Читать книгу При свете луны - Дин Кунц - Страница 9

Освободившись от стула, быстренько сбегав в туалет по малой нужде и вернувшись в комнату, Дилан увидел, что Шеп поднялся из-за стола и повернулся спиной к незаконченному храму синто. Обычно ни посулы, ни угрозы, ни сила не могли оторвать Шепа от картинки-головоломки, пока последний элемент не занимал положенного ему места. А вот теперь, стоя у изножья кровати, уставившись в пустоту, будто углядел в ней что-то материальное, мальчик шептал, не Дилану, даже не себе, возможно, фантому, которого видел только он: «При свете луны».

Бодрствуя, Шеперд излучал отсутствие связи с реальным миром точно так же, как зажженная свеча – свет. Дилан привык жить в ауре странноватости брата. Он стал законным опекуном Шепа более десяти лет тому назад, после безвременной смерти их матери, когда Шепу было десять, а самому Дилану оставалось два дня до девятнадцати. После стольких лет, проведенных вместе, словами и действиями Шеп мог удивить его крайне редко. По молодости он иногда находил поведение Шепа вызывающим ужас, а не просто странным, но теперь это осталось в прошлом, и давно уже по спине Дилана не бежал холодок.

– При свете луны.

Поза Шепа оставалась застывшей и неуклюжей, как и всегда, но вот в голосе появилась несвойственная ему резкость. Лоб, обычно гладкий, словно у Будды, прорезали морщины озабоченности. Лицо вдруг стало жестоким, чего раньше не замечалось. Шеп всматривался в призрака, открывшегося только ему, жевал нижнюю губу, выглядел обозлившимся и встревоженным. Руки чуть приподнялись, пальцы сжались в кулаки, словно он собирался двинуть кому-то, хотя не было случая, чтобы Шеперд О’Коннер по злобе поднял на кого-то руку.

– Шеп, что не так?

Если безумный врач со шприцем говорил правду, им следовало выметаться отсюда, и быстро. Но для поспешного отъезда требовалось содействие Шепа. Однако внутри у юноши, похоже, все бурлило, и в таком состоянии добиться от него чего-либо было трудно. То есть прежде всего Шепа следовало как-то успокоить. Габаритами он уступал Дилану, но и при весе сто шестьдесят фунтов и росте пять футов и десять дюймов старший брат не мог просто сгрести его в охапку и вынести из номера мотеля, как чемодан. Если бы Шеп решил, что не хочет покидать номер, он бы схватился за ножку постели или руками и ногами уцепился бы за дверную коробку, ни больше ни меньше – человек-крюк.

– Шеп? Эй, Шеп, ты меня слышишь?

О присутствии в номере Дилана юноша, похоже, в этот момент знал не больше, чем когда собирал пазл. Общение с другими людьми давалось Шепу не так легко, как обычному человеку, пожалуй, даже не так легко, как отшельнику, обитающему в пещере. Иногда, конечно, он шел на контакт, и контакт очень активный, но гораздо чаще жил в мире, принадлежащем только ему, и вот тогда для него Дилан являл собой безымянную звезду в другом рукаве Млечного Пути, расположенную далеко-далеко от Земли.

Шеп опустил взгляд, словно ему надоело смотреть в глаза призрака, и, хотя теперь взгляд его уперся в какую-то точку на ковре, глаза широко раскрылись, уголки рта опустились, словно он собрался заплакать. По лицу в быстрой последовательности пробежала череда эмоций, которая трансформировала гримасу злобы в беспомощность и даже отчаяние. Злоба ушла и из кулаков, пальцы разжались, руки повисли плетьми.

Увидев слезы брата, Дилан подошел к нему, мягко обнял за плечи:

– Посмотри на меня, маленький братец. Скажи мне, что не так? Посмотри на меня, увидь меня, будь со мной, Шеп. Будь со мной.

Временами, даже без уговоров, Шеп реагировал на Дилана, да и на других, почти как нормальный человек. Но гораздо чаще его приходилось убеждать пойти на контакт, медленно и терпеливо уговаривать услышать собеседника и ответить ему.

Разговор с Шепом часто зависел от того, удавалось ли встретиться с ним взглядом, но юноша очень редко соглашался на такой уровень близости. Он старался избегать прямых взглядов не только из-за психологических проблем, но и в силу патологической застенчивости. Иногда, когда воображение особо разыгрывалось, Дилан практически верил, что уход Шепа от мира, начавшийся в раннем детстве, обусловлен тем, что мальчик заметил за собой способность видеть в глазах другого человека секреты его души… и не мог выносить того, что открывалось ему.

– При свете луны, – повторил Шеп, на этот раз глядя в пол. Шепот стал едва слышным, он запинался на каждом слове.

Шеп редко говорил, никогда не нес белиберду, пусть даже иной раз и казалось, что его слова – белиберда. За каждой его фразой стояли и мотив, и смысл, пусть фраза производила впечатление загадочной, и понимали Шепа далеко не всегда, частично потому, что Дилану недоставало терпения и мудрости, чтобы правильно истолковать слова брата. В данном случае эмоции, сопровождавшие фразу, однозначно указывали на крайнюю важность необходимости общения. Во всяком случае, Шепу очень хотелось, чтобы его поняли, и поняли правильно.

– Посмотри на меня, Шеп. Нам нужно поговорить. Можем мы поговорить, Шеперд?

Шеп покачал головой, возможно отвергая то, что он видел на полу, или отвергая призрака, вызвавшего у него слезы, или отвечая на вопрос брата.

Дилан взял Шеперда за подбородок, мягко поднял голову юноши:

– Что случилось?

Возможно, Шеп читал душу брата, как открытую книгу, но, даже лицом к лицу, Дилан не увидел в глазах Шеперда ничего, кроме тайн, раскрыть которые – задача более сложная, чем расшифровка египетских иероглифов.

И по мере того как глаза юноши очищались от слез, он заговорил:

– Луна, орбита ночи, лунная лампа, зеленый сыр, небесный фонарь, призрачный галеон, яркий странник…

Это знакомое по прошлому поведение, то ли очередная навязчивая идея, связанная с синонимами какого-то слова, то ли всего лишь способ избежать общения, до сих пор иной раз вызывали у Дилана досаду, даже после стольких лет, проведенных с Шепом. И теперь, когда неизвестная золотистая субстанция циркулировала в его крови, а к мотелю могли приближаться безжалостные убийцы, досада быстро переросла в раздражение, даже гнев.

– …серебряный шар, лампа жатвы, царственная хозяйка истинной меланхолии.

Не убирая руку с подбородка брата, настаивая на внимании к себе, Дилан спросил:

– Откуда последнее… из Шекспира? Не цитируй мне Шекспира, Шеп. Лучше ответь на поставленный вопрос. Что случилось? Поторопись, помоги мне. Что там с луной? Почему ты расстроился? Что мне сделать, чтобы поднять тебе настроение?

Исчерпав запас синонимов и метафор для луны, Шеп взялся за второе слово – «свет», произнося все с той настойчивостью, которая придавала словам особое значение:

– Свет, иллюминация, радиация, луч, яркость, свечение, блеск, старшая дочь бога…

– Прекрати, Шеп, – попытался оборвать его Дилан, твердо, но не грубо. – Не говори мне. Говори со мной.

Шеп не отвернулся от брата, просто закрыл глаза, похоронив надежду на визуальный контакт, который мог привести к продуктивному общению.

– …лучезарность, сияние, вспышка, отблеск…

– Помоги мне, – молил Дилан. – Собери свой пазл.

– …сверкание, глянец, лоск…

Дилан посмотрел вниз, на ноги Шепа, в одних носках.

– Надень туфли, пожалуйста.

– …накаливание, белое каление, фосфоресценция…

– Собери пазл, надень туфли. – С Шепердом настойчивое повторение иногда приносило желаемый результат. – Пазл, туфли. Пазл, туфли.

– …светимость, люминесценция, блик, – продолжал Шеп, его глаза ходили под веками, словно он крепко спал и видел какой-то сон.

Один чемодан стоял у кровати, второй, раскрытый, лежал на комоде. Дилан закрыл второй чемодан, подхватил оба и направился к двери.

– Эй, Шеп. Пазл, туфли. Пазл, туфли.

Стоя там, где брат оставил его, Шеп продолжал:

– Искра, огонек, сцинтилляция…

Прежде чем раздражение могло вызвать прилив крови к голове, Дилан открыл дверь и вынес чемоданы из номера. Ночь оставалась теплой, как духовка тостера, и сухой, словно сожженная корочка.

Желтый свет фонаря падал на практически пустую автостоянку, впитывался в асфальт, поглощался им столь успешно, как если бы попадал в космическую черную дыру. Благодаря широким пологам теней ночь становилась более зловещей, но Дилан видел, что обещанные убийцы еще не заполонили подступы к мотелю.

Его белый «форд-экспедишн» стоял рядом. На крыше крепился водонепроницаемый багажник, в котором лежали мольберт, палитра, кисти, краски, чистые холсты, другие расходные материалы художника и законченные полотна, которые он продавал на недавнем фестивале в Тусоне (пять, кстати, купили) и намеревался выставить остальные на продажу в Санта-Фе.

Открывая заднюю дверцу и загружая чемоданы, он то и дело смотрел направо, налево, за спину, боясь, что на него нападут снова, словно ожидал, что безумные врачи со шприцами, полными субстанции, путешествуют группами, точно так же, как по каньонам пустыни бегают стаи койотов, в дремучем лесу – волков, а в суде – адвокатов, предъявляющих иск к компании – производителю товара, вызвавшего нарекания потребителей.

Вернувшись в номер, он нашел Шепа на том же месте, где и оставил его, по-прежнему в носках, с закрытыми глазами, озвучивающим свой впечатляющий запас слов:

– …флуоресценция, биолюминесценция…

Дилан поспешил к столу, развалил законченную часть картинки-головоломки, обеими руками побросал обломки храма и фрагменты вишневых деревьев в коробку. Он бы предпочел сэкономить время и оставить пазл на столе, но точно знал, что без пазла Шеп не уйдет.

Шеперд, конечно же, слышал звуки собираемых в коробку элементов пазла и понимал, что они означают. В обычной ситуации он бы тут же направился к столу, чтобы защитить свой незаконченный проект, но на этот раз остался на месте, продолжая перечислять названия и формы света: «…молния, летающее пламя, огненный зигзаг…»

Закрыв коробку крышкой, Дилан отвернулся от стола и поискал взглядом туфли Шепа. Такие же, как у него самого, только на пару размеров меньше. Слишком много времени ушло бы на то, чтобы усадить брата на кровать, вставить ноги в туфли, завязать шнурки. Дилан поднял туфли с пола, поставил на коробку с элементами пазла.

– Свет свечи, свет лампы, свет факела…

Место укола на левой руке Дилана горело огнем и жутко чесалось. Он подавлял желание сорвать полоску пластыря с мультяшной собакой и сладострастно разодрать ногтями кожу: боялся увидеть под собачкой ужасные доказательства того, что введенная ему субстанция страшнее возбудителя любой известной болезни, любого наркотика, любого ядовитого химического соединения. Под маленькой белой полоской могла ждать отвратительная оранжевая плесень, или черная сыпь, или первые свидетельства трансформации кожи в зеленую чешую, а его самого – в рептилию. Паранойя а-ля «Секретные материалы» не позволяла ему вскрыть истинную причину зуда.

– …свет костра, свет газового фонаря, призрачный свет…

Нагруженный коробкой с пазлом и обувью брата, Дилан поспешил мимо Шепа в ванную. Он еще не успел распаковать их зубные щетки и бритвенные принадлежности, но оставил пузырек с выписанным ему антигистаминным препаратом. В данный момент аллергия как болезнь его совершенно не волновала, так же как и перспектива быть сожранным оранжевой плесенью в процессе трансформации в рептилию. Но предстояло бегство от злобных и безжалостных убийц, и не хотелось бы осложнять ситуацию льющимися из глаз слезами и сопливым носом.

– …хемилюминесценция, кристаллолюминесценция, противосияние, отражение…

Вернувшись из ванной, Дилан обратился к брату с надеждой быть услышанным:

– Пошли, Шеп. Пошли, пошевеливайся.

– …видимый луч, ультрафиолетовый луч…

– Это серьезно, Шеп.

– …инфракрасный луч…

– У нас проблемы, Шеп.

– …фотохимический луч…

– Не заставляй меня применять силу, – молил Дилан.

– …дневной свет, дневное сияние…

– Пожалуйста, не заставляй меня применять силу.

– …солнечный свет, солнечный луч…