Читать книгу Затерянный город Z - Дэвид Гранн - Страница 9

Фосетту не хотелось опаздывать. Было 4 февраля 1900 года{12}, и ему надо было всего лишь добраться от своей гостиницы в Редхилле, Сюррей, до дома № 1 по Сэвил-роу, что в лондонском районе Мэйфэйр, однако ничто в городе не двигалось – а точнее, все в городе, казалось, пребывало в непрестанном движении. Ходячие рекламы. Мальчишки – разносчики мясников. Клерки. Конные омнибусы. И странный зверь, постепенно завоевывающий улицы, распугивающий лошадей и пешеходов, торчащий у каждой обочины, – автомобиль. Первоначально закон предписывал водителям двигаться со скоростью не более двух миль в час, причем впереди должен был идти специальный сигнальщик с красным флажком, однако в 1896 году максимально допустимая скорость была увеличена до четырнадцати миль в час. И повсюду, куда ни смотрел Фосетт, новое и старое, казалось, постоянно враждовали: электрические огни, рассеянные по модным гранитным улицам, и газовые фонари, стоящие на большинстве вымощенных булыжником углов и слабо поблескивающие в тумане; подземка, мчащаяся под землей, точно одна из научно-фантастических придумок Эдварда Фосетта, и велосипеды, которые всего несколько лет назад были самым прогрессивным видом транспорта на здешних дорожках и которые уже успели устареть. Казалось, соперничали даже запахи: традиционная вонь конского навоза и новейшая бензиновая. Фосетт словно заглядывал одновременно в прошлое и в будущее.

С тех пор как он четырнадцать лет назад уплыл из Англии на Цейлон, Лондон, пожалуй, стал более многолюдным, более грязным, более современным, более богатым, более бедным, более… во всем – более, более. Имея свыше четырех с половиной миллионов жителей, Лондон являлся самым крупным городом в мире – больше Парижа или Нью-Йорка. Девчонки-цветочницы кричали: «Все, что растет, все, что цветет!» Мальчишки-газетчики вопили: «Уж-жасное убийство!»

Проталкиваясь сквозь толпу, Фосетт наверняка изо всех сил старался уберечь одежду от попадания сажи, летевшей из угольных печей, смешивавшейся с туманом и дававшей особый лондонский сорт копоти – неистребимое черное вещество, проникавшее повсюду; даже замочные скважины в домах здесь закрывали металлическими пластинками. И потом, был еще и конский навоз – «лондонская грязь», как его вежливо называли, – и хотя его и собирали уличные мальчишки, продавая потом всем в округе, шляясь от дома к дому и нахваливая его как удобрение для садов и огородов, он был практически повсюду, куда бы ни ступал Фосетт.

Фосетт свернул на изящную улицу в районе Барлингтон-гарденз, вдалеке от публичных домов и фабрик ваксы. На углу виднелся красивый каменный дом с портиком. Это и был дом № 1 по Сэвил-роу. Фосетт разглядел крупную надпись: «Королевское географическое общество».

Входя в этот трехэтажный дом (общество еще не переселилось поближе к Гайд-парку), он понимал, что вступает в своего рода заколдованное царство. Над парадной дверью имелось окно в форме фонаря-полушария; на каждом его стекле были изображены параллели и меридианы. Должно быть, Фосетт прошел мимо кабинета старшего клерка и его двух помощников и мимо лестницы, ведущей в зал заседаний, прежде чем очутился в помещении со стеклянной крышей. Проникавшие сюда пыльные лучи солнечного света освещали глобусы и таблицы. Это была картографическая, и в ее дальнем конце, на возвышении, обычно восседал человек, которого и искал сейчас Фосетт: Эдвард Эйрст Ривз.

Ему было под сорок{13}, он начинал лысеть, и у него был крючковатый нос и аккуратно подстриженные усы. Ривз был не только куратором отдела картографии, но и главным инструктором по геодезии и топографии – и главным человеком, отвечавшим за то, чтобы сделать из Фосетта джентльмена-исследователя. Превосходный чертежник, Ривз начал работать в обществе в 1878 году, когда ему было шестнадцать, в качестве помощника предыдущего куратора, и он, видимо, никогда не забывал того ощущения благоговейного ужаса, которое охватывало новичков, впервые оказывавшихся в здании общества. «Я отлично все это помню, – пишет он в своей автобиографии, озаглавленной „Воспоминания картографа“. – С какой гордостью и вместе с тем с каким страхом и трепетом я впервые проник в это чудесное место, о котором я читал в книгах и из которого путешественники отправлялись во все концы света, а потом возвращались, чтобы поведать о своих удивительных открытиях и героических приключениях». Ривз отличался от большинства воинственных и одержимых членов общества: он вел себя мягко и дружелюбно. «Это был прирожденный учитель, – замечает о нем один из коллег. – Он точно знал, как выразить ту или иную мысль так, чтобы ее мог уловить даже самый бестолковый ученик».

Наконец Фосетт и Ривз поднялись на третий этаж, где проводились занятия. Фрэнсис Гальтон сулил каждому новобранцу скорое вступление в «общество людей, чьи имена он давно знал и кому он поклонялся как своим героям». Примерно в то же время, что и Фосетт, курс геодезии и картографии слушал Чарльз Линдси Темпл, развлекавший коллег рассказами о годах, проведенных в Бразилии в качестве колониального чиновника; лейтенант Т. Данрейтер, помешанный на коллекционировании редких бабочек и прочих насекомых; а также Артур Эдвард Сеймур Лаутон, позже, в 1913 году, застреленный мексиканскими бандитами, – ему было тогда тридцать восемь лет.

Ривз перешел к делу. Если Фосетт и другие студенты последуют его инструкциям, они могут составить новое поколение великих первооткрывателей. Ривз научит их тому, чего на протяжении почти всей истории человечества не умели делать картографы: определению своего местоположения, где бы они ни находились. «Если вы завяжете человеку глаза и доставите его в любую точку земной поверхности, скажем куда-нибудь в глубину Африки, и затем снимете с него повязку, он [при должной подготовке] быстро покажет вам на карте то самое место, где он находится», – заявлял Ривз. Более того, если Фосетт и его коллеги отважатся взойти на самые большие вершины и проникнуть в самые густые леса, они смогут нанести на карту те царства, что еще остаются в нашем мире неоткрытыми.

Ривз показал им несколько странных предметов. Один напоминал телескоп на металлическом колесе, с многочисленными винтами и отсеками. Ривз пояснил, что это теодолит, позволяющий определять угол, характеризующий положение небесных тел относительно горизонта. Он продемонстрировал им и другие инструменты: искусственные горизонты[16], анероиды и секстанты – и затем вывел Фосетта и остальных на крышу здания, чтобы испытать эти приборы. Туман часто мешал наблюдать солнце или звезды, но сейчас видимость была неплохая. Широту, объяснял Ривз, можно вычислить, измеряя угол, отвечающий высоте полуденного солнца над горизонтом, или относительную высоту, на которой находится Полярная звезда. Каждый из студентов попробовал определить свое местоположение с помощью этих устройств, – необычайно трудная задача для начинающего. Когда пришла очередь Фосетта, наставник смотрел на его действия с восхищением. «Он невероятно быстро схватывал все новое, – позже вспоминал Ривз. – И хотя он никогда прежде не пользовался секстантом и искусственным горизонтом для наблюдения звезд, я помню, как в первый же вечер он спроецировал положение звезд на искусственный горизонт и мгновенно, без всяких затруднений определил точную высоту. Всякий, кто пытался это проделать, знает, что обычно это удается только после долгих упражнений».

Фосетта учили не только проводить геодезическую и картографическую съемку, но и по-настоящему видеть – записывать и классифицировать все, что его окружает, используя умение, которое греки называли аутопсисом. Подспорьем для студентов служили главным образом два руководства{14}. Первое – «Искусство путешествовать», написанное Фрэнсисом Гальтоном для широкой публики. Второе – «Советы путешественникам», изданные под редакцией Гальтона и ставшие своего рода неофициальной библией общества. (Фосетт захватил экземпляр даже в свою последнюю экспедицию.) В издании 1893 года утверждалось: «Если путешественник не ведет наблюдений, это большая потеря как для него, так и для всех остальных». И далее: «Помните, что первейшие и наилучшие инструменты – собственные глаза путешественника. Пользуйтесь ими постоянно и фиксируйте ваши наблюдения прямо на месте, имея с собой для этой цели записную книжку с нумерованными страницами и карту… Отмечайте, если они вам попадутся, все значимые находки; реки и ручьи, их полноводность и цвет; горные хребты, их характер, видимое строение, обледенение; цвет и формы ландшафта, преобладающее направление ветра, климат… Короче говоря, описывайте для себя все, что видите в тот или иной момент». (Необходимость документировать любое наблюдение была так укоренена в путешественниках того времени, что Роберт Фолкон Скотт во время своей гонки к Южному полюсу продолжал вести заметки, даже когда он и все члены его экспедиции уже умирали. Среди последних слов, нацарапанных в его дневнике, есть и такие: «Если бы мы выжили, я бы должен был сам рассказать целую повесть о выносливости, упорстве и храбрости моих спутников, и эта повесть потрясла бы сердце любого англичанина. Теперь эту повесть должны рассказать мои неуклюжие записи и наши трупы».)

Чтобы отточить наблюдательность будущих путешественников, в руководствах, как и на семинарах, проводимых обществом, излагались основы ботаники, геологии и метеорологии. Кроме того, студентам преподавались начала зарождающейся дисциплины – антропологии, которую часто называли «наукой о дикарях». Несмотря на контакты викторианцев с ошеломляющим количеством иных культур, в этой сфере по-прежнему действовали почти исключительно дилетанты и несведущие энтузиасты. (В 1896 году в Великобритании был лишь один университетский профессор антропологии.) Фосетта учили видеть контуры материков; теперь его таким же образом обучали, как наблюдать иных – тех, кого «Советы путешественникам» именовали «дикарями, варварами, или слаборазвитыми народами». Учебник предостерегал студентов против «предрассудков, которыми полон ваш европейский образ мысли», хотя и отмечал, что «установлено, что некоторые народы уступают другим по объему и сложности мозга, и в этом отношении австралийцы и африканцы находятся ниже европейцев».

Как и для картографирования мира{15}, для измерения людей также имелись свои инструменты: рулетки и штангенциркули для определения параметров тела; динамометры для оценки мышечной силы, пружинные весы для определения массы тела; гипс для снятия слепков; краниометр для установления размера черепа. «В случае необходимости скелеты туземцев, особенно черепа, следует переправлять в метрополию для детального исследования», – предписывало руководство. Разумеется, это может оказаться непростым делом: «Едва ли благоразумно рисковать вызвать неудовольствие туземцев, забирая их покойника». Считалось, что неизвестно, как «проявляются чувства у различных народов, так что весьма важно подмечать, насколько при внешнем наблюдении эти проявления отличаются от наших – когда они улыбаются, смеются, хмурятся, плачут, краснеют и т. п.».

Кроме того, Фосетта и его соучеников обучали основам альпинизма и проведению экспедиции как таковой, от изготовления подушек из грязи до выбора лучших вьючных животных. «Невзирая на свое непобедимое упрямство, осел – превосходное, терпеливое животное, чересчур презираемое нами», – отмечал Гальтон, вычисляя, со своей обычной маниакальной въедливостью, что осел способен нести на себе примерно шестьдесят пять фунтов груза, лошадь – до ста фунтов, верблюд – до трехсот.

Руководителю экспедиции рекомендовалось перед отправлением дать каждому члену своего отряда подписать официальное соглашение, что-то вроде договора. Гальтон приводит его образец:

«Мы, нижеподписавшиеся, составляем экспедицию с целью исследования, под руководством м-ра Х, места под названием _________, при этом всецело и без оговорок отдавая себя (а также своих лошадей и снаряжение) под его начало, обязуясь при этом выполнять все его указания, направленные на достижение намеченной цели, начиная с текущего дня с. г. и до нашего возвращения в _________, в случае же неисполнения данного условия мы готовы принять все последствия, которые могут включать в себя… Мы честно обещаем приложить все усилия для соблюдения гармонии в нашем отряде и для того, чтобы экспедиция достигла успеха. В чем и подписываемся.

(подписи)».

Студентов предупреждали, чтобы они не слишком упивались властью над своими людьми и постоянно были настороже, высматривая возможное недовольство, заговоры или зреющие бунты. «Всеми силами способствуйте веселью, пению, розыгрышам», – советует Гальтон. Надлежит также внимательно относиться к помощникам из местных: «Искреннее, шутливое, но твердое отношение, в соединении с демонстрацией большего доверия к дикарям, нежели вы действительно ощущаете, – вот лучший путь».

Болезни и травмы могут изнурить отряд, и Фосетт получает некоторые базовые медицинские указания. Так, его обучают, как удалить гниющий зуб: следует «попеременно толкать и тянуть» его. Если вы приняли внутрь что-то ядовитое, нужно немедленно вызвать у себя рвоту: «Воспользуйтесь обмылком или порохом, если под рукой нет рвотного». При укусе ядовитой змеи Фосетту следовало прижечь ранку порохом или же вырезать пораженный участок ножом. «Затем выжгите [область вокруг укуса] концом железного шомпола, нагретого как можно ближе к белому калению, – рекомендует Гальтон. – Артерии залегают глубоко, и обычно мясо можно без особого вреда взрезать или прижечь – сжав кожу пальцами как можно сильнее. Далее следует приложить наивозможнейшую энергию и даже жестокость для того, чтобы не позволить укушенному поддаться сонливости и головокружению, которые обычно являются следствием проникновения в тело змеиного яда и которые часто приводят к смерти». Лечение кровоточащих ран (скажем, нанесенных стрелой) было столь же «варварским»: «Налейте в рану кипящий жир».

Впрочем, ничто не могло сравниться с ужасной перспективой голода и жажды. Путешественнику предлагалось освоить фокус с «возбуждением» слюны во рту: «Это можно проделать, жуя что-нибудь, например лист дерева; можно также держать во рту пулю или гладкий, не впитывающий влагу камешек, наподобие гранулы кварца», – пояснял Гальтон. В случае голода Фосетту предписывалось пить кровь животных, если таковую удастся добыть. Провозглашалось, что саранча, кузнечики и другие насекомые также съедобны и могут спасти жизнь. («Чтобы приготовить их, оторвите им ноги и крылья и изжарьте насекомых на железной сковороде с небольшим количеством жира, как кофе».)

Кроме того, существовала угроза со стороны «дикарей» и «людоедов». Проникая на такие территории, исследователь должен был передвигаться под покровом темноты, имея под рукой ружье со взведенным курком и будучи постоянно настороже. Чтобы захватить пленного, «возьмите нож в зубы и, стоя над пленником, выньте заряды из ружья и положите их рядом с собой. Затем как можно крепче свяжите ему руки. Подобная последовательность действий диктуется тем, что ловкий и хитрый дикарь, пока вы возитесь с веревкой, будучи при этом отягощены заряженным ружьем, может легко вывернуться, выхватить у вас ружье и обратить его против вас».

И наконец, студентам объясняли, как поступить, если погибнет кто-то из их отряда. Они должны написать подробный отчет о случившемся и добиться того, чтобы прочие участники экспедиции утвердили его. «В случае потери одного из ваших людей, прежде чем уйти, предоставив его собственной участи, созовите официальное собрание отряда, спросите, убеждены ли они, что вы сделали все возможное для его спасения, и запишите их ответы», – призывает Гальтон. Если кто-то из членов экспедиции умрет, следует собрать его вещи для передачи родным и с почестями похоронить тело. «Выберите приметное место, выкопайте глубокую могилу, обложите ее ветками колючих кустарников и хорошенько забросайте сверху тяжелыми камнями, чтобы защитить ее от хищных животных».

После более чем годичного курса Фосетт держал экзамен вместе со своими соучениками. Студенты должны были продемонстрировать топографические и картографические навыки, требовавшие глубокого понимания геометрии и астрономии. Фосетт часами штудировал свою науку вместе с Ниной, которая разделяла его интерес к исследованиям и без устали трудилась, чтобы помочь ему. Он знал, что в случае неудачи ему придется вернуться к отправной точке и снова стать солдатом. На экзамене он тщательно написал ответы на все вопросы. Закончив, он передал лист Ривзу. И стал ждать. Ривз сообщил студентам их результаты и затем обрушил на Фосетта неожиданную новость. Он сдал экзамен – но не только. В своих мемуарах Ривз выделяет Фосетта среди прочих, отмечая, что тот окончил курс «с отличием». Фосетт добился своего; он получил официальное одобрение Королевского географического общества – или, как он сам выразился, «КГО признало во мне исследователя». Теперь ему нужна была лишь конкретная цель.