала так его звать почти сразу. Во-первых, мне самой очень этого хотелось, потому что я уже девять лет не произносила ни «папа», ни «мама». Я истосковалась по этим словам и мечтала их произносить, но мне некого было так называть. А во-вторых, я это сделала потому, что прекрасно понимала, как сильно Андрей Иванович этого ждет. У него нет родных детей, и он думал, что уже никогда не услышит слова «папа». И вот так получилось, что я мечтала кого-то называть папой, а Андрей Иванович мечтал, чтобы его кто-то называл папой. Поэтому наши желания совпали.

Но прежде чем впервые произнести это слово, я долго думала, как это сделать? Какой выбрать для этого момент? Этим вопросом я мучилась неделю, но решение пришло само собой.

В июле теперь уже в нашем саду поспели ранние яблоки.

– Надо яблоки собрать, – глядя на ломящееся от плодов дерево, сказал крестный. – В этом году очень богатый урожай!

– Да, давайте соберем! – с энтузиазмом согласилась я. – Баба Маша, ну, наша повариха, однажды показывала, как варить варенье. Поэтому попробую его сварить. А еще яблоки можно порезать, разложить по пакетам и положить в морозилку, а зимой варить компот.

– Ну ты хозяйка! – восхитился крестный. – В общем, тебе будет чем заняться.

Он принес стремянку, разложил, взял ведро и взобрался на нее.

Вскоре набралось полведра красных душистых яблок. Одна ветка была прямо облеплена яблоками, похожими на огромные пылающие шары. Но росла она чуть дальше того места, где стояла лестница.

– Вот это веточка! – в предвкушении улыбнулся Андрей Иванович. – Сейчас я освобожу тебя от этого груза, и Валя сварит вкусное варенье!

Он потянулся к ветке. Но лестница стояла явно дальше, чем нужно. Я хотела сказать «может, подвинем ее поближе?», но не успела. Стремянка пошатнулась и завалилась вместе с Андреем Ивановичем.

– Папа! – бросившись к нему, испуганно закричала я.

Андрей Иванович упал на землю. Сверху на него упала лестница, а рядом свалилось ведро, из которого по зеленой траве рассыпались красные яблоки.

Крестный, на голове которого лежала стремянка, расширившимися глазами посмотрел на меня из-под перекладины и в волнении переспросил:

– Что?! Как ты сказала?!

– Оно само… вырвалось… – смутилась я. – Я нечаянно…

– Слушай… Это… Ну, – ошеломленно отозвался он, – короче, пусть оно у тебя почаще так вырывается…

– Хорошо, – улыбнулась я, подошла к… папе?.. и стала извлекать его из-под стремянки.

«Ну надо же! – удивленно подумала я, снимая с него лестницу. – Готовилась-готовилась неделю, а получилось в самый неожиданный момент!»

* * *

Однажды в октябре, когда я уже четыре месяца жила у папы, встретилась с Мариной, которая в детдоме жила со мной в одной комнате и с которой мы раньше учились в одном классе. Но с переездом в другой район я перешла и в новую школу, поэтому теперь мы редко виделись со старыми друзьями из детдома.

Мы гуляли. К этому моменту Андрей Иванович уже официально меня удочерил, и я юридически стала его дочерью. При удочерении мне изменили фамилию на фамилию Андрея Ивановича, и теперь я была не Валентиной Ракитиной, а Валентиной Мирной, а вот отчество даже не пришлось менять – я как была Андреевной, так и осталась.

Когда я четыре месяца жила в качестве опекаемой, то, конечно же, была очень этому рада, но вместе с тем постоянно находилась в какой-то тревоге – да, я живу с отцом, но, как точно выразилась Ирина Сергеевна, меня не покидало ощущение, что меня «временно доверили». А когда стала дочерью Андрея Ивановича по документам, то от сердца отлегло. Я поняла, что теперь у меня действительно есть родитель и меня уже никто никуда не может забрать.

Я светилась от счастья.

Марину никто не удочерил, но она тоже светилась. В разговоре оказалось, что она стала встречаться с парнем. С Вовой из четвертой группы детдома.

– Он такой классный! – восторженно делилась Марина. – Мы всю жизнь жили бок о бок, я никогда не обращала на него внимания, а оказалось, что он такой парень! Он такой добрый! Говорит мне такие приятные слова! Так заботится обо мне! Он меня даже в кафе один раз сводил, представляешь? Он сам заработал – рекламные объявления на улице раздавал, – пояснила она и неожиданно спросила: – А ты с кем встречаешься?

– Ни с кем, – растерялась я. – А надо?

– Ну, никаких требований и правил нет… – пожала плечами Марина. – Но вот у нас уже многие влюблены… Слушай! А давайте мы все вместе погуляем! Я, ты, Вовка и Димка!

– Какой Димка? – не поняла я.

– Из первой группы! Ну, футболист! Который тогда в лагере отодвинул от тебя сынка воспитательницы, когда он хотел с тобой сфоткаться!

– Марин… – смутилась я. – Я даже не знаю… Я как-то вообще об этом еще не думала…

– А ты подумай! – порекомендовала Марина.

И с тех пор я действительно стала об этом думать. В последний год я увлеклась книгами и весь год жила будто в другой реальности. Но тут, в жизни, многие девчонки уже встречаются с парнями… А я это как-то пропустила…

С того дня я начала обращать внимание на окружающих, а именно на пары. Парни с девушками о чем-то мило разговаривают, тепло улыбаются друг другу, встречаются по вечерам и ходят в кино…

И у меня возникли новые чувства – такие, которых не было, когда я была помладше, – а ведь действительно, Марина права – это так здорово иметь рядом с собой человека, которому можно довериться, о котором будешь думать и заботиться…

Когда возникли эти мысли, я тут же себя одернула: «Валя, о чем ты говоришь? У тебя же есть папа! Ему доверяйся! О нем заботься! Тебя только что удочерили, а ты уже думаешь о каком-то другом человеке!»

Но все равно было какое-то несогласие с самой собой. Я поглубже исследовала свои чувства и внезапно поняла: любовь к родителю и любовь к парню, к ровеснику, – это совершенно разные чувства. Любовь к родителю – это любовь ребенка к матери или к отцу, а вот чувства к парню – это чувства другого рода. Это желание вместе с ровесником познавать жизнь, делать какие-то открытия, чему-то учиться, заботиться о нем, понимая, что вы – одно целое.

Вот, например, Марина. Она тоже мечтает о родителях, но вместе с тем она встречается с Вовкой. Так же и другие дети.

Сделав этот вывод, я позвонила Марине и согласилась на прогулку с Димкой.

Перед встречей страшно переживала, хоть я знала Димку всю жизнь. Мы с ним даже сидели в столовой рядом за одним столом, и я часто отдавала ему свою сосиску. Он накалывал ее своей вилкой прямо в моей тарелке.

Но сейчас это была не просто обычная встреча, а… свидание. Мы все выросли и сейчас смотрели друг на друга не как дети, а как взрослые люди.

И вот мы встретились. Марина с Вовкой и мы с Димкой. Это был теплый осенний день. Под ногами шуршали золотистые листья. Мы гуляли по набережной Дона. По реке плыли теплоходы.

Перед прогулкой я красиво оделась. Кстати, насчет одежды хочу сказать, что раньше у меня не было какого-то одного любимого стиля, все время одевалась по-разному, но после того, как стала интересоваться расследованиями и поняла, что хочу работать в правоохранительных органах, мне стали нравиться строгие юбки и блузки, напоминающие женскую полицейскую форму. Поэтому в последнее время я стала придерживаться именно этого «официального» стиля, и он мне очень нравился. Благодаря внешним переменам я даже внутренне стала более организованной.

Итак, я надела юбку, блузку и сделала прическу, уложила свои темно-каштановые волосы, выделила гелем некоторые вьющиеся пряди. Подкрасила ресницы, хотя редко их крашу, надела туфли с небольшими каблуками, хотя каблуки не люблю. Все это сделала ради Димки. По нему я заметила, что он тоже нарядился, выбрал самую лучшую одежду из своего небогатого детдомовского гардероба и даже сделал стрижку.

«Тетя Катя подстригла», – подумала я.

Во время прогулки Димка часто старался словно невзначай коснуться моей руки.

У меня волнительно билось сердце. Я рисовала в фантазии, что мы с Димкой теперь будем созваниваться, общаться, встречаться и ходить на романтические прогулки по красивым местам города…

Пока он вдруг не сказал:

– Ой, Ракета, а помнишь, как тебя обстригли? – От смеха он согнулся пополам. – Весь детдом до сих пор ржет! У тебя так уши торчали! А еще больше стали торчать, когда тетя Катя обкорнала тебя под машинку! Уши были как локаторы! Вот такие! – произнес он и приставил к своим ушам растопыренные ладони, чтобы продемонстрировать.

Я остановилась посреди набережной как вкопанная.

– Ты чего? – удивился Димка. – Ну я же правду говорю!

– У тебя вместо головы футбольный мяч, – печально констатировала Марина.

Мои глаза наполнились слезами. Я всеми силами старалась не расплакаться, но слеза потекла по щеке. А следом за ней потекла тушь. Мне стало еще обиднее, ведь я специально для него накрасила ресницы!

Кроме того, я даже не знала, что в тот «лысый период» мои уши выглядели большими. И это стало для меня еще одной неожиданной новостью.

– Ракета, ну ты помнишь? – допытывался у меня Димка.

– Да с вами забудешь! – рявкнула я, резко развернулась и, впечатывая каблуки в асфальт, стремительно ушла с набережной.

Внутри все клокотало. Все это из-за сынка воспитательницы! Этот случай с отрезанными волосами дал отголосок на всю жизнь!

Я пришла домой, сняла этот дурацкий наряд и взяла с полки очередной детектив.

Я решила, что не нужны мне никакие отношения. Я ничего не хочу! Все парни такие жестокие!

Этот случай напрочь отбил желание с кем-то встречаться.

Все парни помнят, что я была лысой, и все до сих пор надо мной смеются!