Читать книгу Сезон Перелётья - Диана Маратовна Ибрагимова - Страница 2

Замок Гёльфен умирал от голода. Из последних сил он дышал сквозняками и стонал перекатами ветра в дымоходах. Испуганно охал, когда внутри него что-нибудь падало, и покрывался узорами плесени. В сезон дождей почти все комнаты Гёльфена превращались в душевые кабины. Вместо бабочек у него в животе расплодились нетопыри, а кладовую захватили крысы. Жить в таких условиях было невыносимо, но хозяин замка – старый колдун по имени Джеон Харвил – так не считал.

В отличие от своих предков, он не приносил в жертву Гёльфену человеческую кровь, поэтому замок был похож на руины, а из магической прислуги у колдуна остался только дворецкий Памфле. Прямо сейчас он исследовал вестибюль на предмет источника странных звуков.

«Тук-тук-тук», – доносилось из-за парадной двери каждые несколько секунд.

Это напоминало удары железного кольца по дереву, хотя гостей у колдуна быть не могло, особенно в такую погоду. Заканчивался первый месяц осени – паутинник, но над руинами Гёльфена бушевала почти весенняя гроза. Водяные плети хлестали по стёклам и старым сливам в саду. Ветер гнул и ломал деревья. Гром был таким оглушительным, что имейся у Джеона пёс, он уже напустил бы лужу страха под его софой.

Непогода бичевала не только сады вокруг Гёльфена, заваленные обломками фонтанов, ротонд и статуй. Она ворвалась и в прихожую, наполнив её струями сквозняка из разбитых окон. Проходя сквозь щели между стёклами, воздух завывал на разные лады, будто стая привидений разучивала минорную мелодию. Всё вокруг пахло дождём и гнилой травой, поэтому, стоя на лестнице с закрытыми глазами, трудно было понять, находишься ты дома или во дворе. Тем более, что освещали вестибюль только молнии.

«Это или ветка яблони, или голодный дятел, – подумал Памфле. – Что ещё может так стучать?»

Но когда он забрался на груду обломков и посмотрел в глазок, то увидел чей-то силуэт на фоне зарницы. Впору было подумать, что это каменная горгулья сорвалась со стены и пробила навес над входом. Но горгульи не шмыгали и не переминались с ноги на ногу. А ещё они не могли крикнуть:

– Эй! Хозяева! Вы там околели?

Услышав это, дворецкий почувствовал себя так, словно очередная молния ударила прямо в него.

– Кто там? – спросил он осторожно.

– Меня зовут Рой Салиан, – прозвучал в ответ хрипловатый детский голос. – Я тут заплутал в лесу. Можно я у вас переночую?

От такой новости Памфле остолбенел.

Появление на пороге Гёльфена человека означало, что купол вокруг замка исчез, и теперь поместье Харвилов могли найти волшебники. Они убивали колдунов по всему миру, а до Джеона не добрались только благодаря защите Гёльфена. Её надо было срочно восстановить молодой кровью, тем более жертва сама постучалась в дверь.

– Я сейчас позову хозяина, и вам откроют, – пообещал дворецкий. – Надеюсь, вы простите его за медлительность. Господин очень стар и ходит с трудом.

– А чего вы мне сами не отопрёте, дядь?

В этот миг вспышка молнии озарила Памфле через круглое окно над входом, и стало видно, как сквозь ладони в белых перчатках просвечивает пол: дворецкий был привидением. Он не удостоил мальчика ответом и, оттолкнувшись от капители, нырнул в потолок.

В это время хозяин замка ковылял по обрядовой зале наверху и создавал столько шума, что хватило бы на целую делегацию. Он кряхтел, плевался, громко шаркал, стучал копьём по каменным плитам, сетовал на больные суставы, пинал крысиный помёт. И всё это можно было услышать за те полминуты, пока он добирался от порога комнаты до её середины. Там находилась угрюмая, вечно голодная статуя Гёльфена, которую Джеону приходилось поить собственной кровью.

– Ну что за взгляд умирающей крысы? – проворчал он, шаря ладонями по камзолу. – Погоди немного, сейчас покормлю.

Колдун нащупал приколотую к воротнику булавку и чуть не поранился от испуга, увидев Памфле.

– Хватит появляться так внезапно, проклятый ты сгусток пыли! Хочешь, чтобы у меня сердце от страха лопнуло?

– Ни в коем случае, господин! – поклонился дворецкий. – Я очень извиняюсь.

С его появлением в зале стало белым-бело, как будто внутри неё застыла негаснущая молния.

– Ты что, корабли своей тушкой завлекаешь? – нахмурился Джеон. – Тут тебе не маяк. Спрячься где-нибудь и не отсвечивай. Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда эти портреты в нишах пялятся на меня.

Памфле с трудом взял себя в руки и потускнел. Хорошо, что он не засиял в вестибюле, иначе Рой Салиан увидел бы столбы света из всех окон. Впрочем, это единственное, чем дворецкий мог его напугать. Он вовсе не был жутким привидением и выглядел, как юноша редкой красоты, одетый в элегантный приталенный костюм. Снежно-белые волосы Памфле были собраны в хвост и доходили до бёдер, а в его глазах сияли звёздные россыпи. Он разменял уже второе тысячелетие, но ему нельзя было дать больше двадцати, поэтому господин на его фоне казался ещё древнее своих девяноста лет.

Спутанные космы Харвила напоминали гнездо, а тело было скрюченным и тощим, словно зонтичная трость в пяти слоях одежд. Не то, чтобы Джеон так сильно мёрз, просто у него не осталось целых вещей. Одни поела моль, другие порвались, а где-то ткань разошлась от старости. Подслеповатый колдун не мог вдеть нитку в игольное ушко и залатать прорехи, а новая одежда не появлялась в гардеробной уже лет пятьдесят. Поэтому он напяливал на себя всё, что не рассыпалось в руках, и, в противовес франтоватым предкам, давно позабыл о моде.

На этом их различия не заканчивались, ибо неопрятность Джеона была только верхушкой айсберга под названием «Непутёвый колдун». Другие Харвилы с малых лет умели рассеивать любую материю, в юности легко отделяли души от тел, а в зрелые годы создавали артефакты, способные уничтожать города. Джеон же в детстве гордился талантом взбивать молоко в пенку, сунув нос в бокал и выдувая из него пузырьки, в молодости ловко жонглировал черносливом, а к старости поднаторел чесать спину копьями одетых в доспехи статуй, не протыкая при этом камзол. Он не умел ни превращать леса в пыль по щелчку пальцев, ни устраивать торнадо. Даже пафосные речи ему не давались, а вместо зловещего хохота получалось какое-то надломленное карканье. Такой колдун просто не мог принести в жертву ребёнка, поэтому Памфле решил провернуть обманный манёвр.

– Господин, у меня ужасные новости! Я только что был в вестибюле…

– Захлопни светильник, – отмахнулся Джеон, закончив капать кровью из пальца в жертвенный сосуд. – Там уже нечему рушиться, так что новости об очередных завалах меня не интересуют.

– Нет-нет, я был там по другой причине.

– Ну, и что ты там делал среди кучи мусора? Любовался останками упавшей на лестницу люстры? Она свалилась ещё в прошлый четверг и, ручаюсь, пауки были в шоке. Кто-нибудь из них наверняка играл свадьбу в этот момент, а кто-то другой обедал. Там все три этажа были заселены. Хорошо, что мы не пауки, Памфле. Гёльфен, по крайней мере, рушится постепенно и не упадёт ниже фундамента. Ну так ты любовался люстрой или приносил соболезнования паукам?

Дворецкого прервал громкий скрежет: статуя Гёльфена подняла кубок ко рту, и розовая от крови вода хлынула в каменное горло. Часть её потекла с уголков губ и увлажнила чёрную плесень на подбородке идола. Громыхнул гром, ливень за окнами усилился, и мажордому пришлось повысить голос.

– Господин, я услышал какой-то странный шум на первом этаже, пошёл проверить и увидел, что на крыльце стоит вор Орлиан и взламывает парадную дверь!

Джеон едва не выронил фонарь.

– Вор Орлиан?! – воскликнул он так громко, что эхо спугнуло стаю летучих мышей под потолком. – Настоящий вор Орлиан?! Но ты же сказал, что он сюда не придёт! Его же убили в конце последней книги!

– Это его призрак, – уточнил Памфле. – Вы были правы, когда предположили, что он не успокоится, пока не обворует все замки в королевстве. Раньше он не мог найти заколдованные места вроде Гёльфена, а теперь для него не существует преград.

– Но как же призрак орудует отмычками?! – всплеснул руками Джеон. – Он ведь их не удержит! Ты сам даже носовой платок мне подать не способен! Ты уверен, что это Орлиан?

– Он полтергейст, а этот вид духов способен передвигать предметы, – не растерялся дворецкий.

Колдун принялся бродить из стороны в сторону, одержимо бормоча:

– Я с самого детства знал, что он придёт за нашими сокровищами, а вы все смеялись надо мной, когда я трусил ходить в туалет ночью и постоянно перепрятывал свою коллекцию кузнечиков! Я всегда боялся, что этот ворюга соблазнится Гёльфеном! У нас же тут куча дорогих вещей! Столовые приборы, – Джеон посмотрел на сломанную ложку в гнилом яблоке, – статуэтки, – взгляд переметнулся к фарфоровой нимфе без головы, об которую колдун недавно споткнулся, – роскошные ткани! – он любовно огладил свой грязный потёртый камзол, где местами поблёскивало золотое шитьё. – Что нам теперь делать, Памфле? Как мы его прогоним?

– К сожалению, я с ним не справлюсь, – покачал головой дворецкий. – А вы тем более. Если Орлиан это поймёт, в замке даже сливовых косточек не останется. Он утащит отсюда всё до последнего кирпича.

Джеон приготовился стенать и заламывать руки, но что-то его остановило.

– Погоди ка. А почему это Орлиан пытается взломать парадную дверь? Он же давно мог пройти сквозь стену!

– Наверное, он не знает, что погиб, – продолжал дворецкий балансировать на краю лезвия. – Поэтому ведёт себя, как обычный человек.

Некоторое время слышались только шелест дождя и лихорадочное дыхание Джеона. Его сморщенный лоб покрылся испариной, а ладони со всей силы сжимали копьё.

– И как мне прогнать этого бандита, Памфле?! Срочно придумай что-нибудь! Мы обязаны спасти фамильные реликвии!

– У меня есть некоторые соображения на этот счёт, – объявил дворецкий. – Думаю, если Орлиан мнит себя живым, у нас получится его прогнать. Вы резко откроете дверь и ударите его копьём в голову или в грудь. Он наверняка поведёт себя, как обычный человек: испугается и сбежит. Это наш единственный шанс отвадить его от замка. Как говорил ваш великий прадед Алоиз: «Не можешь выдержать удар – напади первым!».

– Думаешь, призраки испытывают страх? – засомневался Джеон. – Что-то я не припоминаю гримас ужаса на твоём лице, когда тебе чем-нибудь прилетало из моих щедрых рук. А прилетает тебе чаще, чем хрустят мои суставы. Я уже все трости из-за тебя о стены расшиб. Приходится теперь на копьё опираться.

– В отличие от Орлиана, я знаю, что стал призраком, – объяснил Памфле. – Но полтергейстам тяжело осознать свою смерть. Они по-прежнему могут двигать вещи, поэтому им кажется, что их тела состоят из плоти и крови. Он испугается, уверяю вас. И даже не поймёт, что копьё прошло сквозь него.

– Ну, тогда я задам жару этому негодяю! – загорелся колдун и с воинственным видом поковылял в коридор.

Там было темно, и дворецкий полетел вперёд, чтобы заменить собой фонарь. Джеон плёлся следом, отстукивая копьём боевой ритм, и репетировал в уме истошные вопли. Таким манером они добрались до лестницы, заваленной обломками лепнины и вдребезги разбитой люстрой величиной с садовый фонтан. Отсюда можно было увидеть и верхние этажи, до которых зигзаги пролётов давно не доходили, и тёмный вестибюль внизу. Он выглядел много хуже, чем неделю назад: потолок напоминал дождевую тучу, основания стен покрыла плесень, а свечные огарки плавали в блюдцах, словно кораблики с обугленными мачтами фитилей.

– Я одного не понимаю, – нахмурился вдруг Джеон и так люто глянул на Памфле, что тот с перепугу стал ещё прозрачней. – Даже если Орлиан считает себя живым человеком, разве он станет взламывать парадную дверь? Он бы забрался по стене, влез в окно или нырнул в дымоход. Нашёл бы тайный лаз в конце концов. Или пробрался внутрь в корзине с бельём. Это же неуловимый Орлиан! У него десять тысяч способов незаметно прокрасться в любой замок, а он стоит и взламывает мою парадную дверь?

– Наверное, он думает, что тут никто не живёт, – пожал плечами Памфле. – Сами посудите: у нас всего одна рабочая лампа осталась, так что, когда вы в спальне, света с парадного входа не видно…

– Лампа только что висела в обрядовой зале! – подловил дворецкого Джеон. – А она смотрит окнами на подъездную аллею!

– В такой ливень снаружи вообще ничего не рассмотреть. К тому же, у нас мутные стёкла и хмель на стенах разросся до неприличия. Гёльфен выглядит, как заброшенная развалина. Зачем же Орлиану придумывать себе трудности?

Джеон почесал бороду и с удивлением достал из неё бирюльку, которую давно не мог найти. Он хотел спрятать её в карман, но она выпала из непослушной руки и запрыгала по ступеням.

– О, муки прадедов! – Колдун вздрогнул, осветив лестницу фонарём, – Если я скачусь с этой адской горки, ты никогда не соберёшь из моих косточек пазл, достойный приличного захоронения!

– Для начала освободите себе путь, – подал мысль Памфле. – Уберите всё лишнее и осторожно двигайтесь вдоль стены. За перила лучше не держаться, они ненадёжны.

– А то я бы не догадался без твоего совета. Они шатаются, как больные зубы…

Джеон вздохнул, припомнив, что от нехватки магии балконы давно не ходят вверх-вниз на манер лифтов, мысленно прочертил себе дорожку до двери, рассёк воздух ладонью и шепнул:

– Рассейся!

Тут же над ступенями заклубилась пыль, и проход стал свободен.

– Бейте внезапно! – подсказывал Памфле. – Распахните дверь и сразу же ударьте Орлиана со всей силы! Только не цельтесь, а то он успеет сбежать. Лучше бейте вслепую!

– О-о, я буду внезапным, как боли при ревматизме, – пообещал колдун, с трудом ковыляя по ступеням.

Гроза немного утихла, а дворецкий потускнел, и теперь вестибюль озаряла только лампа в руке Джеона. Её свет колебался, и многослойные тени блуждали по вестибюлю, как толпа неприкаянных душ. Колдуну иногда мерещилось, что это призраки людей, которых его предки приносили в жертву Гёльфену. Не в пример Памфле, они не показывались никому на глаза, но иногда пели себе грустные панихиды.

– Я пойду разведаю обстановку, – шепнул дворецкий и полетел вниз, чтобы проверить, на месте ли драгоценный источник крови. – Уважаемый гость, вы ещё там? – спросил он, не увидев мальчика в глазок.

– Да тут я, где ж мне ещё быть? – отозвался сидевший под дверью Рой. – Но я, дядь, или задубею скоро, или волки меня сожрут. Вы тогда уж хоть поминки мне устройте.

– Господин откроет вам с минуты на минуту, пожалуйста, стойте у входа. Будет плохо, если вы замешкаетесь, и его промочит дождь.

Рой послушно встал и отряхнул мокрую куртку, а Памфле вернулся к хозяину.

– Ну, что там?

– Орлиан никак не ожидает нападения, господин. Самое время застать его врасплох!

Старик доковылял до двери и повесил фонарь на скульптуру лося, состоявшую целиком из рогов. Это была единственная вещь в Гёльфене, созданная руками человека. Предки Джеона в юности развлекались тем, что норовили рассеять бегущее животное так, чтобы от него остались одни рога. Успех в этом деле считался чем-то вроде посвящения во взрослую жизнь. Рога потом приносили домой в качестве трофея, и со временем из них получилась причудливая скульптура, которой пользовались, как вешалкой с тысячью крюков.

– Тут не заперто, – подсказал дворецкий. – Поэтому Орлиан никак не может взломать замок.

– Неужели дверь толкнуть не догадался?

– Перед ней были завалы, поэтому она не открывалась. Я пока спрячусь вот сюда, чтобы Орлиан вас не увидел. Тогда ему будет страшнее.

С этими словами Памфле нырнул в статую воина слева от входа. Такие встречались в замке на каждом шагу. В былые времена они охраняли Гёльфен от непрошеных гостей, а теперь годились только на роль чесалок для спины.

– Меня не видно? – шепнул дворецкий.

– Не видно, – подтвердил Джеон и остался наедине с парадной дверью, за которой бушевала гроза и бесчинствовал вор Орлиан. Смотреть в глазок было боязно, поэтому колдун прижал ухо к холодному дереву, но не услышал, как отмычки ковыряют внутренности замка. Бандит или бросил дело на полпути, или отдыхал. – Была не была, – решился старик.

Он крепко стиснул копьё, рывком распахнул дверь и…

От резкого движения ему вступило в спину, так что нападение на Орлиана не удалось.

– Ну, и где этот твой призрак, Памфле? – простонал колдун, повиснув на копье. – Тут же никого нет!

Он посветил перед собой снятым с вешалки фонарём, и лампа ударилась обо что-то твёрдое.

– Ай! – сказало оно, потирая веснушчатый лоб, и Джеон с удивлением понял, что Орлиан едва доходит ему до груди.