Читать книгу Фурадор - Денис Бурмистров - Страница 6
5
ОглавлениеОни обложили его так умело, что Максимилиан ничего не заметил до тех пор, пока уже не стало слишком поздно. «Козодои», тьма их забери! Откуда они в этом квартале? Обычно беспризорники не забирались в Цеховой, ремесленники быстро отлавливали воришек и обрывали им уши.
Максимилиан сделал шаг назад, бросил взгляд загнанного зверя по сторонам. Все пути к бегству отрезаны. По левую руку – широкий канал с темной водой, по правую – глухая стена в два его роста. Единственная дорога, по которой он пришел, перекрыта «козодоями». И помощи ждать неоткуда, с тех пор, как перестал ходить паром, здесь почти никто не бывает.
Хорошее место для засады. Плохое место для побега.
– Эй, студиоз! А ну вываливай что есть! И не дергайся, хуже будет!
Пятеро мальчишек. Один совсем мелкий, путающийся в мешковатой одежде с чужого плеча, как настороженный воробей наблюдает со стороны. Трое – примерно ровесники Максимилиана, худые, резкие, прячут в широких рукавах заточки или ножи. Еще один почти взрослый, высокий и длинноногий, в выцветшей легионерской куртке и в покрытой черными вороньими перьями маске. Держится позади, словно командир, цепко подмечая любое движение жертвы.
– У меня ничего нет! – крикнул им Максимилиан, понимая бессмысленность отговорки. – Только дырявая обувка!
Беспризорники засмеялись – алчно, издевательски. Им не было нужды верить на слово, сейчас они всё проверят сами. А после, если заскучают, пустят кровь этому дуралею, что шляется по подворотням в одиночку.
Максимилиан сбросил с плеча сапоги Крюгера, за которыми ходил к сапожнику, начал отступать к каналу. Мелькнула шальная мысль: а не попробовать ли переплыть на другую сторону? Только вот плавать он не умел, да и вода в канале представляла собой холодный и вязкий кисель, в котором то и дело находили вспухшие трупы людей и животных. Даже если не утонет, то наглотается этой зловонной жижи и уж точно подохнет от какой-нибудь заразы. Нет уж, если не удалось сбежать, то надо стоять до конца.
Максимилиан сунул руки в карманы куртки, нащупал деревянные кастеты – два дубовых диска с дырками для пальцев. Драться он не любил, да и особенно не умел, но постоять за себя уже приходилось не раз. Он давно не был тем изнеженным мальчиком из дома Авигнис.
Под смех и улюлюканье Максимилиан принял защитную стойку, схожую с той, что ему когда-то показывал старший брат. И, ожидая атаку кого-то из сверстников, пропустил метко брошенный камень – мелкий «воробей» подло швырнул его издалека.
Удар пришелся в грудь, и молодой экзорцист пошатнулся, закрывая лицо. На него сразу же прыгнули, схватили за одежду, попытались свалить. Он в отчаянии вскинул колено, попав кому-то между ног, замахал кулаками, пару раз кому-то хорошо приложив по лицу. В ответ его ударили его в предплечье, и руку пронзила острая боль. Максимилиан вскрикнул, боднул головой, но тут же получил сильный удар в ухо. Потом чей-то жесткий ботинок врезался ему в голень, и ноги подкосились. Его тут же принялись душить, сдирать маску, тянуть за оберег на шее.
И вдруг всё резко изменилось. Кто-то мощный и стремительный вклинился в драку. Максимилиана сильно тряхнуло, проволокло по грязи, но зато он обрел свободу. Пока поправлял маску, поднимаясь, с удивлением вслушивался в звуки потасовки.
Его спасителей было двое – крепкий, похожий на молодого бычка парень в темно-бордовой кожаной безрукавке и худой мальчишка в сером балахоне с капюшоном, ловко орудующий коротким посохом. И если первого Максимилиан видел впервые, то второй показался ему смутно знакомым.
Потасовка оказалась скоротечной. «Козодои» никогда не дрались просто так, без особенной нужды. И сейчас, отхватив от внезапно налетевших ребят, беспризорники посчитали, что овчина выделки не стоит, отступили, предупреждающе ощерившись ножами.
Парень с посохом бесстрашно засвистел им вслед, просунув пальцы под тряпичную маску. Квадратный крепыш лишь безразлично поводил плечами, словно ничего и не произошло.
– Зря ты их дразнишь, – предупредил Максимилиан. – «Козодои» мстительны.
– Думаешь, отхватить тумаков менее обидно, чем простой свист? – со смехом отозвался парень. – Ой, подожди! Я же тебя знаю! Что-то у нас что ни встреча, то какая-то заваруха!
Максимилиан наконец понял, кто перед ним – мальчишка-гистрион из какой-то театральной труппы. По крайней мере, так он сам когда-то представился. Примерно пару лет назад они действительно встречались при схожих обстоятельствах, дрались плечом к плечу, а потом о чем-то болтали, переводя дух. Парень показался неплохим, с ним даже можно было бы сдружиться. Но он не сказала, где именно выступает, а Максимилиану позже было некогда искать его.
Но пусть лица своего спасителя Максимилиан никогда не видел, он хорошо помнил его имя.
– Грэй, – молодой экзорцист попытался вежливо коснуться пальцами маски, но тут же скривился от острой боли.
– О, да ты ранен! – гистрион склонил голову набок и оттянул пропитанный кровью рукав куртки Максимилиана. – Порез, вроде, неглубокий.
– Давай помогу, – пробасил здоровяк ломающимся голосом, и вдруг стало ясно, что он вряд ли сильно старше своего спутника. – Я умею.
– Это Багр, – представил товарища Грэй. – А ты – Рэкис, верно?
– Верно. Спасибо, – чуть запоздало поблагодарил Максимилиан, наблюдая, как Багр перевязывает ему руку удивительно чистым носовым платком. – Вы очень вовремя.
– Как говорит моя знакомая гадалка: «Всякое благо вовремя, всякая случайность – случается», – Грэй был явно в приподнятом настроении. – А ты чего здесь один ходишь?
– Да вот, – Максимилиан поднял и отряхнул испачканную обувь учителя. – От сапожника иду, решил сократить дорогу. Раньше «козодои» сюда не совались?
– «Козодои»? – переспросил Грэй. – Смешное название.
Это показалось странным, в городе все знали эту шайку.
– Ну да, – Максимилиан потер раненую руку. – Действительно смешно… А вы сами-то тут как оказались?
Грэй быстро взглянул на Багра, будто предостерегая от поспешного ответа. Крепыш кашлянул и отошел в сторону.
– Можно сказать, тоже решили сократить, – наконец ответил парень с посохом.
Это выглядело отговоркой, но Максимилиан посчитал бестактными дальнейшие расспросы.
– В любом случае – огромное спасибо. Только вот отблагодарить вас особенно нечем…
Он полез в свою холщовую сумку, что чудом не слетела во время драки. Где-то на дне, в потайном кармашке, лежало два медяка, припасенные про запас. Чтобы было удобнее искать, вытащил потрепанный самодельный молитвенник – маленькую стопку прошитых листов пергамента, перетянутую кожаным шнуром.
– Что это у тебя? – вдруг заинтересовался Грэй.
– Это? Выписки из Книги Света, основные постулаты, несколько молитв.
– Это твой почерк?
– Ну да, мой.
– Красивый… Послушай, а ты же вроде из церковного интерната, верно? Будущий светлик?
– Верно, из интерната, – кивнул Максимилиан, наблюдая за тем, как внимательно Грэй изучает его записи. – Но я вне духовного послушания, обучаюсь другому.
– Уж точно не драться, – беззлобно рассмеялся Грэй. – Послушай, можешь мне его подарить?
Он показал на молитвенник.
Просьба была странной. Даже если молодой артист умел читать, зачем ему чужие каракули, пусть даже и выведенные старательно? Конечно, настоящую Книгу Света могли себе позволить лишь очень состоятельные горожане, их вручную переписывали в своих кельях скрипторы, обтягивая белой воловьей кожей. Да и молитвенники были в цене, их зачастую подменяли деревянные таблички с сокращенными воззваниями. Но любой, даже неграмотный верующий, легко мог узнать всё нужное в храме, а помолиться и вовсе дома, сделав это искренне и с именем Света Единого на устах.
– У меня есть немного денег, – попытался предложить что-то более полезное Максимилиан. – Сейчас, я найду…
– Здесь есть про то, как не бояться Тьму? – не сдавался Грэй, и в его голосе вдруг пропало всё недавнее озорство.
Именно последнее заставило Максимилиана вытащить руку из сумки и посмотреть собеседнику в глаза.
– Есть, – кивнул он. – Здесь далеко не всё, но я записал основные воззвания и гимны. Вот с этой страницы идут основные понятия, но это так, чтобы не забыть.
– Подари мне его, – вновь попросил Грэй. – Или давай обменяемся. Что ты хочешь?
Рукописный молитвенник был одной из вещей, что Максимилиан мог бы воистину назвать плодом своих трудов. Пергамент мальчик собирал из обрезков в скриптории, записи вёл бессонными ночами и порой просто перечитывал, чтобы через слова уловить новые смыслы и образы.
Но, говоря по чести, к этим страницам он обращался всё реже и реже. Грубая работа экзорциста не располагала к пространным размышлениям, да и весь текст уже знал наизусть. Молитвенник оставался просто важным артефактом его новой жизни, вехой взросления, немногочисленной личной вещью, коих у последнего из рода Авигнис осталось очень немного.
Но та помощь, что оказал Грэй с товарищем, пусть и была банальной, тронула Максимилиана до глубины души. Что стоило этой парочке просто пройти мимо? На улицах Ноиранта каждый день кого-то грабят, насилуют и убивают. А тут – не побоялись численно превосходящих «козодоев», вступились. Возможно, спасли ему жизнь.
Соразмерна ли цена между помятым пергаментом и редкой ныне человеческой добродетелью?
– Бери, – Максимилиан протянул молитвенник. – Взамен ничего не нужно.
– Спасибо! – Грэй с благодарностью принял подарок, торопливо убрал за пазуху, будто кто-то мог уличить его в непотребном. – Он мне на самом деле нужен.
Возникла неловкая пауза, которую артист сам и прервал:
– Наверное, тебе пора идти, – скорее утвердил, чем спросил он. – Смотри, вон там, между бревен, есть лаз. Выйдешь прямо за кузней. Хочешь, Багр тебя проводит?
Максимилиан бросил взгляд туда, куда указал собеседник. Так вот как они тут оказались!
– Я найду, спасибо, – и добавил, поддавшись порыву. – А где вы выступаете? На рыночной? Или на Почтовой площади?
Грэй усмехнулся, качнул головой.
– Пока не до выступлений.
– Жаль. Я бы посмотрел. И друга привёл, он тоже любит уличных артистов!
– У нас выступления такие, особенные… Вряд ли тебе понравятся.
Тут Багр, находившийся все это время в конце улицы, начал подавать Грэю какие-то знаки, и тот заторопил Максимилиана:
– Всё, иди! У нас тут кое-какие дела остались.
– Да, уже ухожу. Свет вам!
– И тебе… Свет.
Максимилиан закинул сапоги учителя на плечо и пошагал к указанному лазу. Как услышал за спиной торопливые шаги – обернулся удивленно.
– Хороший ты парень, – вполголоса произнес догнавший его Грэй. – Прими совет – уходи из города. Чем быстрее, тем лучше. Иди на юг.
– Почему? – нахмурился ученик экзорциста. – Что-то должно случиться?
Мальчик-артист замялся, ответил уклончиво:
– Просто поверь – уходи, здесь скоро совсем плохо станет. Я и так не должен… – он сам себя прервал, хлопнул Максимилиана по плечу. – Звезды сойдутся – еще увидимся! Бывай, Рэкис!
И убежал к товарищу. Озадаченный Авигнис проводил его взглядом и пошел своей дорогой.
* * *
Нож «козодоя» все же сделал свою грязную работу – на следующий день рана воспалилась, и Максимилиан несколько дней лежал под вонючими травяными примочками, изнывая от ломоты и жара. Время разбилось на череду серых болезненных часов, сменяемых дурными снами, хороводом навязчивых образов и мыслей. Баба Аба исправно меняла повязки, поила отварами и пихала в рот грубую зерновую кашу. Сетовала, что Максимилиан шибко болезный для нонешних времен, и что дел у нее своих хватает, кроме как просиживать юбки подле нерадивого оболтуса. То и дело наведывался Цапля, которого строгая сиделка не пускала на порог, потому он стучался в окно и оставлял на подоконнике кислые дикие яблоки и ломанное овсяное печенье.
Учитель заходил редко, справлялся о здоровье да наказывал не лежать без дела, повторять Слова и составлять Каноны.
Но как-то раз мальчика посетил вовсе неожиданный гость.
– Здравствуйте, Рэкис.
Максимилиан вздрогнул и отлип от окна, в которое пялился от скуки. Охнул, торопливо натягивая маску и одергивая мятую рубаху. Пригладил торчащие вихры, запоздало пытаясь придать себе достойный вид.
– Здравствуйте, Шарлотта, – наконец выдохнул он, сделав приветственный кивок.
Девушка стояла в дверном проеме, нежная, воздушная, и вся словно светилась на фоне потемневших деревянных стен. Серый дневной свет не мог заглушить небесно-голубой цвет платья, золото вьющихся волос, алые пуговицы на рукавах. Лицо девочки прикрывал золотистый платок, и, наконец, можно было увидеть ее глаза – огромные, синие-синие!
Максимилиан с трудом заставил себя выплыть из бирюзовой глубины, торопливо предложил, указывая на одинокий стул у небольшого стола.
– Проходите, присаживайтесь!
Шарлотта сделала легкий книксен и вошла в комнату. Только сейчас Максимилиан заметил маленькую корзиночку в ее руках.
– Уютно у вас, – заметила племянница судьи Артариуса, будто находилась не в скромной комнатке ученика экзорциста, а в доме высокородного.
Двигалась она удивительно плавно, будто плыла. За ней тянулся нежный цветочный аромат, который хотелось вдыхать полной грудью, хотелось запоминать. Шарлотта была настолько красивой, что хотелось любоваться не отрывая глаз, и, вместе с тем, она порождала чувство глубокого смущения, смятения.
Шарлотта что-то спросила, и мальчик прослушал вопрос, очарованный ее пленительным образом.
– Прошу прощения? – моргнув, переспросил он.
– Я принесла вам домашний сыр и фруктовую пастилу, – девочка качнула корзинку на пальцах и поставила на пыльный подоконник. – Дядюшка сказал, что вас ранили, так я сразу напросилась с ним к господину Крюгеру. На вас правда напали разбойники?
Максимилиан вряд ли стал бы называть шайку беспризорников разбойниками, но уж очень заразительный огонь блестел в глазах девочки.
– Можно и так сказать, – ответил он, потупив взгляд.
– Расскажите! – с любопытством потребовала Шарлотта. – Должно быть, это страшно и волнительно!
Мальчик покрылся испариной. Какую историю тут можно рассказать? Ничего героического он не совершил, но уж очень хотелось произвести впечатление на девочку. И пусть он не имел привычки врать, но кто его осудит, коль сейчас чуть приукрасить рассказ? Исключительно для удовольствия Шарлотты, конечно же!
– Я шел по дороге, – начал он с хрипотцой. – Тут они вышли… Тоже… На дорогу.
С ужасом понял, что слова застревают в горле, будто бурелом на проселке. Он так старался понравиться, что перенервничал, заболел косноязычием!
Шарлотта терпеливо ждала, изучая глазами Максимилиана. От этого взгляда мальчик смешался еще больше!
– Их было много, а я один, – продолжил мальчик, ощущая, как краснеет. – Мы дрались, а потом один ударил меня ножом.
Он коснулся пальцами рукава, под которым скрывалась тугая повязка.
– Ножом? – с удивлением переспросила Шарлотта.
Максимилиан растерянно пожал плечами:
– Ну да, ножом.
– А у вас были при себе меч или кинжал?
– Нет, не было, – ответил мальчик, умолчав про кастеты, оружие простолюдинов, вовсе не подобающее высокородному.
– У мужчины должно быть при себе оружие, – наставительно прокомментировала Лотти. – Капитан Этекс, добрый друг нашей семьи, говорил, что мужчина должен уметь клинком отстаивать свою честь, честь дамы и Империи. Его племянники, к примеру, с младых ногтей обучаются военному делу и фехтованию. Вы умеете фехтовать, Рэкис?
– Нет, не умею, – нехотя признал Максимилиан. – Но мой старший брат обучался в Имперской военной Академии, он показывал мне выпады, удары. Если бы я остался дома, в Стоунгарде, то тоже носил бы меч.
– Ой, простите за бестактность, – Лотти прикрыла рот тонкими пальцами. – Я не хотела смутить вас. Конечно, вы не умеете фехтовать! Вы же обучаетесь более тонкому, духовному ремеслу. Оно не менее важно и благородно.
– Я могу за себя постоять! – протестующе ответил Максимилиан.
Вышло немного грубовато.
А в памяти всплыли клинок, по самую рукоять вошедший в живот Годвена, и падающее в пропасть у Карнизов тело. И его, Максимилиана, пальцы, дрожащие и бледные, секунду назад сжимавшие рукоять кинжала.
Не было в убийствах ничего благородного, лишь грязь и отвращение.
Лотти заметила произошедшую в нём перемену, сказала миролюбиво и ласково:
– Нисколько не сомневаюсь в вас, милый Рэкис, – её глаза улыбнулись. – Не обижайтесь на меня, на меня нельзя обижаться. Я, порой, бываю ужасно несносной и лезу не в своё дело, но не по злому умыслу, а таков уж мой характер, ничего поделать не могу.
Тут уже Максимилиану пришлось убеждать девочку, что вовсе он не обижается, а сама она – сама добродетель, светлая и хорошая.
– Дорогой Рэкис! – рассмеялась Шарлотта. – Необычайно лестно, что в ваших глазах я такая. Смотрите, привыкну к похвалам.
– Привыкайте! – горячо заявил Максимилиан, ощущая, как часто забилось сердце. – Не могу говорить о вас в ином ключе. И другим не позволю.
Девочка вновь рассмеялась, а потом склонила голову набок, будто раздумывая. Сказала с лукавой хитринкой:
– Ох, не пожалеть бы вам о своих словах.
– Не пожалею.
Она вдруг выпрямилась, вскинула вверх руку с невидимым мечом, звонко спросила сквозь улыбку:
– Согласны ли вы, благородный Рэкис, стать моим рыцарем чести?
Максимилиан с радостью принял её игру, понимая, что до глубины души серьезен в своих словах.
– Согласен!
Рука девочки опустилась, и она торжественно сказала:
– Отныне вы – мой рыцарь чести! Будьте готовы днём иль ночью прийти на мой зов, защитить мою честь или жизнь!
– Буду! – гордо заявил Максимилиан, мысленно мечтая, чтобы шанс проявить себя выпал как можно быстрее.
Шарлотта запрыгала на месте, захлопала в ладоши. Воскликнула:
– Рэкис, вы удивительный!
У мальчика от счастья дух перехватило.
Они общались ещё час или два – счёт времени был утерян. Девочка живо интересовалась жизнью и учебой Максимилиана, что мальчику льстило. Его, в свою очередь, восхищал кругозор Шарлотты, её зрелые суждения о самых разных вещах, о большинстве из которых он сам имел лишь поверхностное представление. Лотти легко перескакивала с разговора о танцующих мраморных куклах мастера Чатека, пропавшего без вести при падении столицы, на таинственных шелкопрядов, ревностно оберегаемых правителями Империи Шингрей, с жития Первых Пророков – на обсуждение последних новостей.
Что ещё понравилось Максимилиану, так это скромность девочки. Несмотря на свои потрясающие знания, она каждый раз отмечала, что всему обязана родителям, не скупившимся на её обучение, и Обществу Светлых Дев, собравшему самых благородных и благочестивых дам.
С Шарлоттой было удивительно легко и волшебно. Тем тяжелее был миг, когда в дверях появилась баба Аба и в своей сварливой манере сообщила, что судья Артариус собирается уходить, и что юной госпоже не пристало задерживаться дольше, чем полагают приличия.
– Вы – необычный человек, Рэкис, – напоследок сказала Шарлотта, коснувшись руки мальчика. – Я очень рада нашему знакомству.
Максимилиан готов был воспарить от счастья, ответил с чувством:
– Я тоже очень рад! Скажите, что мы ещё увидимся!
– Конечно, увидимся, – рассмеялась девочка. – Вы ведь теперь мой рыцарь чести.
И упорхнула за дверь, оставив мальчика в разом потемневшей и подурневшей комнатке.
* * *
На следующий день Крюгер строго осмотрел мальчика и нашёл состояние ученика удовлетворительным. Максимилиан и сам чувствовал себя хорошо, всё еще пребывая под впечатлением от посещения Шарлотты. Рана почти не беспокоила, напоминая о себе лишь при неосторожном движении.
Пока он шёл на поправку, ситуация в городе ухудшилась. Из-за новой вспышки червивой лихорадки власти закрыли два квартала, запретили брать воду в колодцах и прудах у западной стены. Зловонное дыхание Лунных Пустошей принесло кровяной дождь, придавший домам и улицам вид кошмарных скотобоен, а вместе с туманом на улицы выползли призраки-паразиты, разом прибавив работы Ордену Фурадор.
Ворота Ноиранта теперь закрывались не только по ночам, но и днём, оставляя для выхода наружу хорошо охраняемую дверь. Дороги всё равно были пусты, а редких беженцев, что ещё приходили с севера, сразу отправляли попытать судьбу на юге, либо, если их вид уже мало походил на человеческий, расстреливали из арбалетов. Ходили слухи о «чумном сеятеле» – неуловимом разносчике заразы, нечестивом слуге Тьмы, оставляющем в городе семена болезней. Кто-то называл таковой худую сгорбленную старуху в платке из вереска, кто-то – худого мужчину с сухой ногой, кто-то – плачущего ребёнка с гноящимися глазами. Дня не проходило без драк и поножовщин из-за того, что сосед подозревал соседа, родственники обвиняли друг друга в наведении сглаза и порчи, а в кривом юродивом видели порождение Пустошей. Стража всюду не успевала, и потому чаще торжествовала уличная правда, не знающая ни разума, ни пощады.
Несколько раз и Максимилиан становился целью придирчивых проверок самодеятельных патрулей. Пока что от необдуманных действий их останавливали медная орденская фибула и пергамент с указом экзарха Сервия о назначении названного Рэкиса на послушание к люминарху Крюгеру. Однако было заметно, как с каждым днём добровольные охотники на «тёмных» становились всё злее и нетерпеливее. Должно быть, сломался в горожанах тот кажущийся нерушимым стержень, которым когда-то славился пограничный Ноирант, переживший ни одну вражескую осаду. Подточили его страх, подозрение и ненависть.
Работы оказалось действительно очень много. Ещё недавно Церковь вызывала экзорцистов в самых тяжелых случаях, но редкий день обходился без визита очередного светочея, которому за прошедший день приволокли в приход пару, а то и пяток одержимых. В таких случаях Крюгер посылал разбираться Максимилиана, благо всё можно было решить читкой Канона, без погружения в Лабиринт. Сам же учитель, как и полагалось настоящему главному городскому экзорцисту, брался за самые сложные дела, в одиночку уходя во мрак города и возвращаясь бледным подобием собственной тени.
Максимилиан поначалу боялся, что не справится с таким потоком работы, но в какой-то момент он вдруг понял, что готов к такому противостоянию, что уже так часто превозмогал лишения и боль, что куда как быстрее адаптировался к трудностям. Если на свой первый самостоятельный обряд он шёл, будто поджавший хвост щенок, боясь показать свой страх, то к концу дня увидел, какими глазами на него смотрел служитель Церкви. Не как на щенка – а как на самого бесстрашного волкодава, который сумел собраться, войти в круг к тёмной твари и просто сделать свою работу.
И тогда Максимилиан успокоился, поборол страх. После пятого или шестого удачного обряда наконец уверовал, что не совсем пропащий, что уж с самыми простыми паразитами справиться вполне способен.
Мечтательно подумал, как бы сейчас смотрела на него Шарлотта? Гордилась бы им? Похвалила бы?
А может… Может даже позволила взять себя за руку!
Так продолжалось несколько дней. А потом судьба вновь поставила окрылённого мальчишку на место.