Читать книгу Зеленая жемчужина. Лионесс. Том II - Джек Вэнс - Страница 12

Король и его кузен готовились к отъезду в Домрейс. Наблюдая за их приготовлениями, Глинет и Друн все больше нервничали – без Эйласа и Тристано их существование в Родниковой Сени снова обещало стать скучноватым и одиноким. Кроме того, их заинтриговали поиски высокопоставленного тайного агента. В последнюю минуту они решили присоединиться к возвращавшимся в столицу, и тоже стали спешно готовиться к отъезду.

Отряд, ехавший по равнине Сеальда, теперь состоял из пяти человек. Поднявшись на перевал Лешего, они, как всегда, остановились и обернулись, чтобы бросить последний взгляд на далекую крепость у пруда Джанглин, после чего спустились по долине Каскадной реки в Ведьмину гавань и переночевали в гостинице «Коралловый букет». Проснувшись до рассвета, они выехали по дороге, ведущей к Туманному мысу, позвякивая упряжью в холодной утренней тишине – первые красноватые лучи солнца озаряли им спины. Вскоре после полудня они прибыли, наконец, в Домрейс.

Эйлас нисколько не заблуждался по поводу намерений Друна и Глинет. Он отвел их в сторону и предупредил о необходимости соблюдать строжайшую тайну: «Здесь мы не играем в игры и не соревнуемся в острословии и сообразительности. Здесь мы рискуем жизнью – помните, что для Казмира человеческая жизнь не стоит ломаного гроша!»

«Почему он так жесток?» – спросил Друн.

«Не знаю. Но он умен и жесток, причем один из его агентов следит за всем происходящим в Миральдре, чувствуя себя в полной безопасности, словно наблюдает за цыплятами, снующими по птичьему двору».

Глинет недоумевала: «Понятно, что он – предатель, но что заставляет его быть предателем? Что он получает взамен?»

Эйлас пожал плечами: «Возможно, он шпионит просто из прихоти, потому что ему доставляет удовольствие рисковать – или потому, что он хочет доказать себе, что он умнее всех. Так или иначе, он постоянно настороже, подозревает всех и каждого, оценивает каждый взгляд, прислушивается к каждому шороху – ведите себя чрезвычайно предусмотрительно!»

«Ты можешь нам доверять, – обиделся Друн. – Мы не идиоты и не собираемся многозначительно поглядывать на подозрительных субъектов, пихая друг друга локтями и перешептываясь».

«Я прекрасно это понимаю! – заверил его Эйлас. – Более того, рассчитываю на то, что ваши наблюдения окажутся полезными». Про себя Эйлас подумал: «Кто знает? Дети иногда подмечают фальшь и несоответствия, ускользающие от внимания людей гораздо более опытных».

Учитывая эти соображения, Эйлас устроил званый обед, пригласив министров и нескольких придворных. В назначенный день погода оставляла желать лучшего – несмотря на безоблачное небо, море расшумелось, и холодный ветер налетал частыми настойчивыми порывами. Придерживая готовые сорваться на ветру шляпы и плащи, вельможи один за другим заезжали по эстакаде на внутренний двор Миральдры. Там их встречал стареющий сенешаль, сэр Эсте, провожавший каждого по отдельности в небольшой трапезный зал. Здесь их ожидал Эйлас в компании Друна и Глинет.

Так как это не был официальный прием, министры выбирали свободные места по желанию. Три министра сели с одной стороны стола, три других – с другой. Присутствовали также сэр Тристано и два знатных иностранных гостя. Один из последних, высокий и худощавый, с насмешливой продолговатой физиономией, представился как сэр Катрауль из Каталонии. На нем был роскошный костюм невиданного в Тройсинете покроя; он пудрил лицо, как это было принято при аквитанском дворе. Друн и Глинет с трудом сдерживались от смеха – в расфуфыренном иностранце они сразу узнали Шимрода.

Напротив Шимрода сидел Ейн, также изменивший внешность – никто не узнал бы виноторговца Вальдеса в темнокожем седобородом восточном купце с чалмой на голове. Он представился как синдик Хассифа из Тингитаны и почти ничего не говорил.

Когда все приглашенные сели, Эйлас поднялся на ноги: «Сегодня я приветствую моего кузена, двух вельможных гостей из дальних стран и шестерых моих советников и помощников – друзей и наставников, кому я доверяю важнейшие государственные дела. Хотел бы представить их своему сыну, принцу Друну, и моей подопечной, принцессе Глинет. Прежде всего – Малуф, лорд Мауль, из Дассинета!»

Малуф, невысокий человек крепкого телосложения, с коротко подстриженными черными кудрями, окладистой бородой и круглым бледным лицом, поднялся на ноги, галантно поклонился Глинет и снова уселся.

«Лорд Пирменс из замка Лютесс!» – провозгласил Эйлас.

Пирменс встал и отвесил поклон: он был несколько старше Малуфа, но отличался стройностью выправки и приятной внешностью; его безукоризненно причесанная серебристая шевелюра, вздернутые надменными дугами брови, серебристая бородка и слегка брезгливые манеры свидетельствовали об утонченной разборчивости.

«Лорд Сион-Танзифер из усадьбы Фейминг в Портовой бухте!»

Сион-Танзифер, старейший из министров – и, пожалуй, самый прямолинейный и откровенный из них – уже стоял по стойке смирно, когда король начал произносить его имя. Специалист в области военной стратегии, он руководствовался самыми консервативными и ортодоксальными принципами; Эйлас часто находил его выводы скорее любопытными, нежели полезными. Сион-Танзифер, однако, был исключительно полезен в другом отношении – выражая свои мнения, обычно в виде догматически сформулированных азбучных истин, старый вояка раздражал и даже выводил из себя других министров, тем самым отвлекая их внимание от критического обсуждения решений Эйласа. Как человек, преданный рыцарским идеалам, Сион-Танзифер сперва поклонился принцессе Глинет, а затем принцу Друну – старшинство ранга уступало соображениям галантности.

«Лорд Уитервуд из поместья Уитервуд!»

Бледный и тощий субъект среднего возраста со впалыми щеками и горящими черными глазами, лорд Уитервуд плотно поджимал губы, словно сдерживая готовую вырваться внутреннюю энергию. Он страстно защищал свои убеждения и терпеть не мог слепое подражание традициям, чем заслужил неприязнь Сион-Танзифера и Малуфа. Старого стратега Уитервуд считал узколобым солдафоном, а министра-казначея – мелочным крохобором, поднимавшим переполох по каждому пустячному поводу. Лорд Уитервуд приподнялся, ответил двумя рассеянными кивками и снова опустился на стул.

«Лорд Лангларк из Чернохребетного замка!»

Словно желая упрекнуть Уитервуда за бесцеремонное поведение, Лангларк величественно выпрямился во весь рост и несколько раз глубоко поклонился направо и налево. Дородный человек непримечательной внешности, Лангларк, тем не менее, вносил чувство юмора, умеренность и практический здравый смысл в обсуждения на совещаниях совета министров. Эйлас находил, что именно на Лангларка он мог полагаться в первую очередь, когда ему нужна была поддержка в решении нетривиальных вопросов.

«Лорд Фойри из Суанетты!»

Фойри отвесил пару достаточно вежливых, но не слишком почтительных поклонов. Несколько тщедушный, узкоплечий и чуть сгорбленный, Фойри уже почти полностью облысел, хотя был на несколько лет моложе Малуфа. Быстрые движения головы, пристальный взгляд карих глаз, тонкий нос с горбинкой и цинично кривящийся рот делали его похожим на бдительную хищную птицу. В зависимости от настроения, Фойри часто менял точку зрения, предпочитая рассматривать вопрос со всех сторон, и любил выдвигать возражения только для того, чтобы проверить обоснованность предлагаемых концепций.

«Все вы, разумеется, знакомы с сэром Тристано, – продолжал Эйлас. – Рядом с ним сидят наши гости – сэр Катрауль из Каталонии и синдик Хассифа из Тингитаны».

Стали подавать первые блюда; поначалу беседа носила сдержанный и осторожный характер. Сион-Танзифер хранил гробовое молчание. Лорд Пирменс пытался завязать разговор сначала с сэром Катраулем, а затем с синдиком Хассифой, но те лишь недоуменно пожимали плечами и разводили руками – иностранцы явно не понимали, о чем он говорит.

Тем временем Глинет и Друн внимательно подмечали подробности поведения шести министров. Они знали, что каждый из них был в какой-то степени специалистом в той или иной области. Малуф заведовал казначейством и предоставлял рекомендации, относившиеся к налогам, пошлинам, сборам и прочим государственным доходам. Уитервуд занимался кодификацией судебных систем и согласованием их региональных различий с тем, чтобы каждый подданный королевства, высокого или низкого происхождения, мог ожидать последовательного применения законов. Сион-Танзифер, занимавший министерский пост еще при старом короле Гранисе, предлагал королю организационные и стратегические планы военных кампаний. Фойри превосходно разбирался в конструкции кораблей и координации морского флота. Пирменс, много путешествовавший в молодости – он успел побывать и в Ирландии, и в Византии – по сути дела выполнял функции министра иностранных дел, тогда как Лангларку король Эйлас поручил основать в Домрейсе университет, где преподавали бы грамматику, математику, географию и несколько других дисциплин.

Эйлас, также наблюдавший за министрами, ощущал странное холодное возбуждение с примесью ужаса – будучи заинтересован в раскрытии тайны, он в то же время боялся узнать правду. Один из шести человек, спокойно беседовавших у него за столом, угощавшихся его блюдами и пробовавших его вино, был предателем, стремившимся уничтожить самого короля и все его королевство.

Кто из шести?

И зачем ему это было нужно?

Эйлас покосился на Друна и почувствовал прилив гордости – у него был умный и красивый сын. Глинет тоже вызывала сильные положительные эмоции, но совсем иного рода. Девушка заметила внимание короля, встретилась с ним глазами и улыбнулась, чуть покачав головой – она была в замешательстве, разгадка тайны от нее ускользала.

Обед продолжался. За первым блюдом – запеканкой из оливок, креветок и лука в устричных раковинах, приправленной сыром и петрушкой, последовала уха из тунца, морских моллюсков и береговых улиток, обжаренных в белом вине с зеленым луком и укропом. Затем, в надлежащем порядке, подали жареных на открытом огне перепелов, фаршированных сморчками, на ломтях свежего белого хлеба, с гарниром из заморского зеленого горошка, артишоки, отваренные в вине со сливочным маслом, в сопровождении салата из свежей зелени, жареную требуху и колбаски с квашеной капустой, печеную выдержанную оленину под вишневым соусом с перловкой, сначала тушеной в бульоне на медленном огне, а затем поджаренной с чесноком и шалфеем, и, наконец, медовые коврижки, орехи и апельсины. При этом кубки гостей постоянно наполняли благородным красным волюспийским и золотистым вином «Сан-Сью» из Родниковой Сени, а также душистым зеленым мускатным вином из Дассинета.

Несмотря на длительное знакомство и сотрудничество, министры не вели себя непринужденно; по мере того, как продолжалось пиршество и увеличивалось количество выпитого вина, каждый из них выражал свои взгляды с возраставшей горячностью, постепенно превращаясь в карикатуру на себя, и разногласия принимали все более личный характер.

Самым резким и непримиримым из шести был Сион-Танзифер, ветеран дюжины славных походов; его седые волосы казались растрепанными – они закрывали проплешины там, где на черепе зарубцевались раны. Сион-Танзифер делал краткие жесткие заявления, словно зачитывая их из справочника, содержавшего неоспоримые истины; на возражения он отвечал лишь презрительными взглядами.

Излагая свою точку зрения, сидевший напротив Малуф стремился учитывать все возможные оговорки, в связи с чем, по сравнению с военным стратегом, казался человеком нерешительным, выражавшимся пространно и расплывчато.

Лорд Пирменс разительно отличался от них обоих – обходительный и статный дипломат, непоколебимо уверенный в своем интеллектуальном превосходстве, он предпочитал обтекаемые формулировки, но умел вовремя вставить острое словцо. Пирменс говорил на нескольких языках и познакомился с обычаями многих стран; ходили слухи, что в замке Лютесс хранилась коллекция произведений искусства и редкостей, недоступных ни за какие деньги.

Лангларк, легко краснеющий от вина непритязательный толстяк, применял на удивление успешную тактику сокрушенного замешательства и напускного самоуничижения, благодаря которой аргументы других министров казались глупыми, смешными и преувеличенными. Он нередко указывал на простые противоречия или закономерности, упущенные собеседниками, и Пирменс прилагал всевозможные усилия с тем, чтобы не попасть в очередную ловушку Лангларка – пожалуй, единственного министра, превосходившего его наблюдательностью и находчивостью.

Лаконичный и щепетильный Уитервуд с беспощадной яростью атаковал нелогичные с его точки зрения взгляды, не взирая на личности – даже короля Эйласа нередко уязвляли замечания Уитервуда, а Малуф терпеть его не мог. Фойри говорил мало и выслушивал других с едва заметной язвительной усмешкой – но если его удавалось раззадорить, он набрасывался на противников с резкостью, не уступавшей нетерпимости Уитервуда.

Когда подали оленину, разговор зашел о вторжении в Южную Ульфляндию,5 не вызывавшем оптимизм у большинства министров.

Малуф говорил размеренно и бесстрастно: «Неприглядная страна, состоящая из скал и вересковых пустошей, усеянных развалинами хижин и перемежающихся болотами. Местные жители как-то умудряются добывать скудное пропитание – но только если вспахивают землю с тем же усердием, с каким убивают друг друга. Ульфы – варварский народ!»

«Постойте, постойте! – возмутилась Глинет. – Я родилась в Трокшо, в Северной Ульфляндии, и мои родители вовсе не были варварами. Они были добрые, хорошие, храбрые люди, и ска их убили!»

Малуф смущенно зажмурился: «Прошу прощения! Я, конечно, преувеличиваю! Мне следовало бы сказать, что бароны Южной Ульфляндии чрезмерно воинственны, и что благополучие в их стране возможно только после прекращения междоусобицы и набегов».

Сион-Танзифер пренебрежительно прокашлялся: «Это произойдет не раньше, чем с неба станут падать золотые монеты. Ульфы не могут жить без вендетты, как собака без блох».

«Десять лет тому назад мне представилась возможность побывать в Иссе, – заметил Пирменс. – Оттуда я ехал сухопутным путем в Оэльдес. Местные жители встречались редко – главным образом пастухи, мелкие фермеры и рыбаки. Открытое побережье пустынно и продувается ветрами. По меньшей мере, такое запустение – своего рода преимущество. Король Эйлас мог бы наделить ульфскими землями всех наших младших сыновей».

«Безлюдность их побережья легко объясняется, – вмешался Фойри. – Если бы горные бароны освободили всех, кого они бросили в темницы или растянули на дыбе, мы обсуждали бы сейчас проблему перенаселения Южной Ульфляндии».

Воспринимавший все буквально Малуф с негодованием поднял брови: «Зачем нам понадобилась эта несчастная страна? Вторжение стоит большого труда, крови и золота! А ульфы ничего не могут дать взамен».

«Я их король, – мягко и рассудительно сказал Эйлас. – Они – мои подданные. Я обязан обеспечивать их безопасность и охранять правопорядок».

«Ничего подобного! – отрезал Уитервуд. – Ваш аргумент несостоятелен. Представьте себе, что вас вдруг, ни с того ни с сего, признали бы королем Китая. Что же, нам пришлось бы отправлять флотилию за тридевять земель и высаживать там тройские армии только для того, чтобы обеспечивать безопасность китайцев и наводить порядок в Поднебесной Империи?»

Эйлас рассмеялся: «Китай далеко. Южная Ульфляндия рядом».

«Тем не менее, – упрямо настаивал Малуф, – я считаю, что наши доходы должны находить полезное применение на нашей земле!»

Сион-Танзифер угрюмо заявил: «Должен признаться, меня эта экспедиция не радует. Бароны-бандиты стерегут свои труднодоступные долины, как волки и стервятники – недоеденную тушу оленя! Даже если мы всех их перебьем, на том же месте, как грибы, повылезают сотни других, и все останется, как раньше».

Нахмурившись, Лангларк созерцал середину стола с обычным для него выражением замешательства: «Вы предлагаете бросить на произвол судьбы обширную страну? В чем преимущество такого отступления? Пирменс явно преувеличивает бесплодие Южной Ульфляндии – там достаточно плодородных земель и полезных ископаемых, когда-то она считалась богатым королевством. В горах – оловянные, медные, золотые и серебряные рудники, а в торфяных болотах много месторождений железной руды. В старые добрые времена на горных лугах паслись и рогатый скот, и овцы, а в полях высевали овес, пшеницу и ячмень».

Сион-Танзифер желчно усмехнулся: «Пусть ульфы наслаждаются несметными богатствами своей обширной страны, сколько им влезет – я бы только их поздравил и был бы им премного благодарен, если бы они проливали свою собственную кровь, защищаясь от ска. Но почему им дозволяется загребать жар нашими руками? Каким образом это выгодно для нас? Они-то привыкли бегать без штанов по своим болотам, а мы в них завязнем, помяните мое слово!»

«Ха, гм! – Пирменс аккуратно приложил салфетку к серебристой бородке и опустил ее. – Сплошной сарказм и пессимизм!» Он повернулся к Эйласу: «Что может ответить его величество этим проповедникам упадочнических настроений?»

Эйлас откинулся на спинку кресла: «Мы уже неоднократно обсуждали эту тему – хотя создается впечатление, что все присутствующие предпочитают об этом не помнить. Повторяю: мы захватили Южную Ульфляндию не в поисках славы или плодородных земель, а только потому, что это необходимо для нашего выживания».

Сион-Танзифер продолжал скептически покачивать головой: «Либо я глуп, как пробка, либо в вашей концепции чего-то недостает».

«В таком случае его величеству остается только сделать выбор», – деликатно заметил Пирменс.

Эйлас рассмеялся: «Эти возможности не обязательно исключают одна другую!» Он обвел глазами всех сидящих за столом: «Кто еще считает, что нам следует убраться из Южной Ульфляндии? Малуф?»

«Это предприятие наносит существенный ущерб фондам казначейства. Другие соображения не входят в мою компетенцию».

«Пирменс?»

Лорд Пирменс задумчиво поджал губы: «Мы уже захватили Южную Ульфляндию. Теперь трудно – может быть, даже невозможно – отступить, не потеряв лицо».

«Лангларк?»

«Ваши аргументы убедительны».

«Уитервуд?»

«Мы начали игру, исход которой предсказать еще невозможно. Надеюсь, нам будет сопутствовать удача».

«Фойри?»

«Море принадлежит нам. Пока в этом отношении у нас нет соперников, Тройсинету нечего бояться».

«Сэр Тристано, а ты как думаешь?»

Тристано ответил не сразу: «Позвольте мне спросить: каковы были бы последствия, если бы мы действительно отказались от Тинцин-Фюраля и Кауль-Бокаха и вывели войска из Южной Ульфляндии?»

«Как только Южная Ульфляндия станет беззащитной, – сказал Эйлас, – король Казмир ущипнет себя, чтобы проверить, не приснилась ли ему такая удача, радостно станцует вальс и прикажет своим отрядам спешить на север, не останавливаясь ни днем, ни ночью. Затем, когда его армии займут удобные позиции, не встречая никакого сопротивления, он нападет на Даот с двух сторон, и через месяц королю Одри придется бежать в Аквитанию или умереть. После этого Казмир перевезет круглый стол Карбра-ан-Медан и священный трон Эвандиг в Хайдион и объявит себя королем Старейших островов. В устье Мурмейля он может построить – и построит – флотилию, достаточную для высадки десанта в Дассинете, и мы проиграем войну. Захватив Южную Ульфляндию, мы сорвали планы Казмира и заставили его измышлять что-нибудь посложнее».

«Вы меня убедили, – кивнул сэр Тристано. – Лорд Сион-Танзифер, разве все это не так?»

«При всем моем уважении к его величеству, он упускает из виду важное обстоятельство. Казмир может сегодня же пройти со своими армиями на север по Тромпаде, не пересекая границу Южной Ульфляндии».

«Нет, не может! – возразил Эйлас. – В таком случае мы сразу напали бы на него с гор, и ему было бы чрезвычайно трудно защищаться в теснине. ограничивающей свободу маневров. Пока мы контролируем Южную Ульфляндию, а следовательно и Тих-так-Тих, Казмир не посмеет карабкаться в Даот по Тромпаде. Мы способны преградить ему путь даже силами местного ульфского ополчения».

Малуф почти не скрывал раздражение: «Почему мы постоянно говорим об одних угрозах и битвах? Разве мы не заключили мирный договор с Лионессом? Зачем обязательно допускать наихудшее возможное развитие событий? Если мы докажем Казмиру, что действительно хотим мира, он ответит тем же, и больше не нужно будет пугать друг друга громкими словами, бить мечами в щиты и упражняться в дорогостоящем тщеславии – от этого только проигрывают все заинтересованные стороны».

«Вспомните, что происходило несколько лет тому назад, – терпеливо возразил Эйлас. – Гранис был королем Тройсинета. Айвар Эксцельсус, тогда еще правивший Дассинетом, решил нас проучить и позвал на помощь Казмира. Казмир был готов воспользоваться любым предлогом, чтобы переправить свои войска через Лир. Если бы корабли Граниса не потопили его армаду, никто из нас не обедал бы сегодня в Миральдре. С какой стати я поверю, что Казмир с тех пор стал смирным, как ягненок? Это ниоткуда не следует».

Малуф не сдавался: «Тем не менее, Южная Ульфляндия – не Дассинет».

«Значит, вы считаете, что если мы будем вежливы с Казмиром, он не будет причинять нам никакого беспокойства?» – сухо осведомился Уитервуд.

«Нам нечего терять, – с достоинством отозвался Малуф. – Любой мир выгоднее войны».

«Неужели? На любых условиях?» – встрепенулся Лангларк.

«Никто из нас не хочет войны, – сказал Эйлас. – Даже Казмир – он предпочел бы восторжествовать без потерь, пользуясь нашей слабостью и нашими ошибками. Но, пока я сижу на троне, этому не бывать. Между тем, я делаю все возможное, чтобы сохранить мир. Возможно, вас заинтересует тот факт, что я пригласил короля Казмира и королеву Соллас нанести августейший визит в Домрейс».

«Это замечательная новость! – воскликнул Малуф. – Когда они приедут?»

«Примерно через месяц».

Фойри язвительно рассмеялся: «Дипломатия! Лицемерный спектакль!»

Эйлас улыбнулся: «Король обязан подавать пример радушия – даже если его воротит при виде гостя… Так или иначе, я уже сказал больше, чем хотел».

Обед закончился. Эйлас и Ейн, в сопровождении Друна и Глинет, прошли в одну из небольших гостиных и сели у камина.

«Так что же? – спросил у Ейна Эйлас. – Какой вывод ты можешь сделать?»

Ейн долго молчал, глядя в огонь: «Трудно сказать. Лангларк и Уитервуд вряд ли работают на Казмира – хотя бы потому, что не знали о поездке торговца стеклом. Сион-Танзифер, несомненно, храбрый и откровенный человек – даром что упрямый и односторонний. Назвать его предателем язык не поворачивается. Малуф? Фойри? Пирменс? Интуиция подсказывает мне, что шпион – Малуф. Он готов на любые уступки ради мира. История знает множество таких примеров – возможно, Малуф даже считает себя гением тайной дипломатии, умиротворяющим Казмира и тем самым приближающим торжество какого-то недостижимого идеала, противоречащего человеческой природе.

Из числа подозреваемых не следует исключать Пирменса. Он изворотлив и податлив – золото или просто желание развлечься за чужой счет могли побудить его к двурушничеству. Его внешность обманчива, он опасен. Утонченные натуры вроде Пирменса нередко готовы прощать, во имя терпимости, самые странные извращения – в том числе самим себе.

Фойри? Тройский флот – его любимое детище. Если он – предатель, я не могу представить себе его мотивы».