Читать книгу Тринакрия - Дарья Роззонелли - Страница 2

Май 2015 год, Юг Франции

Матильда поднесла чашу к губам, свела глаза к её содержимому и тут заметила: в жидкость насыщенного зелёного цвета погрузился серебристый локон её волос. Вытянула из чая «Маття» мокрую прядь и таки сделала глоток бодрящего напитка. Испорченная причёска ничуть не омрачила ей настроение. Чтобы привести себя в порядок к вечеру, времени оставалось с лихвой. «Можно даже успеть собрать пару коробок для переезда», – запланировала девушка, наслаждаясь пребыванием на золочёной солнцем террасе.

Хоть короткая стрелка часов наклонилась от полудня лишь на одно деление, жара не по-весеннему быстро набирала обороты. В саду благоухали и услаждали взор розы, а на взрослых оливковых деревьях сплетничали птички. Обожаемый пёс Попей, устроился рядом и с упоением грыз, очищающее зубы, лакомство, обхватив его двумя передними лапами. С недавних пор такие приятные мгновения превратились в почти ежедневный ритуал. Между тем к обеденному часу Матильда успела немного: выучила пятнадцать новых итальянских слов и прогулялась с собакой.

До этой беспечной поры девушка жила в том мире, где правят «жаворонки». Рано вставала на работу, садилась в машину и, дрожащей от холода рукой, пыталась вставить ключ в зажигание. А после ещё минут пять клокотала зубами, в ожидании пока салон немного прогреется. Решив убежать от климата, к которому её тело так и не смогло адаптироваться за годы, проведённые в Москве, решила вернуться на свою историческую родину. В страну сыра, хрустящего багета, вина и любви. Родилась Матильда во Франции, но большая часть её жизни прошла в России, и потому ментально она считала себя русской. Тем более что в её жилах текла наполовину русская кровь.

Прабабушка Матильды была белой эмигранткой. После Октябрьской революции Софья Илларионовна Журавлёва покинула Россию и осела на чужбине, ожидая, когда всё уладится и станет возможным вернуться домой. Однако ужасающие новости из родных краёв доходчиво давали понять: таким как она, там больше нет места. Казалось, её жизнь была полностью разбита. Но волей судьбы и благодаря предприимчивости Софьи Илларионовны через некоторое время дела начали налаживаться. Оказавшись на юге Франции, молодая русская интеллигентка вышла замуж за земляка, такого же эмигранта. Вместе им удалось пережить все выпавшие на их эпоху трудности, поставить на ноги своих детей и порадоваться внукам.

Софья Илларионовна полностью ассимилировалась культуре и порядкам новой страны, благодаря которой ей удалось стать счастливой. Хоть многие раны из прошлого так и не смогли затянуться. Несмотря на то, что внешне прабабушка Матильды ничем не отличалась от любой другой благополучной француженки, своим детям всё же прививала любовь к русскому языку, литературе, традициям и даже кухне.

Мать Матильды, была зачарована рассказами своей бабушки, ещё жившей в Российской империи. Анастасия, была убеждена, что в той стране всё имеет огромный или вовсе не измеримый размер – широкие реки, необъятные просторы и бескрайние леса. Когда она была совсем маленькой, ей казалось, что в такой большой стране, должно быть, обитают не обычные люди, а великаны. Живут в очень высоких домах, спят на огромных кроватях, а порции мороженого там величиной с гору Монблан. Девочка представляла, что однажды приедет туда и в один миг тоже превратится в великаншу. Без труда сможет дотягиваться рукой до самого неба и лепить из облаков разные фигурки. Закончив, со всей силы будет дуть на четыре стороны света, посылая свои творения плыть по небу на забаву жителей разных стран.

Даже повзрослев и поняв, что это всего лишь игры детского воображения, мать Матильды продолжали интриговать обычаи и поступки русских людей. Они казались Анастасии странными и чуть сумасшедшими, но в то же время такими близкими ей по духу.

Каждое воскресенье вся семья приходила к бабушке Софи на обед, и та угощала их наваристым красным борщом, золотистым жареным картофелем, квашеной капустой и сочными блинчиками с мясом. Больше всего Анастасия любила пирожки с различными начинками, но особенно с зелёным луком и яйцами, которые впоследствии научилась печь сама. Но вот странность, в точности следуя бабушкиному рецепту, её пирожки никогда не получались такими же, как у Софьи Илларионовны. Наверное, есть в приготовлении пищи какое-то волшебство, которое словно один из ингредиентов передаётся блюду от повара. Иначе Анастасия эту загадку объяснить не могла.

Воодушевлённая этими воспоминаниями, Анастасия очень гордилась своим происхождением и имела романтично-возвышенные представления о России. Во многом благодаря этому ей удалось уговорить своего французского мужа отправиться искать фортуну в Россию девяностых годов, такую манящую для предпринимателей.

Матильде не довелось познакомиться с прабабушкой. Софья Илларионовна, умерла за десять лет до её появления на свет. С самого рождения дочери, Анастасия говорила с ней исключительно по-русски. И потому, переехав в трёхлетнем возрасте в Москву, Матильда без труда смогла общаться со своими русскими сверстниками. Вот только с гибелью отца, французский язык был вытеснен более популярным для изучения английским, и даже редкие поездки к родственникам, оставшимся во Франции, почти никак не исправляли ситуацию.

Как только, Матильда окончила вечерний факультет архитектурного института и забрала диплом, то в тот же день позвонила начальнику, сообщив, что увольняется. Конечно, тот потребовал отработку, предусмотренную в случае ухода по собственному желанию. Последние две недели в должности «Помощница архитектора» пролетели незаметно. Своего начальника Матильда за глаза называла пассивным социопатом, и хоть за ней водилась неуёмная страсть к преувеличениям, в данном случае прозвище было подобрано вполне точно. Перед выгодными ему людьми, а особенно клиентами, архитектор умело скрывал свою бессердечность, вспыльчивость, беспринципность, а также отсутствие малейшего уважения и эмпатии к окружающим. Подчинение такому руководителю не только омрачило первый опыт работы девушки, но даже поселило в её душе сомнение: а хочет ли она и дальше работать в сфере архитектуры? Настолько ядовитым оказалось воздействие неприятного начальника.

Поразмышлять о будущей профессии Матильда решила позже. Билеты были куплены, и родственники с нетерпением ждали её приезда. Бабушка с дедушкой заманивали внучку жить к себе. В этом случае пришлось бы выслушивать нравоучения всякий раз, когда Матильда ненароком ссутулится, выйдет к столу неприбранной, или, не дай бог, использует в своей речи молодёжный сленг. Другое дело тётя по папиной линии. Русского языка та не знала, а к ошибкам на французском относилась снисходительно. Тётя всячески выказывала желанность приезда племянницы. Присылала фотографии своего сада, дома, комнаты, в которой Матильде предстояло жить первое время, а также сыновей своих подруг. Объясняя последнее, а по тону скорее оправдывая, тем, что племяннице нужно завести друзей, для практики французского языка. Такая забота очень трогала, но пока поиск жениха не был приоритетом. Для начала нужно было подтвердить во Франции свой диплом. Довести до приемлемого уровня знание французского языка и найти работу.

Однако, как часто бывает в жизни, получилось совсем не так, как было запланировано. Спустя неделю после приезда, Матильда встретила мужчину своей мечты. А через четыре месяца они уже были женаты. Разнеженная заботой мужа, девушка позволила себе немного расслабиться. Не слишком рано просыпаться и неспешно прогуливаться с собакой среди живописных прованских пейзажей, а учиться лишь в свободное от праздности время. Между тем побаивалась, что такой образ жизни окончательно её затянет и поставит крест на прежних планах. С целью самобичевания, которое она считала мотивацией, стала обзывать себя обидным словом БОМЖ. Расшифровывая эту аббревиатуру на свой лад: «Без Определённого Метода Жизнеобеспечения». На самом деле обеспечение было вполне определённое: муж ни в чём ей не отказывал, и его заработок вполне достойно обеспечивал их небольшую семью. Как бы то ни было, полное отсутствие профессиональной самореализации Матильда считала для себя неприемлемым, а абсолютную финансовую зависимость от мужа непредусмотрительной.

От одной только мысли, что с Венсаном может что-то случиться, у девушки сжималось в груди, а к горлу подступал ком: «Даже если не думать о плохом, разве зря женщины так долго боролись за свои права, чтобы в двадцать первом веке не пользоваться всеми благами равноправия?» Пока же мысли прямо противоположно расходились с действиями. Вернее, Матильда осознавала, что могла бы успевать гораздо больше.

Допив остатки чая, девушка посмотрела на чистое ярко-синее небо, и потянула руку к волосам. Имелась у неё такая привычка: в задумчивости накручивать локон на палец. Наткнувшись на влажную прядь, придирчиво оценила степень ущерба, нанесённого чаем. Неопрятный локон потерял родиевый блеск, зато приобрёл еле заметный зеленоватый оттенок. Придётся перемывать голову и делать укладку заново. Стоит признать, что полностью седая шевелюра ничуть не добавляла Матильде возраста. Необычный цвет был лишь наполовину заслугой генетики: её отец к двадцати пяти годам был уже полностью седым, у неё же пока только половина волос из средне-русой стала пепельной. Вопреки естественному желанию женщины закрашивать седину, решила придать своей внешности экстравагантности и, напротив, красила в серебро ещё не поседевшие локоны.

Размышления привели Матильду к предстоящему вечеру. А именно к неприятной для неё встрече. Молитвенно сложа руки, она еле слышно произнесла: «Господи, если ты всё-таки существуешь, пожалуйста, сделай так, чтобы Пьер и Виржини Лакруа по какой-нибудь отрадной для них причине, не смогли прийти на сегодняшний вечер. Аминь». Взяла телефон и набрала мужу сообщение: «А придут ли сегодня мадам и месье Лакруа?»

Несмотря на самокритику, тем не менее Матильда достигла очевидных успехов в знании французского языка. Ведь ещё несколько месяцев назад делала грубые ошибки и попадала в комичные, а то и откровенно конфузные ситуации. Вот и сейчас вспомнилась одна из этих историй, заставившая её помрачнеть.

После объявления о предстоящей свадьбе Матильды и Венсана, они были приглашены на ужин, где собрались родственники семьи жениха. С большинством из них невеста ещё не была знакома. Не вызывала сомнений причина званого ужина: до торжества ещё оставалось два месяца, а родным не терпелось посмотреть на девушку, которой удалось завладеть сердцем заядлого ловеласа, который ранее утверждал, что никогда не женится.

Поначалу собравшиеся украдкой разглядывали Матильду, но с расспросами не накидывались. К середине вечера вино всех немного раскрепостило, и посыпались многочисленные вопросы: о её жизни, целях и о том, как они познакомились с Венсаном. Матильда, искренне надеялась произвести хорошее впечатление. Впервые вынужденная говорить по-французски при большом количестве людей, отвечала с удовольствием, однако от перенапряжения и смущения с каждой минутой становилась всё румянее, а её акцент звучал всё отчётливее. Венсан, казалось, вовсе не замечал смущения невесты, или же решил, что активная практика языка пойдёт той на пользу. В общем, жених был прав, и некоторый опыт от семейной пресс-конференции Матильда извлекла.

Когда разговор плавно перешёл к предстоящей свадьбе, Виржини Лакруа, до того активного участия в допросе невесты не принимавшая, поинтересовалась:

– А когда планируется венчание? В приглашении о нём ничего не сказано, и, очевидно, оно назначено на другой день?

Что месье и мадам Лакруа являются людьми очень религиозными, каждое воскресенье посещают мессы, а также соблюдают все постные дни, положенные набожным католикам – Матильда понятия не имела, и оттого неосторожно отмахнулась:

– Мы не особенно религиозны, а устраивать венчание только ради красивой церемонии в церкви – это копунство.

Мадам Лакруа противно улыбнулась:

– Наверное, ты имела в виду «кощунство»? Но разве ты некрещёная?

– Крещёная, – ответила Матильда, параллельно соображая: то ли она непонятно выразилась, то ли, по мнению мадам Лакруа, святая вода, попавшая при крещении на младенца, вселяет в него непоколебимую веру на всю оставшуюся жизнь.

– Вы с Венсаном оба крещёные, и при этом не будете совершать церковного обряда бракосочетания? Но ведь в таком случае ваш брак не будет благословлён Богом!

Услышав, что Виржини Лакруа нашла новую жертву для проповедей, все присутствующие с любопытством наблюдали, как будет выкручиваться из этой ситуации невеста Венсана. Матильда дружелюбно улыбнулась и решила высказать свою позицию по данному вопросу:

– Меня крестить в детстве, и это был выбор моих родителей, а не мой. Как по мне, два человека могут любить друг друга без, – она запнулась, пытаясь вспомнить имя существительное от слова благословлять, но опасаясь опять исковеркать, решила сказать иначе, – двум людям, чтобы любить друг друга не нужно чьё-то одобрение. Я ничего не иметь против религий. Многим гораздо приятнее верить в высшее существо, к которому можно обратиться: попросить его о чём-то или поблагодарить. Почему бы и нет, если им от этого лучше. Мне – это не нужно.

– Значит, заповеди Божьи тебе не указ? – с возмущением в тоне спросила мадам Лакруа.

– Нет. Я стараться не совершать плохих поступков и быть хорошим человеком, из собственных принципов, а не из страха ада и кара божья, – с саркастическим пафосом на последних словах заявила Матильда. Ей начал действовать на нервы бестактный нажим мадам Лакруа.

В этот момент Матильда осознала, что в столовой повисла гробовая тишина, и все сидящие за столом с азартом скользят взглядами то на неё, то на Виржини Лакруа. И лишь Венсан, усиленно давит в себе смех. Догадавшись, что её точка зрения могла оскорбить религиозные чувства собеседницы, недолго думая решила смягчить ситуацию. Ещё не успев закончить свою оправдательную фразу, Матильда была перебита внезапно вскочившей со стула мадам Лакруа, которая возмущённо взвизгнула:

– Я не буду сидеть за одним столом с этой нахалкой!

Худосочная женщина вскочила со стула и направилась к двери. Нервно мотающаяся голова вкупе с безукоризненной осанкой делала её похожей на ожившую верёвочную швабру. Месье Лакруа бросил на обидчицу тяжёлый укоризненный взгляд, неохотно вышел из-за стола и последовал за женой.

Матильда не могла понять, чем вызвана такая реакция. Но далее выяснилось, что волнуясь, девушка забыла, как пишется и соответственно произносится по-французски слово «христиане» и в её искажении прозвучало не «кретьен», а «кретан». И потому вместо фразы «я с уважением отношусь к верующим христианам, получилось «я с уважением отношусь к верующим кретинам».

Намеренно Матильда никогда бы так не оговорилась. За исключением Венсана, все её близкие были боголюбивыми христианами. И девушка всегда с большим почтением относилась к их религиозности. А уж тем более не проводила аналогий между интеллектуальными способностями различных людей и их вере или неверию в бога.

После Матильда позвонила мадам Лакруа и, извинившись, объяснила причину своей оплошности. Как истинная христианка, Виржини Лакруа приняла извинения и даже выразила сожаление, что ушла, не дав шанса уладить непонимание на месте. Хоть и усомнилась, как можно спутать эти два совершенно по-разному звучащих слова. Матильда, вспомнила, что для непривыкшего к русскому языку уха, фразы «я люблю тебя» и «я убью тебя», зачастую очень созвучны, и привела их в пример. Мадам Лакруа подтвердила, что действительно фразы звучат очень похоже. Узнав их перевод, Виржини издевательски усмехнулась, и язвительно прокомментировала: «Язык – это ключ к культурному коду жителей страны. Ты выросла среди людей, в речи которых подобные фразы настолько похожи. Теперь многое стало понятно».

На ехидные уколы Матильда почти никогда не реагировала. Но не из-за блаженного всепрощения, а из-за присущего ей в некоторых ситуациях высокомерия. Токсичных людей она тайно презирала. А ввязавшись в словесную склоку, опасалась замараться об источник зловония. Вот только любезная улыбка, появлявшаяся в такие моменты на лице девушки, происходила не от благородной сдержанности, а вследствие возникавших в её голове хлёстких реплик – ёмких и чрезмерно ранящих, будь они озвучены вслух.

Ответ от Венсана пришёл буквально через минуту. Судя по сообщению, можно было сделать вывод: бога либо нет, либо он не считает нужным внимать молитвам скептиков:

«Да, конечно, Лакруа приедут! Ты уже собираешься?»

Последняя надежда рухнула. Большие миндалевидные глаза словно заволокло тёмными тучами, закрасив изумрудные радужные оболочки болотным цветом. Расстроившись, Матильда позабыла ответить на вопрос. Поднялась из удобного кресла и направилась в дом. Однако вспомнив, что на улице с ней был Попей, вернулась в сад и позвала собаку. Пёс высунул большую рыже-белую голову из-за угла припаркованного вдоль забора автомобиля и вопросительно посмотрел на хозяйку.

– Ты хочешь ещё погулять, мой сладкий? Ну, хорошо, я оставлю дверь открытой.

В доме небольшими пирамидами громоздились коробки, и повсюду были разбросаны ещё не уложенные вещи. Месяц назад муж Матильды предложил пожить какое-то время в Сицилии, а если понравится, то продать дом во Франции и купить жильё на острове.

Венсан не был привязан к офису, и мог работать из любой точки мира. Ну а Матильде, в общем, тоже пока терять было нечего. Супруг её заверил, что, зная французский, будет легко выучить и итальянский. А немного освоившись, возможно придут идеи и по работе. И действительно, изучив азы грамматики и зазубрив самые необходимые слова, Матильда на бытовом уровне уже могла бегло объясняться по-итальянски.

Своё новое место обитания супруги выбрали неслучайно. Венсан по происхождению был итальянцем, и его предки до переезда во Францию жили на Сицилии. Мужчина в совершенстве говорил по-итальянски и давно мечтал переехать на прекрасный остров.

Матильда поднялась в ванную и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Вчера был прощальный ужин с её родными, а сегодня же предстоял вечер с семьёй и друзьями Венсана. Изучив своё отражение, с радостью отметила, что никаких следов недосыпа и выпитого накануне вина нет. В её двадцать четыре года ей можно было дать даже более юный возраст. Скинув красивый халат, осталась в пижаме, которая совсем не гармонировала с её годами: на коротеньких голубых шортах были изображены мелкие розовые сердечки, а на майке с тонкими бретельками во всю грудь красовался мультяшный медведь, в обнимку с баночкой мёда. Матильда распределила по волосам маску, надела сверху непромокаемую шапочку для душа и отправилась в спальню, в поисках, чем бы максимально утеплить голову, для усиления эффекта нанесённого средства. Вспомнила, что зимние вещи ещё не упаковывала, и на верхней полке шкафа откопала старую красную шапку, украшенную крупным помпоном. С ностальгией подумала, что вот уже больше года её не надевала. Затем покрутила, понюхала, зачем-то обняла и только потом натянула на голову.

Из окна доносились весёлые возгласы соседских детей, резвящихся с мячом в бассейне. «Что-то они сегодня рано», – недовольно подметила Матильда. Главной причиной, по которой супруги покидали этот дом без сожаления, были как раз соседи. С приходом жары большая семья каждый день плескалась в воде и очень громко визжала, чем крайне нервировала молодожёнов, ещё не успевших обзавестись собственными крикунами.

«Какое счастье, что не придётся это терпеть ещё и всё лето. Если будем покупать дом на Сицилии, нужно непременно найти тихих соседей. Нет лучше вообще без соседей, на одиноком холме, где будем только мы и тишина», – мечтательно подумала девушка. Внезапно озорные крики стали скорее истеричными. Раздался всплеск воды, затем хлопок и все затихли. «Может на них упал мини-метеорит?» – Матильда улыбнулась своим злым мыслям. Не веря своим ушам, подошла к окну, из которого могла обозревать бассейн смежного сада. Сцена, представшая перед глазами девушки, заставила её почти кубарём скатиться по лестнице и бежать скорее к соседям. Четверо детей бултыхались посреди бассейна и жались к своему остолбеневшему от страха отцу. А рядом с бортиком спонтанного, водяного убежища Попей с рыком мотал в пасти прокушенный мяч.

Как пёс оказался в саду соседей, предстояло выяснить. Но почему захотел туда попасть, было очевидно. Когда Попей ещё был щенком, Венсан постоянно играл с ним в мяч, и потому, увидев или даже только услышав его звук, пёс непременно хотел присоединиться к игре. Однако когда подрос, это стало невозможным. Желая ухватить его в пасти, мощные зубы моментально прокусывали даже самый плотный и прочный мяч. А потом, видимо от обиды, что тот так быстро сдулся и не хочет прыгать, пёс разрывал его на мелкие кусочки. Впрочем, не зная, что Попей обладает самым дружелюбным характером и, кроме игрушки, никого обидеть не может, зрелище выглядело устрашающим. Наверное, прячущиеся в бассейне представляли себя на месте растерзанного мяча и боялись, что их ждёт та же участь.

К счастью, ворота у несчастных соседей были хоть и прикрыты, но не заперты. Добежав до хвостатого хулигана, хозяйка собаки, приказала ему бросить остатки мячика и потащила домой за ошейник. В этот момент девушка вспомнила, в каком виде выбежала из дома. Перед соседями стало стыдно не только за Попея, но и за себя: стоит тридцать градусов жары, барышня в детской пижаме и зимней шапке с помпоном, врывается в их сад и уводит свою большую, бешеную собаку, не извинившись и даже не посмотрев в сторону потерпевших. Увидь эту сцену бабушка Матильды, то наверняка упала бы в обморок.

Опомнившись, девушка решила, что примет душ, переоденется и после вернётся к соседям с компенсацией за мяч и извинениями за их с Попеем поведение.

***

К дому Венсан Риччи подъехал в приподнятом настроении: все дела закрыты, осталось только переодеться и можно отправляться на вечеринку, посвящённую их переезду на Сицилию. Вспомнил рассказ жены о сегодняшнем происшествии у соседей в бассейне. Дабы не искушать лишний раз судьбу и Попея, въехав в сад, поспешил нажать кнопку на пульте, закрывающую ворота.

Собаки в саду не оказалось, да и Матильда ещё не вышла его встречать. Пока не забыл, Венсан решил исследовать лаз, проделанный Попеем. Казалось, прочная и хорошо натянутая сетка-рабица на бетонном основании была качественным препятствием для собаки, и что без больших острых кусачек ограду можно преодолеть, только перелезая её через верх. Но очевидно, это человеку без инструментов не справиться, а собаке главное – сильно захотеть. В одном из мест, где сетка должна соприкасаться с бетоном, она была деформирована зубами и отогнута от основания.

«Каков хитрец, весь в меня», – шутливо подумал Венсан про своего пса. Место Попей выбрал не просто так: небольшое пространство между автомобилем Матильды и забором не просматривалось со стороны их террасы, а у соседей была высажена живая изгородь из вишнёвого лавра. Хоть смежные участки визуально были полностью изолированы друг от друга, проползти под кустами для собаки не составило бы труда. Получается ни Матильда, ни соседи не могли видеть процесса подготовки побега, так как, с одной стороны, место преступления было прикрыто автомобилем, а с другой – пышными растениями. Венсан решил, что починит забор завтра, и направился к дому.

Матильда вышла на террасу и, приставляя от солнца козырёк ладони, с улыбкой любовалась, как её статный муж приближается к дому. Из-за яркого солнца и переизбытка геля сильной фиксации, ни медно-золотым сиянием, ни твёрдостью – его причёска не уступала шлему римского легионера. А в столь редких для рыжеволосых людей, карих глазах, мерцали лукавые искорки.

Именно о таком мужчине девушка всегда мечтала. Когда надо он был серьёзным и сильным, а порой мог дурачиться и тогда походил на десятилетнего шкодливого мальчишку. Ни с кем и никогда Матильде не было так хорошо: вдвоём им было интересно подискутировать, приятно посидеть в тишине и даже нудные вещи становились веселей, когда они их делали вместе. В общем, если бы древнегреческий философ Платон жил в наши дни и захотел подкрепить свою теорию счастливым примером нашедших друг друга половинках, то, вполне возможно, рассмотрел эту пару в качестве кандидатов.

– Я соскучилась, – сжимая мужа в крепких объятиях, промурлыкала Матильда.

– Ух, сколько в тебе силы оказывается, а с виду маленький комар, – посмеялся Венсан, карябая щетиной нежную щеку. Матильда отстранилась и угрожающие прищурила глаза. И тогда мужчина ласково добавил: – Очень красивый и любимый комар.

В этот момент Попею удалось подцепить носом не до конца закрытую дверь и вырваться на улицу. Всем своим весом, пёс радостно скакнул на Венсана, и активно виляя хвостом, начал нарезать вокруг хозяев круги.

– Ябедничаешь папе, что я тебя отругала? – обратилась Матильда к собаке.

Тот ещё раз, но теперь с разбега прыгнул двумя лапами на живот успевшему расслабиться хозяину. Венсан прохрипел:

– Попей, почему ты такой брутальный?

– Не осознаёт, что весит тридцать три килограмма. Мне кажется в его представлении он не больше йоркширского терьера.

– Похоже на то. Купим тебе резинку с бантиком и подвяжем ею уши. Что думаешь об этом, Попей?

От счастья, что вся семья в сборе, в такт неугомонному хвосту, у собаки извивалось всё его упитанное тело. Пёс выдал задорный рык, подбежал к Матильде и, усевшись, прижался к её ногам.

– Подлиза ты, Попей. И всё тебе всегда с рук сходит. Вернее, с лап, – притворно строгим тоном сказала Матильда, поглаживая собаку по короткой рыжей шерсти.

– Ох, да он из тебя вообще верёвки вьёт, – надменно бросил Венсан и направился в дом.

– А из тебя будто нет, – в спину ему пробормотала жена. – Пойдём, мамонтёнок. Мне нужно собираться. Больше одного на улице я тебя не оставлю.

***

Платье из летящей чёрной ткани с узором из крупных алых роз и глубоким декольте-сердечко невероятно шло Матильде.

Венсан с обожанием оглядел жену:

– Ох, ла ла ла!

– Это платье меня не простит? Как думаешь?

– Ты даже в бесформенном мешке будешь выглядеть королевой, – в глазах мужчины появился шаловливый блеск: – Кстати, зачем в таком случае платить за шёлковые платья? Решено, в следующий раз просто обмотаем тебя парусиной.

Матильда, привыкшая к своеобразному чувству юмора мужа, прыснула от смеха. Затем будто порхая, приблизилась к Венсану и поцеловала за комплимент. Он подметил:

– Только не хватает какого-нибудь тоненького ожерелья на груди.

– Точно! Я же совсем забыла тебе показать, – девушка ринулась к своей сумочке и достала золотую цепочку с кулоном. – Смотри, что мне вчера бабушка подарила: по форме очертания острова Сицилия.

Матильда продемонстрировала на ладони золотое украшение, в виде неправильного треугольника с неровными краями. Посредине изделия имелось выпуклое изображение человеческой головы с крыльями по бокам, и трёх выходящих из неё полусогнутых ног.

– Ничего себе! Это же сицилийский трискелион! Его называют «Тринакрия» как древнегреческое название острова Сицилия. Многие местные жители используют этот символ как талисман или оберег, вешая его на входные двери своих домов. Чаще всего в центре изображается оплетённая змеями голова Медузы Горгоны. Даже на флаге Сицилии изображена Тринакрия, только вместо медузы Горгоны – человеческое лицо, в обрамлении трёх колосьев пшеницы, олицетворяющих плодородные земли острова.

– Мне очень нравится старое название острова. Теперь буду всем говорить: «Мы переезжаем на Тринакрию». Пусть гадают, что это за место такое, – Матильда игриво показала язык воображаемому собеседнику. – А торчащие из её головы ноги символизируют движение и жизнь?

– Нет, в данном случае три ноги отождествляют три мыса острова. На юге, северо-востоке и западе.

– Очень интересно. А ещё посмотри сзади, какая красота – можно носить на обе стороны.

Перевернув украшение, Венсан увидел выгравированную картинку:

– Лицевая сторона мне нравится больше. В любом случае, я считаю, такой подарок хорошим знаком, и на Сицилии нас ждёт счастливая жизнь, – проговорил Венсан, застёгивая на шее жены золотую цепочку.

***

На светящейся барной стойке пузырилось шампанское в изящных бокалах. Матильда взяла один из них, и, пригубив немного искрящегося напитка, с вожделением посмотрела на красиво разложенные по тарелкам закуски, запретив себе их дегустировать до прихода большей части гостей. Сделать фуршет в баре вместо полноценного ужина было замечательной идеей: приглашённые могут перемещаться и активно общаться между собой, не ограничиваясь беседами лишь с ближайшими соседями по столу. А так как будущим островитянам перед переездом хотелось уделить внимание всем своим близким друзьям и родственникам, такой формат подходил лучше всего.

Родители Венсана и несколько знакомых уже были на месте и активно обсуждали ещё не прибывшую пару. Из обрывков услышанного Матильда поняла, что Фабиен и Лоренцо живут в Сицилии. Недавно купили дом на острове Ре, на юго-западе Франции и планируют провести там ближайшие месяцы, спасаясь от знойного сицилийского лета.

«Фабиен приходится Венсану кузеном, и, должно быть, ребята знакомы с месье и мадам Лакруа. Интересно, легко ли они общаются между собой или постоянно выслушивают нравоучения: кого и как им правильнее любить?» – призадумалась девушка.

Дверь в бар открылась и на пороге появилась чета Лакруа. «Легки на помине», – проворчала про себя Матильда, натягивая вежливую полуулыбку. Дальше последовали приветственные целования в щёки и дежурный вопрос каждому из гостей «Всё хорошо?», на который непременно надо было отвечать кратким «Всё хорошо», дабы не задерживать движение вновь прибывших по целовальному конвейеру. И только попробуй в этот момент на дежурное «Всё хорошо?» ответить «Нет, всё плохо». Скорее всего, у бедного француза произойдёт сбой в системе: в очереди на лобызания ещё десять человек, а тут ты стоишь с траурным лицом и ищешь его поддержки. Но зачем тогда вообще спрашивать? Одно дело, когда люди случайно пересеклись и торопятся, а вопрос задан ради приличия. Но ведь ещё весь вечер впереди, и будет возможность искренне поинтересоваться как у человека дела.

Сказать, что Матильда не любила эту традицию, это ничего не сказать. Но стараясь этого не показывать, девушка покорно участвовала в негигиеничной и утомительной бессмыслице, словно заевшая пластинка, повторяя «Всё хорошо». Она прекрасно помнила и была полностью согласна с мудрой русской пословицей: «В чужой монастырь со своим уставом не суйся», или ещё более подходящий ситуации её местный аналог: «В Риме, поступай как римляне». И находясь во Франции, старалась вести себя как французы. Потому что гораздо больше, чем целовальный конвейер её раздражали люди, которые, переезжая в чужую страну, всячески пытаются всех вокруг заставить жить по своим стандартам и правилам. Ужасно возмущаются местным устоям и требуют, чтобы туземцы в их угоду вносили изменения в свою жизнь и привычки.

Между тем пока Матильда в туалете протирала щёку от чужих тональных кремов и пудр, прибыло ещё с десяток гостей. По залу ходили разноцветные лучи, отбрасываемые зеркальным диско-шаром, создавая праздничную атмосферу. Приглашённые пили коктейли и шампанское, с интересом обсуждали последние новости и весело смеялись, вспоминая забавные моменты из своей жизни. Порадовавшись, что вечер удался, Матильда поискала глазами своего мужа, но не найдя его, отодвинула тёмную портьеру на стеклянной двери. От увиденного у неё слегка подкосились ноги: две крысы, размером с откормленных котов, чего-то вынюхивали рядом с канализационным люком, и, кажется, чувствовали себя вполне вольготно. Данное явление показалось ей удивительным, учитывая, что бар располагался в Старом порту Марселя, одном из самых красивых и туристических мест столицы Прованса. Несмотря на то что девушка обожала мультфильм «Рататуй» и всех его героев, вид настоящих крыс доводил её до полуобморочного состояния. Матильда задёрнула портьеру и, чтобы избавиться от неприятных воспоминаний, схватила с бара бокал с шампанским, залпом выпив его наполовину. Увидев, что входная дверь открывается, первым делом посмотрела на нижнюю часть прохода, остерегаясь, как бы крысы ни забежали в бар. Но на пороге появился сначала Венсан, а за ним пара стильных молодых людей.

– Mamma mia! Сhe bella ragazza! – воздев ладони к потолку, восхитился внешностью Матильды один из вошедших незнакомцев.

– Мой кузен Фабиен и его парень Лоренцо, а это как вы наверняка поняли моя жена Матильда, – торжественным тоном представил их Венсан, передавая молодым людям по бокалу с шампанским.

– Очень рада познакомиться, вы же говорите по-французски?

– Конечно! – в один голос воскликнули ребята, и с певучим итальянским акцентом Лоренцо продолжил: – Нам тоже очень приятно познакомиться! И мы рады, что Вы решили переехать на Сицилию. Мы тоже живём там большую часть года. И надеюсь, будем часто видеться.

Фабиен подхватил:

– Этим летом мы решили устроить вакейшн во Франции. А в сентябре вернёмся на Сицилию, велком к нам в гости!

– Вам непременно стоит к нам приехать! Я проведу вам потрясающую экскурсию по Таормине.

– С огромным удовольствием! – согласилась Матильда, искренне радуясь тому, что на Сицилии у них нашлись приятные люди, с которыми они смогут иногда проводить время.

– Я смотрю, ты уже вливаешься в сицилийские традиции, – подметил Лоренцо, наклонив голову в сторону украшения на шее девушки и чуть прищурился, внимательно его изучая.

– Да, Венсан мне рассказал про оберег. И что на Сицилии его носят в качестве талисмана.

В этот момент нарисовалась чета Лакруа. Менторским тоном Виржини выразила своё мнение:

– Я тоже обратила внимание на этот кулон. Красивая вещь, хоть, на мой взгляд, ничего так не оберегает человека, как нательный крест.

Фабиен закатил глаза, а Лоренцо ободряюще подмигнул Матильде. Однако мадам Лакруа заметила эти жесты и не смогла промолчать:

– Я знаю, что порой кажусь вам занудой, и, возможно, вы предпочли бы, чтобы я не высказывала свою позицию по этому поводу. Ваше поколение взяло моду называть себя атеистами и агностиками. Снисходительно посмеиваться над верующими людьми, считая себя умнее наших предков. Ведь вам подавай доказательства, а если что-то нельзя потрогать, значит, этого и не существует. Вот только, на мой взгляд, это лишь говорит о том, что падает степень духовности и морали. Во имя свободы «жить, как хочется» вы отрекаетесь от христианских ценностей и традиций. Вот только не замечаете, что их место потихоньку занимают чужие устои и обычаи, тем самым меняя, а то и истребляя в целом нашу культуру.

– Не открещивайся от нашего поколения, у нас разница всего лет десять, – с иронией заметил Венсан. – Ты всё в одну корзину: и свободу, и культуру, и веру. Готов поспорить, что и тебе бы не понравилось то религиозное мракобесие, что происходило в Средние века. Зато вера у большинства людей была гораздо крепче, чем в наши дни. Даже необязательно вспоминать столь отдалённые времена. Ещё в прошлом столетии нравы были довольно строгими. Например, многие элементарно стыдились обращаться в полицию после изнасилования, при этом за аборт женщина могла получить до пяти лет тюремного заключения. Выходит, у жертвы сексуального насилия не было иного выхода, как растить ребёнка от надругавшегося над ней негодяя, и всю жизнь хранить воспоминания о том ужасном дне. А гомосексуалов помещали в психиатрические клиники и не по-человечески жестокими способами пытались исправить, – Венсан пальцами изобразил кавычки, – «отклонения от нормы».

– Я согласна, что нельзя категорически запрещать аборты. Но прошу заметить, что далеко не все желающие избавиться от плода, подвергались насилию. Чаще всего нежелательная беременность – это следствие беспечности и блуда. Церковь порицает блуд, а современные нравы – ничуть. А что касается второго, – Виржини Лакруа многозначительно посмотрела на Фабиена и Лоренцо. – Папа Франциск отличается более либеральными взглядами по этому вопросу, что даёт надежду на послабление строгости церкви по отношению к содомитам.

Лоренцо с хохотом шлёпнул себя по торсу, а Фабиен строго исправил мадам Лакруа:

– К гомосексуалам! Не придумывай от себя и не подменяй понятия. Папа Франциск поддержал однополые союзы. Права двух любящих друг друга людей, желающих создать семью.

– Речь вообще не об этом, и как это явление не назови, никому оно вреда не приносит, – примирительно ответила мадам Лакруа. – Я совсем про другое. Мы все должны с почтением относиться к нашей религии, чтобы кто попало, не мог нам навязывать свои устои и догматы. Франция – это христианская страна, и никто нам не должен диктовать, как нам жить, одеваться и отмечать праздники. Дискриминация они говорят! Ха! Да это нас уже дискриминируют!

– Я прекрасно понимаю, на что именно ты намекаешь, Виржини, – перебил её Венсан. – Но ты начала с того, что всё смешала: религию, свободу и дискриминацию. Мы живём в толерантной стране и это прекрасно, что наш уровень сознания дошёл до той степени развития, чтобы никого не ущемлять в правах. Проблема не в том, что мы стали менее духовны или отвергли свою культуру – отнюдь. Скорее в том, что уважать отличающихся чем-то людей мы научились, а не позволять благодаря этому садиться себе на голову – нет.

Фабиен и Венсан продолжали спорить с мадам Лакруа, а Матильда пока решила немного расспросить Лоренцо о Сицилии. Через пару минут все затихли, заметив, как Пьер Лакруа схватился за сердце. Виржини подняла голову на своего рослого супруга. Свойственное ей воинственное выражение глаз, тут же сменилось на мягкосердечный и излучающий кротость взор. Не произнеся ни слова, месье Лакруа отошёл от компании.

– Договорим позже, – пообещала мадам Лакруа и посеменила за мужем.

– Ему от наших дискуссий дурно стало? – удивлённо спросил Лоренцо.

– Виржини говорила, что у него иногда пошаливает сердце, – ответила Матильда.

– Удивительно, он же ещё молодой. Надеюсь, ничего серьёзного. Мне всегда казалось, что такие праведники не болеют, и прямо нетленными возносятся к небесам.

– Такие праведники, будь их воля, непременно сожгли бы нас на костре за распространение ереси.

Ребята засмеялись и чокнулись бокалами, за то, что, к счастью, не живут в те жестокие времена, когда такое было возможно.

К середине вечера, Шанталь (лучшая подруга Венсана), наконец освободилась от дел и смогла приехать на вечеринку. Ей очень хотелось познакомить друга со своим новым парнем Александром. С трудом найдя парковочное место, она заглушила мотор и потянулась к сумочке. Её молодой человек вышел из автомобиля и закурил, давая девушке возможность поправить макияж. Шанталь достала красную помаду и, используя зеркало заднего вида, подкрасила соблазнительные губы. Критически осмотрела своё отражение, чуть взбила и так пышные светлые волосы, и удовлетворённая своим внешним видом, вышла из машины. Александр, потушил сигарету, и под строгим взглядом спутницы донёс окурок до помойки. За что был тут же поцелован алыми губами своей спутницы. Нежно приобнял её и они направились в бар.

– Ну, наконец-то! – радостно всплеснул руками Венсан.

Друзья провели церемонию с приветствиями, и Шанталь представила своего молодого человека Митильде и Венсану. Александр был чуть моложе Шанталь, и примечательно хорош собой. Футболка и джинсы облегали отлично сложенную фигуру, чёрные волосы зачёсаны назад, а в обрамлении густых ресниц, светло-серые глаза казались словно накрашенными. Если бы не широковатый курносый нос, чуть выбивающийся на фоне остальных черт лица, то мужчина мог сделать головокружительную карьеру модели. Матильда подметила, отпечаток помады Шанталь на щеке её приятеля и, протягивая ему салфетку, пошутила:

– Даже если бы вы пришли врозь, мы всё равно могли догадаться, что вы влюблённая парочка.

Поблагодарив за салфетку, Александр улыбнулся и, вытирая помаду, снизу вверх оценивающе скользнул глазами по фигуре Матильды, и как ей показалось, излишне задержался на её выдающихся вперёд частях. Бюст у неё был хоть и очень привлекательный, но довольно скромных размеров, особенно в сравнении с полногрудой Шанталь. Эта сцена не осталась не замеченной Венсаном. С угрозой глядя на нового ухажёра подруги, ревнивец обнял жену за талию и подтянул её к себе. От неловкой ситуации Александр густо покраснел, и резко отвернулся.

– Ты уже выставила объявление об аренде нашего дома? – обратился ревнивец к лучшей подруге.

Венсан не хотел оставлять дом пустым, и поскольку Шанталь работала агентом по недвижимости, попросил, чтобы подруга занялась его арендой.

– Нет, я буду выставлять позже. Не переживай, клиенты быстро найдутся. Ты мне только дату скажи, с какого числа дом будет готов.

– Ставь с середины следующего месяца. В любом случае я буду на связи, если что звони мне. Вы планируете приехать к нам в гости?

– К сожалению, этим летом вряд ли получится. Разве что на выходные, – задумчиво проговорила Шанталь. – Очень много работы свалилось. У нас с Алексом были планы поехать на Мальту, думаю, и эту поездку перенесём. В общем, вы пока ищите дом, обустраивайтесь, а там посмотрим.

– Будем вас ждать, – соврал Венсан. Ему очень не понравился новый ухажёр подруги. Припоминая тот сальный взгляд на его жену, ревнивец, держал Александра глазами, будто на мушке. Вероятно, по этой причине спутник Шанталь заметно нервничал и чувствовал себя некомфортно. «Маловероятно, что он согласится приехать к нам в гости», – не без удовольствия подумал Венсан, радуясь силе своего убийственного взгляда.

На удобном диванчике месье и мадам Лакруа продолжали жаркую беседу с Фабиеном и Лоренцо. Венсану захотелось присоединиться к спору, и, они с женой направились в их сторону. Шанталь тоже стало интересно. Девушка взяла Александра за руку, и потянула его к разнохарактерной компании, прихватив с барной стойки свой бокал с шампанским. Но с появлением зрителей, спорщики сменили тему разговора. Пьер Лакруа, казалось, чувствовал себя лучше. Он обратился к Венсану:

– Эх, завидую вам! Можете взять и поехать жить куда захотите. К тому же здорово, что у многих итальянцев возникает желание вернуться к своим корням.

– Я могу сказать, что больше чувствую себя всё-таки французом. Я родился и рос здесь, во Франции. Но про большинство в этом помещении можно сказать то же самое.

Лоренцо прибавил:

– А с теми крупномасштабными волнами миграции во Францию из Италии и других стран – здесь к тому же все перемешались между собой.

– Это верно, у меня хоть и французская фамилия, но во мне тоже течёт на треть итальянская кровь, – согласился месье Лакруа.

Его жена возмутилась:

– Не все! Я чистокровная француженка. В нашей семье до недавнего времени существовала традиция связывать свою судьбу исключительно с соотечественниками.

Шанталь неуверенно проговорила.

– Я вроде бы тоже француженка. Семейное древо мы не делали, но, насколько мне известно, иностранцев в роду пока не было.

– Вы, наверное, единственные французские исключения во всей нашей компании, – рассмеялся Фабиен.

– В этой компании да, – чванливо вставила Виржини Лакруа. – Она у нас вообще многонациональная. Вот Матильда, например, наполовину русская, – женщина с вызовом посмотрела в сторону упомянутой. – Кстати, а чем ты планируешь заниматься на Сицилии?

      Для Матильды это была больная тема, так как однозначного ответа у неё не было, прежде всего, для самой себя. А особенно выводило из равновесия то, кем вопрос был задан. Ей очень нравились французы, прежде всего своим чувством такта и деликатностью. Но мадам Лакруа с её ехидством однозначно являлась той самой ложкой дёгтя, в бочке мёда.

– Я пока точно не знаю, но обязательно что-нибудь придумаю. Если не найду работу по специальности, то, может, буду проводить туристам экскурсии, – стараясь не показывать, что эта тема её конфузит, прощебетала Матильда.

– Для туристов какой национальности? – не отставала мадам Лакруа.

– Для любой, кто говорит на русском, английском или французском языках. С моим образованием и знанием трёх языков – не пропаду, – победоносным тоном ответила девушка и широко раскинула в стороны руки, опрокинув бокал с шампанским на Шанталь.

Лицо Матильды окрасилось в тон цветам на её платье. Извиняясь, она вскочила с места и хотела бежать на поиски салфеток, но Александр, уже успел снабдить свою девушку целой пачкой.

– Ничего страшного, – с улыбкой убедила её Шанталь, – бокал был почти пустой.

Венсан приобнял жену и так, чтобы было слышно и мадам Лакруа, сказал Матильде:

– Тебе некуда торопиться. Освойся на новом месте, отдохни. Впереди лето, солнце и море.

– Это точно, – поддержала Шанталь. – А приглядишься и обязательно поймёшь, чем хочешь заняться. Ты умная и у тебя всё получится. – «Или почти всё. Хорошо, что Матильда не стала учиться на хирурга», – от этой мысли в воображении Шанталь возникли трагикомичные сцены, и весёлым тоном девушка озвучила: – А пока наслаждайся! У вас начинается настоящая Дольче Вита!