Читать книгу Лезвием по уязвимости - Дина Серпентинская - Страница 3

Сказать, что Алла плохо спала этой ночью, – не сказать ничего. Слезы нескончаемым потоком стекали на грудь, она ерзала на месте, не в силах заставить себя переждать до утра, перетерпеть нависшую над ней неопределенность; отвернулась к окну и вглядывалась в черный лес, обратив в союзницы ночь, что скрывала от чужих глаз ее страдания. И лишь периодические всхлипывания выдавали ее в полутьме.

Лена то засыпала, то просыпалась и делала вид, что спит, не решаясь потревожить измученную подругу, оставив за ней право обдумать все наедине. Но иногда до нее доносился едва слышный шепот:

«Я тварь?»

Огромных усилий несчастной стоило проглотить обиду, до того противную, что рвотный рефлекс тут же вытолкнул ее обратно, и теперь она горчила в глотке. Нет, такое не забыть! Пашка решил воспользоваться ее уязвимостью, тем, что она живет у него и пойти ей больше некуда, значит, унижай – не хочу, все равно не денется никуда. Измывается гад? Аллу затрясло, новый поток слез хлынул из глаз. Ей не терпелось во всем разобраться, не ждать до завтра, а позвонить сейчас, но всю бесполезность затеи она объясняла себе тем, что трубку никто не возьмет… Придется дождаться утра и подловить его перед работой.

Далеко за полночь, когда слезы высохли, девушка постаралась разобраться в ситуации, понять, в чем ее вина, какие неправильные действия с ее стороны могли вызвать агрессию у такого уравновешенного парня, как Пашка: дыма без огня не бывает, и любому поступку должно быть объяснение.

«Почему он не брал трубку все дни – был зол? Тогда почему не позвонил с криком и с матом, какая я дрянь? Потому что неконфликтный. Ненавидит скандалы и выяснение отношений. Сказал как отрезал: тварь, и точка. Лучше бы он позвонил, лучше бы накричал…» – задумалась Алла, но кое-что для себя поняла.

Страшнее всего гнев тихого.

У него была причина, но какая? Они не ругались. Накануне мальчишника все шло прекрасно: заказали роллы и весь вечер смотрели Comedy Club. У них не было серьезных ссор, только бытовые, по пустякам, и до оскорблений никогда не доходило… В субботу Пашка уехал, в выходные еще отвечал на СМС… А после перестал.

«Ленка права, этот гребаный мальчишник… Что-то случилось именно там. Пашку увели? Маловероятно, там были только парни… А что если на меня наговорили? Но что?» – продолжила терзаться девушка. Это была задача с двумя неизвестными.

К утру поднялся сильный ветер. Алла с ее расшатанными нервами больше всего нуждалась в спокойствии, гармонии лесной глуши, она смотрела в окно, но там лишь тревожно шумела тайга…

Утром приехали в город. Алла с автовокзала ломанулась на такси домой: ей нужно было перехватить Пашку до того, как тот уедет на работу. А иначе придется отложить до вечера, а этого она не вынесет. Открыв дверь своим ключом, переступив порог, она обнаружила, что дома никого нет, хотя на часах всего семь утра. По всей видимости, парень ночевал вне дома: теоретически он мог остаться у друзей или родителей, только зачем все это?

На всякий случай Алла проверила шкаф: ее вещи лежали на местах, ничего не было скомкано, смято или выброшено. Это оставляло надежду на скорейшее перемирие, хотя и ссоры-то не было никакой.

Девушка плюхнулась в мягкое кресло и подумала, что даже при полной неопределенности в домашних стенах ей куда спокойнее, чем за тридевять земель отсюда. Сейчас она примет душ и немного поспит, а ближе к обеду съездит на работу, доложится начальству о командировке. Вечером же встретит Павла ужином, и он отпустит все обиды.

Старалась верить, что будет так…

* * *

– Подождите в приемной, Денис Сергеевич занят.

На Аллу смотрела смазливенькая секретарша, вторая за последние полгода. То ли директора меняли их как перчатки, то ли те не выдерживали и уходили сами, но одним словом: секретарши здесь не приживались.

– У него Соловьева. Забежала минут двадцать назад и еще не выходила, – пояснила та и сделала многозначительно глазами.

Соловьева была из числа сотрудниц, дама за тридцать, как специалист вполне посредственная, но одаренная в другом. Когда растрепанная Соловьева покинула кабинет, зам велел секретарше никого пока не принимать.

Слухи подтверждались… Коллектив давно мусолил эту тему, но Алла держалась в стороне, ее это как будто не касалось, лично не видела, не слышала, не знала. И лишь сейчас, став невольным свидетелем, почувствовала на себе чужую грязь.

– Сколько еще ждать?

– Минут десять, – ответила секретарша, опираясь на некоторый опыт. Обычно десяти минут было достаточно, чтобы мог войти следующий посетитель.

Алла выждала все пятнадцать и деликатно постучала.

Взмокший Пантелеев сидел спиной к окну. Первым делом в глаза бросалось не его лицо, а пузо таких необъятных размеров, что было непонятно, то ли оно подпирало стол, то ли напирало на него – лицо же было по-поросячьи розовым, круглым, с мясистыми щечками и заплывшими жиром глазками-щелками с похотливым блеском при виде симпатичных женщин. Алле показалось, что с их последней встречи он стал еще толще. Большие деньги позволяли много излишеств.

– Здравствуй, Алла, – его дыхание было неровным, голос с хрипотцой. Девушке стало неловко находиться с ним в одном кабинете, она не знала, куда деть глаза, и жалела, что не зашла до визита Соловьевой.

– Здравствуйте! Я с отчетом о командировке…

– Так отчитывайся.

– Двенадцатого мая, в понедельник, мы с Еленой выехали на автобусе в Пластун, в шесть вечера были в поселке, остановились в гостинице «Радуга». Обратно выехали тринадцатого мая в восемь вечера, в город вернулись сегодня в шесть утра. Вот наши билеты и чек из гостиницы. Хотим представить в бухгалтерию, чтобы нам все оплатили.

– Оплатят, не суть. Я вот не пойму, Алл, следующее: почему вы не справились? – спросил зам с таким видом, точно хотел опозорить пятиклассницу тем, что она не в силах решить задачу за третий класс. – Это же элементарно. Как можно было с этим не справиться?

– Мы следовали указаниям, которые получили на работе. Я предоставила Наталье полную информацию, но, выслушав меня, она ответила, что компания в кредитах не нуждается, хотя с этого и надо было начинать. А то улыбалась нам, кивала – скажи она сразу, я бы не распиналась. И вообще, мы зря туда поехали, нас там не ждали, – вырвалось у Аллы.

Она была настолько вымотана, что не желала оправдываться, заискивать перед начальством, а взяла на себя смелость сказать то, что думала. И почувствовала себя значительно легче.

– Это твои недоработки.

«Да сколько можно? И здесь без вины виноватая!» – оставаясь внешне спокойной, закипала внутри она.

– Как мои?!

– Перед тем как вас отправить, я созвонился с Натальей. Ее заинтересовало наше предложение, и она согласилась вас принять. Если она и передумала в процессе, то значит, ты не так преподнесла.

Алла обалдела от услышанного. Было же видно, что их слушали ради приличия, интереса – ноль! И какого черта она поехала, если сразу почувствовала, что дельце пахнет говнецом? Надо было косить под разными предлогами. Езжай двадцать часов ради пятнадцатиминутной встречи – еще и «крайней» выйдешь, все косяки повесят на тебя!

Пантелееву легче спустить всех псов на сотрудницу, чем признать лицемерие и двойную игру Натальи. Ее действительно заинтересовал банк, и она дала добро его пузатому руководителю, но за день до назначенной встречи заключила более выгодный контракт с другим банком, а двух бедолаг отправила несолоно хлебавши. В бизнесе, как на войне, все средства хороши, а понятие чести размыто. Будешь честным – останешься бедным. Ради этого идут в бизнес?

Но Пантелеев уже настроил себе воздушных замков и размечтался, какой процент в скором приберет к рукам, а тут выходит, деньги утекли прямо из-под носа. Ах, паразитка Алла, да ее убить за это мало! Значит, плохо работала, дрянь. А выяснять у Натальи, уважаемой дамы, бесполезно, она не станет перед ним отчитываться, хорошо, если вообще ответит на звонок… За все можно отыграться на подчиненной. Она должна понести наказание за крушение его надежд, хотя бы в виде выговора или лишения премии. Виновата – не виновата, свои люди – сочтемся.

И почему именно русский написал комедию «Свои люди – сочтемся»? Не немец, не француз, не англичанин? Да потому что это сродни русскому менталитету, печься о благополучии чужих, когда бедствуют свои, корни которого кроятся в необъяснимом презрении к народу, в отношении верхов к низам как к низкосортным существам, которые обойдутся, перебьются, стерпят все и при любом раскладе. А раз стерпят – значит, сочтемся. В СССР сочлись, когда тоннами отправляли продовольствие в развивающиеся страны, в то время как у своих строителей «светлого будущего» самые необходимые товары и те были в дефиците. В РФ с легкостью прощают другим странам многомиллиардные долги, когда подавляющая часть своего населения прозябает в нищете и существует на копейки… Сочлись в прошлом – сочтутся и в будущем. Главное, оценка мировых обозревателей, имидж эдакого государства-благотворителя, сердобольного, гуманного, чуткого к зарубежным бедам. А свои… Да куда они денутся? Сочтемся!

Русская классика тем и сильна, что несет пророческий посыл. Достоевский в «Бесах» предсказал революцию, Островский как в воду глядел, два столетия назад в трех словах вывел формулу отношения русских к русским, которая работает по сей день. Они настолько прочувствовали, изучили ментальность народа, что стали предугадывать события; по русским классическим романам можно писать историю с прогнозом на будущее, а не наоборот, накладывать художественные образы на сухую историческую основу.

И Алла не собиралась терпеть, не желала, чтобы с ней сочлись. У нее было два выхода: либо стоять и обтекать грязью, либо поставить на место этого борова, предъявлявшего ей незаслуженные обвинения. Она бы в любом случае выбрала второе, но не произойди в ее жизни события последних дней и не будь ее нервы на пределе, сделала бы это куда мягче.

– Моей вины нет никакой, и не надо делать меня крайней. Выбирайте партнеров понадежнее, а не тех, у кого семь пятниц на неделе, – ко мне же никаких претензий. Мой единственный косяк лишь в том, что я добрая, безотказная дура, поехала в эту чертову командировку, когда все здравомыслящие люди отказались, но с меня хватит. Видала я такие поездочки! Трясись двадцать часов в автобусе, а на тебя вместо благодарности еще ушат грязи выльют! – она и не заметила, как сорвалась на крик.

Боров не ожидал такой реакции от спокойной, интеллигентной Аллы. Его жирный зад нервно заерзал на кресле, глазки засверкали.

– Девушка, не кричите на меня. Вы получаете выговор и лишаетесь премии. Покиньте мой кабинет! – выкрикнул он, пропустив ее слова мимо ушей. Он не желал слушать ее, поскольку слышал только себя и свой непомерный аппетит в деньгах.

– Да пожалуйста! – хлопнув дверью, выбежала Алла вся в слезах.

«Вот так, паши на них, как лошадь, спины не разгибая. Отымеют за мизерную зарплату и слова доброго не скажут, еще и косяки свои повесят на тебя, – душила ее обида, – вот так работать на дядю. В будущем надо из шкуры вон вылезти, но свое дело открыть!»

Алла спустилась в отдел кадров, где написала заявление на трехдневный отпуск за свой счет. Ей необходимо было время остыть и переждать, когда пройдет эта проклятая черная полоса, разобраться, наконец, с домашними проблемами. Вернуть отношения в прежнее русло ей было куда важнее, чем выслужиться перед черствым, самодовольным начальством, для которого люди – быдло, инструмент для личного обогащения.

Уже на улице она подумала о том, что неплохо встретить Павла ужином. Готовить не было желания, но сидеть до вечера без дела… Так сойдешь с ума. Купила в супермаркете продукты и принялась готовить курицу, крошить салат.

Время тянулось, и это действовало ей на нервы.

* * *

В полседьмого вечера скрипнул замок, и на пороге появился Пашка, желанный, долгожданный…

Алла засияла, четыре дня его не видела, и вот он здесь. Ее счастью, облегчению не было предела, словно неприятности на работе, то жестокое СМС приснились ей во сне, но пришел любимый, и засияло солнце, все кошмары улетучились с приближением утра.

Она выбежала к нему, бросилась было в объятия, но он как-то холодно отстранился и, даже не взглянув на девушку, прошелся в зал. Весь вид его, отсутствие румянца на сероватом лице, потухший взгляд и синие борозды под глазами, выдавал человека изможденного, сутки не спавшего, отравившего ночь муками, страданием. Алла видела его таким один единственный раз, когда умер двоюродный брат, с которым они вместе выросли, и Пашка сам выглядел как покойник – сейчас примерно то же самое.

– Павлик… Что происходит? – спросила девушка, растерянно последовав за ним.

Его взгляд блуждал по комнате и резко остановился на ней – взгляд, пропитанный болью и ненавистью. Очень страшно, когда так смотрит близкий человек. Этот взгляд обладал испепеляющей мощью и выжигал все без остатка, не оставляя место ничему, даже надежде.

– Не прикидывайся дурой. Ты слишком долго игралась со мной. Но теперь я все узнал, – его голос напоминал скрежет металла. Резкий, ледяной, чужой…

Алла не узнавала прежнего Пашку: тело его, но наполнение, душонка обозленного на весь мир в целом и на нее в частности человека.

– Павлик, ты о чем? Я ничего не понимаю! Я никогда не игралась с тобой, что все это значит?!

– Прикидываться дурой бесполезно.

– Тогда прошу, объясни, в чем моя вина? Что я сделала такого, что ты не отвечаешь на мои звонки и пишешь грубые СМС? – взмолилась Алла. – Паша, это я тебя не узнаю! Что изменилось за эти выходные? Когда ты уезжал, все было хорошо, но сейчас передо мной не ты – передо мной другой. Тебя такого я не знаю! Откуда такая враждебность? И в чем моя вина? – в ее глазах стояли слезы.

Она бы предпочла услышать тысячу замечаний от Пантелеева и прочих, чем один укор от Пашки. Слова любимых ранят больнее самого болезненного жала и разъедают сильнее самой сильной кислоты.

– Да потому что я любил тебя! А ты трахалась на стороне, сука! За деньги, сука! Я что, мало бабла давал? Поскуда, шлюха, тварь! – Пашка кричал так, что в ушах звенело. – Строила из себя любящую, приличную, думала за лошка меня держать! Но тебя сдали с потрохами и слили информацию в соцсеть. Мне раскрыли на тебя глаза друзья, я долго не мог поверить, все оправдывал тебя, какая ты у меня порядочная, честная, пока тебя не показали мне на «Курицах Владивостока». Ты прославилась, дорогая, теперь звезда! Человек, который слил тебя, указал точные даты, когда и где ты ему давала. Как раз в те дни, когда мы не виделись, или я уезжал, или ты моталась в свои «командировки» да с подружками по кабакам, теперь ясно, с какими «подружками» и по каким «кабакам»!

Алла не дослушала. Все поплыло перед глазами. В висках застучало, а грудь сдавила тупая боль, стало больно слушать, жить, дышать… Ее метущейся страдающей душе стало слишком тесно внутри, захотелось вырваться наружу и биться, биться…

– Перестааань! – заорала она.

На нее обрушилась истерика такой мощной силы, что подкосились ноги. Не в силах устоять, несчастная рухнула на пол и зарыдала громко, с надрывом. Перед глазами стояла размытая картина, как одержимый яростью Пашка выкрикивал обидные слова, размахивал руками – давал выход эмоциям, и в итоге выплеснул все, что накопилось в нем за эти дни. Глядя на его красное яростное лицо, трудно было поверить, что этого парня всегда отличали выдержка, спокойствие, стальные нервы.

До недавнего момента у него было свое божество – любимая женщина, красивая, ласковая, как ангел. В ней он встретил воплощение всех женских качеств, которые формируют идеал. Их квартира была храмом, она – богиней, к ее ногам он подносил дары любви, облагораживал ей быт. Ему твердили про ее обыкновенность: несчастный не прощает блеск в глазах. Но Пашка никого не слушал, верил чувствам и женщине, вдохнувшей в него жизнь и жажду к ней. Но счастья час недолог, и с нее, создания неземного, сорвали маску, бросив к Пашкиным ногам. Богиня мигом пала с пьедестала, теперь же билась, истерила на полу, где было место ей.

– …Ну почему же ты такая тварь? Я всегда считал тебя особенной, все для тебя делал, а ты обычная шлюха! – доносилось до Аллы сквозь поток слез, рыданий. – И что вам, стервам, не хватает? С вас пылиночки сдуваешь – вы издеваетесь над мужиками! Так надо выбивать из вас всю блажь? Тогда и шелковыми станете, ценить начнете…

– Пашенька, это все ложь, на меня наговорили! Моя совесть чиста, я этого не делала, поверь! – взмолившись, подползла к нему зареванная Алла.

– Я что, олень, по-твоему? – отдернул ногу парень. – Я бы хотел не верить. Но откуда ему знать детали? Что делаешь, как любишь… – его слова прозвучали как-то глухо, по щеке скатилась скупая мужская слеза.

Не стоило говорить в этот момент о чувствах Аллы, которую последней фразой зарезали без ножа. Сперва она томилась в неведении, почему Пашка ее игнорирует, теперь же ужасалась от обвинений в том, чего не совершала. Какая мерзость! И кто такое про нее придумал? Понимала, у нее серьезный враг. Но плохо представляла, где и кому перешла дорогу, раз человек поставил цель сломать ей жизнь, и у него это неплохо получалось.

– Паша, покажи мне своих «куриц» и то, что выложили про меня, – сказала она севшим голосом, на что Пашка молча включил компьютер и вышел на свою страницу в соцсети.

– Смотри, любуйся! – горько усмехнулся он, скрывая за усмешкой боль.

Закрытая группа «Курицы Владивостока» создавалась как мужская. В подписчиках состояли исключительно парни, девушки при всем желании попасть туда не могли, их заявки сразу отклонялись, и за этим строго следили. Статус «выведем всех сук на чистую воду» определял цель создания: «Куриц» придумал некто обиженный на жизнь и женщин с целью поглумиться над бывшей; когда же число подписчиков перевалило за тысячу, группа стала своего рода базой данных непотребных девиц города, чтобы другие парни знали «героинь» в лицо и отношений с ними не заводили. О девушке анонимно размещали красочный рассказ с фото, а внизу в комментариях беднягу оплевывали все кому не лень. Кто-то один придумал, и, как по цепной реакции, «Курицы» распространились по всей стране, в каждом городе завелись свои курятники.

Алла с ужасом листала стену группы, где с виду симпатичных, миловидных девушек поливали такой грязью, от какой не отмыться вовек. Их обвиняли в изменах, меркантилизме, проституции, алкоголизме, наркомании, аферах, высмеивали нечистоплотность, внешность, запах – копошились в настолько грязном белье, что даже самый жизнерадостный человек, прочитав о себе такое, уйдет в депрессию надолго, а слабый духом и впечатлительный захочет счеты с жизнью свести. Алла очень боялась увидеть здесь себя и листала стену трясущейся рукой.

А следом же наткнулась на свои фото! Вот она в купальнике на Шаморе игриво выставляет попку, а вот сидит в кресле в нижнем белье, такая нежная и задумчивая – эти фотографии находились в свободном доступе в ее «ВКонтакте», и не нужно было прикладывать усилий, чтобы их достать. Ничего вульгарного в своих снимках она не находила: у каждой второй девушки было фото в купальнике, и у каждой третьей – в белье. «Ведь это тот же купальник, только кружевной и отличается разве что материалом», – как думалось ей.

«А это Алка, банковская шлюшка…» – прочла она вступление и ощутила, с какой бешеной силой заколотилось сердце. Но несмотря на сильнейшую душевную боль, не могла остановиться, поскольку должна была принять правду, какой бы та ни была, и каждое слово в тексте давалось ей так, словно его выжигали каленым железом.

* * *

«Алка – активистка, по минету хорошистка. Сучка, веденная на деньги, окрутила мажора, живут вместе, но блудливая природа требует своего, поэтому трахается направо и налево, пока богатый олень в разъездах. Устраивает интимные встречи за материальное вознаграждение, ее цена – семь косарей за встречу. Колхоз, но косит под элиту. Вышел на нее через сайтик знакомств, где она сидит под чужой фоткой, а свою реальную высылает на почту. Первый раз я отымел ее в Спасске-Дальнем в двадцатых числах января, куда она приезжала в командировку. Я был там по делам, захотел снять шлюху и вышел на нее через «Мамбу». Имел ее раком, драл очень жестко, просила покусывать шею – и ей так нравилось, и мне. Десятого февраля я был во Владе и снова трахнул Алку, на этот раз в медсестринском халате, который та одолжила у подружки-медсестры. С фантазией баба, знает, как удержать мажора, играет с ним в игры, но не с ним одним… А как возникли проблемы с деньгами, игры все наши накрылись – бесплатно давать мне не стала. Продажная шлюха, работает в банке, а подрабатывает, по ходу, в саунах, при этом своему оленю втирает, как сильно любит его! Имейте в виду, парни. Аноним».

* * *

Жар хлынул в голову, в глазах стало жечь от подступивших слез – каково прочесть о себе такое?!

История «банковской шлюшки» встретила огромное количество откликов в неумолимых мужских сердцах, собрала сто пятьдесят шесть комментариев, где целый шквал ненависти обрушился на нее одну, такую хрупкую и уязвимую, ее казнили самыми невообразимыми способами, одним только словом резали, рубили на части, жгли! Господи, за что?

Она этого не читала, к счастью… Если сейчас вообще уместно говорить о счастье. Ей хватило истории, чтобы зайтись в очередной истерике. Последние сутки слезы не просыхали на лице, и когда эмоции доходили до предела, она давала им выход в виде громких рыданий с надрывом – а иначе бы просто взорвалась.

Слишком ослабленная для того, чтобы что-то доказывать, Алла с мольбой посмотрела на Пашку, но тот находился по другую сторону баррикад и к ее страданиям был глух. Ее рев воспринимал как стыд, отчаяние разоблаченной потаскухи, которую приперли к стенке так, что ей не отвертеться.

Любимый человек вмиг стал судьей и палачом. Конечно, в его глазах все выглядело настолько правдоподобно, что не подкопаться: совпадали и даты свиданий, и пикантные подробности, словно тот, кто задался целью уничтожить Аллу, поставил камеру в их спальне и наблюдал – иначе как он мог узнать? По рассказам подруг? Но она была уверена, что в ее окружении надежные девчонки, и абы кого в секреты личной жизни не посвящала. Враг знал ее достаточно близко, более того, каждый шаг был у него на виду, и от этой мысли становилось дурно. Он знал, что в двадцатых числах января Аллу командировали в Спасск, а в феврале позвали на корпоративку (был юбилей у банка), знал и использовал это в своих коварных целях. Каким-то странным, непостижимым образом он был в курсе всего, знал слабости и бил туда…

Но как доказать это Пашке, когда все факты против? Как смыть пятно с репутации, когда об этом знают общие знакомые, а главное, его друзья, чьим мнением, советом он дорожит? Они-то и увидели знакомое лицо на «Курицах», были шокированы, насколько лживой может оказаться женщина, создать лишь видимость приличия, а на деле пыль пустить в глаза. Влюбленному открыли правду, показав и сайт, и Аллу; события как раз пришлись на тот мальчишник, который начался за здравие, а кончился за упокой.

– Па-ше-нька, неправда все, меня оклеветали! Кто-то пытается разрушить мою жизнь, – прохрипела та в отчаянии, – откуда этой мрази все известно? Все для того, чтоб растоптать меня и разлучить с тобой!

Но ее слова неубедительно звучали после таких серьезных, обоснованных обвинений. Было видно, что несчастная выбивалась из сил, пытаясь ухватиться за любой, даже самый пустяковый довод в свою защиту и вернуть любовь и доверие, подорванные раз и навсегда.

– Молчи! Ни слова больше! Как ты мне противна, – сказал он тише, и его лицо перекосила ненависть, а выражение сделалось таким, будто он собирался сплюнуть горечь.

Но никто не мог лишить ее права последнего слова. Алла выждала паузу и обрушилась на парня с пламенной речью:

– Зачем мне изменять, если ты лучший? Паша, Пашенька, я ни в чем перед тобой не виновата! Меня подставили, понимаешь? Подставили! Эта сука долго наводила справки, специально выбрала те дни, когда мы с тобой не виделись, чтобы я не смогла ничего доказать! В двадцатых числах января я действительно ездила в Спасск-Дальний по работе, со мной был начальник отдела, спроси – он подтвердит! В феврале у банка годовщина, в этом году уже десять лет. Корпоративка – это факт, я там была, все знают! Я поняла одно: мразь с поганым языком пересекается со мной по работе, и все концы нужно искать там. Прошу, дай мне время, и я вычислю эту суку! Даже если мне придется прочесать весь Владивосток в ее поисках, заставить приползти к тебе на коленях и признаться, что все написанное – ложь! Прош-у-у-у… – взвыла несчастная.

– Алла, ус-спокойся. С-сука – это ты, – оборвал ее Пашка; леденящий ветер свистел в безжизненной пустыне его глаз, – ты опустила меня. Рассчитываешь перевести все стрелки на другого, того, кто сдал тебя? Все ясно… У тебя есть пара дней на то, чтобы съехать. После наши с тобой пути не пересекутся никогда.

– Нееет! – закричала она так, словно в нее всадили нож. – Не бросай меня сейчас! Весь мир против меня, и ты туда же!

Под напором захлестнувших чувств Алла, рыдая, бросилась к Пашке с объятиями. Ей, как воздух, было необходимо прижаться к родному человеку и ощутить его поддержку и тепло, но вместо этого он резко оттолкнул ее.

– Так ни хрена ты не поняла… Уйди! – в ярости гаркнул парень.

Никогда ей не было так плохо, как сейчас, и казалось, хуже быть не может. Внутри все выжгли. Несчастную била нервная дрожь, она распласталась на полу и, не найдя в себе сил вести дальнейшую борьбу за честь, любовь, лишь отстраненно наблюдала за длинной тенью с острыми плечами, как та металась по квартире и хлопала шкафами.

«Уходит. Чтобы переждать… Пока квартира не освободится от меня. От лживой потаскухи», – сморгнула Алла жгучую слезу.

Жизнь вернулась в нее только тогда, когда снаружи щелкнули замком. Тогда она вскочила и бледная, как призрак, вылетела в прихожую.

Вот и конец. Считай, они порвали. Последнее «свидание» займет пару минут – все для того, чтобы отдать ключи. И посмотреть в его глаза в последний раз. Оставить квартиру, а за ее дверьми и прошлое, жизнь любящей и любимой женщины, огражденной прочными стенами от всех бурь и невзгод.

Она хотела прокричать его имя и то, как он ей дорог, но не успела, парень в спешке запрыгнул в лифт: по чьей-то злой воле страдали оба и в равной степени.

Тогда она кинулась на кухню. Окна выходили во двор, и уже через минуту высокий, статный красавец садился в серебристый Nissan. Брюнет с раскосыми глазами и белой кожей, без желтизны – отец был этническим корейцем. Алла могла бы любоваться им часами и раньше часто провожала у окна. Он это знал и поднимал глаза, по-азиатски обаятельно ей щурясь… Все в прошлом!

Крупная слеза упала на подоконник – гнать прочь воспоминания и мысли!

Все кончено… Как дальше с этим жить?

* * *

Алла забылась лишь во сне, но вспомнила все с пробуждением, и боль отозвалась ей прямо в сердце. Лицо распухло от слез, под глазами появились синие круги, а при виде собственного отражения в зеркале захотелось кричать. Но все это второстепенно.

Голову сверлила одна мучительная мысль – как вернуть Пашку. Она не собиралась сдаваться, отказываться от своей любви и парня, одного такого на миллионы, сидеть в бездействии и соглашаться с тем, что приписал ей вражеский язык, который вырвать бы да выкинуть собакам! В ней проснулся боец, а воспаленный мозг закипал над тем, как реабилитировать себя в его глазах, вернуть былые отношения. Человек живет надеждой, и Алла верила, что все можно исправить.

Ей требовались поддержка, помощь словом и делом, холодная оценка ситуации, и она вызвонила верных подруг, Янку и Маринку, в ком нуждалась, как никогда.

– Он порвал со мной. Дал пару дней на то, чтоб съехала. Все расскажу при встрече, приезжайте! – обзвонила Алла каждую из них.

К шести вечера скорая психологическая помощь примчала к ней на стройных четырех ногах. Последние новости шокировали подруг, которые всегда считали пару образцовой и думали, что этим-то двоим все нипочем. Они приехали, и Алле сразу полегчало.

«Вот что важно – не смартфон последней модели, и не гламурные цацки, не атрибутика «успешности» в стиле ста и одной розы на аватарку, а настоящие, надежные люди в твоей жизни, с которыми нестрашно пережить беду. Сейчас эра вещизма, брендов, ценятся тряпки, железки, пластмасски – неважно, лишь бы громко звучало и хорошо продавалось, но не люди с сильной, благородной душой, но телом в заплатках. В наше рыночное время душа, если к ней не прилагается никаких материальных составляюших, обесценилась, а толпе так легко навязать идеалы посредством массмедиа и социальных сетей», – задумалась Алла, глядя на любимых подруг.

Она накормила их ужином, заварила чай и принялась за длинный, эмоциональный рассказ, поведав все с самого начала, от игнора Пашкой ее звонков и первых опасений в командировке, заканчивая приездом, скандалом и конечным разрывом, передала содержание истории на «Курицах» – ничего не утаила, чтобы у подруг сложилась полная картина. Обе сидели, внимая каждому слову, их сосредоточенные лица словно застыли.

– Дааа, дело дрянь, – заговорила первой Яна, – все так ловко обставлено, что не подкопаться. Со стороны все выглядит именно так, как и подумал Пашка. Но мы слишком хорошо тебя знаем, чтобы поверить в эту грязь. Встряла ты, Алка, капитально… Но мы с тобой, и надо что-то решать. Для начала неплохо выяснить, какая тварь пошла на это, найти ее, вернее его. Думаю, мне пояснять не надо, что это не девчонка. Была б девчонка, было б все намного проще, а здесь не справиться самим. Надо подключить людей, чтобы те силой заставили его очистить твое имя. Пусть напишет в «Курицах», что оболгал тебя, и приведет убедительный мотив, зачем пошел на это, пусть поговорит с твоим парнем лично – это уже его проблемы. Главное, найти это гребаное трепло и людей, которые займутся им. Без грубой силы здесь никак.

– Ты думаешь, получится? – с надеждой спросила Алла. – Но кто ж тебе признается в клевете и обозначит на весь честной «ВКонтакт», что я, позорное чмо, постыдил честь Аллы Воронцовой? Не для того все это затевалось, чтобы спалиться, заработать репутацию трепла и получить по морде, ведь за Пашкой в случае чего не встанет!

– Ты должна сейчас думать о своей, а не о его репутации. Что за детсад: признается, не признается? Припугнут как следует – ой как признается! Я не вижу другого выхода, ты не сможешь тягаться с пацаном в одиночку! Когда ты узнаешь, кто он такой, что ты ему сделаешь, морду набьешь? Да черта с два: ты девчонка, ты слабее, а твой пацан сейчас не при делах. Решить проблему можно только грубой силой – хитрость не канает. Хоть десять раз хитри, хоть головой об стену бейся – Пашка не поверит, раз не поверил сразу. Нужно «чистосердечное» признание ублюдка, а для этого давление со стороны!

Янка была резка, но правдива, и Алла ничуть не обижалась на резкость ее слов, суждений.

– Но где взять эту помощь?! – в отчаянии воскликнула она. – У меня нет авторитетных друзей-мужчин, нет старшего брата! Раньше я могла рассчитывать на Пашку, его помощь и знала, что случись чего, он порвет за меня любого! Когда мы были вместе… – разрыдалась девушка.

– Все-все, хорош, не плачь, – похлопала по плечу Янка, как мать малыша, – найдем гниду, разделаемся с ней и вернем тебе Пашку! Только не плачь… Я куплю тебе калач.

– Алл, а что если тебе обратиться в полицию, написать заявление о клевете? У нас же правовое государство, и по законам, которые должны нас защищать, а не существовать формально, на бумажке, есть ответственность за публичное унижение, за ложь и клевету, в конце-то концов. Ты можешь судиться и выиграть суд, стребовать с гада компенсацию за моральный ущерб, а главное, очистить свое имя от грязи и доказать Пашке невиновность на вполне законных основаниях! Ты подумай, это даже лучше! – высказала блестящую мысль Марина.

– Ага, а следом заведут второе дело, в котором Алку нашу будут судить по проституции (как незаконной предпринимательской деятельности), а тварь та выступит свидетелем. Все так перевернут с ног на голову, что пострадавшая окажется и виноватой, – горько усмехнулась Янка.

– Алле нечего бояться, вины за ней нет. И когда дойдет до суда, какие доказательства приведет тот гад, если кроме пустых слов он предъявить ничего не может? Даже лицо побоялся показать, чтобы в него не полетели камни. Это в «контактике» он анонимный обличитель и герой, а в суде придется отвечать за каждое словечко. И там такое не прокатит, а за дачу ложных показаний – уголовка, – мягко возразила ей Марина.

– Мой друг, до чего же ты наивна! И до суда не дойдет, ее заявление просто рассматривать не станут, менты поржут над ним да выкинут. Они-то на убийства и изнасилования смотрят сквозь пальцы, а тут девочка пришла пожаловаться, что парень назвал «ВКонтакте» проституткой. Ты сама себя слышишь? Это же смешно.

– Но пусть попробует… Решить это через прокуратуру.

Растерянная Алла вмешалась в спор.

– Девочки, так как же быть сейчас? Он сказал за пару дней освободить квартиру…

– Однозначно: вещи собирай, – сказала Яна твердо, – не унижайся, не раздражай его, и так все очень плохо. Лучше вы помиритесь потом, и он снова позовет жить вместе, чем выставит на улицу сейчас.

– Но мне некуда идти! – всплеснула девушка руками.

– Как некуда, если у тебя есть мы!? Можешь остановиться у меня. В комнате хватит места на двоих. Вещи как-нибудь уместим, есть лоджия… А дальше видно будет.

– Можешь и у меня… – сказала Марина неуверенно.

Она сразила подруг эффектным появлением в баре и была чудо как хороша сегодня, даже в джинсах, с собранными в пучок волосами, с едва уловимым цветочным шлейфом и минимумом косметики на лице выглядела дорого, не так, как раньше. Может, из-за СПА-процедур ее кожа обрела сияние, а может, на фоне общей ухоженности, от корней волос и до кончиков ногтей. И к Алле, в район Чуркина, приехала не после тяжелого рабочего дня в больнице. Обмолвилась, что больше там не работает: любовник позволил жить за его счет.

И Алла поняла, что переезжать к ней не стоит. Маринка мечется, и отказать не хочет, особенно в сложившейся ситуации, и на квартиру привести не может. Тогда она сказала:

– Спасибо, дорогие. Остановлюсь я все-таки у Янки: удобнее добираться до работы. А дальше видно будет: либо с ним сойдемся, либо свой угол снимать…

Решено. Алла купила на рынке большие китайские сумки из клетчатой синтетики, по двести рублей за каждую, в выходные собрала вещички, опять же, не без помощи подруг, и в воскресение перевезла все к Яне. Квартиру, в которой жила ее любовь, покидала с тяжелым сердцем и надеждой вернуться вновь.

Пашка позвонил вечером и сухо спросил, куда заехать за ключами. Алла назвала Янин адрес; он подъехал в течение получаса. В квартире она подготовила целую речь, что ни в чем не виновата, что даже в мыслях не было измены, что ее подставили, но, увидев его, не проронила ни словечка, лишь отвела глаза, полные слез, и дрожащей рукой протянула ключи. Парень тоже старался не смотреть в глаза. Не из презрения, а от страха показать ей слабость, слезы…

Это была идеализированная любовь, не выстраданная, не закаленная трудностями, когда на пути к соединению предстоит свернуть горы, слишком нежная и уязвимая, чтобы выстоять в жестоком мире.

* * *

В понедельник ждал новый удар.

Не успела Алла переступить порог банка, как ее перехватила кадровичка с просьбой немедленно зайти к ней в кабинет, где передала распоряжение начальства. Уволить девушку с сегодняшнего дня.

– Как? На каком основании?! – бросило ее в жар.

– Разговоры нехорошие ходят, Аллочка. Напиши заявление по собственному желанию или они найдут повод убрать тебя. Поверь, не рада будешь, что не ушла сама.

– Какие еще разговоры?!

Кадровичка замялась: меньше всего ей хотелось добить унизительной правдой эту сотрудницу, приятную во всех отношениях девушку, и она предпочла бы умолчать, чтобы это сообщил кто-то другой, не она. Но под настойчивым и вместе с тем умоляющим взглядом сдалась.

– Кто-то пустил слух, что ты занимаешься… Ну этим… Во время рабочих командировок… Это дошло до замдиректора, и он без колебаний принял решение уволить тебя, а директор на больничном после операции и выйдет нескоро. Да и справедливости от него ждать бесполезно. Сама знаешь, он во всем поддерживает заместителя, тот его правая рука…

– Ложь! Кто этот мерзкий сплетник? Кто он?! – вскрикнула Алла.

Осталась без парня, а теперь и без работы! Здесь и сейчас на собственной шкуре ощутила всю горечь и точность выражения «беда не приходит одна».

– Этого сказать не могу… Меня поставил перед фактом Пантелеев. Хотел, чтобы ты ушла по-тихому и без скандалов.

Но Алла кинулась разбираться. Не обратив внимания на требование секретарши подождать в приемной, ворвалась к заму и выпалила:

– Денис Сергеевич, объясните мне, что, черт возьми, происходит?

Лицо ее горело, голос был не по-женски суров, она находилась в том состоянии, когда пора было отбросить все формальности и выяснить, что за дурдом творится вокруг. Против нее ополчились и любимый, и начальник; невидимый враг играл ими всеми, как марионетками, и отлично знал, кого и за какие ниточки дергать, наносил удары сразу по двум фронтам.

– Зачем явилась?! – взвизгнул пузан, как баба, но Алла пропустила его слова мимо ушей.

– Давайте начистоту. Я не понимаю, на каком основании я должна уволиться?! За что? Чем я провинилась – тем, то вкалывала на благо банка? Вы верите всей грязи, всем сплетням обо мне? И кто он, этот лжец?! Не укрывайте же его! – эмоции зашкаливали, вопросы, восклицания сыпались градом.

– Мне стало все известно, – ответил пузан с нотками злорадства в голосе, с бесятами в глазах, – удивила ты нас, Алла, ой как удивила. Тебе должно быть стыдно. Водила всех нас за нос. И куда я смотрел, когда брал тебя на работу? Казалась приличной девушкой, а оказалась… Хм. Не оценила оказанного тебе доверия, мы к тебе по-человечески, а ты к нам… Хм. И сделки у нас не заключались, и договора не подписывались, а все почему? Потому что занималась не той работой. И в Пластуне ты сорвала контракт, зато время даром не теряла и завела свои контакты. Парень-то твой знает, Алл? – откровенно издевался зам. – Ты позор, пятно на безупречной репутации нашего банка. Пиши-ка лучше заявление на увольнение сама. Если этого не сделаешь, придется уволить тебя с такой записью в трудовой, что не то что менеджером или экономистом, а торгашкой ни в один киоск не возьмут!

И это говорил ей руководитель банка, высокопоставленный человек, серьезное, уважаемое лицо, а, по сути, существо, копошащееся настолько низко, что разные гады, змеи, высиживающие свои яйца, выглядят достойнее и благороднее даже по факту любви к своим змеенышам. Душа вечна, тело тленно, но не у каждого – у иного духовная смерть наступает с самоутверждением за счет страданий других, он как хлам, как иссохшее наполнение с виду энергичного, пышущего здоровьем организма. Человечность – сестрица душевности, и она жива до тех пор, пока живо сострадание, – в противном случае, если человеку доставляет удовольствие видеть боль других, он приобретает настолько извращенные формы морального уродства, что становится ущербнее рыб без плавников, птиц без крыльев, поскольку лишен главного качества, с которым пришел в этот мир.

Так и здесь, из уст важного лица лилась грязь, вполне осмысленная по своей жестокости, слова подбирались такие, чтобы сильнее унизить, больнее ранить. Диким желанием девушки было вцепиться в эту рожу, содрать вместе с кожей ухмылку и выцарапать гаденькие, заплывшие жиром глазенки, но она лишь ответила испепеляющим взглядом, полным ненависти.

Стоило ли держаться за такую работу? Стоило ли после всего услышанного объясняться и еще сильнее унижаться? На языке крутились матерные словечки, но ей хотелось ответить что-то жесткое, хлесткое, но кратко, чтобы не превращать диалог в словесную перепалку, а ударить под дых одной только фразой и уйти.

– Какое дело до личной жизни подчиненных директору, который в рабочее время трахает любовницу? Ты всеобщее посмешище, куда тебе до авторитета, суровый начальник с расстегнутой ширинкой! Прикрой, не позорься! Твоя жена еще не знает о Соловьевой? Достойная женщина и очень влиятельная, благодаря ее связям ты и добился этого поста. Она скоро все узнает, и ты вылетишь следом за мной, как пробка. До свидания, начальник! – выкрикнула Алла и, хлопнув дверью с остервенением, вылетела вон. Краткости не получилось, но ударом на удар ответила сполна.

Было ли ей больно? Пожалуй, да, но не настолько… После разрыва с парнем она перенесла сильнейший стресс, и боль та заслонила все эмоции; теперь Аллу сложнее чем-то пронять. И если девушка готова была ползать на коленях перед Павлом, которого ввели в заблуждение, то слова ненавистного директора восприняла с агрессией, желанием в ответ ужалить побольнее. Она усвоила, чем больше умоляешь, унижаешься, тем больше измываются, испытывают, до какой опустишься черты. С врагом стоит держаться холодно и действовать без колебаний, бить точно в цель.

Она усвоила урок. Отныне не позволит никому манипулировать душевным состоянием посредством грязных сплетен. Она не половая тряпка, готова дать отпор любому, кто скажет грязно про нее. На банковской карьере крест? И ладно! Напишет заявление, да и дела с концом. Не видеть больше эти рожи, не унижаться…

Тут позвонила Ленка: «срочно забеги ко мне».

– Я знаю обо всем, я расскажу. Только присядь, пожалуйста, – опустила глаза приятельница, когда Алла зашла в кабинет.

– Что именно?

– Я знаю, кто виновен в твоих бедах.

– И кто же?! – Аллу затрясло. Последовав совету, она присела. – И кто же эта тварь? Скажи мне, не тяни!

– Авдеев…

Авдеев? Ничтожная попытка завязать роман на службе. После разрыва мстил и строил козни, но от него отмахивались, как от насекомого, и даже Алла перестала замечать, но вот стрела достигла цели…

Кровь прилила к лицу, непроизвольно сжались кулаки – гадать не надо, бросится с разборкой к бывшему. Что будет… Перья полетят на весь отдел. Может, не стоило ей говорить об этом здесь? И Ленка подскочила с места.

– Сперва послушай, как все было. Не горячись, прошу, не горячись. Здесь нужен хитрый ход…

– Рассказывай, что знаешь.

В яростные, цепкие пальцы угодил карандаш со стола. Зажатый, словно в тисках, он не выдержал столь сильного напора и разломился пополам. Обломки короткими снарядами полетели в урну, но ни Алла, ни Лена не придали этому значения.

– Перед нашим отъездом в Пластун я подслушала в курилке разговор. Авдеев и кореш его Замятин обсуждали тебя в грязной, грубой форме. Я проходила мимо, но услышала знакомый мерзкий ржач, обрывки фраз и поняла, что речь шла о тебе. Я встала у двери, чтобы никто из них меня не видел.

«Шлюха едет в Пластун. Приторгует передком, на что еще она годна? Я отвечаю, не первый ее заход. Такие кадры портят имидж банка, Макс. Не спрашивай, откуда знаю. Донести бы до твоего дяди, чтобы вышвырнул эту шмару…», – услышала я; это были слова Авдеева.

«Не вопрос, все будет сделано в лучшем виде», – заржал племянник Пантелеева.

Я не восприняла слова всерьез, не стала ничего тебе передавать, чтоб не тревожить понапрасну. Я лишь задумалась, как ты связалась с этой мразью, что в нем нашла, когда дерьмом прет за километр? Поведение не мужчины, а мстительной и истеричной бабы! Даже представить тебя с ним нелепо, – тяжелый вздох прервал монолог, – так вот. Прошли выходные, и в понедельник мы уехали. Когда же я вышла в четверг (а ты была в краткосрочном отпуске), по конторе уже вовсю ходили сплетни, какая ты… Я сразу вспомнила подслушанный мной разговор и поняла, откуда ветер дует… А дома парень ошарашил: показал тебя на «Курицах Владивостока», на что я пристыдила, чтобы не вздумал верить, сказала, ты пример как человек, как личность, как сильно любишь парня, и порядочнее, вернее тебя еще сыскать! Я в ужасе, не представляю, каково тебе. Ты, главное, не падай духом и не слушай эту чушь. Умные люди в это не поверят…

– В это поверил Пашка… – сказала Алла убитым голосом.

– Поверил? Как?!

– Эта сука выдала даты командировки и юбилейной корпоративки за дни, когда я типа «занималась проституцией», – как раз те дни, когда меня не было дома! Но самое ужасное… Он привел сексуальные зарисовки, и Пашкины сомнения отпали! – рыдала Алла. – Кто мог знать такие точные подробности?! Конечно, бывший! Кто ж еще?

– Ну, конечно, как твой бывший, Авдеев знает интимные стороны, и как коллега, в курсе тех дат, когда ты отсутствовала дома по работе. И еще, я сопоставила даты: подслушанный мной разговор в курилке состоялся на день раньше появления записи на «Курицах», а это значит, что Авдеев и есть автор, а не наоборот, начитался о тебе всякого и понес это «всякое» в народ. Он заранее все продумал, обмозговал и для полноты эффекта решил добить тебя «ВКонтакте». Возможно, с тем расчетом, чтобы информация дошла до Пашки. Вот же тварь!

Алла не могла больше слушать. Она вскочила с места и пулей вылетела из кабинета. Все произошло так быстро, что Ленка и заметить не успела, как подруги след простыл. Аллу несло по коридору в отчаянной решимости. Вторая, третья дверь направо…

В висках стучало.

«Сейчас будет жарко», – осознавала свои действия, шаги она.

Резко отворив дверь, она ворвалась в кабинет, где ничего не подозревавшие Замятин с Авдеевым пили кофе и обсуждали какие-то свои дела. При виде девушки оба оживились и растянули рты в ехидных улыбках, как перед началом занимательного шоу. Но вопреки их ожиданиям, Алла начала не с гневной и слезной тирады, над которой можно было потешиться, поржать, а с решительных, конкретных действий. Ее движения были резки, быстры: она схватила кружку со стола Авдеева и выплеснула содержимое врагу в лицо, моментом смыв насмешку. Обнаружив, что кофе слегка подостыл, сильно раздосадовала, что в кружке не крутой кипяток.

– Умойся, сука! – выкрикнула Немезида и запустила кружку в подлеца, но тот успел закрыть лицо, удар пришелся по костяшкам.

– Совсем офонарела, шлюха? – Авдеев вскочил с места.

Он обогнул стол и толкнул девушку что было силы, та упала, он начал бить ее ногами! Алла заорала во все горло от ненависти и унижения – то был неравный бой.

На крик сбежались люди.

– Глеб, что ты творишь? Она же девушка! – крикнул кто-то не своим голосом и оттолкнул Авдеева. В дверях показалась Ленка и, подбежав к побитой, помогла ей встать.

Алла подняла на всех лицо. Сузив глаза, она прохрипела, что убьет Авдеева и в следующий раз он умоется кровью – не кофе. Тот рассмеялся ей в лицо:

– Да что ты сделаешь мне? Банковская шлюшка!

И тут-то ее пронзила острая боль, но боль другого рода. Появилась злоба, сильнейшая обида на Пашку, что поверил вражине и бросил в тяжелое время, когда ей так необходима защита. В этот момент она сорвала розовые очки и расценила его поступок по факту как предательство – а раз так, она больше не станет унижаться, к чертям эту любовь, к чертям ненадежную тварь! Он не с ней, он на стороне врагов, а значит, один из них…

Она в стае волков.