Читать книгу Йоко Оно. Полная биография - Дэвид Шефф - Страница 5

«Мои родители были близки друг с другом, но не со мной, – как-то сказала Йоко. – Мой отец был очень отстраненным человеком. В детстве, если я хотела провести с ним время, мне приходилось звонить ему в офис и договариваться о встрече. А мама жила своей жизнью. Она была красива и выглядела очень молодо. Она часто говорила: „Ты должна радоваться, что твоя мама так молодо выглядит“».

Йоко вспоминала: «Я обожала маму, но это не было взаимно. Она занималась своей жизнью».

Хотя отстраненность родителей причиняла боль и вызывала злость, Йоко также испытывала к ним определенное уважение. Однажды она сказала о матери: «Я рада, что она была такой, а не сидела рядом со мной и не говорила: „Ты вся моя жизнь“… потому что это стало бы тяжелым бременем. Я не чувствую, что должна ей что-то. В этом смысле я восхищаюсь ее силой и умом. Мама научила меня быть независимой, чтобы я могла оставаться собой под давлением семьи Ясуда-Оно».

Йоко не преувеличивала, когда говорила о давлении, которое на нее оказывала ее известная семья. Ее мать принадлежала к семье Ясуда, которая с конца 1800‐х годов и до Второй мировой войны была одной из четырех самых влиятельных и богатых семей в Японии. Конгломерат, которым владела семья, включал Yasuda Bank – некогда крупнейший банк в Японии, впоследствии ставший Fuji Bank. Отец Йоко занимал пост исполнительного директора этого банка. «Мать часто напоминала: „Твой отец был всего лишь президентом банка, но мой отец был его владельцем“».

Исоко, мать Йоко, была внучкой Дзэндзиро Ясуды, который, как утверждает New York Times, когда-то был самым богатым человеком в Японии. «Его часто называли японским [Дж. П.] Морганом, потому что, как и его американский коллега, он не только был чрезмерно богат, но и контролировал благосостояние людей через отделения банка». Помимо того, что он был бизнесменом, увлекался искусством и отдавал дань уважения японским традициям, таким как чайная церемония, покровительствовал актерам кабуки и борцам сумо. Последние годы жизни Дзэндзиро посвятил благотворительности, пожертвовав средства на строительство Аудитории Ясуда в Токийском университете и концертного зала Хибия под открытым небом в Токио.

Исоко была младшим ребенком старшей дочери Дзэндзиро. (По сути, Дзэндзиро усыновил мужа дочери, чтобы зять мог взять его фамилию [8].) Детство Исоко провела в огромном поместье в Токио, занимаясь верховой ездой и гуляя в обширных садах.

В ее семье считалось неприемлемым, чтобы женщина строила карьеру, но Исоко разрешалось заниматься своими увлечениями. Став старше, она обучалась живописи, традиционному пению и игре на музыкальных инструментах. Йоко говорила, что ее мать была moga – «современной девушкой». Сохранились фотографии Исоко в длинных облегающих платьях по парижской моде, с нитями жемчуга и яркой помадой на губах. Ее волнистые волосы были коротко подстрижены и зачесаны на косой пробор, как у Греты Гарбо. Исоко посещала роскошные званые вечера, включая один из них на курорте Каруидзава, где у ее семьи был дом в пригороде. Именно там она познакомилась с Эйсукэ Оно, который был поразительно высоким, образованным, красивым – и к тому же музыкантом.

Семья Эйсукэ Оно, отца Йоко, ведет свое происхождение от обедневшего самурая, чей сын, получивший образование в Соединенных Штатах, добился успеха и в конце концов занял пост президента Промышленного банка Японии.

С юных лет Эйсукэ был одаренным пианистом и надеялся построить карьеру музыканта. В подростковом возрасте он активно выступал с концертами и сольными программами, завоевав популярность среди молодых людей, которые проводили лето со своими семьями в Каруидзава. Там, на одной из вечеринок в загородном поместье семьи Ясуда, Эйсукэ встретил Исоко.

В то время большинство браков в Японии устраивались свахами, но Исоко и Эйсукэ полюбили друг друга. «Бабушка много раз говорила мне, что предпочла дедушку бесчисленному множеству мужчин, которые просили у нее и ее семьи ее руки», – вспоминает Акико Оно, племянница Йоко. Но семья не одобряла этого. Хотя Оно не были бедными – отец Эйсукэ также занимал высокую должность в банке, – состояние семьи Ясуда значительно превосходило состояние семьи Оно. Также семья Исоко исповедовала буддизм, а семья Эйсукэ – христианство. Кроме того, музыкант был неприемлем в качестве зятя. Но это перестало быть препятствием, когда Эйсукэ согласился с желанием отца заняться банковским делом, неохотно отказавшись от мечты стать музыкантом. Он поступил в Токийский императорский университет, где изучал экономику и математику. После окончания университета в 1927 году в возрасте 25 лет Эйсукэ начал работать клерком в токийском отделении Yokohama Specie Bank и быстро продвигался по карьерной лестнице.

3 ноября 1931 года в Токио состоялась пышная свадьба Оно и Ясуда, на которой присутствовало все высшее общество города.

Молодожены переехали в особняк, который находился в одном из самых престижных районов Токио, где также располагалось множество иностранных посольств. По словам Йоко, Эйсукэ, строивший карьеру в банковском деле, был огорчен тем, что под давлением ему пришлось отказаться от музыкальной карьеры. Исоко же вела домашнее хозяйство, в основном присматривая за более чем 30 слугами, и продолжала брать уроки рисования и музыки. Они с Эйсукэ устраивали роскошные приемы. Будучи членом престижного загородного клуба Сагами, Эйсукэ играл в гольф три раза в неделю.

В начале февраля 1933 года Эйсукэ переехал в Соединенные Штаты, чтобы руководить банком в Сан-Франциско. Исоко осталась в Токио, будучи на 34‐й неделе беременности.

Дочь Исоко и Эйсукэ появилась на свет через две недели после его отъезда, 18 февраля 1933 года в половине девятого вечера. Девочку назвали Йоко, что в переводе означает «дитя океана».

Пока Эйсукэ был за границей, Исоко жила со своими родителями в поместье Ясуда в Токио. Йоко видела своего отца только на фотографии. Каждый вечер перед сном мать показывала ей снимок Эйсукэ и просила «пожелать папе „спокойной”».

Сохранились семейные фотографии и домашние видеозаписи, на которых запечатлены первые годы жизни Йоко. На одной из фотографий она сидит, держа в руках плюшевого мишку, в комбинезоне с капюшоном. На видео она подползает к спящей матери, и Исоко, проснувшись, нежно обнимает и покачивает ее, убаюкивая.

Этот образ заботливой и внимательной матери резко отличался от той Исоко, которую Йоко знала в более взрослом возрасте, холодной и отстраненной. Исоко была красивой, статной, но появлялась и уезжала – то за покупками, то на званый ужин. На приемах, которые устраивала Исоко, няня выводила Йоко, чтобы друзья ее матери могли полюбоваться девочкой, а затем уводила обратно.

Йоко вспоминала, что Исоко лишь притворялась заботливой матерью в домашних видеороликах, которые отправляла Эйсукэ: «Она никогда не проводила со мной так много времени, как во время съемок». По словам Йоко, ее мать «на самом деле не хотела признавать, что она мать. Она всегда говорила что-то вроде: „Сегодня я встретила того-то… Они узнали, что у меня есть дети, и были так удивлены! Они не могли в это поверить!“ И так далее».

Несмотря на то что Исоко предпочитала жить своей жизнью, она дала няням Йоко подробные инструкции по уходу за ребенком. Они не должны были баюкать ее на руках, потому что Исоко боялась, что такие движения повредят мозгу дочери. Персоналу было запрещено помогать Йоко подняться, если та упадет. «У меня есть смутные воспоминания о том, как несколько женщин в кимоно смотрели на меня, не пытаясь помочь, пока я пыталась подняться с земли», – вспоминала Йоко. Она также помнила, что няням было поручено дезинфицировать сиденья в железнодорожных вагонах ватными тампонами, смоченными в спирте, когда семья путешествовала. «У моей матери была гермофобия, – рассказывала Йоко. – В результате я тоже стала помешанной на чистоте. Однажды я бросила карандаш, одолженный у одноклассницы, потому что он все еще был теплым. Даже сейчас мне неприятно сидеть на подушке или стуле, которые сохраняют тепло того, кто только что сидел на них».

В 1935 году Эйсукэ послал за Исоко и дочерью. Йоко было два с половиной года, когда они с матерью покинули Японию на корабле Michuru. Йоко навсегда запомнила свои первые впечатления от Сан-Франциско: свежий воздух, яркий свет.

Когда они сошли на берег, Эйсукэ уже ждал их на причале, одетый в длинное пальто и шляпу. Он подошел к Исоко и поцеловал ее. Затем заметил Йоко и небрежно поцеловал и ее. Так она впервые встретилась с отцом.

Уже став взрослой, она вспоминала, как Эйсукэ попросил ее показать руки. Она протянула их, и отец коротко заметил, что они слишком маленькие для того, чтобы Йоко могла стать великой пианисткой. «После его слов мне показалось, что мои руки стали еще меньше», – сказала она.

Йоко отмечала, что ее детские воспоминания о полном одиночестве не соответствовали образу на домашних видеозаписях, где она танцевала и играла. «Я научилась показывать родителям то, что они хотели видеть, – призналась она мне. – Я хотела, чтобы они гордились мной. Я хотела им нравиться. Но на самом деле я была очень несчастна».

В 1937 году, когда Япония вступила в войну с Китаем, Эйсукэ принял решение отправить семью обратно в Токио. Йоко тогда было всего четыре года, и у нее появился младший брат Кейске (Кей), который родился в 1936‐м.

В дошкольном возрасте Исоко записала Йоко в «Дзию Гакуэн», в школу, которую некогда посещала сама. Это было прогрессивное учреждение, где особое внимание уделялось искусству, включая пение и композиторское мастерство.

Один из преподавателей попросил учеников обратить внимание на звуки окружающей среды – ветер, пение птиц – и перевести их в музыкальные ноты. Для Йоко этот процесс был естественным, и, хотя она не осознавала, в тот день она познакомилась с концептуальным искусством.

В 1939 году банк перевел Эйсукэ в нью-йоркский филиал. Спустя год, 27 сентября 1940‐го, Япония заключила Тройственный пакт с Германией и Италией. Исоко опасалась, что США могут запретить въезд гражданам Японии в страну, поэтому вместе с Йоко и Кеем отправилась в Нью-Йорк, чтобы быть рядом с мужем.

Семья жила в пригороде Нью-Йорка. Семилетнюю Йоко отдали в государственную школу, где она впервые столкнулась с проявлением расизма. «Мы пошли в кинотеатр, и оказалось, что злодеи в нем были азиатами, – рассказывала она. – Люди освистывали нас в темноте. Некоторые люди бросали в нас камни».

Семье приходилось закрывать окна в доме, так как соседи жаловались на запах японской кухни. Когда Йоко с семьей проходили по улице, люди выкрикивали оскорбления. Пришло время покинуть США.

Чета Оно вернулась в Японию в феврале 1941 года, когда Йоко было восемь лет. Они покинули Соединенные Штаты как раз вовремя: в следующем году более 100 тысяч американцев японского происхождения были вынуждены покинуть свои дома и были помещены в «центры перемещения» [9].

Вскоре после возвращения в Токио Эйсукэ назначили главой отделения банка в Ханое. Йоко снова осталась без отца.

С трех лет Йоко начала брать уроки игры на фортепиано. Позже, как и Исоко, она также обучалась традиционным японским искусствам, включая пение, каллиграфию и рисование.

Семья немногих детей считала достойными того, чтобы играть с Йоко. «Мне и в голову не приходило, что я должна играть с кем-то, – вспоминала она. – Моя мать считала, что мои друзья могут воспользоваться нашей семьей».

Йоко была очень одинока. Она так часто оставалась одна, что звонила в колокольчик и просила слуг принести чай, просто чтобы пообщаться хоть с кем-то.

Воображение помогло Йоко пережить одинокое детство; разум стал ей самым верным другом. Она замкнулась в себе, часами рисовала в блокноте и придумывала истории, смотрела на облака и мечтала. В неизменности неба она находила покой и безопасность.