Читать книгу Солдатская доля. Роман о такой далекой, но такой близкой войне - Денис Кремнев - Страница 16

Поводов для постоянного беспокойства у Емельяна было предостаточно. Вот уже трое пленных, постоянные доклады врагу да ожидание прибытия какого-нибудь ещё заплутавшего немецкого патруля. Но он всем своим поведением старался не подавать виду. Хотя его голову сверлила одна и та же неотступная мысль: «Когда же группа пойдёт обратно?». Тем более, что пребывание в засаде было омрачено одним неприятным инцидентом, – обер-лейтенанта пришлось пристрелить.

Во время выхода радиста на связь он раскусил весь смысл засады и попытался сорвать сеанс. За что сразу же и получил в ухо, но на этом не успокоился.

Сославшись на больные почки, фашист напросился в туалет. Но после того, как ему развязали руки, он подножкой сбил с ног Емельяна, шустро перекатился по полу в надежде добраться до лежащего в углу в углу оружия. Но то был уже жест обречённого, мало было взять оружие в руки, его предстояло ещё снять с предохранителя и перезарядить. У Панкрата под рукой же оно было всегда готово к действию. Немец рухнул, сражённый короткой очередью. Дамочка же сразу слёзно забилась в истерике, а Генриху выпала участь зарывать труп соратника в лесу.

Место выбрали за домиком поближе к небольшой ложбинке. Радист управился быстро под надзором Емельяна. Тот с ухмылкой наблюдал, как немец с натугой роет снег. Фриц почти уже выбился из сил, когда снег пополам с землёй наконец-таки засыпал полуоскалённое лицо жандарма.

Панкрат оставался наедине с дамочкой. Невольно он всё чаще и чаще стал обращать внимание на заплаканные серые глаза, миловидный рост, белесую прядь, торчавшую возле уха.

«Чисто ведьмочка. Красивая», со злостью заключил Панкрат.

Немка всё время молчала напуганная неизвестностью своего положения. Её никто не допрашивал, относясь к ней своего рода равнодушно. На вид ей можно было дать лет тридцать пять, лицо ещё выглядело молодо. Морщин почти не было кроме двух-трёх на лбу.

– Съешь вот, – протянул Панкрат сухарь, рассудив, что совсем не годится морить голодом пленного, вернее, пленную.

«Ещё и баб с собой тащат из Германии», думал Панкрат. «Интересно, кем она там у них служила?»

На данный озвученный вопрос тихо промямлила:

– Переводчиком. Ехали в деревню к хиви.

Словом «хиви» немцы называли всех тех, кто сотрудничал с ними: полицаев, старост, простых секретарей и работников управы. Что, впрочем, позволяло переводить их в категорию предателей.

Из дальнейшего допроса немка показала, что после посещения сельской управы они отправились в штаб дивизии, лейтенант в темноте забрёл на дом обходчика. Населенный пункт, из которого они выбирались, находился километрах в тридцати. Там располагались батальон пехоты и миномётная батарея.

Во время допроса Панкрат не отрывал глаз от её губ, невольно в голову закралась мысль: «А с этим обером она точно по службе каталась?»

– Вас что-то связывало с обер-лейтенантом, кроме службы? – в голосе Стрешнева слышались нотки ехидства.

– Как? Что? В каком смысле? – её щёки запылали жаром.

– В таком! Вы любовниками не был? – уже со злобой бросил Панкрат.

«Давно и не раз», про себя заключил Панкрат. Он достоверно знал, что у немцев в армии даже свои бордели есть, причём со строгим делением на офицерские и солдатские. «А у нас медсестрички да связистки. Да и то со штабными всё крутят».

Генриха после зарывания трупа опять связали и усадили рядом с немкой. Кинув на неё взгляд, взволновался:

– Что-то не так, фрау?

– Всё хорошо, – ответ был таким тихим, что Генрих еле различил.

– Не волнуйтесь, – с тайным упоённым восторгом начал убеждать её в спокойствии радист.– Если делать всё, что они скажут, то мы останемся в живых.

Фрау лишь хмыкнула в ответ на эту волнительную тираду, а Панкрат, внимательно следивший за разговором, лишь оскалился.

Немка не могла из-за волнения долго усидеть на месте, поджав ноги, раскачивалась взад-вперёд, словно маятник. Емельян начал уже с подозрением коситься в её сторону, а Панкрат так вообще предложил:

– Выведу-ка я её на улицу, а то засиделась в духоте.

Под тревожным взглядом Генрих он поднял немку и повёл на улицу. Радист попытался соскочить, выражая свою тревогу, но Злотников урезонил его:

– Ну-ка сядь!

Для убедительности лениво подняло ствол оружия, пришлось повиноваться.

За углом немка подавила рвотные позывы, прислонившись к косяку избушки. Руки то и дело нервно теребили воротник шинели. Наконец оторвалась от стены.

– Мне уже заметно стало лучше. Всё прошло.

Стрешнев выкинул истлевшую цигарку, спросил:

– Вы ничего особенного не везли с собой в машине, фрау?

– Отнюдь, ничего.

– Это мы сейчас проверим вместе.

Панкрат автоматом указывал на вездеход. Немка стрельнула на него глазами, в которых явственно читалась тревога, но подчинилась безропотно. Стремительными шагами направилась к автомобилю.

Емельян в это время растопил печь, протянул немцу разогретую тушёнку и сухари Прихлёбывая чай из кружки, увидел из окна, как две фигуры идут к машине.

«Куда это они», невольно задался вопросом.

Широким взмахом руки ефрейтор фельджандармерии распахнул дверцу вездехода. Передние сидения были пустыми, ни оружия, ни сумок. На задних валялись какие-то тряпки и массивная фляжка. «Места много», мелькнуло в голове у Панкрата.

– Теперь заднюю дверь…

– Вам отсюда разве не видно? – глаза немки стали злее.

– Открывайте живее, фрау.

Она сделала шаг в сторону, распахнула заднюю.

– Поднимите тряпки. Что под ними?

Отбросила их рукой в сторону. Ничего не оказалось.

– Снимайте шинель и китель, фрау. Постараюсь всё сделать быстро и безболезненно, если не будете сопротивляться. Обещаю, что сохраню вам жизнь.

Глаза вспыхнули, она вся сжалась, ещё крепче обхватила воротник, всем телом прижалась к автомобилю, надеясь найти защиту у его дверей.

Панкрат грубо толкнул её в плечо:

– Пошевеливайтесь, фрау, не то я возьму вас силой, а позже пристрелю.

По его лицу гуляла наглая улыбка. Он чувствовал себя в этой ситуации правым. «Оприходую сейчас эту фашистскую суку! Эти сволочи с нашими людьми и не такое вытворяют. А это так, баловство, ещё и легко отделается… Лишь бы Емельян не увидел, ему бы это дело не понравилось…»

Всхлипы перешли в рыдания, но тонкие пальцы уже повиновались чувству ужаса, расстёгивая пуговицы шинели. Она плавно упала с плеч в снег возле большого грязного колеса.

– Полезай внутрь, быстрее, – скомандовал Стрешнев. Желание изнасиловать немку исказило его лицо, оно превратилось в маску гневного нетерпения.

Она лишь только забралась в салон, не успев сесть на сидение, как разведчик отбросил назад оружие и навалился на неё сзади. Немка растянулась на сидении, упав на живот. Панкрат навалился на неё в попытках расстегнуть брючный ремень. Похотливое желание придавало ему сил, он с энергией принялся за брюки. Немка громко закричала и пыталась отбиваться руками. Стрешнев весил прилично и с лёгкостью придавил женщину.

Емельян, заметив, как немка снимает шинель, сразу обо всём догадался:

– Какого хрена они тут разводят?! У меня не побалуетесь, рябчики!

Емельян чётко знал, что пьянки и всякие развлечения на разведвыходе чрезвычайно опасны и вредны, а поскольку старшим назначен он, то и ответственность за всё несёт он. Мысль о том, что Стрешнев решил просто изнасиловать её, даже не пришла разведчику в голову. Ибо такие выходки всячески пресекались в среде войсковых разведчиков.

Минуты две ушло, чтобы вновь связать радисту руки за спиной, автомат в руки и на улицу. Впопыхах не одел фуфайку и теперь бежал в одном кителе. Холодный воздух с ходу сковывал лёгкие, дышать было тяжело.

Руки немки судорожно колотили по двери вездехода, она чувствовала себя рыбой в консервах. Левая рука метнулась в угол сидения, попалось что-то круглое и металлическое. Схватив его, рефлекторно кинула за плечо. Это была фляжка. В ответ услышала отборный забористый мат, хватка ослабла так, как Панкрат одной рукой схватился за висок. Горлышко фляжки попало ему в голову, засочилась кровь. Немка, внезапно почуяв свободу, изловчилась, развернулась и локтём заехала в другой висок. Стрешнев уже не матерился, лишь судорожно охнул.

Быстрым движением женщина подтянула ноги к себе и с силой оттолкнула от себя бойца. Внезапно противоположная дверца резко распахнулась, видимо, в суматохе она успела всё же нащупать её. Одним рывком вырвалась из салона и семенящим бегом помчалась в сторону леса. Панкрат, выбравшись на улицу, громко матерился:

– Поймаю, измордую, суку!

Емельян только сейчас сообразил, что всё дело было в насилии. Взорвался изнутри:

– Сволочуга, на задании повеселиться решил! Я тебя сейчас сам измордую!

К окну прислонился Генрих и тревожно наблюдал за картиной побега. Глаза его светились радостью: «Фрау, бегите быстрее к нашим, передайте им всё!… Милая моя, дорогая! Бегите!». Но его желаниям не суждено было сбыться.

Панкрат уже остыл от похоти и отошёл от боли. Все слова, брошенные Емельяном, слышал отчётливо и разозлился очень. Разозлился и на себя, на то, что вёл себя недальновидно. «Ведь связать сразу можно было, сучку!»

Левой рукой он приложил снег к разбитому виску, правой подтянул автомат. Не глядя, заученным движением передёрнул затвор, прикинул расстояние. Немка ничего не соображала, судорожно барахталась в сугорбе что есть сил. Длинная очередь из «шмайсера» прервала все её усилия.

С громким стоном она рухнула, подогнув ноги. Лицо зарылось в сугроб, судорожно дёрнулась плечами и затихла.

Стон вырвался из уст Генриха. В порыве ярости он пытался распутать узлы на запястьях, стянутые крепкими сыромятными ремнями, бесполезно. Он в отчаянии рухнул на овчинную шубу и взвыл:

– Русские свиньи! Вы ответите за неё! Вы за всех ответите!

К Панкрату подлетел запыхавшийся Емельян. Уже не говоря тому ни слова, просто зарядил по лицу сначала с левой, затем с правой. Голова Стрешнева безвольно пошатнулась из стороны в сторону, безвольно опустилась на грудь, тело привалилось к вездеходу. Панкрат понимал, что не прав, потому и не думал сопротивляться.

– Ты какого чёрта распускаешься здесь, ходок? Ты в тылу у врага, а не на поселковых гулянках! Автомат отдай! Теперь только переводить будешь, больше не до чего не допущу!

И, приблизившись лицом к лицом, произнёс с укоризной:

– Мы, русские, до уровня зверей-оккупантов не должны опускаться. Мы за наш народ воюем, а ты тут хер распускаешь!

Закинул за плечо отбранное оружие, резко развернулся и быстрыми шагами зашагал к домику.