Читать книгу Боевые потери - Денис Александрович Артемьев - Страница 3

Мы сделали это! Не вериться, что всё уже закончилось. Я ничего не помню, не помню как это было, только сухой берёзовый лист у бордюра, жёлтый с чёрными прожилками, он неподвижен, лежит под углом, прислонившись к шероховатой поверхности, залезая острым краешком в щербинку серого бетона. Листику всё безразлично, для него всё кончено, а для меня нет, для меня этот берёзовый листик вырастает в целую вселенную, заполняет меня, вытесняя мысли, чувства, мечты. Наваждение разрушают громкие хлопки, что-то монотонно вспыхивает от меня слева – раз, два, три, четыре… Запах, такой тяжёлый, но не неприятный, так, должно быть, пахнет опасность. Запах и стук в ушах. Что же это так стучит? Сердце? Я больше ничего не слышу, лишь этот стук, а потом перед глазами опять появляется сухой берёзовый лист…

Я приехал к Боре под вечер, в десятом часу, когда он точно был дома, нагрянул без предупреждения, поставил перед фактом. Мы с Костей Торпедой подъехали к его дому, припарковались, и я позвонил.

– Боря, привет, бродяга!

– Здорова.

– Как в том анекдоте: дело есть.

– Какое? – Боря спросил легко, без напряжения в голосе, никакого подвоха от меня не ожидая.

– А вот ты выйди на улицу, я тебе всё объясню.

– На улицу? Это ещё зачем?

– Выходи, давай, я тебя около подъезда жду.

– Под грибком, на детской площадке, как всегда… Опять твои шутки.

– Слушай, мне не до шуток. Я тебя действительно жду. Специально к тебя приехал.

– А чего же ты не позвонил? – недовольно спросил Боря. По моему голосу он понял, что я не шучу, а значит, и вправду его жду – к чему бы это? Напрягаться Боря не любил. Дома с ним сейчас жена, ребёнок, и никаких гостей он не ждал. Наверняка думал, что я его сейчас к выпивке начну склонять.

– Значит так надо было.

– Это надолго?

– Хватит ныть. Потом мне спасибо ещё скажешь.

– Ну да, держу карман шире.

– Вот и держи. Всё, давай, – я отключился.

Через пять минут мой дружок появился, выперся из дома в зелёном спортивном костюме и шерстяной куртке с капюшоном. На дворе конец сентября, по ночам температура к нулю подбиралась, более чем прохладно, вот он и утеплился на всякий случай, но куртку застёгивать не стал, видно, рассчитывал на короткий разговор. Ну ничего, сейчас я его обрадую. Я, выйдя из машины, поспешил ему на встречу. Я шёл и улыбался, а Боря поглядывал на меня с подозрением, ещё не хмурился, но уже был на подходе. Поручкавшись с ним, я предложил Боре пройти на детскую площадку, под пресловутый грибок, где нам никто не помешает спокойно поговорить. Не перед подъездом же торчать на виду у его соседей.

– Ну, чего прикатил-то? Чего так припекло-то? – поинтересовался Боря.

– Нам нужно кое-что спрятать. Понимаешь, это серьёзно.

– Понимаю, раз ты ко мне на ночь глядя заявился. А кому это – нам?

– Мне и моим партийным товарищам.

– О-о, не. Влас, ты же знаешь, как я к твоим психам отношусь.

– Да не спеши. Не запросто так.

– Приключения на жопу?

– Спокойно послушай и останешься доволен.

– Угу, «доволен»…

– Так, у нас с собой, в машине, пятьдесят миллионов рублей. – На самом деле у нас в багажнике лежали двести миллионов в трёх сумках. Не знаю, почему я сказал только про пятьдесят, возможно, что пугать величиной суммы его не хотел. – Ты можешь их пока у себя подержать?

– Пятьдесят лямов? Твою мать, ну вы даёте.

– Недолго. Пока всё не уляжется.

– «Не уляжется»? Так вас что, ищут?

– Нет, конкретно нас, – слово «нас» я выделил голосом, сделав на нём акцент, – не ищут. Ищут кого-то. Но если повяжут, то деньги должны остаться, чтобы мы ими смогли потом воспользоваться.

– Партия?

– Конечно, чего ты спрашиваешь.

– М-да, – Боря попытался изобразить у себя на лице этакое задумчивое выражение.

– Ладно, не ссы. Твои труды будут оплачены.

– Сколько? – моментально отреагировал на предложение вознаграждения Боря. И глазки заблестели – входил во вкус роли подпольного банкира красных экстремистов.

– Полтора ляма.

– Полтора? – протянул Боря. По нему было видно, что он обрадовался, но, как природный торгаш, решил прощупать почву. – И только-то? Я думал, ты предложишь кусок посолидней.

– Не наглей. – Я знал, что деньги ему очень нужны – кредиты, долги, – так что привередничать долго он не будет. – Деньги общественные. Такса утверждена на общем голосовании.

– Сколько времени мне надо будет их у себя держать?

– Может, на три дня. Может, на неделю, а может, на три недели. Как пойдёт, но думаю, что этак дней пять. Ну что, по рукам?

– По рукам. Только вот куда я их дену? Что жене-то сказать?

– С ума сошёл? Ничего не надо твоей Рите говорить. А деньги мы в твоём подвале спрячем. Ведь у тебя же есть там своя комнатка.

– Ок. Ну что, я тогда пойду, сбегаю за ключами.

– Давай, давай, а мы сейчас подойдём.

Боря уже направился к подъезду, когда я его окликнул, кое-что важное вспомнив:

– Эй! Подожди.

– Ну что ещё?

– Слушай, прежде чем мы деньги к тебе занесём, напиши нам расписку.

– Это зачем ещё?

Расписка нам была нужна, чтобы у Бори не возникло дурных мыслей, чтобы он нас не вздумал выдать. Ну так прямо о том, что в нём сомневаются, я не сказал, а объясни по-другому:

– Это требование партии. Пятьсот тысяч мы тебе сразу отдадим, а миллион, когда деньги будем забирать, хорошо?

Боре, конечно же, не хотелось давать никаких расписок в получении ворованных денег, о происхождении которых он догадывался, но полтора ляма на дороге не валяются, и он, скрипя сердцем, согласился написать расписку. Жадность победила страх. Боря деньги любил больше всего на свете, хотя и никогда в этом не признавался. Не понравился мне его взгляд, не по себе мне стало, как он посмотрел на меня, когда Торпеда, открыв багажник, вытащил оттуда три спортивных сумки, набитых пачками радужных купюр. Но, может быть, так он отреагировал, увидев Костю, от одного его бравого вида пещерного человека у кого угодно под ложечкой похолодеет, – парень под два метра ростом, с гирями кулаков, с круглой головой котлом, и с лицом первобытного охотника, вышедшего с дубиной на мамонта. Если его не трогать, он парень смирный, но если разозлить, то лучше сразу бежать, прятаться где-нибудь в тайге, но и там – гарантии спастись нет – может найти. Осколок ледникового периода бандитских разборок. Нет, он не участвовал, слишком мал был, но родись он лет на пятнадцать раньше, то о нём точно бы фильм сняли с названием на вроде «Железный Бык», или «Мясорубка». Но! Ещё ничего не потеряно, может и снимут, но только это будет не криминальный боевик, а революционный.

Сев в машину, Боря быстренько накатал расписку (последние его сомнения рассеялись при виде пачки пятитысячных купюр, что я положил перед ним на переднюю панель салона) и, отдав её мне, а взамен получив пятьсот кусков, побежал за ключами от подвала. Когда мы вошли в подъезд с сумками, он уже замок открыл и включил свет. Вместе мы спустились в подвал. В ЖК «Озёрном», где обитал Егор, все дома были в четыре этажа высотой, а подвальное пространство под домами были поделено между жильцами, каждому досталось по ячейке от восьми до двенадцати квадратных метров. Боре принадлежали подвальные хоромы в десять квадратов, охраняемые навесным амбарным замком. Деревянную дверь комнатки он заменил на железную (об этом я знал – он мне сам рассказывал), и оборудовал там себе что-то вроде мастерской. Он вообще был рукастый парень, любил разные такие штуки мастерить, например, предметы мебели – кровати, стулья, шкафчики, – увлекался скорняжным делом – шил на заказ разные сумки, кошельки, ремни, – и у него неплохо получалось, в общем, зарабатывал как мог.

В комнатке стоял простой деревянный стол, сколоченный самим Борей, и используемый им под верстак, старый двухстворчатый шкаф (его Боря на какой-то помойке подобрал), пара стульев, кресло, ящики с инструментами, а за шкафом спряталась гордость Бори – его самогонный аппарат. Спартанская обстановка.

Когда мы зашли, Боря закрыл дверь изнутри на щеколду. Я и Торпеда поставили сумки. Осмотревшись, я сказал Боре:

– Значит так… Боря, мы сейчас при тебе деньги пересчитаем, чтобы потом никаких вопросов не было. Понял?

– Каких вопросов?

– Наших – к тебе, и твоих – к нам. Ок?

– Считайте, дело ваше, – Боря пожал плечами.

Вдвоём с Торпедой мы ещё раз пересчитали пачки (у себя на базе мы, конечно, их уже пересчитывали), пока считали, я посматривал на Борю, и чем больше я в него вглядывался, тем меньше мне его вид нравился.

– Здесь 400 пачек, Боря, – сказал я. – Не вздумай хитрить, если хотя бы одна пачка пропадёт, тебе худо будет. – Не хотел я вот так с другом разговаривать, возможно, я вообще зря его напрягал. А с другой стороны, он от наших дел страшно далёк, никто его у нас не знает, и никто на него не подумает, что он банкир; этот подвальчик – самое надёжное место.

– Мца. Пугаешь? – скосив глаза и причмокнув губами, спросил Боря.

– Нет, не думай так, брат. Предостерегаю от необдуманных поступков. Я люблю тебя и твою семью. Ты же знаешь, у меня никого нет, и к твоему ребёнку я отношусь как к своему, и жена у тебя замечательная. Мне бы не хотелось, чтобы с тобой или, что ещё хуже, с ними что-нибудь случилось.

– Моя семья? Ты обалдел! – Боря разозлился, поменялся на глазах, не хило так напрягся – это-то мне и было нужно.

– Слушай, не буду врать, я ни тебе, ни твоей семье ничего такого плохого сделать не смогу. Не способен на такие вещи, извините. – Я говорил правду, не дорос я до абсолюта человека воли, не мог быть безжалостным уе*аном. – Но это я, а есть ещё они, – кивком головы я показал на монструозного Костю, специального такого с собой взял, чтобы уж напугать так напугать наверняка. – Моим партийным товарищам всё равно – и так, и так, если поймают, пожизненное, – при этих словах что-то в глазах Бори дёрнулось. Ага, значит, пробирает! – Да, пожизненное. Они и глазом не моргнут… Деньги нам нужны на дело перманентной революции, а не на глупости всякие ваши. Мы строим партию нового толка, боремся за чистое, счастливое будущее для нашего народа богоносца и не потерпим обмана.

Во время моего воодушевлённого монолога Торпеда, скрестив руки на груди, стоял неподвижно у двери, как боевой киборг, ни один мускул не дрогнул. Молоток, нравится мне, как он держался, в любых пограничных ситуациях на него можно было положиться – если надо, прикроет, если надо, вытащит на себе. Костя, не мигая, смотрел на Борю, и Боря чувствовал его взгляд, физически ощущал его свинцовую тяжесть – тяжесть груза, который, если что не так, могли привязать к ногам предателя и… в речку.

– И Бориска, – я знал, что он терпеть не может, когда к нему так обращались, поэтому и усугубил, – не вздумай хитрить, и вытаскивать из пачек банкноты, – предупредил я на всякий случай, – всё равно узнаем. – Я похлопал себя по карману куртки, где лежала расписка Бори. – Прошу тебя, – немного слезливости в голосе не помешает, – не рискуй. Мы тебе и так хорошо за хранение заплатили. Такой процент дали, как банки за обналичку берут. – Считал Боря плохо – это ещё слабо сказано, как он институт окончил, удивляюсь, он и в школе с трудом в столбик складывал. Я-то ему сказал про 50 миллионов, а тут 200, а от 50 полтора миллиона его комиссии – это как раз 3%. Такой себе обман, детский.

В общем, распрощавшись с Борей, мы ушли. Оставили ему такие бабки и уехали. Через день я позвонил ему, чтобы поинтересоваться, как оно там. Всё было ок – друг доволен и ждал нас, ну не нас, а премиальный лям, конечно. В дальнейшем я звонил ему ещё два раза, а на восьмой день мы – я и Торпеда – к нему заявились: приехали, когда стемнело, припарковались на том же месте. В этот раз Боря нас встречал на улице, я ему позвонил заранее, и он нас ждал под козырьком подъезда – прятался от дождика. Вышли из машины, поздоровались по-деловому – обниматься не стали как какие-нибудь мафиози – и прошли сразу в подвал.

Боря открыл дверь в каморку мастерской, включил свет. Я увидел, что наши сумки стоят на верстаке, значит, он сюда уже спускался, всё подготовил. Торпеда встал на часах, у двери, которую он в этот раз сам запер на задвижку. Бориска вёл себя спокойно, вообще не нервничал, не то что в прошлый раз, в конце нашей встречи, когда я его чуть до белого каления не довёл. Хорошо, значит, у нас всё хорошо.

Расстегнув молнии всех трёх сумок, я начал пересчитывать пачки с деньгами. Должно быть, как мы помним, 400…

– Ты е*анулся!? – выкрикнул я Боре в лицо.

Он, отшатнувшись, сделал удивлённое лицо.

– Что? – спросил Боря, да так, что нельзя было не поверить в его искренность и непричастность.

– Торпеда, 385 пачек, а не 400. Я два раза пересчитал, – обратился, как пожаловался, я партийному боевику.

– Я не брал, – Борис развёл руками, мол, я ни причём.

– Где 15 пачек, дурак? – я был очень зол – и на себя тоже, – но больше на этого балбеса. Ну надо же, удружил.

– Я же говорю, не брал, – Боря упрямился, нахмурился и весь сжался, того и гляди, сейчас залает. Знаю я эту манеру Бори: когда на косяке его ловишь, то он начинает хамить, орать и вообще вести себя позорно.

БАМ! Торпеда не дал Боре развить тему презумпции своей невиновности, зарядил ему в пузо с ноги. Борис брык – и сбит с ног, а Костя налетел на него и начал мутузить, нанося удары своими могучими говнодавами сорок пятого размера.

– По лицу не бей! – предупредил я Торпеду.

Воспитание насилием, пожалуй, самый эффективный способ, чтобы внушить человеку, что он не прав: исправить нельзя, а поведение скорректировать можно.

– Свяжи его, – требую я от Торпеды. – Где бабки, Боря?

– Шкура, – сквозь зубы роняет Торпеда.

– Нет у меня, нет, – Боря мотает головой, он закусил удила, отказывается признавать очевидное. Вот до чего любовь к деньгам человека довела. Всего-то каких-то 7,5 лямов и так себя вести. Не понимаю.

– Ну ты совсем… мозгов у тебя нет совсем. – Я и раньше своего друга гением не считал, но не конченный же он дебил, должен понимать. – Тебя же убьют.

– Не убьёте! – восклицает Боря и это уже похоже на истерику, хотя, может, он и прав – нам деньги нужны, а не его труп – мне-то уж точно его смерть ни к чему.

– Ты что же, хочешь, чтобы тебе все кости переломали? Предупреждаю, будет очень больно.

– Я письмо написал, – предупредил связанный, лежащий на бетонном полу человек, которого я больше не узнаю. Я его как первый раз в жизни вижу, настолько он мне сейчас кажется незнакомым, чужим. – Тронете меня, оно к ментам попадёт.

БАМ! БАМ! БАМ! – Торпеда бьёт Борю по рёбрам титановыми мысками ботинок. Пинает с оттягом, со знанием дела. Зря Боря про полицию заикнулся.

– Ну ты и идиот, слабоумный, честное слово, – не прекращал я удивляться. – Никто из наших со дня экса дома не живёт, и я, между прочим, тоже. Ты о своей семье-то подумал? Их же на твоих глаза кончат – и жену, и дочку. – Ну здесь, я немного преувеличил, может, и не на глазах, может, ребёнка трогать не будут.

– Да не брал я ваших сраных денег! – вопил Боря. Ну вот что у человека в голове: то ментами грозит, а то «не брал». Шоу шизофреников и Боря в нём главная звезда. Жадина.

– Не брал, конечно… Торпеда, заткни ему хавальник, – попросил я.

Торпеда прошёл в угол, к ящику с яблоками, из которых Боря гнал бражку, выбрал плод среднего размера и, вернувшись к пленному, грубо запихнул ему яблоко в рот, перевернул на живот.

– Давай, – командую я, и Костя, не понаслышке знакомый с тем, как нужно вести допрос, вытащив нож с узким тонким лезвием, колит Егора в правую ягодицу.

Друга моего корёжит, глаза на лоб, он мычит. Я знаю как это больно – мне два года назад абсцесс с обезболиванием вырезали, так и то было тошно, – жду, когда Борю отпустит, и спрашиваю:

– Где деньги?

Боря мотает головой… Вот упрямый.

– Продолжай, Костя. Подождём… возьми зажигалку, – даю хороший, на мой взгляд, в такой ситуации совет.

Чирк – появился мотылёк рыжего огонька, такой маленький, беззащитный. Беззащитный-то он беззащитный, а кусачий. Торпеда поднёс зажигалку к ладони Бори. Боря задёргался, как рыба на раскалённой сковородке, – неприятно смотреть. Друг-обманщик так извивается, что Торпеде приходиться попотеть, чтобы его удержать на месте и продолжить жарить. В подвале распространяется запах палёного: густой, душный смрад.

– Твоей семье пи*дец! – заорал я в ухо Боре.

У Боре краснеет лицо от натуги – он кивает – быстро, быстро, словно в припадке, я вынимаю кляп. Он, хватанув воздух открытым ртом, задыхаясь, начинает говорить:

– Это я взял деньги, твари… да, да… да!

– Я знаю. Где они, Борь?

– Я их… – Боря всё никак не может надышаться – у него хронический насморк, знаете ли, – в банк отнёс.

– Так, развяжи его, – обращаюсь я к Торпеде. – Боря, надень перчатки. Костя, забинтуй ему жопу.

– Чем? – удивляется Торпеда.

– Да платком носовым, хотя бы. Вытри ему кровь, вот, – я подаю Торпеде свой платок. – Где сберкнижка у тебя? Дома? – спрашиваю у Бори.

– Да, – отвечает Боря. Он встал, весь скособочился на левую сторону, пока Торпеда ему платок в штаны засовывал, и баюкает обожжённую руку. Тихо постанывает.

– Мы идём к тебе. Там ты переоденешься, возьмёшь книжку, паспорт, и мы едем в банк. Понял? Пошли.

Не понравилось мне как Боря шёл, хромал.

– Перестань хромать. Твоя жена ничего не должна заподозрить, иначе… Наш Костя шутить не любит.

Угроза, прозвучавшая в моём голосе, подействовала – Боря почти перестал хромать и морщиться. Поднявшись из подвала в подъезд, Егор, кое-что вспомнив, предупредил:

– Банк уже не работает. Поздно.

– Понял. Костя, посмотри за ним, я сейчас.

Выйдя из подъезда я сделал звонок, вернувшись обратно объяснил Боре:

– Через сорок минут к вам в гости прибудет группа неравнодушных товарищей. Она посторожит твою семью, пока мы за деньгами будем ездить.

– Зачем? – встревожился Боря.

– Если вздумаешь нас сдать, твоей семье не сдобровать. Я им должен буду через каждые полчаса звонить, понял? Двигай давай и не забывай улыбаться, твоя Рита привыкла к тому, что муж у неё клоун. – Боря посмотрел на меня мутным взором, но ничего не сказал. Себе дороже со всякими психами спорить.

Заходим в квартиру, нас на пороге встретила Рита. Я представил ей Торпеду, как Костю, естественно. Из детской слышно музыку и голос дочки Бори – Тамары, уже поздно, ребёнок не спит, беситься. Боря, сняв ботинки, прошёл к себе в комнату, я увязался за ним. Пока Боря возился, пришла Рита.

– Эй, куда это ты собираешься? – Она не довольна, ей не нравиться, что муж куда-то намылился на ночь глядя, да ещё вместе со мной, о котором у неё давно сформировалось мнение как о похотливом сатире, который ни одну юбку не пропустит – это сам Боря постарался, язык у него без костей.

– Да так… Нам в одно место надо съездить. Я быстро.

– Ночью?

– Надо, правда, надо.

– Нет, ты никуда не поедешь. – Ну началось, – подумал я.

– Рит, я поеду, действительно надо, понимаешь?

Каким бы убедительным ни старается быть Борис, я прихожу ему на помощь:

– Всё ок. Боря тебе подарок привезёт, Рита, довольна останешься, обещаю. Подарок с шестью нулями.

– Да? – Рита, посмотрев на меня с недоверием, обернулась к Боре и посоветовала: – Ты хоть перчатки сними.

– Некогда, потом, потом, всё потом, – ответил Боря, засовывая себе паспорт во внутренний карман куртки. – Я скоро, я ещё позвоню.

Распрощавшись с Ритой, мы вышли на улицу. Пока идём к машине, говорю, чуть ли не утешаю Борю:

– Сам виноват. Не стоило тебе нас обманывать. Боря, я же тебя предупреждал. Или ты что, думал, что пропажи 7,5 миллионов никто не заметит, или заморачиваться не станет? Немного больше, немного меньше – так? Да мы за эти бумажки жизнями рисковали.

Боря упорно молчал, на мою проповедь никак не реагировал. Пусть, осёл упрямый. Обиделся. В машину сели, Торпеда, сделав круг по двору, отвёз нас за дом и там припарковался, чтобы жена Бори нас не засекла. Сидим, ждём пока приедут товарищи из группы партийного контроля – мои друзья революционеры, а по мнению Бори – отморозки.

– Вы же ничего моей семье не сделаете? – спросил Боря. Сидел-сидел и выдал.

И такое меня зло взяло, когда я услышал этот тупой Борин вопрос, что, обернувшись, ударил его в нос. Боря схватился за нос и дико на меня посмотрел, как на умалишённого.

– Ты что? – Торпеда не понял меня: вроде как сам говорил лица не трогать, а сам жахнул.

– Не сдержался. Вывел он меня, Костя. Ничего с твоей семьёй не будет, – успокоил я Борю, – если все деньги отдашь.

Вскоре подъехали партийцы на «Ниве», Костя посигналил им фарами, они встали за нами.

– Ключи от квартиры давай, – потребовал я от Бори.

Он, продолжая закрывать разбитый нос левой ладонью, – так и сидел, пока мы дожидались группы, – правой рукой пошарил у себя в кармане и, ни слова не говоря, протянул мне забренчавшую связку. Из «Нивы» вышли четверо высокорослых мордоворотов, одетых во всё чёрное, – специально попросил у командира, чтобы пострашнее прислал, чтобы при взгляде на них кровь в жилах стыла, – я вылез из салона, достал из багажника сумки с деньгами и отправился к ним. Разговор у меня с партийными боевиками вышел коротким: я ещё раз объяснил ситуацию, проинструктировал о дальнейших действиях, отдал им деньги и ключи, – всё. Ребята опытные, понимают с полуслова. Вернувшись обратно, забравшись в салон, обратился к Боре:

– Видел этих дуболомов? Если они не получат от нас вовремя контрольный звонок, то и минуты думать не будут, а сразу пойдут к тебе в гости. Рука не дрогнет. Ву компрёне, камрад? – Боря не ответил, но по его глазкам вижу, что до него наконец дошло – дошло наконец! – Ну вот и хорошо. Поехали.

До банка мы домчали за полчаса. Припарковались на стоянке. До открытия банка оставалось ждать шесть часов.

– Борь, позвони жене, предупреди, что задерживаешься, – сказал я.

– Что я ей скажу? – Ну вот заговорил – прогресс, – а то взял моду обижаться. Ну получил в морду, так за дело же! Пытки, видите ли, его так не расстроили, как мой удар в нос. Нельзя быть таким гондоном, друг, нельзя.

– Скажи, что машина у нас сломалась.

– Она скандалить начнёт.

– Ничего страшно. Пускай орёт, зато целой останется.

Борис сделал так, как я ему сказал, выслушал массу нелицеприятных эпитетов в свой адрес, на провокации не поддался, не подхватил эстафету скандала, закончил разговор спокойно, намекнув на возможность годичного заработка за несколько часов работы. Рита поворчала для порядка ещё немного и вроде бы успокоилась, хотя кто её знает – она всегда была немного того, с прибабахом. Деньги она тоже любила, может, не так как её муж, но не отказываться же – одна надежда на это. А потом она беспокоилась, что он со мной на блядки поехал, но выходило так, что она ошибалась.

– Она про деньги не знает? – спросил я Борю, заранее зная ответ на свой вопрос. Боря не такой простак, чтобы Рите про украденные им у нас деньги рассказывать. Он самолично решил себя подстраховать на случай плохих времён, но только вот они наступили быстрее, чем он ждал.

– А? А-а, нет, не знает.

– Ясно. Решил себя любимого одного побаловать, – подколол я Борю, хотел немного расслабить, но юмора в моих словах он не уловил, отвернулся, в окошко уставился.

Все эти шесть часов ожидания на стоянке, я через равные промежутки отзванивался контролёрам – успокаивал нервы Боре, выполнял часть своего договора. Когда банк открылся, я и Боря пошли за деньгами, а Торпеда остался в машине.

– Такой суммы сейчас в банке нет, – сказала нам девушка операционный кассир, хлопая накладными ресницами. Что же ты, любушка, здесь такая модная делаешь-то? Деваха мне понравилась: крашенная блонди, синеглазая, кожа белая, как сметана, и гладкая.

– А как же нам быть? Нам деньги сегодня нужны, – объяснил я.

– Такую сумму заказывать надо заранее. Зайдите после двух.

– Хорошо. Мы подождём.

Пришлось Боре ещё раз звонить Рите, выдумывать чего-то (он не очень-то и заморачивался, повторял одно, что задерживается, что не надо беспокоится, что всё нормально), объяснять, но, видно, стоило всё же мне ему что-нибудь подсказать более вразумительное для жены, а так она не успокоилась и ещё раз десять звонила. Пока он изворачивался под присмотром Торпеды, я сходил за шаурмой и крепким двойным кофе. Подкрепив силы, мы, открыв в машине окна, грелись на солнышке, дышали осеннем, напоённым запахом прели воздухом, маялись душой, скучали. Впасть в анабиоз нам не давали Ритины звонки: вопли в трубку лично мне были отчётливо слышны, значит, и Торпеда их слышал. Бодрит, знаете ли. Боря каждый раз брал трубку, терпеливо слушал, терпеливо объяснял: «Нет. Всё хорошо, да, я знаю, что сегодня суббота и мы должны на дачу ехать», – в трубке взлетал реактивный самолёт – это Рита объясняла, кто есть на самом деле её муж, дав ей выговориться Боря продолжал: «Поедем, не волнуйся. Немного опоздаем. Ну и что, что твоя мама нас ждёт? Не страшно», – мобильник Бори взорвался криком, он даже его от уха отнял. «Ладно, дорогая, мне пора. К нам подошли. Я перезвоню. Всё, всё, попозже, давай», – каждый раз говорил Боря напоследок, перед тем как отключиться. Он никогда не перезванивал жене, хотя и обещал, но ничего, проходило двадцать-тридцать минут и Рита звонила сама – всё начиналось по новой – так замыкался круг. Не знаю, как он терпел, но к двум часам голова у меня стала, наверное, формой напоминать куб.

В половине третьего мы наконец получили деньги. Вышли с Борей из банка, сели в тачку. Я пересчитал отданные мне им деньги – всё точно – восемь лямов. Семь с половиной, которые он украл, и пятьсот тысяч, которые он получил за услуги.

– Ну, всё в порядке, – говорю я и выдыхаю. На душе полегчало. На половом гвозде я вертел такие приключения.

Я позвонил контролёрам и дал им отбой, сказал, чтобы уезжали.

– Ты свободен, Боря, проваливай.

– А мои деньги? – Во даёт! Совести нету у человека.

– Какие деньги, родной? Просрал ты своё счастье. За что тебе платить-то? За вот этот геморрой, что ты нам устроил? Иди отсюда быстренько и скажи спасибо, что жив остался.

Понятное дело, «спасибо» мне Боря не сказал, вместо благодарности он нас заложил. Слил он нас, наверняка, анонимно, чтобы самому в историю не попасть. Нет, я уверен, что это он настучал. Через два дня после событий той ночи ко мне домой пришли полицейские, а ещё через сутки и ко всем остальным заявились блюстители из органов. Никого из наших не взяли – мы все, как я Боре и говорил, давно жили на конспиративных квартирах, вели подпольный образ жизни, – но в общероссийский розыск нас объявили, что, конечно, значительно отдаляло нас от достижения главной цели партии. Нехорошо Боря поступил, нехорошо. Придётся нам с тобой ещё раз встретиться. Видит бог, не хотел я этого. Жди и дрожи.