Читать книгу Сокрушительный удар - Дик Фрэнсис - Страница 5

Она спала у меня, а я спал в кровати Криспина, а ничего не подозревающий Криспин спал внизу на диване.

Доктор аккуратно зашил ей порез, но она беспокоилась не столько о себе, сколько о своем платье. Она настояла, чтобы он ни в коем случае не резал рукав, чтобы добраться до раны, а распорол шов, и он так аккуратно распарывал рукав, стараясь ей угодить, что я не мог сдержать улыбки.

– Рука-то заживет, а платье нет, – объяснила она. – А оно дорогущее.

Порез оказался глубоким и рваным, с застрявшими в нем осколками стекла. Софи с интересом смотрела, как доктор делал ей местную анестезию, чистил и зашивал рану. Интересно, что вообще может выбить ее из колеи?

Утром она встала бледной и с дрожащими руками, но продолжала оставаться все такой же ровной и сдержанной. Я собирался ей сказать, чтобы она оставалась в постели, но, когда я в половине девятого, накормив лошадей и вычистив денники, вернулся в дом, она уже спустилась на кухню. Сидела за столом в моем халате и тапочках, курила сигарету и читала газету. Под глазами у нее темнели синяки, и по ее лицу сразу было видно, что ей уже тридцать два. Я подумал, что ее перевязанная рука, наверно, болит.

Когда я вошел, она спокойно подняла глаза.

– Привет, – сказал я. – Кофе хотите?

– Очень!

Я сварил кофе в кофеварке.

– А я вам его наверх принести собирался.

– Я довольно плохо спала.

– Ну, еще бы!

– Я услышала, как вы вышли во двор. Увидела вас из окна и подумала, что, наверно, стоит спуститься.

– Как насчет тостов? – спросил я.

Против тостов она ничего не имела, так же как и против поджаренного бекона. Пока я готовил, она оглядывала мою по-спартански обставленную кухню и наконец задала висевший в воздухе вопрос:

– Вы не женаты?

– Развелся.

– И, похоже, довольно давно.

– Совершенно верно, – усмехнулся я. Женился, раскаялся, развелся. И не спешил повторять ошибку.

– Не могли бы вы одолжить мне какую-нибудь одежду, в которой я буду выглядеть не слишком странно?

– Ну… Свитер, джинсы… Устроит?

– С серебряными туфлями это будет смотреться изумительно! – сказала она.

Я сел за стол рядом с ней и стал пить кофе. Лицо у нее было не столько красивое, сколько миловидное – его прелесть заключалась не в чертах, а в красках и в выражении. Брови и ресницы – рыжевато-русые, глаза – светло-карие, губы без помады – нежно-розовые.

Я начал понимать, что в ее манере держаться нет ничего агрессивного. Она просто не позволяла никому относиться к себе покровительственно или принижать ее лишь потому, что она – женщина. Неудивительно, что некоторым мужчинам это не нравится. Но ее коллеги наверняка считают ее надежным товарищем.

– Мне очень неудобно, что с лошадью так получилось, – сказал я.

– Ну еще бы!

Но она, похоже, совсем на меня не сердилась – хотя и могла бы.

– Могу ли я чем-нибудь искупить свою вину?

– Например, отвезти туда, куда мне надо?

– Пожалуйста!

Она задумчиво жевала тост с беконом.

– Ну… мне нужно позаботиться о своей машине. Вернее, о том, что от нее осталось. А потом я буду вам очень обязана, если вы отвезете меня в Гатвик.

– Так вы там работаете? – удивился я.

– Нет. В Хитроу. Но в Гатвике я могу нанять машину. Специальные скидки для работников аэропортов.

Она резала тост правой рукой, и я увидел, что она морщится.

– Вам сегодня на работу? – спросил я.

– Голос у меня в порядке, – ответила она. – Но, может, и не придется. Я сегодня на подмене с четырех дня до четырех ночи. Это значит, что я просто должна быть у себя дома на случай, если кто-то заболеет или не сможет прийти.

– А часто приходится подменять?

– Нечасто. Обычно просто сидишь дома и скучаешь.

Она пила кофе, держа чашку в левой руке.

– А вы? – спросила она. – Чем вы занимаетесь?

– Я барышник. Лошадьми торгую.

Она наморщила лоб.

– Моя тетушка говорит, что все барышники – мошенники.

Я улыбнулся:

– Крупные фирмы ей бы спасибо не сказали.

– А вы на крупную фирму работаете?

Я покачал головой:

– Нет, я сам по себе.

Она доела тост и выудила из кармана моего халата пачку сигарет.

– Ну, вы хотя бы курите, – сказала она, щелкая моей зажигалкой. – Я их нашла у вас в спальне… Надеюсь, вы не возражаете?

– Берите что хотите! – сказал я.

Она посмотрела на меня в упор. Глаза ее насмешливо блеснули.

– Услуга за услугу! Помните того человека из джипа?

– Такого забудешь, как же!

– Он ехал со скоростью примерно миль сорок в час, пока я не попыталась его обогнать. Но когда я поравнялась с ним, он прибавил скорость.

– Один из таких…

Она кивнула:

– Один из таких. Я нажала на акселератор и обогнала его, и ему это не понравилось. Он висел у меня на хвосте, мигал фарами и вообще вел себя как последний идиот. Если бы он меня не отвлекал, я бы, может, эту лошадь и раньше заметила. Так что он виноват не меньше вашей лошади.

– Ну спасибо! – сказал я.

Мы улыбнулись друг другу, и внезапно все невысказанные вопросы повисли между нами над столом, засыпанным крошками…

И в этот деликатный момент ввалился Криспин со всей чувствительностью бронетранспортера. Дверь кухни с треском распахнулась, и он вошел – помятый, небритый, больной с похмелья и изрыгающий ругательства.

– Куда ты захреначил виски, черт бы тебя побрал?

Софи посмотрела на него со своим всегдашним спокойствием. Криспин ее, похоже, просто не заметил.

– Ты, ублюдок, если ты мне его не отдашь, я тебе пасть порву, понял?

Вся беда в том, что он говорил это почти серьезно.

– Ты его вечером допил, – ответил я. – Пустая бутылка в мусорнице.

– Брешешь ты все! Если ты его вылил, я тебя придушу, ей-богу!

– Ты его сам вылил, – сказал я. – Себе в глотку. Выпей лучше кофе.

– Забей этот кофе себе в задницу! – И он принялся бродить по кухне, рывком распахивая шкафчики и полки и заглядывая внутрь. – Где оно? – повторял он. – Куда ты его засунул, ты, дерьмочист?

Он схватил пачку сахара и швырнул на пол. Бумага порвалась, и сахар рассыпался льдистым холмиком. Криспин достал несколько жестянок, чтобы заглянуть за них, и вместо того, чтобы поставить на место, тоже швырнул на пол.

– Джонас, я тебя убью!

Я сварил ему кофе и поставил кружку на стол. Вслед за сахаром и жестянками на пол полетели пакет риса и пачка кукурузных хлопьев.

Он завершил поиски, яростно захлопнув дверцу последнего шкафчика, сел за стол и потянулся за кофе. Рука у него тряслась, как у девяностолетнего старика.

Тут он в первый раз обратил внимание на Софи. Медленно поднял глаза и уставился ей в лицо.

– Блин, а ты кто такая?

– Софи Рэндольф, – вежливо ответила она.

Криспин прищурился.

– Че, Джонас, девочку себе завел?

Он развернулся ко мне. От этого движения у него, видимо, снова закружилась голова, и его затошнило. Господи, хоть бы его не вырвало прямо тут! Такое уже бывало…

– Ублюдок ты, Джонас, – сказал он. – Чего тебе стоило попросту попросить меня убраться? Я бы убрался. Нет, надо было меня напоить!

Из глаз у него хлынули пьяные слезы. «Всегда одно и то же, – подумал я. – Сейчас он будет себя жалеть, потом начнет оправдываться…»

– Ты сам напился, – сказал я.

– Не надо было подсовывать мне виски! – сказал он. – Это ты во всем виноват.

– Ты прекрасно знаешь, что никакого виски я тебе не подсовывал.

– Ага, ты просто поставил его на стол и оставил, чтобы я его нашел. Это что, не называется «подсунуть»?

– Ты еще скажи, что оно в саду на яблоне выросло. Ты сам пошел и купил его.

– Я же говорю тебе, что я его не покупал! – с негодованием возразил Криспин. – Я просто нашел его на столе!

Ему удалось донести кружку до рта, не расплескав содержимого.

Я поразмыслил. Если он все-таки, вопреки очевидности, говорит правду, кто-то явно хотел сделать ему большую гадость. Но, насколько я знал, настоящих врагов у него не было – разве что уставшие от него старые знакомые, которые, завидев его, переходили на другую сторону улицы и прятались в подъездах. Нет, скорее всего купил бутылку, а теперь хочет свалить вину на кого-то другого. Те времена, когда я верил каждому его слову, прошли безвозвратно.

– Как бог свят, Джонас, оно тут, на столе, стояло! – Он пролил еще пару слезинок. – Ты мне никогда не веришь!

Он выпил половину кружки.

– Я виски никогда не покупаю, – сказал он. – Такое дерьмо!

Когда на него находило, он мог пить что угодно. Один раз он ужрался мятным ликером.

Он продолжал ныть на тему, что я ему не верю, пока не разозлился по-настоящему. Внезапно он неуклюже размахнулся и запустил кружкой в стену. Кружка разлетелась вдребезги, по стене потекли коричневые струйки кофе.

Он встал, опрокинув стул и злобно набычившись.

– Дай мне денег!

– Слушай, Криспин, иди лучше проспись…

– Ублюдок! Мне надо выпить! Святоша проклятый! Ты ни черта не понимаешь, просто не хочешь понять! Это ты спер мое виски! Дай мне денег, и можешь идти в задницу!

Софи Рэндольф прокашлялась.

Криспин резко развернулся к ней, готовый встретить в штыки любое возражение, и его снова затошнило. По крайней мере у него хватило самоуважения на то, чтобы не блевать ей в лицо: он выбежал во двор, и до нас донеслись характерные звуки. Тоже неприятно, конечно…

– Это мой брат, – сказал я.

– Понятно.

Дальнейших объяснений ей, похоже, не требовалось. Она оглядела устроенный им бардак.

– Он все это приберет?

– Это вряд ли, – улыбнулся я. – Я сам приберу, когда он заснет. Если сделать это при нем, он разозлится и снова примется швыряться чем попало.

Она неодобрительно покачала головой.

– Он не всегда такой, – сказал я. – Иногда он неделями не пьет.

Криспин вернулся, еще зеленее прежнего.

– Дай денег! – рявкнул он.

Я встал, пошел в кабинет, принес пять фунтов. Криспин буквально вырвал их у меня из рук.

– Паб еще закрыт, – заметил я.

– Мать твою! – ответил Криспин. Потом обвел взглядом кухню, увидел Софи и поправился: – Мать вашу!

Он вышел во двор. В окно нам было видно, как он надменно направляется к воротам, изо всех сил стараясь выглядеть местным джентльменом, напрочь забыв о том, что одежда на нем мятая и он небрит.

– Зачем вы даете ему деньги?

– Чтобы избавить его от необходимости украсть их.

– Но… – Она осеклась.

– Когда ему приспичит, – объяснил я, – он действительно способен на все ради того, чтобы добыть спиртное. Милосерднее позволить ему добыть его, сохранив хотя бы остатки достоинства. Сегодня он весь день будет пьян, но, возможно, к завтрашнему дню все кончится.

– Но в пабе…

– В паб его пустят, – сказал я. – Там все понимают. Ему продадут бутылку, а когда увидят, что он готов отключиться, отошлют его домой.

На мой взгляд, Софи все же стоило бы лечь, но она настаивала на том, чтобы лично проследить за тем, как будут увозить ее машину. В конце концов она все же позволила мне самому позвонить в местный гараж, где меня знали, и все устроить. Потом она облачилась в свитер и джинсы, которые были ей велики на пару размеров, и провела большую часть утра у меня в кабинете, сидя в глубоком кресле и слушая, как я обсуждаю по телефону свои дела.

Керри Сэндерс была очень рада услышать про Речного Бога и не стала возражать насчет цены.

– Ну вот, это куда лучше, – сказала она. – А то этот Катафалк мне с самого начала не нравился. Что это за имя такое?

– Ладно… Его могут доставить из Девона в любое время. Куда и когда вам его привезти?

– На выходных я буду в гостях у этого семейства. – Я отметил, что даже теперь она избегала называть их по имени. – Я приеду туда к ленчу, и мне хотелось бы, чтобы лошадь привезли где-нибудь около половины пятого.

– Пожалуйста, – сказал я. – А по какому адресу?

– А разве я вам его не давала?

Я сказал, что при необходимости, конечно, мог бы и сам его узнать…

Наконец она выдала мне эту информацию – так неохотно, словно это была бог весть какая великая тайна. Деревня в Глостершире. Ясно как день.

– Ладно, – сказал я. – В полпятого будем на месте.

– Вы сами приедете?

– Нет. Обычно я сам не езжу.

– А-а… – Она была разочарована. – А… а не могли бы вы?..

– Да я вам не понадоблюсь.

– Но мне бы очень хотелось, – сказала она. Тон ее был чем-то средним между заискивающим и требовательным, и я понял, что, несмотря на всю свою самоуверенность, она все еще сомневается насчет этого подарка.

– То есть вы хотите, чтобы я их представил друг другу?

– Ну да, что-то в этом духе…

Николь Бреветт, это Речной Бог. Речной Бог, познакомься с Николем Бреветтом. Привет, приятель, дай лапу… то есть копыто.

– Ладно, – сказал я. – Я приеду с лошадью.

– Спасибо.

И опять этот смешанный тон. С одной стороны, она явно полагала, что я должен ходить перед ней на цыпочках, а с другой, когда я согласился, она испытала неподдельное облегчение. Я подумал, что с ее стороны чистое безумие – пытаться войти в семью, членов которой она боится. Интересно, почему она к ним так относится?

– А про тех двоих вы больше ничего не слышали? – спросила она.

– Нет.

Я бы уже давно забыл про них, если бы не шишка на затылке, которая напомнила о себе, когда я причесывался. С тех пор столько всего случилось…

– Мне бы хотелось выяснить, зачем они отобрали у нас эту лошадь.

– Мне бы, конечно, тоже этого хотелось, – сказал я. – Но как? Если для вас это действительно важно, почему бы вам не обратиться в агентство Рэднора-Хелли? Они как раз занимаются такими вещами…

– Частные детективы?

– Специалисты по лошадям.

– Да, конечно. Но… Я не знаю…

Все упирается в ее отношения с Бреветтами.

– Я сделаю все, что смогу, – пообещал я. Она удовлетворилась этим ответом, но я вовсе не был уверен, что смогу что-то сделать.

Потом я позвонил в транспортную фирму в Девоне и договорился, что они заберут Речного Бога рано утром и встретятся со мной в три за Струдом. Они спросили, куда именно нужно будет доставить лошадь, но на меня вдруг напала осторожность, и я не сказал. Миль через десять после места встречи, и все. Дорогу я покажу. Я повесил трубку, чувствуя себя немного глупо, но ведь потеря Катафалка – далеко не шутка…

Я позвонил девонскому фермеру и попросил его послать с Речным Богом кого-нибудь из своих людей, чтобы присматривать за ним, и позаботиться о том, чтобы лошадь была вычищена и ноги и подковы были в хорошем состоянии. Фермер сказал, что ему некогда со всем этим возиться. Я ответил, что, если лошадь будет выглядеть как чучело, он получит ее обратно. Он побухтел, поворчал, потом согласился и повесил трубку.

– Как вы его! – улыбнулась Софи.

– Лошади, прибывшие с мелких ферм, иногда выглядят так, словно на них пахали…

Она закурила сигарету. Перевязанная рука двигалась с трудом.

– У меня кодеин есть, – предложил я.

Она криво улыбнулась.

– Ну давайте.

Я принес обезболивающее и стакан воды.

– И часто вам приходится лечить людей? – поинтересовалась она.

– В основном самого себя.

Пока я звонил по телефону, она разглядывала фотографии со скачек на стенах.

– Это все вы, да? – спросила она.

– В основном да.

– Я про вас слышала, – сказала она. – Сама я на скачках не бываю, но у моей тети коневодческая ферма, и я вроде бы видела вашу фамилию в газетах и слышала по телевизору.

– Теперь она там больше не появляется. Я уже три года как бросил это дело.

– Жалеете?

– О том, что бросил? – Я пожал плечами. – Всем когда-нибудь приходится, рано или поздно.

Особенно после того, как проведешь полгода в корсете и получишь строгое предупреждение от людей в белых халатах.

Она спросила, не отвезу ли я ее туда, где она разбила машину, чтобы посмотреть на место аварии при дневном свете.

– Конечно, – согласился я. – И мне еще надо поискать попону, которую сбросила моя лошадь. Хотя попона наверняка порвалась… На самом деле это плохо, что она потерялась: попона была светлая, а сама лошадь темно-гнедая, так что в попоне она в темноте была бы куда заметнее.

Софи задавила окурок, но не успели мы выйти, как телефон зазвонил снова.

– Привет, Джонас! – сказал веселый голос с американским акцентом. – Как твоя сделка?

– Которая? – уточнил я.

– Ну… Та, которую ты устроил для Керри. Знаешь, Керри Сэндерс.

– Знаю, конечно, – сказал я. – Только мне пришлось покупать ей другую лошадь. Она тебе не рассказывала?

– Не-а. Сказала только, что вы едете в Аскот покупать какую-то лошаденку с совершенно богомерзким именем.

Паули Текса. Я живо представил его себе: коротенький плотный человечек слегка за сорок, бурлящий энергией, духовной и телесной, и не стыдясь делающий деньги. Я встречался с ним всего несколько раз, и главное, что мне запомнилось, – это его способность молниеносно принимать решения. Общаясь с ним, ты все время чувствовал, будто тебя влечет неудержимый поток, и, только расставшись с ним, ты задавал себе вопрос, все ли его мгновенные решения безошибочны.

Он приехал в Англию на аукцион годовиков в Ньюмаркете. Паули Текса был не простым барышником – у себя в Штатах он ворочал большими деньгами и частенько выходил на мировую арену.

На прошлой неделе мы с ним вместе выпивали в Ньюмаркете в компании других барышников. Видимо, он запомнил меня по этой и другим случайным встречам, потому и посоветовал Керри Сэндерс обратиться ко мне.

Я рассказал ему, что произошло с Катафалком. Краем глаза я видел, что Софи слушает, недоверчиво приоткрыв рот. Паули Текса удивился меньше: он лучше знал мир, в котором мы оба жили, но это неприкрытое насилие возмутило даже его.

– Давление – да, – говорил он. – Пусть даже нечестными методами. Согласен. Но насилие?!

– Странно, что она тебе не сказала.

– Меня со вторника не было в городе. Только что вернулся из Ирландии. Наверно, она просто не могла меня найти.

– Ну, во всяком случае, ничего страшного, – сказал я. – Деньги за Катафалка к ней вернулись, и даже с прибылью, а я ей другую лошадь купил.

– Да, но я бы на твоем месте поднял шум.

– А-а, пусть этим миссис Сэндерс занимается!

– Мне как-то неловко, что я втравил тебя в такие неприятности.

– Ерунда, – сказал я.

– Но я рад, что тебе все же удалось устроить эту сделку.

Он сделал многозначительную паузу.

Я криво улыбнулся в телефон.

– Ты хочешь сказать, что я тебе должен процент за комиссию?

– Джонас, дружище, разве я у тебя что-то просил? – обиженно воскликнул Паули.

– Учусь, – вздохнул я. – Учусь.

– Два процента, – сказал он. – Чисто символически. Всего два процента, Джонас. Идет?

– Идет, – сказал я и снова вздохнул. Два процента – звучит действительно скромно, но это были две пятых моей оплаты. «Надо было запросить с Керри Сэндерс больше, чем пять процентов, – подумал я. – Дурак я!» Но пять процентов – это было честно.

Отказывать Паули не стоило. Оставшиеся три процента – это все же лучше, чем ничего, даже если считать шишку на голове, а портить с ним отношения ни к чему. Если Паули будет на моей стороне – это сулит хорошие перспективы. А если Паули настроится против меня, ничего хорошего это не сулит.

К тому времени, как я повесил трубку, Софи успела закрыть рот и вновь обрести свое обычное спокойствие. Она вскинула брови.

– Вот тебе и мирная деревенская жизнь!

– Главное – душевный покой, – ответил я.

На шоссе оранжевый «МГ» тащился за аварийкой на буксире, точно раздавленная игрушка. Софи с сожалением проводила его взглядом и подобрала погнувшийся диск с колеса, отвалившийся через несколько шагов.

– Я ее любила, эту машину, – сказала она.

Джип уже исчез. Когда аварийка скрылась из виду, все, что осталось от аварии, – это черные полосы на асфальте и печальная кучка разбитого стекла.

Софи зашвырнула диск в кювет, встряхнулась и сказала:

– Ну, пошли искать вашу попону.