Читать книгу Йоко Оно. Полная биография - Дэвид Шефф - Страница 4

О Джоне Ленноне и The Beatles написаны тысячи книг и статей, и в большинстве из них Йоко Оно выступает карикатурным или диковинным персонажем, а то и вовсе злодейкой – эдакая соблазнительница, манипуляторша, мошенница, которая пленила Леннона и развалила величайшую группу в истории. Сага о Ленноне и The Beatles – одна из величайших историй, когда-либо рассказанных, однако роль Йоко была скрыта в огромной тени группы и еще больше омрачена вопиющим женоненавистничеством и расизмом.

Когда Йоко познакомилась с Джоном, он находился на пике своей небывалой славы. Джон как-то сказал, что The Beatles были популярнее Иисуса – и это было лишь небольшое преувеличение.

Когда Джон познакомился с Йоко, она тоже достигла определенного уровня известности – незначительного по сравнению со славой Леннона, но она была восходящей звездой мира авангардного искусства. Она стала половиной «Джона и Йоко», самой известной в мире пары – музыкантов, художников и пацифистов, «загадочного принца из мира рок-н-ролла, увлеченного… этой странной восточной женщиной», как Леннон описывал восприятие общественностью «миссис» и себя.

Травля началась сразу же. Поклонники The Beatles дежурили у здания Apple, штаб-квартиры группы в Лондоне, и, когда Йоко появлялась, кричали, чтобы она уезжала обратно в свою страну. Ее называли «уродливой япошкой».

Расистские и сексистские комментарии исходили от прессы, фанатов, окружения группы и других «битлов». Музыкант и художник Клаус Форман [2], который дружил и сотрудничал с группой, говорил: «Стерва – так называли Йоко мужчины, которым она угрожала, а угрожала она многим из них». Однажды Джон пригласил Йоко на студию звукозаписи, где работали The Beatles. В 2021 году Пол Маккартни признался в интервью: «Нам это не понравилось, мы думали: „Кто это и почему она сидит на моем усилителе?“» К началу 1970‐х Йоко, по словам телеведущего Дика Кэветта, стала «одной из самых противоречивых женщин со времен герцогини Виндзорской [3]». Не так давно журналист Рэй Коннолли обновил сравнение с Букингемским дворцом, сказав: «То, как общественность отнеслась к Меган Маркл, когда она начала встречаться с принцем Гарри, не идет ни в какое сравнение с той ненавистью, которая была направлена на Йоко, когда она сошлась с Джоном».

Детали ее частной жизни и творчества в основном никого не интересовали; Йоко не была значимой личностью сама по себе, если не учитывать ее влияние на Джона Леннона и группу. В результате впечатление большинства людей о ней сложилось из избитых, сенсационных и вымышленных версий истории, которая началась с момента ее знакомства с Джоном и закончилась его убийством – всего 14 из 90 с лишним лет, прожитых ею.

История Йоко Оно начинается в Токио. С детства она жила в достатке, но страдала от эмоциональной бедности. Родители держали дистанцию и не уделяли ей достаточно внимания. Они не только сами не сближались с дочерью, но и изолировали ее от других детей. Йоко внушали, что она слишком хороша для других и что они ею непременно воспользуются. Она жаждала любви и общения, но в юности эти потребности не были удовлетворены, и в ответ девушка возвела стены между собой и другими. Когда Йоко стала старше, ее отстраненность часто воспринималась как высокомерие, но на деле за ней скрывались глубокая тоска и печаль.

Бо́льшая часть частной и творческой жизни художницы была прямой реакцией на отчужденность родителей и ряд травм, которые ей довелось пережить. Когда в 1941 году началась война, Йоко было восемь лет. В двенадцать она стала свидетелем ужасных бомбардировок Токио зажигательными бомбами, и ее душевные страдания лишь усилились, когда семью эвакуировали из столицы в деревню. Там девочке приходилось просить милостыню и торговаться за еду. Когда она вернулась в Токио, город лежал в руинах.

Йоко росла в Японии и Америке, на два мира, при этом чувствуя себя чужой и на Востоке, и на Западе. Она училась в элитных школах. Учеба давалась легко, но Йоко испытывала тревогу, депрессию и одиночество. В подростковом возрасте она пыталась покончить с собой. В конце концов Йоко нашла убежище в своем воображении и искусстве.

Она поступила в университеты Токио и Нью-Йорка – и бросила оба. Затем переехала в Гринвич-Виллидж, где помогла совершить революцию в том, как люди думали об искусстве и как создавали его. По словам куратора, критика и историка искусства Ханса Ульриха Обриста, «она никогда не хотела ограничиваться одной формой искусства. Она – художник, поэт, скульптор, режиссер, архитектор, писатель, поэтому ее не принимали ни в одном из этих миров. Сопротивление было даже в авангарде». Как певица она разделила даже авангардный мир, используя свой голос как инструмент плача – диссонансный, стонущий, кричащий, достигающий глубин агонии и высот экстаза, что принесло ей немного поклонников, но еще больше презрения.

После первых неудач в общении с публикой (и еще одной попытки самоубийства) творчество Йоко получило признание в Нью-Йорке и Лондоне, где в 1966 году она познакомилась с Джоном Ленноном. И хотя на момент знакомства он уже был на пике славы, именно на ее работы Джон пришел посмотреть. Он вспоминал: «Мне рассказали об этом „событии“ – японской художнице-авангардистке, приехавшей из Америки. Она была потрясающей. Выставка была посвящена черным сумкам или чему-то подобному, и я подумал, что все это будет о сексе: художественно-фарсовые оргии. Потрясающе! Ну, это было далеко не так, как я думал».

Творчество Йоко было намеренно провокационным, что восхищало Леннона и аудиторию, жаждущую подобных вызовов, но вызывало раздражение у тех, кто познакомился с ним через The Beatles. В тот год, когда Йоко познакомилась с Джоном, The Beatles были на вершине хит-парадов с такими поп-песнями, как «Paperback Writer» и «Yellow Submarine»; Йоко же выла и стонала на сцене и заставляла людей забираться в мешки. Она сняла фильм под названием «№ 4» («Задницы»), который состоял исключительно из изображений обнаженных ягодиц.

Джон, который в то время страдал (он чувствовал себя подавленным и загнанным в угол, будучи «битлом», и был несчастлив в браке), был очарован и тронут легкостью и юмором творчества Йоко. Однажды он сказал, что, по его мнению, Йоко выражала себя настолько эффектно, настолько чисто, что многие люди не могли этого вынести. «Вот почему они не могут принять Ван Гога, – добавил он. – Он слишком реален, он причиняет боль».

Они полюбили друг друга, и Джон стал ее самым большим союзником, другом и соратником. Йоко почувствовала, что нашла свою вторую половинку. Это дало надежду на счастье, в возможность которого она не верила. Она никогда не испытывала такой любви и единения, как с Джоном. С ним Йоко чувствовала себя в безопасности, их чувства стали избавлением от боли и одиночества. Однако она была ошеломлена, когда пресса и общественность обрушились на нее за то, что она была с Джоном; ее обвиняли и поносили, когда The Beatles распались.

Оскорбленная общественным осуждением, Йоко с головой ушла в то, что было для нее по-настоящему важным: в искусство, музыку, активизм и своего мужа Джона. Более десяти лет она занималась сольной и совместной работой. Концепции исполнения желаний и позитивного мышления Йоко прослеживаются как в ее сольном творчестве, так и в совместной работе с Джоном. Песни «Imagine» и «Give Peace a Chance» появились благодаря ее творчеству и взглядам. Ее философские взгляды на искусство и активизм стали основой для многих их кампаний за мир. О знаменитой акции «В постели за мир» Джон сказал: «Та акция мира, которую мы устроили, была организована непосредственно Йоко».

Вместе они создавали смелые, забавные, глубокие и вдохновляющие события, которые включали музыку, искусство и политические акции, часто сочетая их в одном творческом порыве. Йоко и Джон стали, пожалуй, самой известной парой в мире. Они ненадолго расставались – Джон назвал это «потерянными выходными», – однако после воссоединения стали еще более преданными друг другу, чем прежде. В 1975 году у них родился ребенок – Шон Таро Оно Леннон. В конце 1970‐х Йоко была счастлива, как никогда раньше.

Затем произошло убийство, которое потрясло весь мир. Герой рабочего класса был мертв. Йоко была рядом со своим возлюбленным, и она была совершенно разбита.

Убийство доказало ей, что она всегда была права: мир – это далеко не безопасное место.

И эта тяжелая травма была только началом. После смерти Джона Йоко предали, ограбили, шантажировали, а ее жизнь оказалась под угрозой. Барбара Граустарк, журналистка, которая впервые взяла интервью у Йоко и Джона для Newsweek в 1980 году, а позже редактировала рассказы о ней в New York Times, сказала: «Было очень заметно, как она пытается продолжать жить как художница, как это было при Джоне, но ей постоянно напоминают: „Ты будешь следующей? Кто-то придет и за тобой?“»

Несмотря на все эти нападки, Йоко продолжала работать. После смерти Джона она предприняла удивительно успешную попытку защитить его наследие и сохранить его значимость. Хотя все ее творческие начинания всегда будут находиться в тени ее связи с кумиром миллионов, Йоко отважилась на новый этап сольного творчества. Миф о девушке, развалившей The Beatles, продолжал существовать, но начала появляться и другая история, которая корректировала этот избитый и сексистский рассказ.

Многие художники, музыканты, критики и историки признали, что Йоко Оно была одним из первопроходцев в своих областях. В мире искусства началась переоценка ее творчества. С 2000 года в крупнейших музеях мира проходили ретроспективы ее работ. В 2009 году на Венецианском кинофестивале Йоко вручили Золотого льва за вклад в искусство. Искусствовед Джонатан Джонс, описывая ее выставку в Музее Гуггенхайма в Бильбао в 2014 году, задал риторический вопрос: «Есть ли какой-нибудь стиль современного искусства, первопроходцем которого она не была?» Самая масштабная ретроспективная выставка «Йоко Оно: Музыка разума» открылась Современной галерее Тейта в Лондоне в 2024 году, когда художнице исполнился 91 год. Рецензия в Financial Times была озаглавлена: «Первопроходец концептуального искусства получает заслуженное признание».

Музыкальное творчество Йоко также подверглось переоценке. Переиздания ее ранних альбомов, которые в основном игнорировались или подвергались критике, получили высокую оценку. Ее музыку хвалили многие музыканты. Курт Кобейн назвал ее «первой женщиной – панк-рокером», а Пит Тауншенд отметил: «Она была одной из первых арт-террористок, сочетая глубокую мораль с конфронтацией и шоком». В 2020 году [4] поп-певица Майли Сайрус сделала татуировку на плече с запиской, которую получила от самой Йоко. Ким Гордон подытожила: «Йоко по-прежнему остается одним из самых радикальных музыкантов современности. Она намного опередила свое время».

В 2000‐х годах ремиксы на песни Йоко ротировались в клубах и барах по всему миру, а после того как 12 ее пластинок заняли первое место в чарте Billboard Dance Club, газета New York Times назвала Йоко «королевой неодиско». Потом она выпустила еще 13 танцевальных хитов, занимавших первые строчки хит-парадов.

При этом Оно неустанно создавала новую музыку, сотрудничая с талантливыми исполнителями. Ее влияние признавали такие музыканты, как Гордон, Патти Смит, Терстон Мур, Лори Андерсон, Леди Гага и RZA. Дэвид Бирн сказал: «Люди фокусировались на The Beatles, но там, на острие экспериментальной музыки, – с Джоном Кейджем и ему подобными – Йоко создавала новую музыку: эти прекрасные, неземные песни, а также яростные песни, обличающие войну и бесчеловечность».

Со временем менялось и восприятие ее политической деятельности. Йоко была влиятельной активисткой, выступавшей за прекращение насилия с применением огнестрельного оружия, борьбу с голодом, ликвидацию ядерного оружия и за разоблачение и прекращение насилия в отношении женщин. Она работала над повышением осведомленности и поддержкой лечения СПИДа и других заболеваний. Она была ярой защитницей окружающей среды и прославляла природу. В основном ее признали за работу во имя мира – более полувека выступлений, песен, кампаний с плакатами и билбордами, фильмов, инсталляций, протестов, писательской деятельности и другой пропаганды. Рич Томас написал в журнале Magnetic: «До Боно была Оно».

Йоко была активной сторонницей феминизма. Она создавала яркие произведения феминистского искусства, включая такие противоречивые работы, как «Отрежь кусок», фильм «Муха» и инсталляцию «Восхождение», в которой она просила женщин по всему миру рассказать о своих страданиях. Ее песни «Woman Power», «Sisters, O Sisters» и «Angry Young Woman» стали гимнами феминизма. Освобождение было темой ее альбома Feeling the Space. На протяжении десятилетий она вдохновляла бесчисленное множество женщин. Синди Лопер рассказала, что, когда ей было 16 лет, Йоко открыла ей глаза на то, как общество относится к женщинам. «Она разрушила все представления о том, каким может быть художник и какой может быть женщина. Она была сексуальной, не боялась выражать себя, и у нее не было границ. Она показала мне, как покинуть место, где люди говорили мне: „Кто-то должен прийти и исправить тебя“. Она сказала мне, что это нормально – быть такой, какая ты есть, – такой, какая я есть».

Наконец, восприятие Йоко как мыслителя изменилось. Когда я брал у Джона интервью в 1980 году, он сказал: «Она – учитель, а я – ученик. Я знаменитость, тот, кто должен знать все, но она – мой учитель. Она научила меня всему, что я, черт возьми, знаю». Все больше людей стали ценить ее за то, что Джон называл ее «мудростью из другого мира». «Йоко – дитя западного и восточного постмистицизма, – сказал DJ Spooky (Пол Д. Миллер). – Она шаман. Шаманы – это трансцендентные личности, которые могут направлять вас в нужное русло. Вот как я ее воспринимаю».

Йоко очень страдала, но при этом испытывала огромную радость. Она создавала свои работы с целью вдохновлять и исцелять. Она сочетала искусство с активизмом, призывая людей взять на себя личную ответственность за мир во всем мире. Ее идея была ясной и последовательной: «Человеческие страдания универсальны, но мы не должны отчаиваться. Вместе мы можем изменить мир».

В 1980 году, когда мне было 24 года и я был начинающим журналистом, я получил задание мечты – взять интервью у Йоко и Джона для журнала Playboy. Оставалось только уговорить их согласиться на это. В ответ на мой запрос, отправленный телеграммой, позвонила ассистентка Йоко и поинтересовалась, когда и где я родился. Видимо, интервью зависело от того, что Йоко обнаружит в моей астрологической и нумерологической картах.

Очевидно, звезды и числа были на моей стороне. На следующий день ассистентка вновь позвонила и сказала, что Йоко обдумала мое предложение и готова встретиться со мной, поэтому я вылетел в Нью-Йорк из Лос-Анджелеса. Следуя инструкциям, я отправился в многоквартирный дом «Дакота» в Верхнем Вест-Сайде.

Неоготический дом «Дакота» был назван так, потому что, когда он был построен в начале 1880‐х годов, его расположение в Верхнем Вест-Сайде было отдаленным от Нью-Йорка, как расположение одноименного штата. В 1980 году здание, занимающее квартал от Семьдесят второй до Семьдесят третьей улицы в Центральном парке на западе, стало известно благодаря снятому в нем фильму Романа Полански «Ребенок Розмари» и его знаменитым жильцам, среди которых были Лорен Бэколл, Рудольф Нуреев, Леонард Бернстайн и – самые известные из всех – Йоко и Джон, которым принадлежали несколько квартир. В их число входила и главная резиденция на седьмом этаже, куда можно было добраться на усталом, стонущем лифте со зловещей горгульей, взирающей на пассажиров свысока. На втором этаже находилась Studio One, офис Йоко, а также квартира, служившая в основном гардеробной. Элтон Джон, друг Йоко и Джона и крестный отец их сына Шона, однажды прислал супругам дразнящую открытку с измененным текстом песни «Imagine»:

Представьте шесть квартир у нас,

Это нетрудно сделать.

В одной – меха целый запас,

В другой – обуви навалом. [5]

Пройдя через вестибюль здания, я попал в Studio One. Здесь я миновал приемную, где вдоль стеллажей с картотекой висели загадочные надписи: «яблоко», «пальмовый пляж», «голштинские коровы». Чтобы добраться до них, нужно было подняться по лестнице, напоминающей библиотечную. В приемной я увидел книжные полки, плакаты в рамках, фотографии и часы, которые показывали десять минут. Как и было велено, я снял обувь, и меня провели в кабинет Йоко.

Рост Йоко – примерно метр шестьдесят. «Приятно быть маленькой, – написала она однажды, – как рисовое зернышко… Такой же незначительной, как бумага». Ее черные волосы были зачесаны назад. Даже при тусклом освещении на ней были темные солнцезащитные очки. Она курила сигарету Nat Sherman. Первым, что сказала Йоко, было: «У вас очень сильные цифры». Она сделала затяжку и добавила: «Они хорошо подходят к цифрам Джона». Ее помощница принесла нам японский чай.

Я с любопытством оглядел комнату. В святая святых Йоко меня встретил белоснежный ковер, такие же диван и стулья, а также изящная скульптура белой пальмы. Здесь же расположились ширма сёдзи и пианино. Стены были обшиты деревянными панелями, а на зеркальных витринах можно было увидеть египетские артефакты: череп и золотой нагрудник. На одной из стен висел портрет Джона и Шона – оба с волосами до плеч. На стеклянном журнальном столике, окованным черным железом, стояла дубовая шкатулка, инкрустированная слоновой костью и нефритом; по перекладине под столиком скользила золотая змея. А на потолке с эффектом тромплей было нарисовано небо.

Йоко рассказала мне о проекте, над которым они с Джоном работали, – альбом, возможно, даже два: «Диалог между нами, чередование песен, пара, разговаривающая друг с другом, рассказывающая историю».

Я ответил на ее вопросы о моей концепции интервью. Чтобы убедить ее согласиться на участие, я принес ей копии предыдущих интервью журнала Playboy с такими знаменитостями, как Мартин Лютер Кинг-младший, Альберт Швейцер, Боб Дилан и президент Джимми Картер. Просмотрев их, она сказала: «Такие люди, как Картер, представляют только свою страну. Мы с Джоном представляем весь мир».

Йоко сказала мне, что, посмотрев мои астрологическую и нумерологическую карты, она пришла к выводу: «Это очень важное время для вас». Она согласилась на интервью, добавив: «Это интервью будет значить больше, чем вы можете себе представить сейчас». С этими словами она отпустила меня.

Следуя указаниям, я позвонил ей на следующий день, и она попросила меня прийти в «Дакоту» в полдень. Когда я приехал, мне пришло сообщение, в котором говорилось, что я должен встретиться с ней и Джоном в ближайшем кафе.

В наши дни считается большой удачей, если журналисту удается провести час или два со звездой кино или музыки, но в сентябре 1980 года я провел с Йоко и Джоном почти три недели. Каждый день с утра до вечера я был рядом с ними: в их квартире, в офисе Йоко, в кофейнях и ресторанах, на задних сиденьях лимузинов и в студиях звукозаписи. Мы гуляли по улицам Верхнего Вест-Сайда и по Центральному парку. Я брал у них интервью – как вместе, так и по отдельности. Они ни разу не попросили прервать запись. Они были нежны друг с другом. Джон с любовью поддразнивал Йоко; в ответ она закатывала глаза.

После завершения интервью и написания статьи я вернулся в Калифорнию. Журнал должен был выйти в начале декабря, но, когда мой редактор получил предварительный экземпляр, он отправил его в «Дакоту». Йоко позвонила мне в Лос-Анджелес утром в воскресенье, 7 декабря. Она оставила сообщение на автоответчике. Когда я перезвонил, трубку подняли, но никто не говорил. Я знал, что Джон редко отвечал на телефонные звонки, и когда я услышал на другом конце провода простой свист, то сказал, что знаю, что это он. Мы немного поговорили, а затем Йоко снова позвонила с другого номера. Они были довольны интервью. Йоко повторила, что это очень важно. Мы проговорили полчаса и обсудили возможность встретиться, когда я вернусь в Нью-Йорк. Мы втроем просматривали их альбомы, по одной песне за раз – песни Джона из The Beatles, его совместные работы и сольные произведения, – говорили об их происхождении и значении. Я хотел продолжить обзор песен, которые мы еще не рассмотрели. Затем мы попрощались.

На следующий вечер я сидел дома и смотрел Monday Night Football. Ведущий Говард Коселл прервал игру сообщением о том, что Джон был застрелен.

Это было немыслимо. Джон убит. Я пытался связаться с Йоко, но не смог. Тогда я собрал чемодан и вылетел в Нью-Йорк первым же рейсом. Я взял такси до «Дакоты», но к зданию было невозможно подъехать. Там собрались тысячи людей; толпа хлынула в Центральный парк. Я вышел из такси и присоединился к ним, разделяя их скорбь.

Из наших бесед я узнал, что последние пять лет, начиная с рождения Шона, Йоко и Джон провели более спокойно, чем когда-либо. Джон взял на себя воспитание Шона – он был домохозяином, а Йоко управляла семейным бизнесом: их издательскими компаниями, их долей в Apple, звукозаписывающей компании The Beatles, а также судебными делами и инвестициями в искусство, антиквариат и недвижимость. По слухам, в то время их состояние оценивалось в 150 миллионов долларов. Ленноны совершили несколько путешествий, но в целом предпочитали уединение. У них была горстка близких друзей, но они мало с кем виделись. В результате, когда Джон ушел из жизни, Йоко осталась одна. Я стал одним из тех, кто помогал ей пережить этот период, который она позже назвала «сезоном стекла», когда она была хрупкой, как стекло, и почти разбилась вдребезги.

В последующие годы мы стали хорошими друзьями, я сблизился с Шоном. Я часто навещал их в Нью-Йорке и останавливался в «Дакоте» или в поместье Йоко в Колд-Спринг-Харбор. Она была совой. Иногда, при личной встрече или по телефону, мы не могли заснуть и разговаривали всю ночь напролет.

Я брал у Йоко интервью для других статей и проектов, а также несколько раз работал с ней. В 1983 году я помог выпустить «Heart Play: Unfinished Dialogue» – запись диалогов Джона и Йоко для продвижения альбома Milk and Honey. В следующем году я помогал собирать артистов для записи кавер-версий на ее песни для альбома Every Man Has a Woman. В 2000 году Йоко написала предисловие к моей книге «Все, что мы говорим», которая была основана на интервью с ней и Джоном. А в 2008 году я опубликовал мемуары о том, как моя семья боролась с наркотической зависимостью одного из моих детей. Йоко с готовностью позволила мне процитировать слова из песни Джона и позаимствовать название для этой книги – «Beautiful Boy» [6].

В те годы я часто путешествовал с Йоко. В 1987 году я поехал с ней в тогдашний СССР на форум мира Михаила Горбачева. Помню, как Горбачев цитировал Леннона – Джона Леннона, а не Владимира Ильича Ленина, и как днем мы с ней гуляли по Арбату, центральной улице Москвы, и дети, заметив Йоко, окружили нас и спели «Imagine» на ломаном английском. Это тронуло ее до слез.

Также я отправился в путешествие с Йоко и Шоном по Японии. Мы посетили Токио, Киото и другие города; я был представлен членам ее семьи, посетил ее родовое гнездо и место, где она провела детство, побывал в местах, где она выставлялась до того, как познакомилась с Джоном, и в местах, которые они посещали вдвоем. Йоко и Шон также часто навещали меня в Калифорнии. Иногда Шон приезжал один и жил с моей семьей. Мы ездили в Диснейленд, и я возил его заниматься серфингом в Санта-Крус. Я проводил много времени с Йоко и Сэмом Хавадтой, ее бойфрендом с 1981 по 2000 год или около того. Мы вместе ездили в Японию, Лондон и Лос-Анджелес, а также навещали Шона в школе-интернате в Женеве. Я был рядом с ней в самые трудные годы ее жизни, в том числе когда ее предали люди, которым она доверяла, и когда ее жизни угрожала опасность. Из-за угроз их жизням Йоко и Шон переехали из Нью-Йорка ко мне в Сан-Франциско. Я поддерживал ее, когда ей было особенно тяжело, – но это была игра в одни ворота. Йоко стала моим близким другом и помогала моей семье пройти через наши проблемы. В книге «Beautiful Boy» я рассказываю о своих друзьях, которые помогли спасти жизнь моему сыну, страдающему от наркотической зависимости и жившему на улицах Сан-Франциско. Среди этих друзей были Йоко и Шон. Они взяли его к себе в Нью-Йорк, а затем отвезли на свою ферму в северной части штата Нью-Йорк, где он начал лечение от пагубной зависимости.

Это было в 2002 году. После этого мы с Йоко поддерживали связь на протяжении более чем десяти лет. Я продолжал видеться с ней в Нью-Йорке и Сан-Франциско, мы часто общались по телефону. Однако постепенно наши пути начали расходиться.

В 2021 году я принял решение написать биографию Йоко. В то время она уже вышла на пенсию и перестала давать интервью, но я много общался с ней за эти годы и хорошо ее знал. Однако я понимал, что написать историю Йоко будет нелегко, потому что она – сложный человек с непростой жизнью. Кроме того, наша дружба создавала некоторые препятствия. С одной стороны, наши близкие отношения позволили мне создать книгу, которую никто другой не смог бы написать. Я стал свидетелем событий в ее жизни, о которых другие не подозревали, и видел, как они влияли на нее. Поскольку я был рядом с ней, то точно знал, когда те или иные сообщения в прессе и сплетни были правдивыми, а когда – нет. Я видел те стороны Йоко, о которых другие могли лишь догадываться. Я был рядом не только в ее худшие дни, когда паранойя, страх и уныние овладевали ею, но и в лучшие, когда она была счастлива, творила и вдохновлялась, проявляя ту потустороннюю мудрость, о которой говорил Джон.

Наравне с тем, как дружба с Йоко позволила мне получить доступ к бесценной информации, она поставила меня перед сложным вопросом: может ли журналист рассказать правдивую историю своего друга? Мне было бы неинтересно представлять миру идеализированную версию истории Йоко. Ни она, ни Шон, ни их представители не читали рукопись этой книги. Однако книги, написанные друзьями героев, отличаются от книг, написанных беспристрастными биографами. В них есть некоторая предвзятость (я раскрою свою в самом начале), но они обладают уникальной проницательностью именно из-за особых отношений между авторами и их героями. Я надеюсь, что читатель почувствует, что все, написанное здесь, – правда.

В этой книге я не старался приукрасить реальность, чтобы представить Йоко в образе святой или грешницы. Я стремился как можно более точно воссоздать события и диалоги, чтобы рассказать о том, что происходило на самом деле. Мне не нужно было пытаться представить, какой Йоко могла бы быть. За десятилетия нашей дружбы я хорошо узнал ее и сделал все возможное, чтобы показать ее настоящую.

В своей книге я рассказываю о взлетах и падениях Йоко. Я раскрываю источники и глубину ее боли и страхов. Также я хочу продемонстрировать ее мудрость, чувство юмора, талант, умение вдохновлять и находить радость в мелочах. Я хочу показать ее стойкость, сострадание, гениальность и триумфы.

В любом случае эта книга не только о конкретном человеке. Цитируя «битлов», можно сказать, что это волшебное таинственное путешествие [7] по значимым временам и местам. Это книга о том, как на людей влияют тяжелые переживания – и как меняют их. О том, как люди выживают. О тех, кто видит мир иначе, думает иначе и страдает от этого. Об искусстве, творчестве и мечте о мире без насилия.

Когда я оглядываюсь на более чем девяностолетнюю жизнь Йоко, я вижу одну из величайших историй нашего времени – это мучительное, волнующее и вдохновляющее путешествие.