Читать книгу Переосмысление войны и мира. Апология пацифизма - Диана Френсис - Страница 9

Слово «причина» в данном контексте имеет, по меньшей мере, два значения. Мы можем задать вопрос «Что послужило причиной этой войны?», имея в виду повод, обстоятельства, события, решения или действия, повлекшие за собой войну. Или же мы можем задать вопрос таким образом: «Каковы были побудительные мотивы к началу войны?», имея в виду цели тех, кто развязал войну. Сложно отчетливо разделить эти два понятия, поскольку причины во втором значении зачастую связаны с причинами в первом толковании. Кроме того, как я покажу позже, цели, заявленные воинственными лидерами в качестве поводов к войне, могут не совпадать с реальными, по крайней мере, частично. Да и сами они могут ввязаться в войну совсем не бодрым маршевым шагом, а нечаянно споткнувшись.

Войны – «враждебные конфликты посредством вооруженных сил» – происходят между государствами и внутри государств, по самым разнообразным «причинам» в обоих смыслах этого слова, их масштабы могут значительно различаться и географически и в численном отношении, военные действия могут происходить с различной интенсивностью и длительностью, они могут в разной степени пользоваться широкой народной поддержкой и вестись посредством разных видов оружия. Однако есть у них нечто общее: все они разрушительны. По этой причине их нельзя смешивать с конфликтами, которые можно «вести» конструктивно и без насилия. Однако слишком часто конфликт обретает форму войны.

Войны можно делить на категории разнообразными способами. Существует привлекательно простая типология, согласно которой войны по существу делятся на «межгосударственные» и войны, таковыми не являющиеся. Согласно этой типологии, войны, не относящиеся к категории межгосударственных, делятся на три подгруппы. В первую из них входят войны революционные/идеологические за то, чтобы изменить государство – например, перейти от капитализма к коммунизму (или наоборот), от светского государства к религиозному (или наоборот), или же от диктатуры к демократии. Вторая группа включает в себя войны, возникающие на почве национального самосознания, включая борьбу за доступ к благосостоянию, праву на труд, а также за социальное и политическое соучастие, за автономию, за власть или за выход из состава государства. Третья категория обозначается, как война «фракционная», и включает в себя «государственный переворот, борьбу за власть внутри элиты, разбой, разгул преступности и военную диктатуру, при этом целью является узурпация, захват или удержание государственной власти исключительно для того, чтобы действовать в собственных конкретных интересах»13.

Такая типология дает нам весьма приемлемую отправную точку и помогает провести различие между разными типами внутригосударственных войн. Но, подобно любой другой типологии, она неизбежно предлагает более четкие различия между типами войны, нежели те, которые существуют на самом деле, тем самым маскируя моменты, когда они перекрывают друг друга. Например, в ней не представлен феномен «опосредованной войны», в которой гражданская война ведется во имя интересов внешних сил, а различные мотивации для внутригосударственной войны зачастую смешиваются. Я начну общий обзор причин с рассмотрения мотивов внешних сил во «внутригосударственных» войнах, продолжу обсуждением их внутренних мотиваций, закончу кратким обзором межгосударственных войн как таковых и в постскриптуме коснусь проблемы терроризма.

Мы сосредоточим наше внимание на причинах войн и целях, для них заявленных – возможно ли описать их как справедливые или нравственные. Фракционные войны можно исключить по определению, поскольку они ведутся «противозаконно», по причинам алчности и своекорыстия. Я считаю, что термин «фракционная», или, по крайней мере, его нравственное наполнение, применимо равным образом к большинству войн, ведущихся между государствами и внутри них.

Как отмечают многие авторы, в последние десятилетия преобладают войны внутри государств. С момента развала Советской империи растет число гражданских войн в бывших коммунистических странах. Но во время Холодной войны две великие державы находились, по сути, в состоянии «опосредованной войны» в рамках «внутренних конфликтов» в различных регионах мира, в которых они были завуалированно вовлечены, преследуя при том свои политические цели и интересы. В настоящее время США и их союзники предприняли новую серию открытых военных актов в других государствах с тем, чтобы изменить их согласно собственной политической линии. Называются такие действия «интервенцией».

Подавляющее число недавних войн, которые ввелись внутри государств, разжигались заинтересованными лицами в слабых, коррумпированных, расколотых на фракции, «недееспособных» государствах. Зачастую, к таким неудачам и нестабильности приводит введение «экономической реструктуризации» со стороны Международного валютного фонда с последующим обнищанием населения страны и ее инфраструктуры, не говоря уже о стоящих за этим человеческих страданиях. (Например, политика Международного валютного фонда в Сьерра-Леоне внесла свой вклад в процесс превращения страны из чистого экспортера риса в чистого импортера продукта.) Крупные державы попеременно игнорировали гражданские войны, способствовали им (более или менее скрытно) или же осуждали их в зависимости от направленности собственных интересов. Если в общем и целом статус-кво благоприятен для Запада, тогда приветствуются «модерация» и «разрешение конфликта». В различных странах США проявляли особую активность по стимулированию массовых беспорядков, направленных против левых правительств, и оказывали военную помощь правым «мерами по борьбе с антиповстанческими силами», например в Анголе, Афганистане и Иране, на Филиппинах и в Индонезии, а также на большей части территории Латинской Америки. Президент Ганы Нкруме был свергнут из-за экономических интересов, и Запад дестабилизировал Конго по экономическим и политическим причинам.

Хотя подобные действия достигли своего пика в годы Холодной войны, они не прекратились и по сей день. Современным примером такой политики может служить программа США в Колумбии. Еще одним примером можно считать вовлеченность США в подавление партизанской борьбы в Минданао на Филиппинах – и это помимо вторжения в Афганистане и Ираке. Все эти интервенции носят «гегемонистский» характер. Во многих странах транснациональные корпорации используют свои частные армии, что делает их не только экономическими, но и крупными военными игроками.

В регионах, разоренных военными конфликтами, резко возрастает ввоз западных вооружений. Разжиганию войны в Конго, где на момент написания этих строк было убито более 4 миллионов человек (в основном гражданские лица), способствовали непрерывные поставки оружия извне. Такие действия представляют собой циничную и прибыльную форму интервенции. Затраты беднейших стран на покупку оружия не поддаются описанию, учитывая отвлеченные ресурсы, дезорганизацию производственной деятельности и прямые потери в людях – и снова гибнут по большей части мирные жители.

С момента падения коммунизма на территории бывшего Советского Союза быстро распространялись войны за выход из Союза. Поскольку они нарушают статус-кво – «дело обычное» – и не предлагают преимуществ Западу, стремление к независимости у борющихся сторон не вызывает озабоченности. При том, что США поддерживают (и даже разжигают) кровавые революции во многих странах с тем, чтобы устранить режимы, враждебные их собственным интересам, Запад поддерживает сохранение существующих государственных границ, заботясь о стабильности, необходимой для продвижения своих экономических интересов и политического влияния.

Когда произошла интервенция Запада в бывшую Югославию, она послужила ответом, продиктованным не только обеспокоенностью общественности войной, которая велась буквально на задних дворах, похожих на наши собственные дворики, но также и стратегическими интересами Запада на политическом и географическом стыке того, что обычно называется Западной Европой и арабским миром. (Насколько общеизвестным является тот факт, что в Косово сейчас располагается огромная военная база США с арендой на 99 лет?) Ситуация там резко отличалась от минимальной реакции Запада на ужасные гражданские войны, разрывающие на части пост-колониальную Африку. Судя по всему, эти события вызывают удивительно слабую реакцию на правительственном уровне. Предположительный анализ затрат и результатов показал, что интервенция не принесет выгоды, а посему не создалось заметного политического давления, способного привести к конкретным действиям.

Иногда и соседние государства преследуют свои собственные интересы в гражданских войнах, как, например, в Конго, где после смерти президента Мобуту соседние страны оказались вовлеченными в конфликт либо из-за того, что выступили против вооруженных группировок, представляющих угрозу их собственной безопасности, либо из-за претензий на обширные запасы полезных ископаемых в Конго.

В современной конфликтологии бурно обсуждается относительная важность «алчности» и «недовольства» в качестве поводов для войны. Гражданские войны или «беспорядки» могут возникать по целому ряду причин, которые можно разместить на воображаемой шкале где-то между алчностью и недовольством. Очень часто (если не всегда), наличествует некая почва – неравноправие или угнетение – в которую брошены семена войны. Для тех, кто является объектом агрессии и репрессий, свобода и справедливый доступ к необходимым элементам благосостояния, безусловно, насущная необходимость, и они могут прибегнуть к партизанской тактике, что иногда перерастает в гражданскую войну. В других ситуациях неудовлетворенность может выражаться в спорадических террористических актах в течение многих лет.

Ресурсы представляют собой классический пример военных интересов: необходимость (или желание) получить землю, алмазы, нефть или воду. По мере роста населения и жизненных стандартов, дефицит, по всей видимости, тоже возрастает, а вместе с ним, бесспорно, и вероятность конфликтов. Однако, археологические находки свидетельствуют, что наличие дефицита является результатом неравномерного распределения ресурсов внутри общества. Как выразился один антрополог (Брайан Фергюсон) «это скорее проблема политическая и экономическая, а не проблема избыточного количества людей и нехватки на всех». Печальная ирония заключается в том, что, если в «бедной» стране находят пригодные для экспорта ресурсы, то, скорее всего, эта находка приведет не к процветанию, а к тому, что страна превратится в объект яростного конфликта, а ее население будет нищать и дальше14.

Нацеленные на обретение политического и экономического контроля неоколониальные войны можно рассматривать как войны алчности. И военно-промышленный комплекс, который наживается непосредственно на войне (а не на ее результате), руководствуется алчностью. Таким образом, нельзя предположить, что преимущественной целью участников войны всегда является только победа. Иногда они заинтересованы в том, чтобы война длилась. В Сьерра-Леоне и Уганде, например, многие из тех, кто участвовали в боях, получили финансовую прибыль либо за счет военных трофеев, либо за счет подконтрольной торговли и вступили в тайный сговор с тем, чтобы продолжить военные действия, дабы и дальше продолжать наживаться на войне.

В то же время, ресурсы и справедливый доступ к ним также создают почву для юридической озабоченности правительств и различных слоев населения. Наряду с нарушениями прав человека, творимых деспотичными правительствами и теми, кого правительства нанимают для управления своими народами, нищета во многих странах является поводом для истинного и глубокого недовольства. Те, кто стремится понять и выразить динамику угнетения, делают это через идеологические концепции и ведут «освободительные войны» под политическими знаменами. И хотя развитие отношений внутри группы и личные амбиции способны затуманивать чистоту их мотивов, а методы, используемые такими движениями, могут оказаться ничуть не лучше приемов, к которым прибегают в других войнах, все же можно заметить, что в основе происходящего лежат проблемы справедливости.

Хотя гражданские войны зачастую рассматривают и описывают как «войны национального самосознания», сами по себе этнические, культурные и религиозные расхождения не могут служить «причиной» войны, как это убедительно показано в нижеследующем комментарии по поводу возобновления конфликта с применением силы в Бурунди:

«Если этническая ненависть и послужила изначальным поводом к развязыванию войны в Бурунди, то это давно осталось в прошлом. Все началось в 1993 году, когда первый президент страны, этнический хуту, был вероломно убит взбунтовавшимися солдатами тутси. За этим последовали кровавые племенные побоища, но с того времени конфликт трансформировался в борьбу за власть с последующим контролем над смехотворно скудными ресурсами Бурунди. Некоторые из наиболее ужасающих актов жестокости были совершены хуту против других хуту. Большинство мятежников хуту сейчас сражаются против правительства, возглавляемого хуту»15.

В ряде случаев «идентичность» используется как объединяющий лозунг для амбициозных политиков; подчас это понятие реально способствует потере взаимопонимания, столкновению ценностных установок и отчуждению; а иногда дискриминация, неравноправие и насилие, взращенные на почве идентичности, могут создавать поводы для конфликта, предоставляющие растопку для тлеющего насилия или пожара войны.

В ситуациях резких и радикальных перемен с последующей потерей ранее существовавшей консолидирующей идентичности, а также наступлением политической и экономической нестабильности, создается в свою очередь возможность для того, чтобы демагоги, такие как Слободан Милошевич или Франьо Туджман, могли развязать войну в собственном стремлении к славе. Организация и активизация «этнических» войн в Югославии во имя освобождения от угнетения была достаточно оправданной. Остается открытым вопрос, насколько деспотичным был режим в Югославии по отношению к своим гражданам несербской национальности. Но судя по всему, можно с уверенностью сказать, что при наличии реальных причин для недовольства, относительно небольшие очаги негодования были намеренно раздуты в политических целях.

В своем ярком и тревожащем сборнике эссе «Культура лжи» (переведенном на английский в 1996 году) Дубравка Угрешич, рожденная югославкой, но затем самоопределившаяся как хорватка, описывает, как создается идентичность, и как ею манипулируют в политических целях. В одном из эссе она пишет о различных видах символического «китча», используемого для культивирования идентичности, опирающейся с одной стороны на социализм, а с другой стороны на национализм. Далее она объясняет более глубокую разницу:

«Социалистический государственный китч создавался в мирное время, в стране с простиравшимся перед ней будущим. Нынешний китч иной, это „пряничная культура“, ею, как сахарной глазурью, прикрывают ужасающую реальность войны».

О войнах на Балканах принято говорить как о «Войнах по соседству»16, но для британцев самой близкой к дому войной, поскольку она (с правовой точки зрения) ведется непосредственно дома, является война в Северной Ирландии. Эта война также была обусловлена реальными поводами для недовольства, но в очередной раз трудно поверить в то, что эти причины конфликта нельзя было разрешить также продуктивно, но другими методами, и без ужасающих последствий затяжного межобщинного насилия.

Как это ни парадоксально, правительство Великобритании, наряду с громогласной поддержкой бомбежек Сербии, ратовало за продолжение мирного процесса в Северной Ирландии. В данном случае было решено, что для блага всех проживающих в Северной Ирландии необходимо включить в диалог «боевиков» и вовлечь их в политические процессы, направленные на достижение мира. Это было отважное решение, получившее подтверждение в ходе медленного и тернистого, но тем не менее обнадеживающего прогресса, достигнутого с того момента – большего, чем за многие годы силового подавления.

Существуют ли такие причины, по которым государства могут вступать в войну с другими государствами с достаточными на то основаниями? Возможно, в ответе на этот вопрос нам помогут категории внутригосударственных войн, которые предлагает наша исходная типология. Военные действия, в значительной мере обусловленные своекорыстием и алчностью, которые мы описывали ранее, можно поставить в один ряд с «фракционной» категорией. Зачастую, однако, им находят оправдание на идеологической почве, и, в самом деле, трудно и, пожалуй, неразумно отделять поступки от мировоззрения тех, кто содействовал этим поступкам и одобрял их. Категории идентичности, автономии и контроля для внутренних войн легко можно перенести на войны межгосударственные. Де-юре государства имеют право не подвергаться вмешательству и защищать свою независимость. На практике, однако, это право все чаще ставится под сомнение и признается «относительным», как убедительно продемонстрировали последние войны, войны, которые (помимо прочих причин) велись якобы для защиты прав народов, живущих в этих странах.

Многие искренне возразят, что государственные границы не есть нечто священное и неприкосновенное, и что если внутри них творятся ужасные вещи, «нужно что-то предпринять». Действующее международное право утверждает, что для государства неприемлемо принимать решение об объявлении войны против другого государства, за исключением случаев, когда имеет место вторжение или готовится нападение. Понятие «готовится» также само по себе относительно и открыто для интерпретаций (и, как мы уже видели – для злоумышленного использования). Во время Второй мировой войны сражения, вне всякого сомнения, шли по причинам безопасности, но кроме того – и по идеологическим причинам, во имя предотвращения экспансии режима, вызывающего возражения как практического, так и морального характера.

В общих чертах, следовательно, мы можем сказать, что причины для войн бывают справедливые и несправедливые, и что они часто перемешиваются. Краткий обзор причин, по которым велись войны за последнюю половину века, предполагают, что преимущественную роль в их развязывании сыграли корыстные интересы того или иного рода. Политики приводят иные причины для своих аудиторий.

Еще один завершающий, но важный момент, прежде чем я перейду к мотивам военных деятелей: террористические акты могут быть элементами внутригосударственного насилия. Они могут обретать также международный масштаб и быть нацеленными на государства как извне, так и изнутри. Терроризм такого рода не входит в нашу типологию и даже в наше определение войны, но он, несомненно, представляет собой вид военных действий, пересекающих государственные границы. Хотя к терроризму можно относиться как к фракционной деятельности, его мотивация, по всей видимости, носит идеологический характер, а также тесно связана с концепцией идентичности и оскорбленным чувством собственного достоинства.

Социальные антропологи скажут вам, что чувство собственного достоинства – гораздо более сильный мотивационный фактор в «традиционных», а не в «современных» культурах. Принято считать, что в то время как западная идентичность строится в основном на материальной основе, в других культурах гораздо больший упор делается на понятия уважения и чести. Восстанавливая в памяти события последних лет, я прихожу к убеждению, что нам необходимо воспринимать это гораздо более серьезно.