Читать книгу Олимп - Дэн Симмонс, Dan Simmons - Страница 13

Хокенберри не узнавал ни одного моравека из тех, что встречали его в голубом пузыре в глубине кратера Стикни. Поначалу, когда силовое поле невидимого кресла отключилось, покинув его на произвол судьбы, ученый ударился в панику и несколько секунд вообще не дышал, полагая, будто брошен без защиты среди высокого вакуума. Потом ощутил атмосферное давление на коже и приятную для тела температуру. Короче говоря, он мучительно пытался отдышаться в то время, пока Манмут представлял своих более громоздких братьев по разуму, явившихся в качестве официальной делегации. Неловко получилось, чего уж там. И вот европеец удалился, а схолиаст остался наедине с пятью непонятными органическими полуроботами.

– Добро пожаловать на Фобос, доктор Хокенберри, – произнес ближайший из них. – Надеюсь, ваш перелет сюда с Марса обошелся без происшествий.

На мгновение ученому стало дурно. Когда же его в последний раз величали доктором? Очень давно… Точнее, никогда в этой новой жизни, разве что коллега Найтенгельзер употреблял сей титул в насмешку, да и то…

– Спасибо, да… То есть… Простите, я как-то не расслышал ваших имен… – выдавил мужчина. – Извините, отвлекся…

«Ожидая неминуемой гибели, когда распроклятое кресло взяло и вдруг пропало», – добавил он про себя.

Моравек пониже ростом кивнул.

– Оно и понятно. В этом пузыре столько всего происходит, а ведь атмосфера проводит шум.

Так оно и было. Гигантский голубой пузырь, накрывший два или три с лишним акра (Хокенберри никогда не умел определять расстояния и размеры на глаз – видимо, сказывался недостаток спортивных занятий), переполняли неведомые конструкции, соединенные при помощи хрупких мостков; ряды машин, каждая из которых превышала габаритами любое здание в старом университетском городке в Блумингтоне, штат Индиана; пульсирующие органические шары, схожие с убежавшими каплями бланманже[8] величиною с теннисный корт; медленно парящие сферы, струящие сияние и плюющиеся лазерными лучами, которые все время что-то резали, сваривали и плавили; а главное, сотни моравеков, выполняющих самые разные задания. Единственным, что смотрелось хотя бы смутно привычно – пусть и совершенно не в тему, – был круглый стол из розового дерева, окруженный шестью стульями различной высоты.

– Меня зовут Астиг-Че, – представился низенький моравек. – Я европеец, как и ваш друг Манмут.

– Европеец? – тупо повторил схолиаст.

Однажды он отдыхал во Франции, ну и в Афинах бывал, на конференции, посвященной классике. Тамошние обитатели, разумеется, отличались от людей его круга, но не до такой же степени! Ростом повыше Манмута – примерно в четыре фута – и более гуманоидоподобный с виду, Астиг-Че сверкал ярко-желтой оболочкой, напомнившей доктору гладкий непромокаемый плащ, которым он ужасно гордился в детстве.

– Европа, – пояснил роквек без тени досадливого нетерпения в голосе, – это покрытый водой и льдами спутник Юпитера. Так сказать, колыбель Манмута. И моя тоже.

– Да, конечно. – Хокенберри залился краской и, зная о том, что заливается краской, покраснел еще гуще. – Простите. Само собой. Я же помнил, откуда он родом. Извините.

– Мой титул… Впрочем, «титул» – чересчур громкое слово, скорее «рабочая функция», – первичный интегратор Консорциума Пяти Лун, – продолжал Астиг-Че.

Ученый вежливо кивнул, осознав, что находится в обществе крупного государственного деятеля или по крайней мере солидного чиновника. Мужчина понятия не имел, как называются остальные четыре луны. На исходе двадцатого – в начале двадцать первого столетия каждый месяц кто-нибудь открывал новый спутник Юпитера, во всяком случае, такое складывалось впечатление. Только кто бы стал зубрить их имена? А может статься, при жизни схолиаста их еще и вовсе не обнаружили? К тому же Хокенберри, предпочитавший древнегреческую речь латыни, всегда считал, что самую крупную планету Солнечной системы следовало наречь Зевсом, а не Юпитером… Хотя при нынешних обстоятельствах это создало бы известную путаницу.

– Позвольте представить моих коллег, – промолвил Астиг-Че.

Томас внезапно сообразил, кого напоминал ему этот голос, – актера кино Джеймса Мэйсона.

– Высокий джентльмен справа от меня – генерал Бех бин Адее, командующий контингентом боевых моравеков Пояса астероидов.

– Доктор Хокенберри, – отчеканил Бех бин Адее, – для меня огромная честь наконец-то познакомиться с вами.

Рослое существо, без сомнения, протянуло бы руку для приветствия, но не имело ничего такого – разве что заостренные клещи с кучей манипуляторов тончайшей моторики.

«Джентльмен, – повторил про себя Хокенберри. – Роквек».

За восемь последних месяцев он успел насмотреться на роквеков-солдат – как на Илионских долинах, так и на Марсе, вокруг Олимпа: всегда высокие, метра под два, неизменно черные, покрытые шипами, крючками, хитиновыми гребнями, отточенными зубцами. Точные копии своего генерала. «На Поясе астероидов их явно разводят… собирают… не ради красоты», – подумал ученый, а вслух произнес:

– Очень приятно, генерал… Бех бин Адее, – и учтиво наклонил голову.

– Слева от меня, – продолжал Астиг-Че, – вы видите интегратора Чо Ли, он со спутника Каллисто.

– Добро пожаловать на Фобос, доктор Хокенберри, – мягким, совершенно женским голоском проговорил Чо Ли.

«Интересно, есть ли у моравеков пол?» – прикинул удивленный схолиаст. Почему-то Манмут и Орфу казались ему однозначно мужчинами, да и насчет гормональной ориентации полевых бойцов сомнений не возникало. Впрочем, если каждый из них представлял собой отдельную личность, почему бы не появиться и половым различиям?

– Интегратор Чо Ли. – Ученый опять кивнул.

Каллистянин… э-э-э… каллистоид? каллистонец?… был ниже Астига-Че, но гораздо более массивен и менее человекоподобен. Еще менее, чем отсутствующий Манмут. Хокенберри несколько сбивали с толку клочья чего-то похожего на сырое розоватое мясо, проглядывавшие между панелями из пластика и стали. Если бы кто-нибудь решил воссоздать Квазимодо – горбуна Нотр-Дама – из кусков плоти и отслуживших свой срок автомобильных частей: руки без костей и суставов, блуждающее множество глаз всевозможных размеров и узкая пасть, словно щель для писем, – он бы наверняка выглядел близнецом интегратора Чо Ли. Кстати, забавное коротенькое имя. Возможно, моравеков Каллисто проектировали китайцы?

– Рядом с Чо Ли вы видите Суму Четвертого, – промолвил Астиг-Че ровным голосом Джеймса Мэйсона. – Он с Ганимеда.

Высотой и пропорциями Сума Четвертый очень напоминал человека. Чего нельзя было сказать о его внешности. Шесть с лишним футов роста, правильно сложенные руки, ноги, талия, плоская грудь, подходящее количество пальцев – и все это упаковано в жидкую, сизоватую, маслянистую оболочку. Однажды Манмут в присутствии Хокенберри назвал такое вещество углепластом. Тогда оно покрывало корпус шершня. Но чтобы кто-то додумался облить им человека… ну хорошо, человекообразного моравека… Страшновато получилось.

Еще более жутко смотрелись негабаритные глаза со многими сотнями сверкающих граней. Хокенберри не мог не задаться вопросом, уж не наведывался ли в его дни на Старую Землю кто-нибудь из ганимедян? Скажем, в Розуэлл, штат Нью-Мексико? Что, если это его кузен был заморожен в зоне Пятьдесят один[9]?

«Да нет же, – напомнил он себе. – Эти создания – никакие не инопланетяне. Они всего лишь органические роботы, спроектированные и построенные людьми, а после разосланные по Солнечной системе. Спустя столетия, долгие столетия после моей смерти».

– Здравствуйте, Сума Четвертый, – сказал ученый.

– Рад познакомиться, доктор Хокенберри, – отозвался рослый ганимедянин.

На сей раз Хокенберри не услышал ни джеймсмэйсоновских, ни девчачьих ноток. Речи блестящего черного существа с мерцающими, как у мухи, глазами походили на грохот камней в пустом котле.

– И наконец, разрешите представить вам пятого представителя нашего Консорциума, – произнес Астиг-Че. – Это Ретроград Синопессен с Амальтеи.

– Ретроград Синопессен? – повторил схолиаст.

Ему вдруг неудержимо захотелось расхохотаться до слез. Или упасть прямо здесь, прикорнуть ненадолго и пробудиться в своем кабинете, в стареньком белом доме неподалеку от Индианского университета.

– Да, Ретроград Синопессен, – кивнул первичный интегратор.

Трижды поименованный моравек выбежал вперед на серебристых паучьих лапках. Размером он был, по прикидкам схолиаста, с поезд-трансформер Лайонела[10], только намного ярче блестел, как начищенный алюминий, а восемь тончайших серебристых ножек казались иногда почти невидимыми. По всему корпусу и внутри него искрились многочисленные глазки, а может, диоды или же крохотные лампочки.

– Очень приятно, доктор Хокенберри, – проговорила отполированная коробочка могучим и низким басом, который соперничал даже с инфразвуковым ворчанием Орфу. – Я прочел все ваши книги и труды. Разумеется, те, что сохранились в наших архивах. Они превосходны. Личная встреча с вами – большая честь.

– Спасибо, – неловко брякнул ученый. Затем посмотрел на пятерых моравеков, на сотни других, которые суетились над совершенно непостижимыми машинами внутри огромного пузыря с искусственно накачанным воздухом, перевел глаза на Астига-Че и спросил: – Ну а теперь-то что?

– Почему бы нам не присесть за этот стол и не обсудить предстоящую экспедицию на Землю и ваше предполагаемое участие в ней? – предложил первичный интегратор Консорциума Пяти Лун.

– И правда, – сказал Хокенберри. – Почему бы нет?