Читать книгу Танец мотылька. Куколка - Диана Билык - Страница 7

Комната встречает прохладой и слабым запахом ладана и свечей. Все это смешивается с ароматом дерева, что будто въедается в кожу. Слышу тонкий оттенок можжевельника. Я хорошо помню его: были у меня такие бусы. Но я их не особо носила на шее – держала на полочке, чтобы в спальне пахло.

Застываю на пороге, потому что с трудом представляю, как здесь проведу хотя бы минуту. Не по мне этот шик. Отступаю, но тяжелая дверь бьет по лопаткам и вталкивает меня назад.

Ладно. Уговорили. Все равно домой идти смысла нет. Ключа нет, да и желания тоже. А к родителям ехать я еще не готова. Мама расстроится, когда узнает, что мы с Марком расстаемся, а ей лучше не нервничать.

Комната двойная. Долго смотрю на широкую гостиную. Здесь шкаф с книгами, и у стены полукругом примостились кресла голубого цвета. Мягкий ворсистый коврик пастельных тонов под ними. Представляю, как уютно там сидеть и смотреть в распахнутое окно. Массивные шторы оттенка мокрой зелени прикрывают стекла высотой на всю стену, метра четыре высотой, разделенные тонкими деревянными перемычками. Все украшено ламбрекенами, фалдами, рюшами и защипами. Как в царских домах. Я такое видела только в кино.

Выглядываю на улицу. Широкая тропинка увлекает взгляд далеко под тень сосен. И сквозь темные шапки едва ли заметна река или озеро.

Чем же эти маги зарабатывают, что могут себе такое позволить? Но догадаться нетрудно, что некоторым политикам было бы очень выгодно сотрудничать с такими необычными людьми.

По темному паркету прохожу в комнату. Кажется, ничего особенного, но все равно не могу дышать. Перед глазами двуспальная кровать с огромной резной спинкой, застеленная синим жаккардовым покрывалом с золотой нитью.

На глаза наворачиваются слезы. Я не хочу тут быть. Не мое. Все какое-то чуждое и непривычное. Одиноко и пусто. А еще эти нежно-голубые шторы невыносимо напоминают глаза Марка.

Я присаживаюсь на край кровати и роняю голову на руки. Плакать больше не могу.

В рюкзаке вскрикивает телефон. Пронзительно и визгливо. Мелодия, что присвоена мужу, раньше казалась моей любимой, а теперь… Отбрасываю на пол рюкзак в надежде, что мобильный разобьется, и заваливаюсь на кровать. Музыка продолжает запевать, как нарочно, усилив громкость.

Сквозь мутное стекло слез проступает резьба по деревянному плинтусу, а на потолке раскрывается необычайный рисунок. Долго рассматриваю, но так и не могу сложить картинку. Что там нарисовано? Даже отвлекаюсь от звонка и пытаюсь разгадать. И, когда телефон, наконец, замолкает, резко встаю.

Удалю его номер и заблокирую. Чтобы больше не тревожил.

Яростно роюсь в боковом кармане и не могу поймать трубку, будто не хочет она лишиться важного. А я не могу. Мне нужно это.

Палец замирает над кнопкой «удалить». А вдруг я ошиблась? И стоит телефону завибрировать снова, я швыряю его в стену.

Темный пластик разлетается на мелкие части. Корпус скользит прямо мне под ноги и замирает разорванным нутром кверху. Все. Нет больше прошлой жизни. А боль пройдет. Я знаю. Как прошла она после насилия…

Встаю так резко, что на миг темнеет в глазах. Из комнаты выходит еще одна дверь – нахожу там роскошную ванну на постаменте. Но уже не удивляюсь, и меня это не радует. В сердце бы дыру залатать, не до комфорта сейчас.

Фаянс умывальника белоснежный. Холодный. Скользкий. Умываюсь холодной водой и слышу в голове голос Марка:

«Дай мне объясниться»…

А потом вижу прищуренный взгляд тирана, когда нашла документы на балконе. Помню крепкие руки, что тащат меня через зал, а затем грозный голос… Помню лес и магическую привязку кольца, когда по одному желанию Марк протаскивал меня по земле к своим ногам. Даже искать меня не нужно было. Щелкнул пальцем, и вот я – приползла на карачках. Помню пощечину за то, что сбежала. Помню Даню, что кричал, разрывая мне сердце, а муж шантажировал здоровьем ребенка и заставлял меня раскрыться… Хотя. Я. Не. Представляла. Как! А еще подвал. Я все помню. И забыть не могу. Оно будто гнойник – рвануло.

Пусть некоторые вещи Марк объяснил мне позже, когда Марина нас вытащила из деревни. Сказал, что подстроил все – даже гопников в переходе, но это его не оправдывает. Да, и Данька получил хорошенькую сумму за актерскую игру. И остальные моменты Вольный усугублял и пережимал, чтобы вывести меня на нужной силы эмоции. Но разве это человечно? Разве можно после этого любить и притворяться, что ничего не было? Я мучилась, плакала, когда он не приходил в себя после пожара и искренне любила его таким какой есть. А он стер это. Значит, остальное еще страшней, чем то, что осталось. Марк пользовался мною. Стоило узнать, что раскрываюсь я лучше от совершенно других эмоций, а точнее – от секса, он стал давить на больное: на мою любовь к нему. Пользовался и вытирал ноги, брал свое и мучил, мучил, мучил… Не отступил от задания и поплатился. Блок в моей голове был мощнее, чем Вольный думал.

Вздрагиваю, когда вижу перед глазами его сломанное тело и черную юшку из носа.

И сейчас будто снова переживаю эти моменты. Становится так плохо, что я не могу больше дышать. Умываюсь, растираю щеки, губы, веки и смываю остатки его прикосновений. И запах, который въелся в каждую клетку моей кожи. Запах Марка. Любимый и ненавистный.

Заношу кулак, чтобы вмазать в зеркало и размозжить это отвратительное отражение. Медные волосы свесились по бокам и прикрыли уши. Губы припухшие от поцелуев, а в глазах ярость и отчаяние.

Как взять себя в руки?

Заставляю себя вывалиться из комнаты, затем на ватных ногах бреду в коридор. Нужно идти к людям. Это поможет отвлечься от мыслей и воспоминаний. Да хоть к Кощею, хоть к Лешему – неважно.

По памяти нахожу коридор. Дальше иду по интуиции, прислушиваясь к звукам. Голоса слышны только, когда прохожу стеклянный купол и попадаю в круглый вестибюль. Здесь чувствуются запахи: выпечка, жареное мясо, узвар из сухофруктов. Аппетитно. Но с такой горечью, что поселилась у меня внутри, боюсь, не пойдет еда.

В длинном светлом помещении обилие цветов. Широкие окна занавешены белоснежным тюлем. Никаких штор. За овальным столом сидят молодые ребята. Моего возраста и младше. Девушки, парни. Несколько мужчин возраста моего отца расположились отдельно. Возле них короткостриженная женщина: крупная, ширококостная и тоже смахивающая на мужчину. Только налитая грудь ее выдает.

– Здравствуйте, – осторожно произношу я. Все головы поворачиваются ко мне, и я замечаю знакомое лицо.

Мерзкий ток прошивает мышцы. Игорь. Мерзкая улыбочка на тонких губах, светлая челка на глазах и такой же наглый взгляд. Не-е-ет! Больней быть не могло.