Читать книгу Надвигается буря - Деннис Уитли - Страница 3

Роджер все еще держал насаженный на острие шпаги пакет, подняв его высоко вверх, поэтому не мог поклониться должным образом. Но он мог сорвать с головы шляпу, что и сделал свободной рукой, затем опустил шпагу к земле и преклонил колено перед королевой.

– Вижу, вы узнали меня, сударь, – холодно сказала она. – Это делает ваше поведение еще более непростительным.

– Я не узнал ваше величество, пока вы не заговорили, – горячо запротестовал он.

– В таком случае я прощаю вам, что вы извлекли шпагу из ножен, но не прощаю вашего вмешательства. – Она говорила уже более спокойно. – Встаньте, сударь, и отдайте пакет этому господину, которому я только что собиралась вручить его.

Роджер встал, снял пакет с клинка и спрятал шпагу в ножны, но не сделал ни малейшей попытки выполнить ее последнее приказание. Вместо этого он сказал:

– Рискуя вызвать еще большее неудовольствие вашего величества, я как раз хотел добавить, что, если бы даже я сразу узнал вас, я действовал бы точно так же.

– Что означает эта новая дерзость, сударь? – Она вновь повысила голос.

Роджеру не впервые приходилось разговаривать с королевскими особами. За прошедший год ему несколько раз случалось вести долгие беседы с королем Швеции Густавом III и разговоры куда более интимного характера со смелой, образованной и распущенной женщиной, царицей Российской Екатериной Великой, так что он очень хорошо знал, что задавать суверену прямой вопрос считается вопиющим нарушением этикета. Но по опыту он знал также, что, хотя коронованные особы представляются своим подданным существами почти божественными, окруженными аурой великолепия и роскоши, за этим фасадом они – всего лишь обычные люди, как и все остальные; и, если обращаться к ним с должным почтением, но естественно, а не с рабским подобострастием, они воспринимают это гораздо лучше. Поэтому, махнув рукой в сторону де Рубека, который все еще смотрел на него с выражением тревожного недоумения, он проговорил:

– Мадам, умоляю вас простить мою смелость, но что вам известно об этом человеке? Готов держать пари на крупную сумму, что вы очень мало или совсем ничего не знаете о нем.

Задавая такой вопрос королеве Франции, он сильно рисковал, но это сошло ему с рук. Она так удивилась, что не придала значения его дерзости и отвечала со своей обычной порывистостью:

– Вы выиграли бы ваше пари, сударь, потому что я никогда не видела его раньше. Я знаю только, что его рекомендовали мне как надежного человека, с которым я могу отправить письмо, имеющее для меня довольно большое значение.

– Тогда я умоляю ваше величество уволить меня от выполнения вашего приказа, – воскликнул Роджер, немедленно воспользовавшись своим преимуществом. – Мне известно, что это молодец – мошенник. Ему нельзя доверить даже кружку для подаяния, не говоря уж о важном послании из ваших августейших рук. Хотя, когда я только что прибыл на место действия, я подумал, что вы передавали ему пакет с драгоценностями.

– Почему же? – спросила королева, снова удивившись.

– Мадам, в ваших же интересах я молю вас всемилостивейше позволить мне рассказать один эпизод из моего прошлого, который имеет самое прямое отношение к настоящему делу.

– Рассказывайте, сударь. Но будьте кратки.

Роджер поклонился:

– Благодарю ваше величество и заранее клянусь, что каждое слово моего рассказа – чистая правда. По происхождению я дворянин, со стороны матери, но когда я был еще мальчишкой, я решил отправиться по свету и самому искать себе пропитания где придется, лишь бы не быть посланным в море. Когда я убежал из дома, в кошельке у меня имелось почти двадцать… – Он чуть не сказал: «гиней», но быстро заменил это словом «луидоров» и продолжал: – Но в связи с различными расходами от этой суммы оставалось не больше горстки серебра к тому времени, как я оказался в Гавре.

Услышав это название, де Рубек вздрогнул так сильно, что нечаянно задел шпорой бок своей гнедой. Горячая лошадь заплясала на месте, и несколько минут всадник прилагал отчаянные усилия, чтобы справиться с нею.

Роджер заметил, какой эффект произвели его слова, и теперь, указывая на де Рубека, воскликнул:

– Взгляните, Мадам! Он узнал меня наконец, хотя неудивительно, что ему понадобилось для этого так много времени, ведь с тех пор прошло несколько лет; и я сам, разминувшись с ним сегодня в лесу, в миле отсюда, несколько минут не мог признать в малопривлекательных чертах этого расфуфыренного франта того оборванного мошенника, что обманул меня когда-то.

– Продолжайте ваш рассказ, сударь, – молвила королева.

Роджер снова поклонился:

– Прибыв в Гавр, ваше величество, я поселился в скромной гостинице на набережной. Там со мной познакомился этот шевалье де Рубек. Объясняя свой потрепанный наряд, он рассказал мне, что у него украли значительную сумму денег и что хозяин гостиницы забрал весь его гардероб в виде залога уплаты за комнату, но он уверил меня, что он – сын маркиза, имеющего огромные поместья в Лангедоке и занимающего важное положение в ближайшем окружении короля, так что скоро он снова будет при деньгах. Но это в сторону. Достаточно сказать, что, так как я, почти мальчик, был тогда совершенно незнаком с обычаями подобных проходимцев, я поверил ему и стал считать его своим другом.

– Он лжет! – с жаром вмешался де Рубек. Он наконец успокоил лошадь и, перегнувшись, смотрел сверху вниз на Роджера со страхом и злобой. – Даю слово чести вашему величеству, что все это – сплошная ложь. Он принял меня за кого-то другого.

– Молчите! – резко остановила его Мария Антуанетта и сделала Роджеру знак продолжать.

Он послушно возобновил свой рассказ:

– Я говорил вам, Мадам, что и у меня в то время деньги подходили к концу, но зато в запасе было средство, которое, как я рассчитывал, должно было спасти меня от нищеты, по крайней мере на год. Перед отъездом из дома один дорогой друг – особа, которую я считал больше чем сестрой, – зная о моих намерениях, заставила меня принять от нее несколько золотых безделушек. Эти вещи были довольно старомодны, у нее имелись украшения и получше, но ценность их была велика; думаю, что мог бы выручить за них до четырехсот луидоров. Этот негодяй, воспользовавшись моим доверием, уговорил меня позволить ему продать их для меня. После этого, Мадам, он исчез вместе с драгоценностями, оставив меня, мальчишку пятнадцати с половиной лет, без гроша в кармане в незнакомом городе, где я не знал ни единой души.

– Это ложь! Злостная клевета! – снова закричал де Рубек.

– Это правда! – отрезал Роджер. – И я благодарю Господа, что, встретив вас сегодня, смог вовремя появиться на сцене, чтобы помешать ее величеству довериться такому презренному мерзавцу. Не сомневаюсь, что вы намеревались помчаться в Париж и продать ее письмо за самую высокую цену, какую только вам дали бы за него ее враги.

Лицо королевы побледнело под слоем румян, но голос был тверд, когда она обратилась к де Рубеку:

– Хотя преступление, в котором вас обвиняют, сударь, было совершено давно, необходимо тщательное расследование. Если, в конце концов, справедливость обвинения будет доказана, то это был поистине низкий поступок – обобрать таким образом ребенка, оставив его легкой добычей всяческого зла, обитающего в трущобах наших больших городов, и я обещаю, что за это вам придется созерцать изнутри тюремные стены дольше, чем вы пользовались бесчестно добытыми деньгами. Но в таких делах лучший судья – его величество король, и он услышит обо всем этом. Сейчас я возвращаюсь в замок. Повелеваю вам следовать за моей каретой.

Затем она обернулась к Роджеру и спросила:

– Как ваше имя, сударь?

– Де Брюк, к услугам вашего величества, – ответил он с поклоном.

– Вы также, господин де Брюк, следуйте за нами в Фонтенбло. Если ваш рассказ окажется ложным, вам придется пожалеть об этом, но, если он правдив, вы увидите мою благодарность за оказанную вами услугу. Пока же приказываю вам никому ничего не говорить о сегодняшней встрече.

Едва Мария Антуанетта успела закончить свою речь, как лошадь де Рубека заржала и снова заплясала на месте, задирая голову. Роджер, сразу догадавшись, что на этот раз фальшивый шевалье намеренно пришпорил своего скакуна, бросился вперед, стараясь поймать уздечку. Но он опоздал всего лишь на мгновение. Де Рубек развернул гнедую и отпустил поводья. В тот же миг она помчалась прочь.

– Стойте! – воскликнула королева. – Стойте! Если вы ослушаетесь меня, берегитесь!

Но де Рубек только махнул левой рукой, возможно показывая, что не может справиться с животным, и ускакал по одной из просек.

Быстрым движением королева поднесла к губам крошечный серебряный свисток, раздалась пронзительная трель.

Роджер тем временем подбежал к своей лошади и взлетел в седло, хотя он прекрасно понимал, что у него нет ни малейшего шанса догнать гнедую де Рубека. Несмотря на это, он уже приготовился вонзить шпоры в бока своей клячи, когда королева знаком приказала ему остановиться:

– Останьтесь здесь, сударь. У меня найдутся скакуны получше вашего, чтобы послать их в погоню за этим плутом.

Ее слова объяснили Роджеру назначение свистка. Теперь он догадался, что карету, должно быть, сопровождал эскорт, державшийся до поры на почтительном расстоянии. В следующую секунду его догадка подтвердилась: едва он спрыгнул с лошади, которую принял у него лакей, на лужайку галопом вылетели два всадника.

– Господа! – приветствовала их королева, указывая в том направлении, куда скрылся де Рубек. – Прошу вас, догоните и приведите сюда человека в пурпурном атласном камзоле, который только что умчался вот по той дороге.

Они ринулись в погоню, а королева вновь обернулась к Роджеру. Впервые с момента их встречи голос ее звучал благосклонно:

– Господин де Брюк, бегство – верный признак вины. В юности я и сама была неплохой наездницей, хотя моя наставница мадам де Ноайль не позволяла мне насладиться верховой ездой из-за нелепого опасения, что от этого я растолстею. Но я достаточно разбираюсь в искусстве верховой езды, чтобы ясно видеть: мошенник сам заставил лошадь сорваться с места, более того, он вполне мог бы остановить ее, если бы захотел.

Роджер, ответив улыбкой на ее улыбку, немедленно ухватился за личную нотку:

– Говорят… я слышал, что ваше величество прозвали эту пожилую даму «мадам Этикет» и что однажды, упав с осла, вы со смехом объявили своим спутникам, что не подниметесь с земли до тех пор, пока мадам де Ноайль не продемонстрирует, как именно полагается помогать дофине Франции подняться на ноги.

Мария Антуанетта рассмеялась. Ее улыбка тотчас угасла, но она милостиво посмотрела на Роджера, покачивая головой.

– Не знаю, где вы слышали эту историю, но в основном все верно, сударь, и напоминает мне о более счастливых временах. Тогда я была всего лишь беспечной девочкой-женой наследного принца Франции; теперь я – французская королева, у которой множество забот. Возможно, узнав сегодня мошенника в этом человеке и поступив так, как поступили, вы избавили меня от еще одной большой неприятности. Как я могу вознаградить вас?

Выхватив треуголку, которую держал под мышкой, Роджер взмахнул ею, едва не коснувшись земли; затем, выпрямившись, ответил:

– Эта встреча с вашим величеством – сама по себе достаточная награда, и, если мне посчастливилось оказать вам небольшую услугу, я почту это за дополнительную честь. Но если, Мадам, ваша щедрость побуждает вас еще больше наградить меня, это нетрудно сделать.

– Говорите, чего вы хотите, сударь.

– Всего лишь возможности еще немного развлечь ваше величество, чтобы вы могли на время забыть о заботах, о которых вы говорили. Вы с сочувствием и интересом выслушали мой рассказ о том, как мальчиком я был ограблен и остался в Гавре без гроша. С тех пор мне довелось путешествовать по Англии, Голландии, Дании, побывать в Швеции и России, и в этих странах мне пришлось пережить множество приключений, и серьезных, и забавных. В настоящее время я достаточно обеспечен и не прошу денежного вознаграждения, но, если бы вы даровали мне привилегию ненавязчиво присутствовать при вашем дворе и посылали бы за мною время от времени, когда государственные заботы будут особенно тяготить вас, я надеюсь, что смог бы развеять вашу печаль и снова рассмешить вас, как это произошло только что, когда я напомнил вам о происшествии с ослом. И если бы мне это удалось, я считал бы себя поистине счастливым.

– О, прошу вас, Мадам! – Из глубины кареты снова послышался тот же нежный голос с акцентом. – Умоляю вас снизойти к его просьбе. Мне не терпится узнать, что же он стал делать после того, как лишился драгоценностей, в которых заключалось все его состояние.

Полуобернувшись к фрейлине, королева ответила:

– Вы услышите об этом, дитя мое. – Затем она снова улыбнулась Роджеру: – Сударь, ваша просьба поистине скромна и бескорыстна. Я охотно выполню ее.

Кланяясь в знак благодарности, Роджер чувствовал, что имеет все основания поздравить себя с успехом, поскольку находчивость помогла ему наилучшим образом использовать столь неожиданную удачу. Более того, казалось, Фортуна подарила ему еще одну милость, ибо его рассказ заинтересовал невидимую даму в экипаже, так что он не только получил разрешение являться ко двору, но и обеспечил себе неизвестного союзника, который напомнит о нем королеве, дабы услышать продолжение истории.

Теперь его заботило только одно: много ли ему придется лгать, продолжая выдавать себя за француза. Он слишком хорошо знал, что ложь имеет ужасное свойство тянуть за собой нить до бесконечности, пока она не опутает человека опасной паутиной. Хотя ему чрезвычайно не хотелось раскрывать свое иностранное происхождение, все же он начал подумывать о том, что дальнейшая игра в инкогнито в конечном счете, возможно, не будет стоить свеч.

После недолгого молчания королева заметила:

– Мои рыцари что-то долго не возвращаются с этим проходимцем.

– У него отличная лошадь, Мадам, – отозвался Роджер, пожимая плечами. – И несколько минут форы. Боюсь, может пройти по крайней мере час, пока они догонят его.

– В таком случае, поскольку день такой погожий и здесь так приятно, посидим немного на траве.

Когда королева сошла на землю, лакей встрепенулся и, обежав вокруг кареты, достал с запяток несколько пушистых пледов, которые он расстелил у подножия громадного дуба. Тем временем фрейлина королевы вышла из кареты и, видя, что ее госпожа сняла маску, последовала ее примеру.

Она оказалась молодой женщиной около двадцати двух лет, с блестящими черными волосами и оливковой кожей. У нее были бархатно-карие глаза, орлиный нос, худые щеки и длинный подбородок. Руки хорошей формы, с маленькими кистями и длинными, тонкими пальцами. Она была не слишком высока, но довольно худа для своего роста. По стандартам своего времени она не могла считаться дурнушкой, но и красавицей тоже. Правда, в ее лице была одна особенность, благодаря которой, раз увидев, его невозможно было забыть: густые темные брови, которые у переносицы достигали почти полдюйма ширины, делали красивый изгиб, постепенно сужаясь к вискам.

Роджер сразу угадал в ней латинскую кровь и подумал, что никогда еще не видел таких удивительно черных волос. Возможно, впрочем, что подобное впечатление создавалось от контраста с королевой. Когда Мария Антуанетта впервые появилась при дворе, ее волосы напоминали золотую пряжу. Даже после ее смерти еще долго шелковую нить изысканного золотистого цвета называли «волосы королевы».

Пока смуглая молодая женщина снимала маску, королева обратилась к Роджеру:

– Господин де Брюк, я хочу представить вас сеньорите д’Аранда. Когда отец сеньориты получил приказ возвратиться в Мадрид после того, как много лет представлял свою родину при нашем дворе, он был так добр, что позволил мне еще на некоторое время оставить ее среди моих фрейлин. Ее скорый отъезд – не последняя из моих печалей.

– Поистине большое несчастье – лишиться столь очаровательной компаньонки, – пробормотал Роджер, отвечая галантным поклоном на церемонный реверанс сеньориты. Про себя же подумал: интересно, унаследовала ли она острый ум и бурный темперамент своего прославленного отца. Дон Педро д’Аранда был блестящим генералом и целых семь лет – премьер-министром своей страны, прежде чем его отправили послом во Францию, и никто не мог бы отрицать его больших талантов, но говорили, что он отличался невероятным высокомерием и яростной нетерпимостью.

Пока молодые люди обменивались любезностями, королева окликнула по-немецки своего кучера:

– Вебер! Поводите пока лошадей, мы, возможно, немного задержимся здесь.

Затем она села на подушку, приготовленную для нее лакеем и, когда карета потихоньку покатила, подала знак Роджеру и молодой испанке сесть по обе стороны от нее.

Впервые Роджер мог видеть ее вблизи без маски. За исключением того, что возле нежно-голубых глаз появилось несколько крошечных морщинок и золото волос чуть-чуть потемнело, он решил, что возраст совсем не сказывается на ней. В то время ей было тридцать три года, и она уже родила четверых детей. Как всем было известно, первые восемь лет замужней жизни она, к своему большому горю, была бездетна. Но теперь ее дочери, Мадам Руайяль, было уже десять лет; дофину, болезненному ребенку, доставлявшему ей много тревог, – семь; крепышу, второму ее сыну, маленькому герцогу Нормандскому – четыре года; а вторая ее дочь умерла в возрасте одиннадцати месяцев. Но, несмотря на заботы и тяготы материнства, у нее сохранилась прекрасная фигура. Ее руки были на удивление изысканной формы. Овальное лицо, благородный лоб, нос с небольшой горбинкой – она так горделиво держала свою прелестную головку, что ни одна другая женщина не могла бы соперничать с ней – истинной дочерью цезарей.

Роджер прежде видел ее только издали, но и тогда его поразило сходство Марии Антуанетты с его прелестной Атенаис, а теперь, на близком расстоянии, она показалась ему гораздо более красивой, чем ее темноволосая спутница. Но ему не долго пришлось в молчании созерцать их красоту, потому что королева обратилась к нему:

– Сударь, я знаю, что сеньорита д’Аранда положительно умирает от любопытства узнать, что случилось с вами после того, как ваши драгоценности были похищены в Гавре. И я тоже очень люблю такие истории; прошу вас, продолжайте рассказ о ваших приключениях.

Так Роджер, гораздо раньше, чем ожидал, был вынужден выступить в добровольно взятой на себя роли трубадура. Поскольку среди прочих талантов он был одарен громадной самоуверенностью в сочетании со способностью легко выражать свои мысли, задача не представляла для него особых трудностей. К счастью, за долгие месяцы странствий со старым доктором Аристотелем Фенелоном, торговцем шарлатанскими снадобьями, Роджер достаточно повидал свет, так что ему не пришлось выдумывать подробностей, о которых впоследствии можно было бы пожалеть, и более полутора часов он с успехом развлекал королеву и ее придворную даму.

По их смеху и замечаниям по ходу рассказа он мог с полным основанием полагать, что они с удовольствием послушали бы еще, но в это время его прервал стук приближающихся копыт, который заставил их всех подняться с места, и в следующий миг двое придворных королевы появились на поляне.

– Этого я и боялся, – пробормотал Роджер. – Великолепная гнедая де Рубека помогла ему улизнуть.

Продолжая говорить, он вдруг обнаружил, что у него появилась еще одна причина для беспокойства, заставившая его забыть поддельного шевалье, поскольку новый поворот событий ставил под угрозу милостивое расположение к нему королевы, завоеванное с таким искусством. В двух роскошно одетых всадниках, натянувших поводья, останавливая покрытых пеной скакунов, он узнал друзей маркиза де Рошамбо.

Один из них был красавец герцог де Куаньи, чье имя злобные клеветники соединяли с именем королевы при рождении ее первенца, второй – граф де Водрей, которого непристойные памфлеты того времени также объявляли ее любовником.

Роджер не верил ни одному слову подобных россказней, ибо всякому мало-мальски осведомленному человеку было известно, что во время первой беременности королевы де Куаньи был возлюбленным княгини де Гемене, а де Вод-рей – герцогини де Полиньяк, сама же Мария Антуанетта являла образец супружеской верности. Но эти дворяне были ее старыми дорогими друзьями, настолько преданными ей, что, когда два года назад король из соображений экономии отменил занимаемую герцогом должность первого конюшего и занимаемую графом должность главного сокольничего, оба остались при дворе ради счастья служить королеве.

Поскольку в тот день она отправилась на тайную встречу, чтобы передать важное письмо, не было ничего удивительного, что она взяла с собой в качестве эскорта двух таких верных и надежных друзей, но их появление сразу поставило Роджера в то положение, которое, как он надеялся, не должно было возникнуть, пока он не закрепит свои позиции в Фонтенбло.

– Увы, Мадам, – вскричал де Куаньи, натянув поводья. – Мы потеряли его, когда на расстоянии двух миль от нас он исчез в направлении Куранса.

– До тех пор мы не теряли его из виду, – добавил де Водрей, – но не могли догнать. Он, видимо, воспользовался полученной форой и сделал петлю в том месте, где сходилось несколько дорожек. Мы бросались от одной к другой, но, не найдя его следов, решили вернуться и сознаться вашему величеству в неудаче.

– Жаль, – пожала плечами королева, – но это несущественно. Так как мы можем дать подробное описание мошенника, думаю, полиция еще поймает его. Благодарю вас, господа, за труды.

Обернувшись к Роджеру, она сказала:

– Сударь, я хочу, чтобы господин герцог де Куаньи и господин граф де Водрей числили вас среди своих знакомых.

Затем она продолжала, обращаясь к ним:

– Друзья мои, этот господин оказал мне сегодня большую услугу. Его имя де Брюк, и я рекомендую его вашему вниманию.

Трое мужчин обменялись вежливыми поклонами. Затем де Водрей проговорил, слегка нахмурившись:

– Де Брюк? Ваше имя мне знакомо, сударь, но я не могу припомнить, где слышал его.

– Я помню не только имя этого господина, но и его лицо, – вмешался де Куаньи. – Сударь, мы с вами, конечно, уже где-то встречались?

Роджер понял, что ему ничего не остается, кроме как рискнуть, очертя голову. Он снова поклонился и сказал:

– Господа, ни при каких иных обстоятельствах я не позволил бы себе претендовать на честь быть знакомым с вами. Но в прошлом вы оба, случалось, разговаривали со мною с большой добротой. Некоторое время я был доверенным секретарем господина де Рошамбо.

– Кровь Христова! – вскричал де Водрей, забывшись настолько, что выругался в присутствии королевы. – Теперь я узнал тебя! Ты – тот проклятый английский дьявол.

– Сударь! – возмущенно воскликнула королева.

– Я действительно родился в Англии, – признал Роджер, затем добавил, ловко обходя истину: – Но поскольку я воспитывался во Франции, то уже давно считаю себя более чем наполовину французом.

Де Водрей не обратил внимания на эту искусную полу-ложь, которую Роджер приготовил заранее как раз на такой случай, и поспешно извинился перед королевой:

– Прошу простить меня, Мадам. От изумления при виде подобного лица в вашем обществе я перестал следить за своими выражениями.

Голубые глаза Марии Антуанетты широко раскрылись.

– Не вижу, сударь, чем вы так шокированы. Какое имеет значение, где родился господин де Брюк? Англичане всегда были мне симпатичны, и среди них у меня много друзей.

Де Куаньи пришел на помощь своему товарищу, быстро проговорив:

– Я тоже узнал его теперь и понимаю, что имел в виду господин граф. Мы сомневаемся, чтобы вашему величеству было известно, что это тот самый молодчик, который соблазнил мадемуазель де Рошамбо.

Роджеру и в голову не приходило, что против него выдвинут подобное обвинение. Его синие глаза засверкали из-под темных ресниц, и, прежде чем королева успела что-либо ответить, он с жаром воскликнул:

– Господин герцог! Если бы не присутствие ее величества, я вызвал бы вас на поединок за такие слова. Не знаю, какую гнусную клевету распространяли обо мне после того, как я покинул Францию, но это ложь. Я был для мадемуазель де Рошамбо всего лишь преданным слугой, который помог ей избежать нежеланного брака, чтобы выйти замуж за господина де ла Тур д’Овернь, которого она любила.

Королева ахнула и обернулась, глядя на него во все глаза.

– Довольно, сударь! – приказала она. – Теперь я припоминаю весь этот ужасный скандал. А вы, по вашему собственному признанию, – тот самый злодей, который убил графа де Келюса.

– О нет, Мадам! Я протестую! – решительно возразил Роджер. – Я убил господина де Келюса в честном бою. Господин аббат де Перигор был тому свидетелем и может подтвердить правдивость моих слов.

– Этот недостойный святоша! – воскликнула королева. – Я не стала бы верить ни одному слову из уст подобного клятвопреступника! Неопровержимые улики доказывают, что вы подкараулили господина де Келюса в Меленском лесу и там прикончили его.

– Мадам, я действительно подстерег его там, потому что в моем положении это был единственный способ заставить его драться со мной. Но я дал ему полную возможность защищаться, и он оказался далеко не слабым противником.

– Во всяком случае, вы признаете, что вызвали его на дуэль и вынудили драться?

– Признаю, ваше величество.

– Но вы не могли не знать об эдиктах, запрещающих дуэли, и о том, что их нарушение карается смерью?

– Я знал об этом, ваше величество, но…

– Молчите, сударь! – прервала его королева. – Меня обманула ваша приятная внешность и ловко подвешенный язык, но теперь вы разоблачены! Я слышала достаточно. Отец мадемуазель де Рошамбо выбрал для нее в мужья графа де Келюса. Что думали об этом другие, не имеет отношения к делу; в таких вопросах права главы семьи священны. Но вы, будучи слугой в этом доме, сочли возможным изменить его решение и умертвить графа. Если уж у вас хватило наглости вернуться во Францию, я не выполнила бы свой долг, если бы не проследила за тем, чтобы свершилось правосудие и чтобы вы понесли положенную кару за столь отвратительное злодейство.

Затем она обратилась к придворным кавалерам:

– Господин герцог, будьте любезны окликнуть моих лошадей; я возвращаюсь в Фонтенбло. А вам, господин граф, я поручаю арестовать господина де Брюка и препроводить его в замок.

Де Водрей спешился, и в следующую секунду Роджер уже отдавал ему свою длинную шпагу. Меньше пяти минут назад он был на пути к тому, чтобы быть принятым в ближайшем окружении Мадам Марии Антуанетты, а теперь его собирались доставить в Фонтенбло как опасного преступника, обвиняемого в убийстве.