Читать книгу Без царства земного - Дарья Владимировна Торгашова - Страница 5

Они с братом засиделись так надолго, что комнатная служанка Феано, Елена, несколько раз заглядывала в спальню хозяйки, порываясь сказать, что господину Феоктисту приготовлены покои, а вода для умывания совсем остыла. Не говоря уже о том, что и госпоже давно пора было почивать. Но девушка сочла за лучшее не вмешиваться.

После того, как Феоктист услышал из сестриных уст историю обнаружения древних свитков, он сразу же загорелся мыслью разобраться в этом. Пожалуй, он увлекся даже более самой Феано. Он был царедворцем, но не в меньшей степени – книжником.

Феоктист долго сидел, шевеля губами и водя стилосом вдоль выцветших строк, сопоставляя слова и имена; а Феано завороженно наблюдала за братом, боясь шевельнуться. Под конец молодой евнух досадливо хлопнул себя по коленям, прикрытым светлым вышитым одеянием, и поднялся с места.

– Восковых табличек у тебя, конечно, в запасе нет?

– Есть, я часто сама веду счета, когда отцу некогда. Но лишних не найдется. Тебе ведь надо много записать? Ты что-то понял, правда?..

Феано вскочила с места.

Евнух приставил к губам кончик стилоса, в голубых глазах появился странный блеск.

– Кажется, понял. Но это требует многих трудов, сестра, и моих скромных знаний тут недостаточно… И я даже не знаю, решусь ли справляться у более ученых мужей, нежели я сам.

– Ты тоже не хочешь разглашать, – догадалась Феано. – Но что ты прочитал?

– Подожди, дай мне сперва табличку. Или, позволь-ка…

Феоктист, не дожидаясь разрешения, схватил восковую табличку с настенной полки, где они лежали стопкой. Там уже было что-то записано, но евнух не задумываясь стер сестрины пометки другим концом стилоса и, усевшись обратно, принялся быстро писать свое. Почерк у него был каллиграфический.

Он заполнил всю табличку и только тогда поднял глаза. Улыбнулся извиняющейся улыбкой.

– Я тебе пришлю чистых табличек. И папируса, наверняка тебе нужно, – сказал Феоктист. – У нас в ведомствах этого добра предостаточно.

Феано кивнула, сжав губы. Она обхватила ладонями локти: ее зазнобило.

– А теперь, может быть, ты соизволишь поделиться со мной своими учеными мыслями?

– Конечно! Прости, – Феоктист рассмеялся и, поднявшись, пододвинул ей стул. Они уселись рядом, и молодой евнух опять зашелестел свитками, переворачивая их ловко и осторожно.

– Первое – они на двух языках, древнегреческом и древнеперсидском. Это ты, конечно, поняла. Еще вероятно, что текст на одном языке дополняет текст на другом, поскольку они не могут быть не связаны…

– Я подумала, что персидский текст – копия эллинского, – заметила Феано. – Объем примерно одинаков.

– И я сперва так же решил, – Феоктист кивнул. – Это логично. Но тексты разные, хотя составлены современниками.

Феано вздохнула.

– Главное – о чем там идет речь, дорогой брат! Имеют ли эти свитки вообще какую-то ценность, или я просто обманулась?

Вместо ответа Феоктист быстро перевернул пару папирусных листов и указал стилосом на одно эллинское имя. Потом на то же имя в другом месте; и еще на одно, стоявшее рядом.

– «Артемисия», – дрожащим голосом прошептала Феано. – Артемисия!.. А второе имя – «Ксеркс»! Отец нам рассказывал их истории, как сказки на ночь, помнишь? А потом я сама прочитала у Геродота! Ксеркс был великим царем Персии, а Артемисия была правительницей, кажется, в Карии! Она была не только царицей, но даже воительницей и советницей самого Ксеркса!..

– Верно, – Феоктист кивнул. – И мне думается… что ты нашла записки ученого язычника, жившего во времена этих царя и царицы. Или нескольких людей из ближнего круга Ксеркса или Артемисии.

– Но это же страшно давно! – Феано была потрясена. – Я не вспомню точно, но…

– Они жили почти за пять веков до христианской эры, – сказал Феоктист. – Более тысячи лет назад. Просто поразительно, как эти папирусы не истлели.

– Ну, может, сами папирусы новее… хотя все равно должны быть очень старые, – сказала Феано. – И мне жаль, что я так и не осмотрела дом получше. Возможно, там припрятано что-то еще более ценное?

– Возможно, – согласился Феоктист. Феано с неприятным чувством подумала, что об участии Эйрика он за все время не сказал ни слова, – как будто наемник был всего лишь орудием своих господ. Хотя такое отношение было обычным для ромеев.

Но тут же она забыла о своей неприязни, услышав следующие слова брата.

– Ты сказала – тебе почудилось, будто эти тексты имеют какое-то отношение к нам? И ты слышала в том заброшенном доме… м-м… зов мертвых?

Феано кивнула. Феоктист произнес это с некоторой насмешкой; но он, однако же, вполне серьезно относился к ее ясновидческому дару.

– Вполне может быть, что ты не ошиблась. Ты знаешь, что в границах области, которая именовалась Карией, лежит наше собственное имение? Я интересовался этим вопросом, когда изучал родословную Мелитов в архивах, – похвалился Феоктист. – В двух днях пути от нашего поместья находится мраморная гробница царя Мавсола, которую почитают чудом света. Там был древний город Галикарнас, где и правила царица Артемисия. У Мавсола также была супруга Артемисия, но эти двое жили гораздо позднее…

Юноша задумчиво почесал стилосом в затылке.

– Я ездил смотреть эту гробницу: ее именуют мавзолеем, и она поистине великолепна. А вот от древнего города мало что осталось.

– Ты мне ничего об этом не рассказывал, – холодно заметила Феано. Ее в который раз больно уколола мысль, что ее брату, хоть он и евнух, позволено гораздо больше, чем ей самой.

– Может быть, мы еще и побываем там вместе, – великодушно ответил Феоктист. – Все это – империя, а вся империя наше имение, милая Феано!

Тут Феано взглянула в заплетенное глицинией арочное окно, которое выходило во двор. Она ахнула: уже взошла луна.

– Как же мы засиделись! Идем, я провожу тебя спать, – девушка быстро встала. Потерла лоб: у нее даже голова заболела после такого суматошного дня.

Феоктист быстро и аккуратно сложил свитки в первозданном виде, убрав в футляр и ящик. Он сказал:

– Я заберу эти папирусы с собой. Ты согласна? Мне нужно изучить их получше, да и не след хранить их у девицы под кроватью.

Феоктист обаятельно улыбнулся, сразу напомнив ей отца. Феано серьезно кивнула.

– Хорошо. Только смотри не потеряй; и рассказывай мне все.

– Даю слово, – ответил брат, приложив обе руки к сердцу.

Проводив Феоктиста в его бывшую спальню, Феано разбудила задремавшую там служанку. Молодая хозяйка проверила, чисты ли простыни, готова ли вода для умывания; поправила фитиль в благовонном светильнике. Потом, выпроводив служанку, она пожаловалась брату, что ужасно устала и не знает, как завтра встанет к завтраку.

– Можешь вообще не выходить. Я скажу отцу, что тебе нездоровится, – предложил Феоктист.

– Вот спасибо! А как же ты? – воскликнула Феано.

– Мне это ничего, – заверил он. – Мы на государевой службе привычны к ночным бдениям.

Феано проспала завтрак; проснувшись поздним утром, она с благодарностью увидела рядом с кроватью поднос с едой. На блюде лежали свежие сырные лепешки и пригоршня жареных каштанов, стоял кубок с разбавленным вином. Феано встала и накинула поверх сорочки халат, причудливо расшитый павлиньими перьями. Потом села обратно на кровать и принялась есть. Ей и вправду нездоровилось.

Феано даже опасалась, не пришли бы крови: хотя было еще рановато. А ей ведь завтра встречаться с мужчиной! Если так, придется сослаться на болезнь и отказать!

Покончив с завтраком, она дернула за витой шнурок, висевший в изголовье постели. Звонок из ее комнаты был хитроумно проведен прямо в кухню. Немного погодя в коридоре послышался торопливый топоток Елены.

– Встали и покушали, слава богу! – воскликнула девушка, зайдя в комнату. – Вы не больны, госпожа?

Феано покачала головой. Она еще сомневалась.

Елена помогла ей умыться и одеться, темные волосы хозяйки заплела в косу с бисерной лентой. Потом Феано отправилась поприветствовать отца с братом.

Они сидели в триклинии и о чем-то негромко разговаривали. Но при виде ее поспешно замолчали; Роман Мелит поднялся и, приблизившись к дочери, тоже спросил ее о здоровье. Феано улыбнулась и заверила, что теперь чувствует себя хорошо.

Потом патрикий ушел в свой кабинет, а брат с сестрой остались вдвоем. Какое-то время молчали.

Наконец Феоктист спросил:

– Так ты пойдешь кататься на лодке с молодым Мартинаком? Он тебе по нраву?

Феано смущенно отвернулась.

– Не знаю пока… Он вчера красиво обхаживал меня – но так, как будто это ему не впервой, понимаешь ли. Будто Варда Мартинак оттачивал на мне свое искусство.

Феоктист лукаво рассмеялся.

– Благонравным девицам такого не говорят, но я скажу: не так уж и плохо, если мужчина опытен в обращении с женщинами, – заметил он. – Думаю, ты и вправду приглянулась Варде, и ты завидная невеста, хотя сам он тоже не беден и не из последней семьи. Я слышал даже, что Мартинаки в родстве с прежними императорами, – задумчиво произнес евнух. – Но все же будь с ним поосторожней.

Феоктист неожиданно остро взглянул на сестру.

– И ничего не рассказывай ему о своей находке, если и собиралась!

Феано вздрогнула. Она сама только что об этом подумала; хотя не могла объяснить, почему.

– Не буду, Феоктист.

Еще полдня Феоктист Мелит провел с семьей, но после обеда ушел: его ждала дворцовая служба. Папирусы Феано он забрал с собой, прямо в футляре.

Феано порылась в своих сундуках, готовясь к завтрашнему свиданию. Но прежде, чем готовить платье и украшения, она достала хлопковую набедренную повязку – такое белье она научилась шить у своей бабушки-персиянки.

Еще три года назад, когда бабушка была жива, Феано расспрашивала ее о том, как у нее на родине живут и одеваются: ужасно любопытно было узнать побольше о женщинах, которые ходят в шароварах. Неужели это им удобно? И тогда бабушка Мария, – которую до крещения звали Хуснбану, и которая происходила из хорошего персидского рода, – показала ей не только свои девичьи шаровары, но и повязку, которую надевала под штаны, чтобы не натирало и одежда меньше пачкалась. К куску ткани с двух сторон пришивались шнурки, которыми поддерживался такой набедренник.

Женщины Византии в нечистые дни, конечно, носили повязки, и в простые дни иногда тоже, но чаще обходились без них. Однако сегодня Феано надела под платье повязку персидского кроя, и завтра порешила тоже надеть: не только из скромности и страха осрамиться, но и потому, что так ощущала себя спокойней рядом с Вардой Мартинаком…

Щеки запылали от всех этих мыслей. Стараясь не думать, что завтра впервые окажется наедине с посторонним мужчиной, Феано достала тунику, гиматий, нижнюю рубашку и украшения. Она не слишком усердствовала, подбирая их: все ее платья и драгоценности были хороши, а Варда Мартинак, если она правильно поняла, в последнюю очередь будет смотреть на то, как она одета…

На другой день Феано встала в обычное время. Она чувствовала себя вполне здоровой, только немного мутило от волнения. Выйдя спозаранку на задний двор, молодая хозяйка вдруг приостановилась, услышав резкие вскрики и удары по дереву: это вэринг совершал свои ежедневные упражнения с мечом. Он, похоже, сегодня трудил себя с особенной яростью и упорством. Феано поспешила скрыться.

Но к полудню Эйрик был готов, чисто умытый, в своей неизменной кожаной куртке и таких же штанах. Меч в ножнах покоился за его спиной, боевой топор висел на поясе. Наемник приветствовал Феано со спокойной вежливостью; лицо его было непроницаемо, как всегда, когда он находился на службе.

Варда Мартинак немного опоздал. Или это истомившейся Феано так показалось?.. Но в конце концов молодой аристократ появился на пороге, одетый в темно-алый плащ и такую же далматику, его темноволосую голову красиво перехватывала золотая лента. Он с улыбкой преподнес Феано очаровательный браслет из полированных морских ракушек: и тут же сам ловко защелкнул замочек на руке девушки.

– Я чуть припозднился, простите, Феофания, – Варда поцеловал ей запястье. – Сегодня чудная погода, и море улыбается нам. Идемте же.

Феано обернулась на Эйрика, приглашая следовать за собой… и прочитала во взгляде, которым воин смотрел на Варду Мартинака, отчетливое презрение. Впрочем, это выражение тотчас сменилось обычным хладнокровием. Вэринг понимающе кивнул хозяйке.

Феано вложила руку в ладонь молодого аристократа и вместе с ним покинула отцовский дом. Она отправлялась на прогулку по заливу, знакомому с детства, – а ей казалось, будто она пустилась в плавание по бурному морю.