Читать книгу Солдатская доля. Роман о такой далекой, но такой близкой войне - Денис Кремнев - Страница 11

Возле землянки бойцы сидели уже в сумерках. Старшина вместе с азиатом зашли внутрь и находились там уже часа два. Емельян лежал прямо на земле, мысли его витали где-то далеко от боёв и выжженной земли.

Скрипнула дверь блиндажа, вышел Кудрин:

– Злотников, Зорин, Ахметдинов, за мной.

Уставшие бойцы собирались, поднимались тяжело, ещё не понимая, куда и зачем их вызывают. Хотелось спать, похлебать горячего.

Внутри землянки было тесно, у стены на узкой скамейке сидел худощавый усатый человек в гимнастёрке со шпалами майора. В зубах дымилась папиросина, глаза смотрели хмуро. Дождался, пока все войдут, кивнул на скамейку, предложил присесть.

Бойцы молча уселись, буравя оплывшими глазами офицера. Тот помолчал с минуту, произнёс:

– Пакет вы мне доставили, моряки, важный! Спасибо, полундра!

Чуть покачнувшись, потушил окурок в тарелке, служивший пепельницей:

– На завод сразу две немецкие дивизии навалились, вы бы своей ротой ничего бы не смогли сделать, не удержали бы позиции. Но увязли сильно там фрицы именно благодаря вам.

Емельян тупо уставился куда-то мимо него на висевшую на стене офицерскую фуражку. «Какого чёрта он нам тут распинается, политинформацию доводит… Мужикам это расскажи, что среди кирпичей и бетона гниют. Сколько раз ты из своей землянки под пули вылазил? Когда последний раз в атаку ходил?»

Даже не взглянув в его глаза, закрыл свои, чувствуя, как ком подошёл к горлу, слёзы навернулись: « Почему такие, как комроты в земле лежат, герои, а эти по землянкам расселись, как клопы…»

Отчего то Емельян был уверен, что майор- отчаянный трус, отсиживается за чужими спинами вдали от пуль и снарядов, в окопы даже и носа не кажет. На войне таких называют «шкурники».

Медленно разжал веки:» Да и чёрт бы его побрал! Пусть живёт, как знает, у меня своя доля, – ею и буду жить. Пока живу».

Майор разминал железную зажигалку, крутил в пальцах:

– В тыл я вас не отправлю при всём желании, только раненых. Каждый штык на счету.

Голос глубокий, отрешённый, даже в чём-то обречённый, как граната с вырванной чекой.

– Но и в окопы вас не заставляю лезть, – выдержав, сразу добавил, – предлагаю в разведку полка, выбило у нас многих.

«Выбило!… Как много за одним словом стоит! Попал на мины, прошит пулями, разорван снарядом, замучен фрицами», – неслось суматохой в голове у Емельяна.

Майор тяжело отвёл глаза от солдат, будто просил прощения за что-то. Емельяну так показалось, по крайней мере.

В неуклюжей землянке слышалось нервное дыхание бойцов. Каждый думал о своём личном выборе. Ведь разведка на войне- самая жестокая и беспощадная вещь, к тому же безвестная. Пропадёшь, никто даже не похоронит по-человечески, не вспомнит.

Глухим басом отозвался голос старшины Кудрина, на правах старшего решившего за всех:

– Мы пойдём в разведку!

Офицер замялся, видимо, не ожидал, что получит ответ так скоро. Тонкими пальцами разгладил морщины возле губ, продолжил:

– Слушайте и уясните своё первое задание.

Сцепил пальцы обеих рук:

– Задание связано напрямую со смертью вашего командира капитана-лейтенанта Рожнова. Вы уже знаете, что нашёл он свою смерть от пули снайпера. Этот гитлеровский сучёныш многих солдат наших «подобрал». Полной уверенности нет, но, скорей всего, он вашего командира убил, один из снайперов тут шороху наводит. Изобретательная сволочь. Где найти его и все его повадки волчьи- об этом вам сержант Тулаев объяснит, он же с вами и пойдёт.

Водил глазами майор из стороны в сторону, как будто стараясь ничего не забыть и не упустить:

– Будете работать группой поддержки Тулаева, он сначала прогонят вас по азам разведки. Расскажет, как действовать при обнаружении снайпера. Поверьте, морпехи, задание очень важное…

Емельян вдруг посмотрел резко на Кудрина и увидел на его лице печаль жестокой усталости, прорывающуюся через небритые, покрытые жёсткой щетиной скулы, набрякшие веки. «Устал человек от войны», – мелькнула простая незатейливая мысль.

Больше инструкций от майора не последовало. Он объявил:

– Теперь ночку отдохнуть, с утра за труды приниматься.

Морпехи выходили из землянки медленно, слегка покачиваясь. Старшина немедленно собрал всех бойцов вокруг себя:

– Все поняли, что на верную смерть идём?

Лица у всех застыли, словно высеченные в граните Лики античных героев. Суровые, выдержанные, уставшие, никто из них не удивился, не возмутился. Всё-таки как стоек и непоколебим на войне, да и в любой смертельно опасной ситуации русский человек!

– В разведку согласился идти не ради славы и наград, а ради памяти командира павшего. Издавна в морскую пехоту сильных да отважных брали, которые ни врага, ни морского шторма, ни самого дьявола не боялись! Из этого разведвыхода не все вернутся. Но кто объяснит мне, чем мы лучше тех наших погибших товарищей, что головы навечно сложили в руинах этого города. Кто не согласен со мной- говорите сразу и топайте в окопы!

Несогласных не нашлось.

Через три дня разведгруппа в составе пяти человек выдвинулась в сторону промышленной зоны города на поиски снайпера. Тулаев, Кудрин, Злотников, Зорин, Ахметдинов.

Ночами было ещё тепло, от Волги поднимался туман.

Шли почти по самому берегу среди костровищ и пепелищ бывшего речпорта Сталинграда. Накануне сапёры прошерстили весь маршрут, доложили- мин нет.

Бойцов переодели в зелёные маскировочные халаты и просторные костюмы камуфляжного цвета, их лишь недавно в массовом количестве стали поставлять на Сталинградский фронт. Всех вооружили немецкими «шмайссерами», гранатами и финками.

Сержант Тулаев, казах по национальности, «ловил» немецкого снайпера уже две недели. За это время потерял трёх напарников-снайперов, один раз был легко ранен врагом.

Вражеский охотник всегда работал в одном и том же обширном районе. Центральный универмаг, ткацкий комбинат, склады речпорта, мастерские трамвайного депо. По карте площадь района примерно километров семь- обширный радиус поиска указывал на то, что операция будет непростой.

Снайпер всегда работал в предутренние часы, грамотно использовал направление ветра.

Вообще не было такой практики в стрелковых подразделениях, такая тактика приводила всегда к огромным потерям. Старшина сам это осознавал, старый воин не раз чувствовал себя пушечным мясом. Ещё большее количество раз он попадал в различные передряги, из которых умудрялся выйти живым.

Ещё в марте, после того как отогнали немцев от Москвы как-то во время передышки между боями, он разъяснил своим подчинённым нехитрую фронтовую истину:

– Страх на войне есть вещь двуликая. С помощью страха на войне можно погибнуть, но ещё страх может предупредить об опасности, сохранить жизнь. Распознать это, поведать об этом может чуйка. А чуйку лишь в боях да в самых разных передрягах натаскать можно. Без чуйки мы все на войне- глупое двуногое мясо…

Помолчав, изрёк:

– С чуйкой или без неё, но стоять мы должны за народ свой до крайнего.

Ни лишнего слова пафоса, что так напыщенно вещали комиссары в предвоенные время. Слова простого мужика, но именно они так запали всем в душу. Емельян вспомнил эти слова сейчас.

Вначале решили обследовать район универмага. Было ясно, что немецкий снайпер высокого класса не будет сидеть на одном месте. Расчёт строился на то, чтобы определить все пригодные для стрельбы позиции, отработать их, обнаружить следы пребывания и позже выйти на противника.

Сам снайпер с восточной тщетностью и терпеливостью изучал карту, был дотошным при определении ориентиров. Он был стрелком-снайпером в дивизии почти с самого начала войны, уже успел обучить молодых снайперов. Старшина Кудрин сразу определил в Тулаеве опытного воина.

До универмага добрались в первой половине дня, но за работу принялись лишь с наступлением темноты. Снайпер-фриц всегда выходил на позиции с рассвета, – так читал своего врага казах. Безусловно, он мог сидеть в засаде и больше суток. Но риск на войне пока никто не отменял.

Группа разбилась на три части: две поисковые и одна огневая. Огневая в составе одного Тулаева обеспечивала прикрытие, Кудрин с Ахметдиновым начали с обхода правого крыла, Злотников и Зорин подходили с тыльной стороны.

Тулаев видел в темноте лишь силуэты, рассчитывать на точное попаданием ночью не приходилось, поэтому он сразу засел в засаде с автоматом.

Руины разрушенного города казались Емельяну уже тихими и унылыми, они смотрелись серыми глыбами, сиротливо косящимися друг на друга. Переползая, он чувствовал всем телом могильный холод, исходящий от разбитого камня. Добрались до здания тихо. По наблюдениям Тулаева, фриц облюбовал себе место где-то на втором или третьем этаже с обзором на перекрёсток двух улиц. Бойцы использовали маршрут в обход зловещего перекрёстка. Это было то самое место, где пал смертью храбрых капитан-лейтенант Рожнов. Неубранные трупы попадались бойцам очень часто, Емельян даже мог припомнить как погибли некоторые, отдельных русских бойцов он знал лично. Голоса, интонацию, походку…

Смахнув рукавом гимнастёрки навернувшуюся слезу, немедленно одёрнул себя: «Ну хватит! Иначе также остыну, окоченею, как ребята на камнях!»

Невольно мелькнуло в голове: «Даже по-человечески не похоронить…»

Внутри здания ветер шуршал обрывками газет, куски штукатурки хрустели под ногами. Морпехи встретились в коридоре, по силуэтам узнав друг друга.

Пробраться наверх решили по лестнице с торца здания Кудрин с Ахметдиновым. Емельян с Лёшкой поднимались по центральной лестнице. Долго пробирались сквозь разбитую мебель. По всей видимости, до войны магазин был очень шикарным.

Осмотр верхних этажей ничего не дал. Не удалось найти ни лежанки, ни чётких следов пребывания снайпера, – Тулаев уже поведал бойцам о снайперских повадках и приметах. Да и Кудрин имел опыт, недюжинный опыт следопыта.

В предутренних сумерках все собрались в подвале пятиэтажного дома, сильно пострадавшего от бомбёжки, но сумевшего сохранить свой остов. Молча перекусили холодными консервами, легли передохнуть, назначили дозорных. Лёша всё ворчал, жалуясь на кормёжку и привередливый желудок.

С рассветом группа ушла к ткацкому комбинату. Ближе к Волге била артиллерия, гул воздушного боя раздавался совсем рядом.

Маршрут поиска проходил прямо по промышленной зоне. Уже недели две эта территория считалась ничейной, но встретить противника всё же были шансы.

Бойцы приободрились, отдохнули, были настроены по-боевому. Старшина категорически запретил громко разговаривать и курить: снайперы особенно рьяно находили свою жертву по табачному дыму.

Емельян никогда не курил, пробовал ещё подростком лет шесть назад. Махорка вызвала рвоту и стойкое отвращение.

Идти в паре с Зориным он всегда считал удачей. Несмотря на суровый нрав, Лёха был весельчак от по натуре и обладал поразительным чутьём. Тулаев так вообще утверждал, что немца можно даже унюхать. Человеческое тело обладает своим неповторимым запахом. Казах как заправский охотник при встречном ветре мог запросто учуять врага. Но это ещё и при погодных условиях, отсутствии ветра и дождя. Ещё он уверял, что невозможно по запаху спутать своих и немцев. Вот как именно- дитя степей, неграмотный с детства, объяснить не мог. Говорил только: «Наши ядрёные, немцы приторные».

Осмотр помещений комбината также не дал результатов. По строгому указанию, он был проведён опять ночью. Эта монотонность давила на Емельяна изнутри. Бодрствуя часть ночи, он всматривался в развалины, пытаясь угадать в них чудовищ из сказок, прямо как в детстве. Было ощущение, что все поиски тщетны. Вражеский профессионал затаился надёжно. Возможно даже, что почуял за собой охоту.

Склады речпорта занимали немалую территорию. По привычке, вновь пропустили день и начали поиски в темноте.

Самой подходящей позицией посчитали крышу сортировочно-весового пункта. Зияющая в ней дыра прекрасно подходила для ведения огня и контроля за всеми складами. Казах занял позицию за руинами проходного пункта.

Поисковики обходили сортировочную по соседним линиям складов. Шуршали куски бетона под сапогами, но особенно донимали бойцов мухи, – погода стояла жаркая. К тому же, здесь, как и по всему городу, покоились неубранные мертвецы. «Город непогребённых трупов», – вот как теперь можно смело было называть Сталинград, с тоской и горечью думал Емельян. Темень плотным кольцом окутывала сортировку, не видно было ни зги. Тулаев не отводил прицела от чердака. Немец, завидя разведчиков, давно бы отреагировал…

Емельян с Лёхой залегли за грудой мусора, сверху торчал поваленный телеграфный столб. До сортировки оставалось метров десять-двенадцать. Старшина с Ахметдиновым укрылись за штабелем блоков. Кудрин вёл наблюдение сквозь щель в штабеле. Казах же обошёл штабель сбоку на четвереньках.

Прижавшись телом к нагретой земле, подтянул к себе автомат. Ухватился за выступ, подался телом вперёд. Сухой щелчок прозвучал в воздухе как удар хлыстом.

Ахметдинов разом обмяк, уткнулся в выступ лбом.

Старшина растянулся вдоль штабеля, вжавшись в землю. Снайпер определённо попал в товарища.

Почти дуплетом с первым грянул второй выстрел- Тулаев был начеку. На крыше громыхнуло что-то тяжёлое.

Кудрин по-пластунски добрался до Ахметдинова, оттащил от выступа дальше за штабель. Повернул голову: над левой бровью запеклось красное пятно. Прямо в голову. Старшина подпёр руками свою и чуть было не заскулил от досады. Татарин « открыл себя» для снайпера и погиб геройски.

А его собрат, отомстив, щёлкнул затвором. Но затвор вместо характерного щелчка отозвался грубым:

– Вжииик!

Пуля чиркнула по кирпичу и обожгла плечо. Тулаев почувствовал в нём острую боль.

Емельян с Лёхой видели, что с Ахметдиновым не всё в порядке. У них еле выдержали нервы не сорваться, когда снайпер упал на чердаке. Ведь если бы они сунулись к штабелю, то непременно бы оказались на линии огня. Игры со снайпером заканчиваются трагически. И судьба Ахметдинова- тому подтверждение. На миг высунулся поменять позицию, – и уже не дышит.

Лёха неожиданно краем глаза зацепил шевеление брезентового полога, закрывавшего вход в проветриваемый склад, предназначенный для хранения зерна. Движение, безусловно, выдало противника. Дал в ту сторону очередь. Ещё одну.

Подключился Емельян, подбежав чуть правее и ближе к хранилищу.

Старшина был поражён смертью Ахметдинова. Уж кто-кто, а этот боец был профессионалом. Смелый, храбрый, выносливый, он во многих боях выказывал доблесть.

Он бежал и видел, как шевелится полог, пробиваемый пулями, как в стенах появляются выщербины. Кудрин бежал истреблять фашиста, мстить за товарища.

Ворвавшись в полутьме складского барака, он прижался в угол. Враг мог затаиться где угодно. Лишь обследовав всё помещение, стало ясно, – фриц ушёл через трубу ведущую в главный элеватор.

Она зияла чёрной трубой в противоположном конце помещения. Старшина предостерёгся, обошёл с фасада. Тут уже подтянулись товарищи слева. Морпехи укрылись за насыпью, знаками прося поддержки у снайпера. Тот быстро сменил позицию, взяв под наблюдение элеватор.

Хранилище было круглым, его стены воронкой уходили в фундамент. Снаружи четыре опоры с каждого угла поддерживали конструкцию. С фасадной стороны ко входу вела небольшая железная лестница. Дверь была заперта. Снайпер не стал бы здесь оборудовать позицию, – элеватор ему нужен был для отступления.

Лёха под прикрытием товарищей взобрался по лестнице. Ступил на пролёт, протянул руку и внезапно замер, услышав неожиданно резкий выкрик Кудрина:

– Стоять! Назад!

Лёха только сейчас сообразил, что дверь может быть заминирована. Снайпер здесь часто оперировал, наверняка, через элеватор проходил основной маршрут отхода. И заминировать единственную дверь было бы логично. Дверь следовало открыть и сделать это с безопаснейшего расстояния.

Емельян с Тулаевым отправились на поиски верёвки. Ничего подходящего даже и близко не было. Тут взгляд Зорина вновь упал на изгородь с колючей проволкой. «Ну раз не хрен брать, так хоть колючку попробовать», – со злостью подумал он.

У казаха оказались с собой кусачки, ими перерезали проволку длиною в метра два с половиной.

Старшина, увидев импровизацию, лишь хмыкнул:

– Голь на выдумки хитра! Лёха, затяни конец на ручке двери!

Тот перемотать её как смог. Затянул потуже грязными длинными пальцами несколько слоёв. Скатился быстро по лестнице.

Для лучшего хвата обмотали снятым костюмом, чтобы не уколоть руки.

Втроём схватились за тугую проволку, та нехотя выгнулась, выпрямилась. Противно за скрипели ржавые старые петли.

Едва-едва дверь вышла из створки, как из помещения вырвался сноп пламени, дверь отшвырнуло, серый дым взвился в небо.

Морпехам пришлось выждать пару минут, дабы рассеялся дым. Далее поодиночке выдвинулись к элеватору.

Огонь на створке двери уже прогорел. Внутри стояла кромешная тьма, включили фонарь. Пыль застилала вокруг всё пространство, внутри элеватора ещё хранилось зерно. Почерневшее, оно напоминало опалённую волжскую землю.

По лежавшему зерну был отчётливо виден след. Кто-то либо полз, либо его тащили волоком. След вёл к внушительной горе зерна, где внезапно обрывался. А над горою зияло отверстие вентиляционного короба, запертое решёткой. Фриц каким-то образом исчез именно в этом коробе, а дверь заминировал, чтобы не устроили засаду на пути отступления.

Лёха со злости зарядил очередью по кирпичной кладке:

– Уууу, курва! За татарина кишки достану!

Старшина утёр нос рукавом костюма, промолвил:

– По верёвке забрался, точно. Спустился вниз по верёвке, оставил её, пострелял, потом забрался смотал верёвку наверх, всё просто.

Дальше по следу идти не было смысла- вражина наверняка смылся, в западню или тупик он не полез бы.

Ахметдинова похоронили прямо возле сортировочного пункта. Поставили крест: основание в виде металлического прута, поперёк накрутили проволку. Вот и весь надгробный знак.

Тулаев подошёл и загнул концы проводки вверх. Пояснил для чего:

– Мусульманин. У них полумесяц- священный символ, как у вас крест.

Спорить с ним никто не стал.