Читать книгу Делать детей с французом - Дарья Мийе - Страница 11

***

С тремя смузи в обнимку я дошла до лифта и локтем, на внутренней стороне которого белел квадратик пластыря, нажала кнопку шестого этажа. Пару мгновений пожалась перед дверью на крышу, словно желая запастись кондиционированной прохладой – а может, чтобы оттянуть момент. Ведь у меня была для Лесли новость. Такая новость, которую я побоялась сообщить ей утром в машине. Интуиция подсказывала, что после её оглашения банановый смузи будет остро нуждаться в привкусе виски, который я нашла на задворках домашнего мини-бара и перелила в сувенирную фляжку с гербом СССР. Сувениры с советской символикой Гийом оптом закупает на Измайловском рынке, но каждый раз по возвращении из Москвы оказывается, что друзей у нас меньше, чем заготовленных шапок-ушанок или гжелевских молочников. Запас подарков с каждым годом растёт, но мы не теряем надежды однажды кардинально расширить круг общения.

В этот жаркий час на крыше не было никого, кроме моих отважных девочек. Лесли сидела в узкой тени у стены, дробила зубами пластиковую соломинку и безотрывно смотрела на Кьяру – покорительницу горок. Курить Лесли позволяла себе только в специально отведённой курилке в офисе – здесь к этому относятся с большим предубеждением. Но по раскрошенной соломинке было видно, что курить ей хочется очень. Она даже не повернула головы в мою сторону.

– Когда я просила не спускать с неё глаз, то не думала, что ты поймешь это буквально, – сказала я, присаживаясь рядом и вручая ей смузи.

– Она меня завораживает, – проговорила Лесли, не переставая жевать соломинку. – Как возможно совершать столько телодвижений в секунду? Знаешь, я тут размышляла и пришла к выводу, что дело в кровотоке. Дети в два раза ниже взрослых, и кровь быстрее пробегает путь от затылка до пяток. Цикл короче, а значит кровь ребёнка в два раза насыщеннее кислородом по сравнению с кровью взрослого…

– Опять ты про работу! Тебе врач запретил, помнишь?

Для Лесли, как и для меня, утро вторника было редкой возможностью поговорить со взрослым человеком о чём-то общечеловеческом. Но так получалось, что её общечеловеческое мерялось контейнерами и обрастало накладными, а моё как-то фатально закольцовывалось на Кьяриных достижениях в области письма и счёта. За два месяца регулярных сидений на крыше торгового центра мы стали почти подругами, а значит, Лесли вошла в число тех, на чью долю Гийом закупал сувениры.

Я достала из сумочки плоскую коробку с гербом СССР.

– Это тебе. Подарок.

– О, СССР! – воскликнула она, разглядывая коробку. – Чем я заслужила? У меня только в июле день рожденья.

– На память. В этом предмете – вся ты: коммунистический задор предков, кожаный корсет, гладкая металлическая крышечка, наглухо завинчивающая горячительное содержимое.

Лесли улыбнулась и стала похожа на Джейн Фонду. Вынула фляжку из бархатного чехла. Встряхнула. Отвинтила крышечку и принюхалась.

– Виски? С утра?! У меня же гастрит!

Я описала взглядом дугу между фляжкой и смузи.

– Сегодня можно, – и добавила после паузы: – Нас отзывают во Францию.

Лесли уставилась на меня, и изжеванная соломинка выпала из её губ. Не глядя она плеснула виски в бананово-персиковое пюре. Не глядя отхлебнула. Поморщилась, но отхлебнула ещё.

Гийом сообщил новость вчера за ужином. Социалисты принялись выполнять предвыборные обещания и вдохновенно повышали налоги в разных отраслях. Один из них сделал вдруг невозможным дальнейшее развертывание его компании на азиатском рынке. С необычной для французов прыткостью главное бюро позакрывало начатые проекты и призвало экспатов на родину. На прощание с хорошей жизнью нам было отпущено полтора месяца.