Читать книгу Расплата - Дитмар Шмельцфойер - Страница 6

Действительно через пару минут к Анциферову спустился улыбающийся полноватый мужчина в очках и с залысинами на лбу.

‒ Серега, сколько лет, сколько зим! А ты совсем не стареешь! ‒ сказал мужчина, обнимая его. Потом он быстро ввел восьмизначный код, и они вошли в беседку. Дверь за ними автоматически закрылась.

‒ Ну что ж, я вижу, ты замерз от пива, ‒ весело сказал Чапченко. ‒ Может, выпьем чего-нибудь покрепче и погорячее?

‒ Что, например?

‒ Как насчет кофе с граппой или с коньячком?

‒ С удовольствием, ‒ ответил Сергей после недолгой паузы.

В беседке было всё для полностью автономного существования. В конце 90-х сюда даже провели интернет. Поэтому Сергей совсем не удивился, когда Чапченко открыл красный шкаф и достал оттуда бутылку хорошего французского коньяка. На сером столе стояла швейцарская кофе-машина известной марки «Jura», и Чапченко просто нажал кнопку и выбрал двойной эспрессо для себя и для друга. Когда кофе был готов, он точным движением добавил в две маленькие чашечки немного коньяку и передал одну из них Сергею.

‒ Ну, что тебя привело в наши края? ‒ cпросил Чапченко, прищурив один глаз.

Прежде чем ответить, Сергей показал наверх, и Чапченко выключил маленький рубильник, расположенный в неприметном месте, сбоку от термометра, висевшего прямо над входной дверью.

‒ Так-то лучше. Теперь нас точно никто не слышит, ‒ сказал Сергей.

‒ А вдруг у меня в кармане диктофон?

Анциферов ткнул указательным пальцем в бок Чапченко.

‒ Подкольщик вы, товарищ Чапченко.

‒ Ладно, не тяни. Почему ты пришел ко мне сюда, а не домой? ‒ спросил Александр.

‒ Саня, мне поручено вести дело Хлопонина, а также произвести послезавтра его арест, ‒ сказал Сергей после долгой паузы. ‒ Указание поступило с самого верху. Вчера я встречался с Попустиновым, и он взял это дело под свой контроль. Моя проблема заключается в том, что у меня практически нет никаких доказательств его вины, кроме документа о незаконной приватизации Уфимского нефтехимического комбината.

Вся веселость Чапченко мгновенно пропала, и он стал выглядеть ещё старше.

‒ Документ у тебя с собой?, ‒ спросил он.

‒ Обижаешь, старик. Конечно, с собой, иначе зачем бы я сюда приперся, ‒ ответил Анциферов и достал из портфеля тоненькую папочку, в которой среди прочего лежали два листа договора о приватизации Уфимского химического комбината.

Чапченко очень бережно взял оба листа и стал внимательно рассматривать их со всех сторон. После этого открыл ящик письменного стола и достал оттуда лупу. Еще раз изучив договор, он поднял глаза на Сергея и сказал, глядя почти в упор

‒ Сережа, ты меня извини, но то, что ты мне принес, ‒ это профессионально состряпанная фальшивка.

Анциферов обомлел. После долго молчания он спросил:.

‒ Сань, ты в этом уверен?

‒ Cерега, обижаешь. После таким вопросов я вообще могу перестать с тобой общаться неофициально.

‒ Да ладно, не кипятись. Расскажи по порядку. Как ты пришел к такому выводу?

‒ Сереж, пойми меня правильно, пожалуйста. Я помогу тебе всем, чем смогу, но мне совсем не хочется самому втягиваться в эту очень неприятную историю. У меня трое детей. Самому младшему нет и шести месяцев. Думаю, что ты меня понимаешь.

Анциферов молча просто утвердительно кивнул и на секунду прикрыл глаза.

Чапченко продолжал:

‒ Я никогда не откажу тебе в помощи, Серега, просто имей в виду, что ты не должен ссылаться на меня в случае чего.

Анциферов почти по-отечески смотрел на него.

‒ Конечно, Саня, я этого не стану делать. Ты ведь меня знаешь, слава Богу, очень хорошо.

Чапченко снова взял бутылочку коньяка, который до этого использовал для приготовления кофе, и налил себе и Анциферову по рюмочке.

‒ Ну, за нас, ‒ улыбаясь, сказал Анциферов. Они выпили, не чокаясь.

‒ Теперь приступим к делу, ‒ начал Чапченко. ‒ Как только я увидел этот документ, сразу понял, что это фальшивка, но довольно хорошо состряпанная. Причем, возможно, даже в стенах моего заведения. Я даже взял лупу, чтобы удостовериться. На документе отсутствуют водяные знаки. Все документы, выдаваемые при заключении договоров до октября 1999 года, имели не только гербовую печать, но и водяные знаки, как на денежных купюрах. После 1999 года наши изобретательные законодатели отменили использование водяных знаков на всех документах, кроме денежных купюр, что вызвало целый шквал кустарного производства фальшивых документов. Может, припоминаешь, Серег, это ведь было в нашу с тобой бытность на Дальнем Востоке.

‒ Да, вроде было что-то такое, ‒ отозвался Анциферов.

‒ Ну так вот, данная бумаженция датирована двадцать первым октября 1996 года, когда таких свидетельств о незаконной приватизации не было и в помине, поскольку появились они только в конце 1999 года. Это раз. Второе и не менее важное. Внимательно посмотри на подпись. В графах, где стоит подпись, у всех, кроме Хлопонина, подписи рукописные, а у него нечто вроде отсканированной или, как это нынче модно называется, электронная подпись. Скажи мне, пожалуйста, Сергей, с какого рожна Хлопонин на важном документе, выданном ему в единственном экземпляре, будет ставить отсканированную подпись? Или, может, он не присутствовал при заключении сделки? Особенно это бросается в глаза на фоне рукописных подписей юриста Медиакона и бывшего генерального директора Уфимского химического комбината. Зачем Хлопонину самому подставлять себя, подумай. В остальном же документ сработан безупречно, и даже такому старому педанту, как я, придраться больше не к чему. Хорошо работают ребята. Молодцы. Ну вот, собственно, и всё. Это были факты с минимальным количеством моих измышлений. Выводы делать тебе.

‒ Спасибо тебе огромное, Сань. Что бы, интересно, я без тебя делал?

Чапченко засмеялся.

‒ Пропал бы ты, блин, Серега, как ни крути.

Анциферов, однако, не унимался.

‒ Саня, извини за настойчивость, раз уж мы здесь. Можем мы подняться в архив и посмотреть, какие еще документы компрометирующего содержания имеются на Хлопонина?

‒ Сереж, конечно, можем, только я тебе сразу скажу, что больше ничего на олигарха, кроме «этого», у нас нет, но если ты настаиваешь, конечно, мы поднимемся.

В беседке имелась дверца в полу, открыв которую они спустились в подземную часть здания и, пройдя по длинному коридору, вышли к лифту. На лифте, минуя проходную, поднялись на третий этаж в просторный кабинет Чапченко. Войдя, Александр жестом предложил Анциферову сесть и сам опустился в кресло у своего рабочего стола, стоявшего около окна.

Набрав номер архива, Чапченко обнаружил, что там уже никого нет.

‒ Все ушли домой. Шесть вечера почти.

Пришлось звонить ассистенту, однако и его не оказалось на месте.

‒Ну что ж, тебе повезло. Пойдем сами, без свидетелей, ‒ сказал Чапченко.

Они спустились на проходную и взяли у охранника коробочку с ключом от архива. Чапченко расписался в журнале, что получил в свое распоряжение ключ. Охранник с орденскими планками на груди подозрительно посмотрел на Анциферова и сказал:

‒ А этого молодого человека я не помню.

‒ Семен Петрович, он еще с утра ко мне пришел и голову морочит. Из прокуратуры окружной он.

‒ Ах вот оно что, ‒ сказал старик и практически сразу продолжил разгадывать кроссворд.

Они спустились по лестнице, открыли металлическую дверь, и Александр поднес свою карточку к дисплею, после чего вторая металлическая дверь открылась сама.

‒ Ну вот мы и пришли, ‒ сказал Чапченко.

Они попали в огромный зал, чем-то напоминавший отчасти склад, отчасти библиотеку. Разница заключалась в том, что вместо книг здесь были собраны всевозможные документы на лиц, как-либо связанных по роду своей деятельности с Уральским регионом. По всему залу стояли металлические несгораемые стеллажи, в которых хранились досье на всю элиту региона начиная с двадцатых годов XX столетия и заканчивая нашими днями. Некоторые особо ценные документы на очень важных лиц имелись здесь только в качестве резервных копий, в то время как оригиналы находились где-то в подвалах Лубянки. Где именно, знали только те, кому это полагалось по долгу службы.

Анциферов достаточно быстро нашел нужный стеллаж. Сбоку на торце была выведена акуратная комбинация из букв и цифр. Присмотревшись повнимательней, Сергей расшифровал: «Медиакон 1998-2003». Папок было довольно много, и Анциферов долго искал фамилию Хлопонин. Он три раза просмотрел все папки, но так ничего и не нашел.

‒ Странно. Неужели на Хлопонина вообще ничего нет? Такого не может быть. Здесь должны быть как минимум копии тех документов, которые были предоставлены УФСБ в мое распоряжение, а именно, документ о незаконной приватизации Уральского нефтехимического завода. Или ФСБ в вашем департаменте не держит копии или оригиналы документов, предоставленных следствию.

Александр улыбнулся.

‒ Верно мыслишь, майор Анциферов.

‒ Саня, вообще-то я уже полтора года как подполковник, ‒ сказал Анциферов с хитроватой миной на лице.

‒ Извини, что понизил в звании. Ты, однако, как подполковник не можешь не знать, что не все документы в архивах хранятся исключительно в алфавитном порядке. Например, иногда документы сгруппированы по очередности уголовных дел в отношении компаний или ее отдельных сотрудников, как, например, в нашем случае. Ты помнишь, на кого было заведено первое уголовное дело среди ближайших бизнес партнеров Медиакона и компаний, аффилированных с Хлопониным?

‒ Ты имеешь в виду Аркадия Синицкого? ‒ спросил Сергей тоном неуверенного школьника на экзамене.

‒ А тебе не зря дали чин подполковника, Серега. Мыслить ты за годы работы не разучился, ‒ с легкой иронией сказал Чапченко.

Ничего не ответив, Сергей метнулся к стеллажу и практически сразу нашел папку, где было написано «Син54». Анциферов знал, что на самих папках, в которых хранились документы сверхсекретного в том числе и компрометирующего содержания, редко писались полные фамилии лиц, к которым материалы имели отношение. Это было сделано из соображений секретности. Вместо этого писались лишь две или три начальные буквы фамилии и год рождения. «Син54» означало, по-видимому, Аркадия Синицкого, который родился в 1954 году и был почти на 10 лет старше Хлопонина. Анциферов быстро просмотрел содержимое папки. Папка была не особо толстой, и в ней находилось около десятка различных документов, включая газетные статьи и фотографии. Он пригляделся к одной из фотографий. На ней Синицкий и Хлопонин были запечатлены в компании нескольких американских сенаторов и бывшего президента США.

‒ Интересно, ‒ хмыкнул Сергей и положил фотографию обратно в папку.

За папкой «Син54» лежала папка «Печ62», названная по аналогии с предыдущей, по-видимому, в честь Александра Печорского, шефа службы безопасности Медиакона, обвиненного в убийстве нескольких чиновников, включая мэра города Норильска. Анциферов взял папку и недоверчиво повертел ее в руках, а потом повернулся к Чапченко и неожиданно спросил.

‒ Как ты думаешь, Саня, сколько документов содержит в себе это досье на Печерского?

Александр на секунду задумался, а потом сказал:

‒ А ты попробуй угадать, Серега.

‒ Пятьдесят?

‒ Холодно, гораздо меньше.

‒ Ну хоть двадцать документов там найдётся?

Чапченко замолчал.

‒ Ну, что ты молчишь?

‒ Cереж, там нет ни одного документа, если не считать фотографий убитых и фотографий «предполагаемых» убийц.

Слово «предполагаемых» он произнес так, что стало сразу понятно, что в «виновность» или причастность этих людей к указанным преступлениям он совершенно не верил.

Анциферов не сразу полностью осознал смысл слов, сказанных другом. Он, словно робот, машинальным движением вскрыл конверт формата A3 и высыпал на стол все небогатое содержимое досье на Печорского. Все досье состояло из восьми фотографий. Из них на четырех были изображены жертвы: трое убитых и жертва несостоявшегося убийства. На оставшихся четырех фотографиях был запечатлен сам Печорский и трое его «подельников».

Оправившись от увиденного, Сергей произнес:

‒ Да, немного, однако, потребовалось Генпрокуратуре, чтобы упрятать за решетку Печорского.

Внезапно Анциферов поднял палец вверх и медленно стал оседать на пол, как будто ему стало плохо с сердцем. Сев на пол, он обхватил голову руками и на пару минут застыл в состоянии некоторого анабиоза, словно индийский йог.

Чапченко внимательно смотрел на Сергея, боясь приблизиться и потревожить его.

‒ Я все понял, Саня, ‒ тихо сказал Анциферов. ‒ Дело не в Синицком и не в Печорском. Они были просто разменными монетами в крупной игре. Дело в Хлопонине. Его пытались запугать, и у них ничего не вышло. И теперь настал черед самого Хлопонина.

Чапченко молча слушал его.

‒ Я даже не знаю, почему мне поручили это все. Они ведь знают, что я не могу арестовать и завести уголовное дело на человека, которого не в чем обвинить и доказательств вины которого или даже косвенных улик на которого у меня нет, ‒ рассуждал вслух Сергей, как будто говорил только сам с собой.

Александр понял, что пора остановить эту тираду друга, пока все не зашло слишком далеко.

‒ Послушай, Сергей, давай оставим этот разговор. У меня трое детей, младшему всего полгода. Я не хочу ломать им жизнь. Я и так сказал и показал тебе много лишнего. Большего я сделать, к сожалению, для тебя сейчас не могу. А на месте Хлопонина оказаться тоже не хочу и тебе не советую. Подумай: едва ли на совершенно невиновного олигарха устроили бы такую охоту, начав арестовывать его ближайших сподвижников. Наверное, он кому-то очень крупно нагадил или использовал в своем бизнесе не совсем законные методы. Дыма без огня, как известно, не бывает.

‒ Саня, я допускаю, что Хлопонин вел свой бизнес не совсем честным способом, но если на него нет никаких улик, мы не можем арестовать невиновного человека только потому, что нам что-то кажется. Или я не прав?

Чапченко как-то недобро усмехнулся, глядя куда-то мимо Сергея.

‒ Серег, а ты попробуй объяснить это Попустинову, если, конечно, сможешь, или подай рапорт об отставке.

Анциферов посмотрел другу прямо в глаза.

‒ Спасибо тебе большое, Сань. Извини, что втравил тебя во все это. Давай выбираться из твоих катакомб.

Поставив на место все папки, они медленно пошли к выходу. Закрыв за собой обе металлические двери, они снова оказались в длинном коридоре, под потолком которого проходили трубы теплоизоляции. В конце коридора они снова очутились у лифта.

Чапченко замедлил шаг и вдруг остановился.

‒ Послушай, Сергей. Подумай хорошенько, стоит ли тебе во все это ввязываться и чего ты этим добьешься. Зная твою принципиальность, я бы на твоем месте не брался за это дело. Согласись лучше потерять работу, чем свободу, а, возможно, и жизнь. Слишком многое стоит на кону.

Сергей виновато улыбнулся и запел:

‒ «Не вешать нос, гардемарины,

Дурна ли жизнь иль хороша.

Едины парус и душа,

Едины парус и душа,

Судьба и Родина едины.»

‒ Пошли домой, Карузо, ‒ улыбнулся Чапченко.

Поднявшись на лифте, они вышли к проходной. Пенсионер, разгадывавший кроссворды, сменился на молодого парня в камуфляжной форме, надетой поверх тельняшки. Александр отдал ключи парню и расписался в журнале, и они вышли на улицу.

‒ Вас подвезти, товарищ подполковник? ‒ спросил Чапченко

‒ Было бы очень кстати, Сань, ‒ тихо ответил Сергей.

Ехали молча, только однажды Александр ругнулся на подростков, перебежавших дорогу на красный свет практически перед его машиной. В устах Чапченко, однако, это прозвучало совсем не грубо.

Вдруг почти мгновенно начался дождь, очень быстро перешедший в сильный ливень. Чапченко тем не менее как ехал под сто, так и гнал дальше, не снижая скорости.

‒ Сань, не гони так. Не видно ведь ни хрена, ‒ сказал Анциферов.

Чапченко ехидно ухмыльнулся.

‒ Страшно тебе, Серега, стало? Вот разобьемся мы сейчас ‒ и будет ходить твой олигарх на свободе. И будет справедливость на земле.

‒ Дурак ты, Чапченко, хоть и в ФСБ работаешь, ‒ укоризненно произнес Анциферов. ‒ Мы-то, может, и разобьемся, хотя, как говорится, не дай Бог, но никому от этого лучше не будет. Ни твоим трем детям и жене, ни моей дочке и жене. А Хлопонина, если нас с тобой не станет, все равно посадят. А так у него еще есть шанс добиться честного и справедливого приговора, а возможно, и отделаться просто условным сроком, если выяснится, что доказать ничего невозможно. На полное оправдание, думаю, ему надеяться не стоит, по крайней мере, при нынешнем режиме и сразу.

Тут Чапченко не выдержал и со всего маху дал по тормозам, так что машину развернуло и бросило на встречную полосу. К счастью, дорога была пустая, и в последний момент сработала подушка безопасности.

Вытерев пот со лба, Сергей только и смог произнести:

‒ Саня, ты чего, с ума сошел ‒ так тормозить? Была бы тут машина, мы оба уже на том свете были бы, каскадер хренов.

В ответ Чапченко практически заорал на Анциферова:

‒ Я-то не свихнулся, а вот ты, я вижу, сдвинулся конкретно, Анциферов. Я и раньше подозревал, что ты с приветом, но теперь в этом ни секунды не сомневаюсь. Про какое правосудие ты говоришь? Ты что, не понимаешь, что твоего олигарха просто «заказали» там, наверху. Неужели человека из-за приватизации какого-то сраного комбината будут арестовывать с двумя автобусами ОМОНа у трапа самолета? Подумай, кто бы стал мараться с подделкой документов. Это очень крупная игра, и мы с тобой в ней ‒ два мелких зубчика на кремлевских часах Спасской башни. Нас выбросят, как рваные гондоны, и никто этого даже не заметит. Хлопонин просто кому-то там, наверху, очень сильно мешает. Его хотят хорошенько проучить, так чтобы в этой жизни он говорил только шепотом, находясь под одеялом, или начал лизать руки хозяину, как верный пес. Он вряд ли скоро выйдет из тюрьмы. Это будет показательный процесс, чтобы всем олигархам было неповадно вякать поперек президента, а также даже пытаться лезть в большую политику. А тебя и меня заодно просто пристрелят или для начала отстранят от дела за превышение служебных полномочий, а в процессе подбросят деньги или наркотики и посадят на десяток-другой лет как «оборотней в погонах».

Тут Анциферов засмеялся.

‒ Саня, ну ты меня извини, если это мы оборотни в погонах, кто тогда все остальные?

Чапченко было явно не до смеха.

‒ Серега, пойми ты, неважно, кто они, но если прокуратуре понадобится, то «оборотнями» выставят нас, причем выставят так, что комар носа не подточит. Скажут, что «Хлопонин» подкупил тебя, чтобы ты его отмазал от тюрьмы. Если надо, то и видео склеят, на котором будет видно, как тебе передают деньги, при этом видео будет такого качества, что сомнений ни у кого не возникнет. Ты, наверное, помнишь, как пару лет назад была история с прокурором, который мылся с проститутками в бане?

Сергей ненадолго задумался.

‒ Да, помню, было дело.

‒ Ну так вот, вся эта история ‒ просто подстава. Занимались этим мои коллеги из Твери. Было велено найти человека, похожего на прокурора Малютина, и устроить ему видеосъемку в бане со шлюшками. И наши ребята с этим очень успешно справились. Малютин после безуспешных препирательств просто ушел в отставку, спасаясь от позора.

Анциферов улыбнулся.

‒ Да, Сань, похоже, что только я один живу в параллельной реальности. Я до недавнего времени наивно полагал, что Хлопонин все-таки виновен в том, в чем его обвиняют.

‒ Сереж, Хлопонин, безусловно, виновен, но, увы, совсем не в том, в чем его обвиняют, иначе не понадобилось бы всех этих липовых бумажек. В чем же конкретно его обвиняют на самом деле, мы сейчас вряд ли с тобой узнаем. Единственное, что мы сможем сделать в этой ситуации, это подумать, как обезопасить наши с тобой семьи и нас самих от всей этой дряни. Хлопонину мы едва ли сможем как–то помочь, разве что он окажется понимающим и сговорчивым малым и признается в том, чего он, по сути дела, не совершал. Быть может, это для него единственный способ избежать тюремного срока.

Сергей сделал вид, будто не слышал последних слов друга.

‒ Саня, сворачивай в этот переулок. Дворами я уже сам дойду до дома.

Чапченко остановился, где его попросили. Они вышли из машины и пару минут просто стояли под дождем, молча глядя друг на друга. Потом крепко обнялись на прощание, и Анциферов успел сказать садящемуся в машину Чапченко:

‒ Береги себя, Саня.

‒ Спасибо, и ты тоже, Серега.

Чапченко мигнул фарами, дал задний ход и, развернувшись под аркой дома, быстро уехал, оставив друга наедине с его мыслями.

Анциферов постоял еще пару минут и медленно побрел под проливным дождем дворами к своему дому. Промокнув окончательно, Сергей вспомнил, что в его портфеле лежит зонтик, которым он до сих пор так и не воспользовался. Теперь доставать его уже не было смысла, и он дошел до козырька подъезда, громко хлюпая ногами в мокрых ботинках. На счастье, документы о прегрешениях Хлопонина лежали в непромокающей пластиковой папке и являлись копиями, так что, кроме простуды, бояться было нечего.

Набрав код на домофоне, Сергей быстро вошел в подъезд, поздоровался с консьержкой и практически влетел в лифт. Уже в лифте он вспомнил, что весь день не звонил жене и что не купил продуктов домой. Оставив мокрые носки и ботинки в коридоре, Сергей открыл ключом дверь и с радостью обнаружил, что дома его ждут.

В дверях стояли его жена Ольга и дочь Ирина.

‒ Ну что, адвокат мафии, готов к поимке крестного отца? ‒ весело спросила дочка.

Анциферов бодро вскинул руку в пионерском приветствии «Всегда готов!».

‒ Тогда пойдем есть, Катани, ‒ сказала Ольга.

‒ Пойдем, только я, если вы не против, очень быстро приму душ и переоденусь, ‒ виновато сказал Сергей.

‒ В общем-то мы против, ‒ возразила жена. ‒ Мы и так тебя больше трех часов прождали. Ты обещал прийти к обеду, а уже почти время ужина.

‒ Милая, ты же понимаешь, где и зачем я был. После работы пришлось еще по околослужебным делам с Саней Чапченко пересечься.

‒ И что, вы с ним не смогли нигде поесть и выпить, папа? ‒ хитро прищурившись, спросила дочка.

‒ Выпить смогли, а поесть нет. Ты же знаешь, что самый вкусный обед готовит наша мама, ‒ улыбаясь, сказал Сергей.

‒ Ой, да ладно вам, захвалите, ‒ улыбнулась в ответ Ольга, которой похвала была чрезвычайно приятна и которая знала, что в словах Сергея нет ни капли дешевой лести и подхалимства. Кроме того, она знала, что муж действительно терпеть не мог ходить по ресторанам, как, впрочем, по любым местам общественного питания, за исключением посещения ресторана в компании жены и дочери.

Наскоро помывшись и одевшись во все чистое, Сергей вприпрыжку прибежал к столу.

На столе было все, что он так любил, и ничего лишнего. Украинский борщ с галушками и манты.

Оба блюда Оля готовила превосходно. Сергей был непритязателен в выборе еды и мог есть приготовленное Ольгой несколько дней подряд. За ужином в основном говорили о семейных делах, о приближающихся выпускных и вступительных экзаменах.

Анциферов также рассказал дочке о том, что если она поступит в институт с первого раза, то они все поедут в Испанию и посетят то место, о котором Ира уже много слышала и где мечтала побывать: театр и музей Сальвадора Дали в Каталонии.

Ира чуть не расплакалась от счастья и бросилась отцу на шею.

‒ Это просто супер. Папа, ты у меня самый лучший!

Не подав виду, но внутренне просияв, Сергей спокойно произнес:

‒ Но я сказал, что мы поедем туда, только если ты поступишь на экономический факультет МГУ с первого раза и на законных основаниях.

Ира, по характеру сильно напоминавшая отца, хитро прищурилась и спросила:

‒ Папочка, а что, можно поступить туда на незаконных основаниях, например, за взятку? И ты как борец с коррупцией предлагаешь мне рассмотреть это в качестве альтернативы?

‒ Дочка, под «законными основаниями» я подразумеваю бесплатное отделение. Ты должна сдать все экзамены с таким результатом, чтобы тебя приняли на бесплатное отделение. Знаю, что это очень сложно, но ты должна постараться. Я был сегодня, помимо прочего, в лицее, шефство над которым уже давно взял крупный олигарх Хлопонин. Там очень много именитых преподавателей. С одним из них я поговорил, и он согласился порекомендовать мне хорошего репетитора, специализирующегося на подготовке абитуриентов в МГУ, включая такие факультеты, как мехмат, ВМК и экономический. И если ты сдашь математику на «отлично» на предварительных экзаменах, которые бывают еще и выездные, то можешь считать себя практически зачисленной. Так что я сделал все, что от меня зависит, и теперь очередь за тобой.

Ира слушала отца очень внимательно и теперь только и смогла произнести:

‒ Папочка, я очень постараюсь сделать все как можно лучше.

Анциферов поцеловал дочку в лоб и сказал:

‒ Ну вот и славненько. А теперь, если можно, оставь нас с мамой вдвоем, нам нужно поговорить.

Ира давно научилась понимать отца с полуслова. Бросив на него короткий, но понимающий взгляд, она спокойно вышла из комнаты, легко покачивая бедрами. Время шло, и девочка начинала превращаться в женщину.

Оставшись вдвоем с женой, Сергей посмотрел на Ольгу, налил красного вина себе и ей и произнес:

‒ Ну что, за нас с тобой, милая?

Анциферов начал медленно пить вино, пытаясь насладиться каждой каплей, но наслаждения не получалось. Сергей не чувствовал вкуса вина. В горле было сухо, и сердце очень быстро билось. Тогда он допил остаток залпом и шумно поставил бокал на стол.

Сергей собрался с духом, как при первом признании в любви, и произнес довольно спокойно ‒ настолько, насколько ему это удалось.

‒ Оля, ты готова к тому, что нам, возможно, придется расстаться на некоторое время?

Проговорив это, Анциферов почувствовал, как ненатурально и даже фальшиво прозвучали его слова, как будто это была заранее выученная реплика плохого актера в плохом спектакле. Ольга также уловила фальшь в этой неестественно спокойной дикторской интонации, совсем не свойственной Сергею.

Она широко открыла и без того очень большие и красивые карие глаза и испуганно посмотрела на Сергея.

‒ Сережа, что случилось? У тебя возникли проблемы на работе? Ты ведь не хочешь сказать, что у тебя есть другая женщина?

‒ Нет, милая, по этому поводу ты можешь не волноваться. Кроме тебя и Иришки, у меня нет других женщин, если не считать, конечно, моей старенькой мамы, ‒ улыбаясь, уже совсем другим тоном сказал Анциферов.

‒ Так что же тогда с тобой случилось или может случиться? Скажи мне, прошу тебя, не томи. Я не смогу теперь спокойно спать по ночам, не зная толком, в чем дело. Если ты уйдешь с работы, мы вполне сможем прожить и на мою зарплату и мои сбережения.

Анциферов молчал и смотрел куда-то вдаль мимо Ольги.

В какой-то момент Ольга не выдержала этого молчания и тихонько заплакала.

‒ Ты никогда ничего не рассказываешь мне. Я знаю, я женщина, и, наверное, ты считаешь, что я недостаточно умна, чтобы полностью понять тебя. Я не требую и не обвиняю тебя, а просто хочу знать, что происходит с тобой и с нами…

Последние слова Ольга не смогла четко выговорить, и плач перешел в рыдание.

Сергей не мог дальше спокойно смотреть, как Оля терзается. Словно очнувшись ото сна, он подошел к ней, взял ее на руки и посадил к себе на колени, как маленького ребенка, погладил ее волосы и очень нежно поцеловал ее в губы. Посидев некоторое время, обнявшись в тишине, он сказал, продолжая гладить Олю по волосам и глядя в ее красивые глаза, полные слез.

‒ Что ты такое говоришь, маленькая моя? Я не рассказывал тебе многое по одной простой причине. Во всех сложных ситуациях мне одному приходилось принимать решение, и я не хотел, чтобы часть боли и ответственности за происходящее перекладывалась на тебя. Ты ведь никак не могла мне помочь, а заставлять тебя страдать и мучиться, терзаясь от невозможности помочь мне даже простым советом, было бы очень низко с моей стороны.

После паузы Сергей продолжил:

‒ Теперь совсем другая ситуация. Я принял решение и хочу обсудить его с тобой, поскольку твое мнение важно для меня, так же как и раньше. Мне поручили очень сложное и опасное дело. Возможно, меня отстранят от его ведения и даже могут самого посадить в тюрьму, поскольку моя точка зрения принципиально расходится с мнением начальства, Генеральной прокуратуры и прочих деятелей от обвинения. Я не могу посадить за решетку невинного человека, даже если из-за этого мне придется лишиться работы, карьеры и, возможно, даже свободы. Однако у меня есть вы, и я не хочу и просто не имею право ставить свои амбиции на один уровень с твоим и Иришкиным здоровьем и безопасностью. Поэтому я хочу, чтобы вы с дочкой уехали на время следствия на пару месяцев в Турцию. В Турции живет мой бывший коллега и хороший друг Антон Горынин, у него там свой бизнес и огромный дом на побережье Черного моря. Если что, вы совершенно спокойно сможете пожить у него годик или даже полтора, за это я ручаюсь. Загранпаспорта ваши действуют еще на три года минимум, так что проблем быть не должно.

Ольга вытерла слезы и совершенно серьезно спросила Сергея:

‒ Сережа, это очень хорошо, что ты уже все за нас решил. Ну, а если мы не поедем и останемся с тобой? Неужели ты считаешь, что мы бросим тебя при первой возможности и уедем загорать в Турцию, пока ты будешь сидеть в тюрьме? А если ты не выйдешь оттуда уже никогда?

Сергей снисходительно посмотрел на жену.

‒ Котик, как говорил Михаил Сергеевич Горбачев: «Не надо драматизировать». Почему я не должен никогда выйти из тюрьмы? Я никого не убивал и не насиловал, исправно платил налоги, никогда не имел левых доходов и не пользовался служебным положением в личных целях. Да и потом, кто сказал тебе, что я вообще сяду в тюрьму? Я просто предупредил тебя в случае чего быть готовой и без лишних разговоров и расспросов сделать то, что будет в тот момент самым лучшим для тебя, Иришки и меня. Подумай, нам с тобой чуть больше сорока, у нас практически уже половина жизни за спиной. Иришке ведь только шестнадцать. Хочешь ли ты, чтобы твоему ребенку была уготована судьба носить передачи отцу в тюрьму и работать продавщицей на складе или упаковщицей на заводе? Имей в виду, что при плохом раскладе у Иры могут возникнуть проблемы с поступлением в МГУ. Это необязательно, но зная, на что готова пойти прокуратура, чтобы добиться признаний и показаний от нужных людей, я уже ничему не удивляюсь.

В какой-то момент у Ольги блеснул огонек в глазах, и она, чуть-чуть повеселев, сказала:

‒ Сережа, я знаю, что ты принципиальный и честный, и таких, наверное, очень мало, поэтому не предлагаю тебе идти наперекор своей совести и вести дело против невинного человека, но ты ведь можешь отказаться от этого дела под каким-то предлогом.

Анциферов грустно посмотрел на жену.

‒ В том-то и дело, что уже нет. Вернее, это будет очень сложно и равносильно увольнению. Вести это дело мне было поручено самим Генеральным прокурором России Попустиновым… ‒ сказал Сергей и осекся, как будто сболтнул что-то лишнее. ‒ Я уже дал согласие на ведение дела, хотя оно было, как ты понимаешь, чисто формальным. От такого предложения невозможно отказаться. Ладно, иди ложись спать, милая. Завтра я встречаюсь с Пёстреньким. Может, сумею убедить его, что недостоин вести это дело или что не могу вести его объективно, поскольку не считаю человека, дело которого мне поручено вести, виновным в преступлении, в котором он обвиняется. ‒ Сергей намеренно не называл фамилию, чтоба Ольга не знал лишнего для своей же безопасности.

Ольга, однако, не хотела отступать.

‒ Сережа, а что если тебе взяться за это дело и потом найти твоему подследственному хорошего адвоката, который докажет его невиновность?

Анциферов сделал усиление, чтобы не засмеяться над предложением жены.

‒ Мысль интересная, но как ты знаешь, милая, находить обвиняемому защитника выходит за пределы компетенции обвинения, но если что, я буду рассматривать это как очень неординарный ход.

Обняв и поцеловав Сергея, Ольга ушла в спальню, оставив его наедине с его мыслями.