Читать книгу Делать детей с французом - Дарья Мийе - Страница 9

– Тамара, кажется, у меня диабет.

Тамара – которая была, конечно, никакой не Тамарой, а Тхамали или вовсе даже Тхандари – перестала массировать мою стопу и внимательно на неё посмотрела. Повернула её влево под углом в сорок пять, а затем в девяносто градусов. Приподняла ноготь большого пальца. Подергала фаланги в одной ей ведомой последовательности и уставилась на пятку, будто ждала, что в ней откроется сейфовая дверца.

– Нет у тебя диабета, – бросила она и снова воззрилась в потолок, запустив свою волшебную руку с хитро сложёнными пальцами по горам и долам моей стопы. В её ладонях прозаическая подошва тридцать восьмого размера становилась вдруг обширной и просторной, обретала ландшафт, нахоженные туристические тропы и потаённые уголки, в которые никто, до Тамариного мизинца, не забирался.

– У моей прабабушки по материнской линии был. И я все время хочу пить после обеда. Пока мы с Кьярой доезжаем из парка до дома, я умираю от жажды!

– Не умрёшь, – отозвалась Тамара.

– Никогда? – лукаво спросила я, надеясь смягчить её врачебный тон.

– Не от жажды, – коротко уточнила она.

– Надеюсь, не скоро?!

– Аркашрсь! – прокашляла Тамара в сторону дверного проёма. Из-за яркой тряпки, отделявшей рабочую зону домашнего салона от приватной, появилась дородная индуска с красным пятном во лбу и глазами навыкате.

– Мадам хочет знать, когда она умрёт, – сообщила ей Тамара.

– Это будет стоить мадам тридцать долларов, – ответила обладательница кашляющего имени.

Я замахала руками:

– Нет-нет, мадам вовсе не хочет ничего такого знать!

– А это будет стоить мадам пятьдесят долларов, – отозвалась пожилая индуска.

Я зажмурилась, зажала уши пальцами и стала громко петь «Желтую субмарину», пока не почувствовала стука в пятку. Приоткрыла левый глаз: индуски в дверном проёме не было, надписи с днём моей кончины тоже. Я осторожно вытащила пальцы из ушей.

– Не волнуйся, она завтра уедет. И никто не будет знать, когда ты умрёшь.

– А это кто вообще? – спросила я шёпотом, с опаской поглядывая на жёлто-оранжевую занавесь.

– Моя тётка из Пуны. Едет навестить сына в Куала-Лумпур. Он учится на гидроинженера.

– Полезная профессия… А что, она так про всех всё знает?

Тамара пожала плечами.

– Многое.

– Так вы, наверно, всей семьёй у неё консультируетесь?

– Бывает. Когда надо что-то большое купить. Или ехать далеко.

– И всё сбывается?!

– Иногда.

Тамара не баловала собеседника лирическими отступлениями. Её вербальная скупость была возведена в принцип: как работник слова я не могла не заметить, что общие вопросы (те, на которые можно ответить «да» или «нет») она предпочитает специальным (те, ответы на которые требуют дополнения, определения или обстоятельства). Этой молчаливостью, словно землёй, был присыпан пласт драгоценных знаний о человеческом теле, его нуждах и тревогах, анатомических взаимосвязях и секретных кнопках. Едва Тамара брала мою стопу в свои руки и начинала с ней беззвучный диалог, я чувствовала себя иностранкой в собственном теле. Стопа что-то рассказывала ей о моих внутренних неполадках, жаловалась, просила о помощи и благодарила, а я ничего не понимала. Оставалось только следить за Тамариной мимикой: она то хмурилась, то чуть улыбалась, то кивала головой, мол, да-да, поняла тебя. Мне хотелось, чтобы она рассказывала на своём мягком спринглише со сказочными интонациями, о чём закручинился мой желудок, в какой реинкарнации я заработала мигрень, и что там творится в датском королевстве моего левого колена, которое стало ныть на дождь… Но Тамара, как всякий врач, хранила тайну пациента. Её пациентом было моё тело, и его она самоотверженно лечила оплаченные сорок пять минут. Мозг же она считала в некотором роде врагом остального тела и ни при каких обстоятельствах не доверила бы ему медицинского досье. Иногда она бросала мне на прощанье: «Будет жечь в правом боку». И правда, назавтра жгло. По первости я пыталась было спрашивать почему, но она молча складывала свои ведьмачьи мисочки с толчеными зернами, подбирала сари, поджимала губы и уходила за тряпку-штору. В расспросах ей чудилось недоверие.

– А может быть, у меня что-то не в порядке с поджелудочной? Или с щитовидкой?

Тамара вздохнула, пробежала пальцами от щиколоток к коленям и даже в виде исключения проявила интерес к моему лицу – оттянула сперва нижние веки, а затем, довольно бесцеремонно, нижнюю губу.

– Не могу сказать ничего конкретного.

Я разочарованно опустилась на спинку кресла. Настаивать бесполезно. Она не видит. Придется идти в эту блестящую навороченную клинику на Серангун-роуд по страховке мужа. Должно же как-то объясняться то, что каждый день я съедаю по килограмму апельсинов!