Читать книгу Когда гаснут фонари - Дарья Зэта - Страница 4

Глава I
Стреляй

Оглавление

***

Похороны стали испытанием для всех, но, как оказалось позже, не самым сложным, что нам придётся пройти. Из работящей, уверенной в себе, солнечной, нежной женщины мама превратилась в серое, подавленное, мёртвое внутри нечто. Мне пришлось взять на себя все обязанности по дому, ибо мама просто днями не выходила из своей комнаты, ничего не ела и не издавала ни единого звука, не смотря на то, что поначалу она вела себя удивительно, почти нереально спокойно, из нового были только две-три пачки сигарет в день. Но, видимо, она попала в ту же ловушку, в которую рисковала попасть я, и из которой меня вытащил тогда отец: она заперла все свои эмоции на титановый замок, и это в итоге утащило её в пучину психического расстройства, которое ей диагностировали в день, когда мне всё-таки удалось притащить её в больницу. Глубокая депрессия стала тем самым приговором, но ещё не самым страшным.

Мама отказывалась ходить к психотерапевту и принимать таблетки, которые ей выписали, и лишь продолжала курить. Её состояние ухудшалось с каждым днём, она стала всё чаще убегать из дома и бродить по городу, не обращая никакого внимания ни на проезжающие машины, ни на места, в которые из-за невнимательности заходила. Приходилось искать её по всему городу, ибо очень часто она просто садилась на первый попавшийся поезд в метро и выходила на первой попавшейся станции. После пары месяцев игра в отделение розыска стала невыносимой, и я стала просить всех друзей семьи о помощи. Отозвался только Якоб Кларк, чей сын согласился приглядывать за мамой, пока я пыталась с горем пополам закончить школу и достать деньги на еду, ибо мама уволилась с работы почти сразу после похорон. Удивительно, но вместе с его отцом нам даже удалось убедить маму ходить к психиатру, что через немалое количество времени, но дало свои результаты. Но главный сюрприз жизни меня ждал впереди.

Не смотря на то, что психическое состояние мамы стало постепенно улучшаться, она стала пугающе терять в весе. Я не знала, как это объяснить, и наблюдать за этим было ещё страшнее, чем за тем, как до этого мама рыдала на протяжении многих часов без остановки, пока просто не отключалась от усталости. Ещё через некоторое время я нашла кровь в раковине. Я потратила мучительно много времени на то, чтобы заставить мать говорить, но в конце концов она раскололась.

Я немедленно вызвала скорую. Врачи диагностировали рак правого легкого. Так вот почему от валяющихся повсюду в квартире пустых пачек сигарет у меня было такое плохое предчувствие.

Я понимала, что больше не могу. Матери я помочь не могла, цена на медикаменты и операцию была поднебесная. В момент оглашения диагноза я просто упала в обморок. Я так устала. В голове вертелась лишь одна мысль: «Это конец». Я понимала, что маме нужна была моя помощь, но ещё я понимала, насколько эта помощь нужна была мне. Я была совершенно одна, вымотанная жизнью, которой во мне почти не осталось. Последнее, что было во мне, так это готовность ко всему этому. Всему этому, что порой казалось мне бредом сумасшедшего.

В том обмороке я увидела отца. Он сказал мне то, что произнёс перед своей смертью: «Позаботься о маме, но самое главное – продолжай жить».

Я проснулась с ещё одним пониманием, которое чётко сформировалось в моей голове: «Я заставлю свою жизнь перевернуться, даже если мне придётся отдать душу дьяволу».

И хоть с самим дьяволом связаться мне так и не удалось, но в ад я попала. И именно он тогда помог мне выбраться на поверхность. Я знала, что случилось с отцовским бизнесом, и знала, как он зарождался, поэтому пароль в огненное королевство мафии мне пришлось искать совсем недолго. У папы в кабинете сохранились имена, адреса и вся нужная мне информация, и, хоть я и знала, что связываю себя с людьми, которые разрушили отцовские мечты, крайне крепкой связью, выхода у меня не было. Точнее, в начале я пыталась его найти, работав на трёх работах (баристой, продавщицей и курьером), но до меня очень быстро дошло, что таким образом деньги на операцию появятся в следующем веке, а время было крайне ограничено – и очертания этих границ уже виднелись на горизонте. После этого выход закрылся, и мне оставалось только идти вперёд по неминуемой тропинке в совершенно новую и непонятную мне вселенную.

Самой безопасной опцией для меня было стать курьером, да и к тому же опыт у меня уже имелся. Меня «официально» зарегистрировали в так называемой «системе», после чего тот, кому нужна была перевозка или доставка чего-либо, мог очень просто со мной связаться. Дабы не создавать подозрений, не знаю чьих, но всё же, я осталась работать в кафе, в то время как ночью я перевозила грузовики с наркотиками, спрятанными каждый раз по-разному, и оружием. Иногда заказы были чуть меньше, и мне давали мотоцикл, на котором пришлось молниеносно учиться ездить. Курьеров трогали крайне редко, на них действовал местный закон неприкосновенности, исключая те случаи, когда курьер привязан к кому-то конкретно. Я же просто выполняла заказы по звонку, так что моя безопасность была мне гарантирована, насколько в этом всём она вообще может быть таковой. Идентичный гарант был и на большую прибыль, поэтому вскоре деньги на операцию и таблетки были уже у меня в кармане, причём буквально. Хотя несколько заказов в карман было не положить, ибо плата была в маленьком пуленепробиваемом чемоданчике.

Операцию проводил сам Якоб, что меня неплохо успокоило, ведь она была сложной и рискованной. Я до сих пор помню, как почти в предистеричном состоянии сидела возле двери операционной неимоверно большое количество часов, понимая, что на кону стоит всё, за что я боролась тогда, когда фактически потеряла способность идти дальше, за что мне пришлось убить ту Мираж, которая так любила жизнь, дабы дать новой Мираж занять её место. Новой Мираж, для которой краски из мира исчезли и всё застлала только одна мысль: «Выжить».

Пирсинг на языке в виде креста, на краю губы, на носу и абсолютно везде проколотое ухо; милые яркие платья сменились клетчатыми рубашками, рваными джинсами и армейскими ботинками; на предплечье образовалась татуировка, представляющая из себя треугольник, нарисованный поверх трёх роз, часть которых, что находилась внутри геометрической фигуры, являлась цветной, а та, что вне её, чёрно-белой; в моих рыжих волосах появилась ярко-зелёная прядь, под цвет моих глаз. Вот такой была новая Мираж, в которой не осталось даже частички того ребёнка, которым она была.

Когда маму выписали из больницы, на дворе стоял две тысячи четырнадцатый год. И мне было ни больше ни меньше чем двадцать два года. Жизнь начала возвращать всё на свои места. Но только один кусок паззла я больше никогда не найду. Это папа. И хотя жизненные проблемы заглушили боль, в один момент мне пришлось окончательно смириться с тем, что его больше нет и никогда не будет. Но хочу я того или нет, а жизнь идёт вперёд, машины едут, города строятся, годы проходят. Я продолжала работать подпольным курьером, и в последствии проблема денег исчезла раз и навсегда. Зато теперь нужно было понять, каким образом рассказать обо всем маме, либо как ей объяснить мои внезапные ночные исчезновения и очень странные звонки.

Временных и кратких отговорок хватило на пару-тройку месяцев, хотя я надеялась продержаться дольше. Мама начала подозревать неладное, стала всё больше и глубже интересоваться, каким образом я заработала ей на лечение за такой короткий срок при помощи одной лишь работы в маленьком кафе в бизнес-центре города.

У меня были причины скрывать от мамы мои тайные подпольные похождения, хотя бы потому что я не хотела подвергать её опасности и трепать её нервы. Но врать ей было невыносимо трудно. И в один день я сдалась. Просто выложила маме всё, как есть, не утаив ни единой детали. Конечно же, слово «шок» не описывает даже минимально то, что она испытала после моего долгого душеизлияния. Но, к моему великому удивлению, она просто приняла это.

– А что ещё мне с тобой делать? Отказаться от тебя? Ты же мне жизнь спасала, а не просто от нечего делать решила взорвать сама себе все мосты в альтернативное будущее. Я могу лишь быть тебе безмерно благодарна и дать тебе самой разбираться в том, чьё название я даже произносить боюсь, если тебе так проще. Но знай, что если тебе понадобится помощь в любой её форме, я сделаю всё, что в моих силах. Даже там, где сил у меня ровным счётом никаких.

После этого разговора мы больше ни разу не обсуждали то, чем я занимаюсь.

Мама всё ещё ходила к психиатру, но при этом ей постоянно не сиделось на месте. Посоветовавшись с её доктором, я всё-таки разрешила ей найти себе работу на неполный рабочий день. Мама очень быстро устроилась в какой-то маленький офис секретаршей, и, хоть это был не совсем «неполный рабочий день», после долгих рассказов о комфортабельности работы и лояльности босса к её психо-эмоциональному состоянию маме всё же удалось убедить меня позволить ей работать там. Как мы и договорились, она заканчивала строго в рамках её рабочих часов, не задерживалась, брала с собой приготовленный мной обед, и спустя ещё пару месяцев её психиатр официально закончил терапию. Мама начала заниматься волонтёрством, что казалось мне небольшим сарказмом жизни. Но я наконец-то видела мою маму, жизнерадостную, женственную, одетую в свои любимые винтажные платья и туфли, выглядящую, как персонаж из американских фильмов девяностых годов, ту маму, которая была до смерти отца. Во всяком случае, так мне нравилось думать, хоть и отпечаток этого события виднелся на ней невооруженным взглядом. И всё дело было в её глазах, из которых пропала беззаботность. Теперь ей придётся справляться со мной самостоятельно, и она знала, что мы – единственные люди, которые остались друг у друга.

Через год после того, как всё более или менее встало на ровные рельсы, у меня появились первые в моей жизни серьёзные отношения. Это было событие, которое я сама от себя не ожидала, ибо как только я вошла в мафиозную стезю, отношения для меня стали сопливой бесполезной несуразицей. Но, как оказалось, именно они мне и были нужны для полного баланса души и тела.

Годы продолжали идти, жизнь продолжала кипеть, но это была бы не моя жизнь, если бы спокойствие вновь не надломилось.

Когда гаснут фонари

Подняться наверх