Читать книгу Златокожая девушка и другие рассказы - Джек Вэнс - Страница 3

Две загадки преобладали в жизни Джима Рута. Прежде всего – пирамида в пустыне, возбуждавшая в нем неутолимое любопытство. Во-вторых – невозможность наладить отношения с его женой, причинявшая ему мучительную тревогу и бесконечные опасения. В настоящий момент вторая проблема оттеснила тайну пирамиды в почти недоступные закоулки его сознания.

Беспокойно поглядывая на супругу, Рут пришел к заключению, что она собирается устроить очередной припадок. Налицо были знакомые симптомы – нервное перелистывание страниц старого журнала, напряженно выпрямленная поза, демонстративное молчание и опущенные уголки рта.

Без каких-либо предварительных замечаний она швырнула журнал в стену напротив, вскочила на ноги, подошла к открытой выходной двери и встала, глядя на равнину и постукивая пальцами по притолоке. Она тихо произнесла – так, словно ее слова не были предназначены для ушей Рута: «Еще один день этой безысходной скуки, и я окончательно сойду с ума».

Рут осторожно приблизился к ней. Если его можно было сравнить с охотничьим псом-лабрадором, его супругу – женщину роскошного телосложения, высокую и дородную – следовало бы уподобить черной пантере. У нее были длинные, волнистые черные волосы и сверкающие черные глаза. Она лакировала ногти и носила свободный черный шелковый костюм – даже здесь, на иссохшем, пустынном, негостеприимном Дикантропусе.

«Послушай, дорогая! – сказал Рут. – Не принимай это близко к сердцу. Все не так уж плохо».

Она резко развернулась, и Рут поразился яростной энергии ее взгляда: «Все не так уж плохо, по-твоему? Тебе хорошо говорить – тебе всегда было плевать на все человеческое. А меня от этого тошнит. Тошнит, слышишь? Я хочу вернуться на Землю! Никогда в жизни не мечтала побывать на другой планете. Никогда ничего не знала об археологии и знать не хочу! Не желаю больше видеть никаких камней, никаких костей, никаких микроскопов…»

Она обвела диким взмахом руки комнату, заваленную множеством камней и костей, а также микроскопами, книгами, образцами в бутылях, фотографическим оборудованием и различными туземными поделками.

Рут попытался успокоить ее, прибегнув к логике: «Очень немногим удается пользоваться редкой возможностью жить на далекой планете другой солнечной системы, дорогая».

«Да-да, и все они чокнутые! Если бы я знала, как мы тут будем жить, никогда бы сюда не прилетела, – она снова понизила голос. – Каждый день одна и та же грязь, одна и та же пыль, одни и те же вонючие туземцы, одни и те же отвратительные консервы, и поговорить не с кем…»

Рут робко приподнял со стола и снова опустил свою трубку. «Отдохни, дорогая! – с неубедительным энтузиазмом посоветовал он. – Ложись, вздремни немного. Когда проснешься, все будет выглядеть по-другому».

Пронзив его безжалостным взглядом, она повернулась и вышла наружу, под слепящие лучи голубовато-белого солнца. Рут последовал за ней, но не так поспешно – он не забыл взять с собой солнцезащитный шлем Барбары и надеть собственный шлем. Непроизвольно подняв глаза, он взглянул на антенну – именно ради нее построили релейную станцию, именно благодаря антенне Джим Рут мог оставаться на Дикантропусе, находившемся примерно посередине между второй планетой Клэйва и системой Полярной звезды и позволявшем поэтому ретранслировать сообщения, переданные по каналам сверхсветовой связи. Антенна – трубчатая мачта из полированного металла высотой сто тридцать метров – торчала в небе, как всегда.

Барбара остановилась на берегу озера – точнее, солоноватого пруда в жерле потухшего вулкана, одного из немногих естественных водоемов на этой планете. Рут молча присоединился к ней и протянул ей солнцезащитный шлем. Она нахлобучила его на голову и отошла в сторону.

Рут пожал плечами, провожая ее глазами. Барбара обошла пруд, направляясь к роще перистолистых цикадофитов. Там она плюхнулась на землю и расслабилась в мрачной прострации, прислонившись к толстому серовато-зеленому стволу, и, судя по всему, приготовилась наблюдать за выходками туземцев – маленьких глуповато-глазастых существ, серых, как выделанная кожа, то появлявшихся из отверстий своего кургана, то скрывавшихся в его глубинах.

Курган представлял собой нечто вроде холмика длиной метров четыреста, поросшего шиповатым кустарником и рыжевато-черными ползучими побегами. За одним исключением, это было единственное сооружение на всей равнине – на всем безнадежно выжженном солнцем пустынном пространстве от горизонта до горизонта.

Исключение составляла ступенчатая пирамида, тайна которой не давала покоя Руту – пирамида, сложенная из массивных гранитных блоков, ничем не цементированных, но обтесанных так тщательно, что щели между ними были почти незаметны. Вскоре после прибытия на Дикантропус Рут обследовал пирамиду со всех сторон, тщетно пытаясь найти какой-нибудь вход.

Когда, наконец, он взял атомный резак, чтобы выплавить отверстие в граните, внезапно собравшаяся толпа туземцев заставила его отступить – пользуясь примитивным «переговорным жаргоном», туземцы объяснили, что проникать в пирамиду запрещено. Рут неохотно подчинился их требованиям, но с тех пор поглощавшее его любопытство только усугубилось…

Кто построил пирамиду? Формой и пропорциями она напоминала зиккураты древней Ассирии. Обработка гранита свидетельствовала о навыках, очевидно неизвестных туземцам. Но если пирамиду создали не туземцы – то кто? Тысячу раз Рут перебирал в уме всевозможные гипотезы. Следовало ли считать туземцев дегенерировавшими потомками некогда цивилизованной расы? Если так, почему не было никаких других руин? И в чем заключалось назначение пирамиды? Что это – храм? Мавзолей? Сокровищница? Может быть, в нее можно было проникнуть по подземному туннелю.

Рут стоял на берегу озера, глядя в пустынный горизонт, и все эти вопросы автоматически копошились у него в уме, хотя уже потеряли первоначальную настойчивую остроту. В данный момент его мысли обременяла необходимость умиротворения супруги. Некоторое время он колебался: следовало ли подойти и снова поговорить с ней? Может быть, она уже поостыла, и будет не прочь поболтать? Рут обошел вокруг пруда и остановился, глядя сверху на ее блестящую черную шевелюру.

«Я сюда пришла, потому что хотела остаться одна», – ровно и размеренно произнесла она, и ее безразличие испугало Рута больше, чем любое оскорбление.

«Я подумал… что, может быть, тебе захочется поговорить, – промямлил Рут. – Мне очень жаль, Барбара, что тебе здесь не нравится».

Она не ответила – только поплотнее прижала затылок к стволу дерева.

«Мы вернемся домой на следующем транспортном корабле, – пообещал Рут. – Когда он должен прибыть? Я запамятовал».

«Через три месяца и три дня», – обронила Барбара.

Переминаясь с ноги на ногу, Рут краем глаза наблюдал за ней. В Барбаре появилось что-то новое. Ни слез, ни упреков, ни гневных восклицаний – этого уже было предостаточно.

«До тех пор давай попробуем чем-то развлечься, – отчаянно предложил он. – Давай придумаем какие-нибудь игры. Может быть, сыграем в бадминтон – или мы могли бы почаще плавать».

Барбара всхрапнула и разразилась резким язвительным смехом: «С кем мы будем играть и развлекаться? С этими тварями, снующими вокруг?» – она махнула рукой в сторону дикантропа, лениво шлепавшего мимо. Барбара пригнулась, прищурилась: «Что это у него на шее?»

Рут тоже пригляделся: «Выглядит, как алмазное ожерелье – что еще это может быть?»

«Бог ты мой!» – прошептала Барбара.

Рут подошел к краю воды: «Эй, дружище!» Огромные бархатистые глаза дикантропа повернулись к нему в глазницах. «Иди сюда!»

Туземец пошлепал к Руту; Барбара подошла и встала рядом с мужем.

«Посмотрим, что тут у тебя такое», – сказал Рут, наклонившись к ожерелью.

«Какие красивые камни!» – ахнула Барбара.

Рут задумчиво прикусил губу: «Они действительно похожи на алмазы. Причем в драгоценной оправе – из платины или иридия. Эй, дружище! Где ты это взял?»

Дикантроп отступил на шаг: «Мы находим».

«Где?»

Из дыхательных отверстий дикантропа вылетели обрывки пены – он не хотел отвечать – но Руту показалось, что глаза туземца на мгновение повернулись к пирамиде.

«Вы это нашли в большей куче камней?»

«Нет», – ответил туземец и скрылся в норке.

Барбара вернулась к дереву, села под ним и, нахмурившись, стала смотреть на пруд. Рут присоединился к ней. Некоторое время они молчали. Наконец Барбара сказала: «Наверное, пирамида набита драгоценностями!»

Рут пренебрежительно хмыкнул: «Ммм… все может быть, конечно».

«Почему ты не пойдешь и не посмотришь?»

«Я давно занялся бы раскопками – но ты же знаешь, туземцы всполошатся».

«Ты мог бы сходить туда ночью».

«Нет, – поежившись, ответил Рут. – На самом деле это нехорошо. Если они хотят, чтобы пирамида была недоступна, хотят сохранить тайну – это их дело. В конце концов, что бы там ни было, все это принадлежит им».

«Откуда ты знаешь? – жестким, не терпящим возражений тоном настаивала его жена. – Не они построили пирамиду – и, скорее всего, не они положили туда алмазы». В ее голосе появилась нотка презрения: «Ты боишься, что ли?»

«Да, – подтвердил Рут. – Боюсь. Их много, а нас – только двое. Это прежде всего. А во-вторых, что еще важнее…»

Приподнявшаяся было Барбара снова прислонилась к стволу: «Не хочу ничего слышать!»

Теперь Рут тоже разозлился и целую минуту молчал. Затем, вспомнив о том, что до прибытия транспортного корабля оставались три месяца и три дня, он сказал: «Спорить бесполезно. От этого нам обоим только труднее жить. Я ошибся – мне не следовало привозить тебя сюда. Прошу прощения. Я думал, что тебе понравится увидеть что-то новое – что, оставшись вдвоем на неведомой планете…»

Барбара его не слушала – ее мысли были отвлечены чем-то другим.

«Барбара?»

«Шшш! – она поднесла палец к губам. – Молчи! Слушай!»

Рут встрепенулся. Воздух дрожал от исходящего издалека гула: «Трумм-м-м-м…» Рут вскочил, выступил из тени под солнце и обыскал глазами небо. Звук становился громче. Сомнений не было: из космоса спускался корабль.

Рут забежал в здание станции и включил переговорное устройство – но оно молчало, сигналы не поступали. Рут вернулся к выходу. Звездолет неуклюже, жестко приземлился на каменистой площадке метрах в двухстах от станции.

Это был небольшой корабль – вроде тех, какие богачи используют в качестве собственных яхт – но старый, покрытый вмятинами и царапинами. Звездолет словно дрожал в потоках раскаленного воздуха, остывающие дюзы потрескивали и шипели. Рут подошел ближе.

Штурвалы задвижек начали поворачиваться, люк распахнулся. В проеме появился человек. Несколько секунд этот человек стоял, пошатываясь. Затем его колени подогнулись, и он упал головой вперед.

Рут успел подскочить и подхватить его прежде, чем тот ударился о камни. «Барбара!» – позвал Рут. Его жена подошла. «Возьми его за ноги. Отнесем его на станцию. Ему плохо».

Они уложили незнакомца на койку – его глаза приоткрылись.

«Что случилось? – спросил его Рут. – Где вы заболели?»

«Ноги… холодные, как лед, – прохрипел незнакомец. – Плечи болят. Не могу дышать».

«Подождите-ка, я загляну в справочник», – пробормотал Рут. Он снял с полки «Стандартное руководство астронавта по оказанию первой помощи», нашел в указателе похожие симптомы и снова подошел к больному: «Вы побывали в районе Альфарда?»

«Только что оттуда», – тяжело дыша, ответил больной.

«Похоже на то, что вы подхватили лиманский вирус. Если верить руководству, инъекция микозетина вас вылечит».

Рут вставил ампулу в подкожный инжектор, приложил наконечник к предплечью незнакомца и нажал на поршень: «Теперь все должно пройти – опять же, если верить руководству».

«Спасибо! – отозвался пациент. – Я уже лучше себя чувствую». Он закрыл глаза. Рут, стоявший рядом, взглянул на Барбару. Та изучала незваного гостя с каким-то странным, расчетливым выражением на лице. Рут опустил глаза, пользуясь случаем впервые оценить внешность незнакомца. Он был молод, лет тридцати – худощавый, но очевидно сильный и выносливый, судя по бугрившимся под кожей переплетенным жилам. Лицо у него тоже было худое – почти костлявое; он где-то сильно загорел или был смуглым от рождения. Черные волосы были коротко подстрижены; в числе других особых примет можно было назвать густые черные брови, удлиненный подбородок, тонкий нос с горбинкой.

Джим Рут отвернулся. Глядя на жену, он мог предсказать будущее с тошнотворной уверенностью.

Рут промыл инжектор, поставил руководство на полку – все его движения вдруг стали неловкими и напряженными. Когда он обернулся, Барбара пристально смотрела на него широко открытыми задумчивыми глазами. Рут медленно вышел из комнаты.

На следующий день Марвилл Лэндри был на ногах – он побрился и переоделся, от его болезни не осталось и следа. Горный инженер по профессии, он сообщил Руту, что направлялся на четырнадцатую планету Тубана, чтобы приступить к работе в качестве подрядчика.

Вирусное заболевание застало его врасплох, и только благодаря счастливой случайности он заметил на навигационных картах ближайший форпост цивилизации – станцию на Дикантропусе. Он настолько ослабел, что почти ничего не соображал, когда тормозил и приземлялся, в связи с чем боялся, что у него почти не осталось топлива. Действительно, когда они проверили состояние корабля, топлива в нем не хватило бы даже для того, чтобы приподняться над поверхностью планеты.

Лэндри горестно покачал головой: «А на четырнадцатой планете Тубана меня ждет контракт стоимостью десять миллионов валюнтов».

Рут мрачно заметил: «Через три месяца должен прибыть грузопассажирский пакетбот».

Лэндри поморщился: «Три месяца – в этой чертовой дыре? Самоубийство!» Как только они вернулись на станцию, Лэндри спросил: «Как вы можете здесь жить?»

Барбара услышала это замечание: «Не можем. Каждую минуту на протяжении последних шести месяцев я была на грани истерики. Джим… – она скорчила гримасу, кивнув в сторону мужа, – Он занят своими камнями, костями и антенной. С ним не разгуляешься».

«Может быть, я смогу как-то облегчить вашу участь», – пошутил Лэндри.

«Может быть», – отозвалась Барбара, бросив на Рута безразлично-прохладный взгляд. Через некоторое время она удалилась; ее непривычно изящная походка приобрела таинственно-радостный характер.

Вечером устроили поистине праздничный ужин. Как только слепящее голубое солнце скрылось за горизонтом, Барбара и Лэндри вынесли стол на берег озера и накрыли его со всей доступной на станции роскошью. Не говоря ни слова мужу, Барбара откупорила четырехлитровую бутыль коньяка, которую Рут целый год хранил в неприкосновенности, и приготовила щедрые коктейли со льдом, консервированным лаймовым соком и вишнями в ликере «Мараскино».

Они ужинали при свечах; отблески пламени трепетали в высоких бокалах, и на какое-то время даже Джим Рут развеселился. Воздух стал чудесно прохладным, а пески пустыни, белые и чистые, как камчатное покрывало, простирались в сумрак ночи. Так они пировали, закусывая бокал за бокалом драгоценного коньяка Рута консервированной птицей с грибами и морожеными фруктами, а с другого берега пруда за ними следили из темноты туземцы.

Рут скоро отупел от выпивки, его клонило в сон – но Лэндри только оживился, а Барбара вся искрилась: гостеприимная, очаровательная и остроумная хозяйка. Ее переливчатый звонкий смех далеко разносился по ночной пустыне Дикантропуса. Барбара и Лэндри провозглашали тосты, поздравляя друг друга, и обменивались колкими шутками в адрес Рута – тот, обмякший в полусне на стуле, не реагировал. Наконец Рут заставил себя подняться и, волоча ноги, отправился спать.

На столе у озера догорали свечи. Барбара наливала коньяк. Голоса собутыльников превратились в мурлыкающее бормотание, и в конце концов свечи погасли.

Никакие человеческие пожелания и молитвы не могли продлить благословенную тьму; наступило утро, и начался день молчания и потупленных глаз. За ним последовали другие дни и ночи – время шло, как обычно. На станции уже никто почти не притворялся.

Барбара откровенно избегала Рута и, когда ей случалось что-нибудь сказать, тон ее голоса свидетельствовал о едва скрываемом злорадстве. Лэндри – уверенный в себе и в своей безопасности, щеголял гордым орлиным профилем и завел манеру сидеть в углу и посматривать то на Рута, то на Барбару так, как если бы внутренне усмехался, забавляясь возникшей ситуацией. Рут старательно сохранял спокойствие и высказывался сдержанно, не выражая ничего, кроме смысла сказанных слов.

Возникло несколько несущественных столкновений. Однажды утром, заходя в ванную, Рут обнаружил, что Лэндри пользуется его бритвой. Без лишних слов Рут протянул руку и отнял бритву.

Несколько секунд Лэндри молча смотрел Руту в глаза; его рот покривился – он собирался рявкнуть.

Рут улыбнулся, почти печально: «Не поймите меня неправильно, Лэндри. Есть разница между бритвой и женщиной. Эта бритва – моя. А человеческое существо не может быть собственностью. Не трогайте мои личные вещи».

Лэндри поднял брови: «Вы не в своем уме». Отвернувшись, он прибавил: «Перегрелись под солнцем, должно быть».

Проходили одинаковые дни – так же, как прежде; но теперь к их одинаковости прибавилось тяжкое напряжение. Слова произносились все реже, а взаимная неприязнь висела в воздухе, как висящие с потолка шелестящие обрывки фольги. Каждое движение, каждый контур чужого тела вызывали отвращение, воспринимались как намеренная демонстрация ненависти.

Рут почти сознательно забылся, углубившись в изучение камней и костей – проводил часы за микроскопом, делал тысячи измерений и тысячи заметок. Лэндри и Барбара завели привычку совершать по вечерам длительные прогулки – как правило, к пирамиде – после чего медленно возвращались по плотному прохладному песку.

Тайна пирамиды внезапно вызвала у Лэндри пристальный интерес – настолько безудержный, что он решился пристать к Руту с расспросами.

«Не имею ни малейшего представления, – отвечал Рут. – Мои догадки ничем не лучше ваших. Но туземцы не хотят, чтобы кто-нибудь проникал внутрь пирамиды – это все, что я знаю».

«Мф! – Лэндри хмыкнул, глядя в пустынный горизонт. – Кто знает, чтó там, внутри? Барбара говорит, что на одном из туземцев было алмазное ожерелье стоимостью в тысячи валюнтов».

«Все возможно, надо полагать, – пожал плечами Рут; он не мог не заметить, как алчно покривились губы Лэндри, как скрючились его пальцы. – Не советую рисковать, однако. Я не хочу ссориться с туземцами. Зарубите это себе на носу, Лэндри».

Лэндри спросил притворно вежливым тоном: «Вас наделили какими-то полномочиями, относящимися к этой пирамиде?»

«Нет, – коротко отозвался Рут. – У меня нет никаких полномочий».

«Значит, пирамида – не ваша собственность?» – Лэндри язвительно подчеркнул слово «ваша», напомнив Руту инцидент с бритвой.

«Нет».

«В таком случае, – сказал Лэндри, поднимаясь на ноги, – не суйте нос не в свое дело».

Он вышел из комнаты.

Рут заметил, что на протяжении дня Лэндри и Барбара что-то долго и увлеченно обсуждали, после чего Лэндри забрался в свой звездолет и что-то там искал. За ужином никто не промолвил ни слова.

Как обычно, когда погасло последнее прохладно-голубое зарево заката, Барбара и Лэндри пошли прогуляться в пустыню. Но сегодня вечером Рут наблюдал за ними и заметил рюкзак за спиной Лэндри; Барбара тоже несла какую-то сумку.

Рут расхаживал взад и вперед, яростно попыхивая трубкой. Лэндри был прав – ему не следовало совать свой нос в чужие дела. Если бы даже затея Лэндри оказалась прибыльной, он не хотел в ней участвовать. Кроме того, это была опасная затея, и ее последствия угрожали только тем, кто спровоцировал бы раздражение туземцев… А что, если нет? Что, если туземцы будут рассматривать его, Рута, как одного из виновников? С их точки зрения он был соплеменником и союзником Лэндри и Барбары. Для дикантропа человек был человеком – и, если один человек заслуживал наказания, приговор распространялся бы на всех людей в равной степени.

Приведет ли все это… к убийствам? Рут нервно жевал черенок трубки, выпуская сквозь зубы клубы дыма. В каком-то смысле он нес ответственность за безопасность Барбары. Ведь это он лишил ее возможности вести беззаботную жизнь на Земле. Рут покачал головой, положил трубку на стол и открыл ящик, в котором он хранил пистолет. Пистолета не было.

Рут обвел комнату отсутствующим взглядом. Лэндри забрал пистолет. Сегодня или уже давно? Кто его знает? Рут зашел в кухню, взял топорик для рубки мяса, засунул его за пояс под блузой и направился в пустыню.

При этом он нарочно сделал крюк, чтобы подойти к пирамиде сзади. Его окружал неподвижный воздух, темный и прохладный, как колодезная вода. Сухой песок слегка похрустывал под ногами. Сверху распростерлось небо, усеянное тысячами звезд. Где-то там остались Солнце и старая добрая Земля.

Перед ним неожиданно выросла огромная тень пирамиды – и теперь он заметил отблески света, услышал, как приглушенно звякали инструменты. Рут тихонько подошел чуть ближе и остановился в темноте, наблюдая за происходящим и напряженно прислушиваясь.

Лэндри вгрызался в гранит атомным резаком. По мере того, как он работал, Барбара оттаскивала крюком на песок отделившиеся куски. Время от времени Лэндри отступал на шаг от раскаленного участка, обтирая пот и отдуваясь.

Лэндри мало-помалу углублял и расширял выемку. Когда ее длина достигла примерно одного метра, Рут услышал возбужденное бормотание двух голосов. Они проникли внутрь, в полость пирамиды. Не оглядываясь, они протиснулись в вырезанный проход. Более осторожный Рут прислушался, всматриваясь в темноту… Никого и ничего.

Он бросился вперед, подбежал к отверстию и заглянул в него. В глазах промелькнул желтый луч фонаря Лэндри. Рут пролез в углубление и высунул голову в пустоту. В холодном воздухе пахло пылью и влажным камнем.

Лэндри и Барбара стояли метрах в пятнадцати от него. В тусклом свете фонаря виднелись голые каменные стены и каменный пол. Почему же, в таком случае, туземцы так настойчиво возражали против посещения пирамиды?

Послышался голос огорченного Лэндри: «Здесь ни черта нет – нет даже мумии, которой мог бы восхищаться твой муж!»

Рут скорее почувствовал, нежели увидел, как содрогнулась Барбара: «Уйдем отсюда, меня пробирает дрожь. Здесь темно и сыро, как в подземелье».

«Одну минуту! Раз уж мы здесь, не мешало бы убедиться… Хм! – Лэндри водил лучом фонаря по стенам. – Любопытно!»

«Любопытно – что именно?»

«Похоже на то, что камень обработали резаком или горелкой. Смотри, как оплавились края с внутренней стороны…»

Рут прищурился, пытаясь что-нибудь разглядеть.

«Странно! – бормотал Лэндри. – Снаружи гранит обтесан, а изнутри его плавили резаком. Кроме того, внутренняя отделка вовсе не выглядит древней…»

«Она могла сохраниться в такой атмосфере», – с сомнением предположила Барбара.

«Может быть – тем не менее, здесь все выглядит древним. Всюду пыль, все тусклое. А эти следы обработки – свежие».

«Не понимаю, как это может быть».

«Я тоже не понимаю. Тут что-то не так».

Рут напрягся. Звук снаружи? Шорох плоских ступней, шлепающих по песку. Рут начал было пятиться, вылезая из прохода, но что-то толкнуло его сзади – он растянулся на животе и вывалился головой вперед. Яркий луч фонаря Лэндри повернулся к нему. «Что такое? – донесся грубый окрик. – Кто это?»

Лежавший на полу Рут оглянулся. Фонарь озарил дюжину столпившихся за ним серых костлявых фигур. Они неподвижно стояли у стены под самым проходом, выпучив глаза, напоминавшие черные плюшевые шары.

Рут поднялся на ноги. «Ха! – воскликнул Лэндри. – И ты здесь, тоже».

«Не по своей воле», – мрачно отозвался Рут.

Лэндри потихоньку продвигался ближе, не отводя фонарь от дикантропов. Он резко спросил Рута: «Эти твари опасны?»

Рут окинул туземцев оценивающим взглядом: «Не знаю».

«Не двигайтесь! – прокаркал глубоким басом дикантроп, стоявший в первом ряду. – Не двигайтесь».

«Не двигайтесь? Черта с два! – воскликнул Лэндри. – Мы уходим. Здесь нет ничего, что нам пригодилось бы. Расступитесь!» – он шагнул вперед.

«Не двигайтесь… вас убьют…»

Лэндри остановился.

«Ну что тут такого? – тревожно вмешался Рут. – Мы просто хотели посмотреть. Здесь ничего нет».

«Поэтому вас убьют. Здесь ничего нет – теперь вы знаете. Теперь вы захотите посмотреть в другом месте. Пока вы думали, что здесь важное место, вы не искали другое место. Мы вас убьем, прилетит новый человек, будет думать, что здесь важное место».

Лэндри пробормотал: «Вы понимаете, о чем он говорит?»

Рут медленно ответил: «Не уверен». Он обратился к дикантропу: «Нам не нужны ваши тайны. Нет никаких причин для того, чтобы от нас что-нибудь скрывать».

Туземец вскинул голову: «Тогда зачем вы пришли? Вы ищете тайны».

Из-за спины Лэндри послышался голос Барбары: «Что вы прячете? Алмазы?»

Туземец снова вскинул голову. Что означал этот жест? Насмешку? Гнев? Эмоции дикантропов, конечно, нельзя было выразить человеческими словами: «Алмазы – ничто. Просто камни».

«Хотел бы я увезти полный трюм таких камней», – проворчал себе под нос Лэндри.

«Послушайте меня! – умоляюще обратился к туземцам Рут. – Отпустите нас, и мы больше не будем искать ваши тайны. Мы не должны были сюда вламываться, и я прошу прощения за то, что так случилось. Мы починим стену…»

Дикантроп издал тихий, шипящий, булькающий звук: «Вы не понимаете. Вы расскажете другим людям – в пирамиде ничего нет. Потом другие люди будут искать другие вещи. Они будут бегать вокруг и смотреть, смотреть, смотреть. Это неправильно, так не должно быть. Вы умрете, и все будет как раньше».

«Ты слишком много болтаешь! – злобно выпалил Лэндри. – И мне не нравится твоя болтовня. Пора убираться отсюда». Он вынул пистолет Рута. «Пошли! – приказал он Руту. – Пошевеливайся!»

Повернувшись, он прикрикнул на туземцев: «Дайте пройти – или мне самому придется убивать!»

По толпе дикантропов прокатилась шелестящая волна движения, они начали возбужденно верещать тонкими голосками.

«Их нужно разогнать! – орал Лэндри. – Если они вылезут наружу, нас огреют камнями по голове, как только мы высунемся. Пошли!»

Он ринулся вперед, Рут бросился за ним. Лэндри пользовался рукоятью пистолета, как дубинкой, а Рут размахивал кулаками – отлетая к стене, дикантропы шлепались и хрустели, как кукурузные стебли. Лэндри прорвался в проход. Рут протолкнул туда же Барбару и, отгоняя пинками пытавшихся удержать его туземцев, выбрался под открытое небо.

Выпрыгнув из прохода, Лэндри по инерции отбежал на несколько шагов от пирамиды и очутился в гуще разъяренной толпы дикантропов. Рут, следовавший за ним не столь поспешно, прижался спиной к гранитному основанию пирамиды. «Здесь, кажется, собралась вся колония!» – прокричал он на ухо Барбаре. Некоторое время он был занят, отбиваясь от нахлынувшей стаи туземцев и стараясь по мере возможности прикрывать Барбару. Край первого уступа пирамиды доходил ему примерно до плеча.

«Встань мне на руки! – задыхаясь, сказал он жене. – Я подтолкну тебя вверх».

«Но – Лэндри!» – сдавленно всхлипнула Барбара.

«Взгляни на эту толпу! – яростно рявкнул Рут. – Мы ничего не можем сделать». Внезапный натиск маленьких костлявых тел едва не свалил его с ног: «Лезь наверх, скорее!»

Продолжая всхлипывать, Барбара поставила ногу на его переплетенные пальцы. Он подбросил ее на первый уступ. Сбрасывая облепивших его туземцев, он прыгнул, подтянулся и взобрался на тот же уступ.

«Теперь беги!» – прокричал он ей, и Барбара побежала вдоль уступа.

Из темноты послышался отчаянный крик: «Рут! Рут! Ради всего святого! Меня…» Донесся еще один хриплый крик, превратившийся в визгливый предсмертный вопль. Наступило молчание.

«Скорее!» – подгонял жену Рут. Они добежали до угла пирамиды. «Прыгай! – задыхаясь, приказал Рут. – Вниз, на землю!»

«Лэндри!» – простонала Барбара, пошатываясь на краю уступа.

«Вниз!» – зарычал Рут. Он столкнул ее на белый песок, спрыгнул сам и, схватив ее за руку, припустил со всех ног к зданию станции. Примерно через минуту, оставив преследователей далеко позади, он замедлился и побежал трусцой.

«Надо вернуться! – кричала Барбара. – Ты оставишь его на растерзание этим бесам?»

Несколько секунд Рут молчал, после чего, тщательно выбирая слова, ответил: «Я предупреждал его держаться подальше от пирамиды. Все, что с ним случилось, случилось по его вине. И, чтó бы ни случилось, это уже произошло. С этим уже ничего не поделаешь».

На фоне неба выделялся высокий темный силуэт – звездолет Лэндри.

«Заберемся туда, – сказал Рут. – Там безопаснее, чем на станции».

Он помог Барбаре залезть в корабль и наглухо задраил входной люк. «Ох! – отдуваясь, Рут покачал головой. – Никогда не подумал бы, что так пойдут дела».

Рут уселся в кресле пилота и стал смотреть в иллюминатор на пустыню. Тихонько всхлипывая, Барбара свернулась калачиком у него за спиной.

Прошел час – в полном молчании. Затем, без предупреждения, с холма за прудом поднялся оранжевый огненный шар, поплывший к зданию станции. Рут моргнул и резко выпрямился в кресле. Лихорадочно схватившись за корабельный пулемет, он нажал на курок – безрезультатно.

Когда он нащупал наконец рычажок предохранителя и поднял его, оранжевый шар уже висел над станцией, и Рут не стал стрелять. Пролетая мимо антенны, шар прикоснулся к ней – чудовищный взрыв заполнил вспышкой весь иллюминатор. Взрыв обжег Руту глаза и повалил его на палубу. Корабль покачнулся; Рут лежал оглушенный, почти без сознания.

Барбара стонала. Рут заставил себя подняться на ноги. Там, где была станция, чернела выжженная яма с торчащими из нее скрюченными, переплетенными металлическими брусьями. Рут ошеломленно опустился в кресло, запустил топливный насос и погрузил в топливо катализаторы. Корабль вздрогнул и приподнялся на несколько метров над поверхностью. Дюзы прерывисто шипели и плевались.

Рут взглянул на индикатор запаса топлива – и пригляделся снова. Стрелка остановилась на нуле – обстоятельство, о котором Рут знал, но успел забыть. Он выругался, проклиная свою глупость. Дикантропы могли не заметить, что они прятались в звездолете – если бы он не привлек к себе внимание.

С вершины холма поплыл еще один оранжевый шар. Рут подскочил к пулемету и выпустил в огненный шар залп взрывных пуль. Снова прогремел ослепительный взрыв, сорвавший, как шапку порывом ветра, всю вершину холма – и обнаживший под ней нечто вроде гладкой, слоистой черной скалы.

Рут обернулся к Барбаре: «Вот и все!»

«Что… что ты имеешь в виду?»

«Бежать некуда. Рано или поздно…» Его голос замер. Протянув руку вверх, он повернул рифленый диск с надписью «АВАРИЙНЫЙ ВЫЗОВ». Загудел корабельный генератор сигналов сверхсветовой связи. Рут произнес, наклонившись к микрофону: «Станция на Дикантропусе – нас атакуют туземцы! Срочно пришлите помощь!»

Он опустился в кресло. Записанное сообщение должно было бесконечно повторяться, пока не выключится система связи.

Пошатываясь, Барбара подошла к креслу пилота: «Эти оранжевые шары – чтó это было?»

«Я тоже задаю себе этот вопрос. Какие-то бомбы».

Но третья бомба не появилась. Вскоре стала разгораться утренняя заря, и холм превратился в силуэт на фоне пронзительно-голубого неба. У них над головами пульсировал передатчик, бесконечно посылавший в космос отчаянное сообщение Рута.

«Как долго придется ждать помощи?» – прошептала Барбара.

«Слишком долго, – отозвался Рут, неподвижно глядя на холм. – Надо полагать, они испугались пулемета – иначе непонятно было бы, чего они ждут. Может быть, восхода солнца».

«Они могут…» – голос Барбары прервался: она напряженно смотрела в иллюминатор. Рут посмотрел туда же – и ошеломленно застыл, не веря своим глазам. Холм за прудом раскрывался, крошился и разваливался…

Рут сидел и распивал коньяк с капитаном пакетбота «Метод», прилетевшего к ним на помощь.

Капитан качал головой: «Я повидал много странных вещей в этом скоплении, но с подобным маскарадом ничто не сравнится».

Рут сказал: «С одной стороны все это странно, с другой – неизбежно и прямолинейно, как таблица умножения. Дикантропы играли свою роль так, как умели, и это у них получалось чертовски убедительно. Если бы не мерзавец Лэндри, нас оставили бы в дураках на веки вечные».

Капитан со стуком поставил стакан на стол и уставился на Рута: «Но зачем?»

Рут ответил не спеша: «Им нравился Дикантропус. Эта прóклятая богом дыра – бесплодная пустыня с нашей точки зрения – для них это рай. Им нравилась жара, им нравилась сухость. И они не хотели, чтобы всякие инопланетяне совали свой нос в их дела – а мы наверняка стали бы этим заниматься, если бы догадались, что нам показывают потемкинскую деревню. Надо полагать, их потрясло до глубины души приземление первого земного звездолета».

«А пирамида…»

«Исключительно изобретательная уловка. Они неплохие психологи, эти дикантропы – в той мере, в какой инопланетяне вообще способны понимать склад человеческого ума. В отчете о первом контакте с дикантропами нет никакого упоминания о пирамиде. Почему? Потому что ее не было! Лэндри показалось, что она новая. И он был прав. Она была новехонькая. Мошенническая декорация – достаточно странная, чтобы отвлекать наше внимание.

Пока там торчала пирамида, и вся моя умственная энергия была сосредоточена на ней, колония дикантропов оставалась в безопасности – и как они над нами смеялись, представляю себе! Но как только Лэндри взломал пирамиду и обнаружил подделку, комедия закончилась…

Пожалуй, в конце концов они просчитались, – задумчиво продолжал Рут. – Скорее всего, у них не было никакого представления о преступности, об антисоциальных явлениях. Если бы каждый послушно делал то, что приказано, люди никогда не раскрыли бы их тайну, – Рут рассмеялся. – Так что, может быть, они не так уж хорошо понимали человеческую природу».

Капитан снова наполнил стаканы, они молча выпили. «Хотел бы я знать, откуда они взялись», – сказал он наконец.

Рут пожал плечами: «Скорее всего, мы никогда не узнаем. С какой-то жаркой, засушливой планеты, несомненно. Может быть, они – беженцы или приверженцы какой-нибудь особенной религиозной секты. Или просто колонисты».

«Трудно сказать, – мудро согласился капитан. – Чуждая раса, чуждая психология. С этим приходится сталкиваться постоянно».

«Слава богу, они не слишком мстительны, – заметил Рут, говоря скорее не с капитаном, а с самим собой. – Не сомневаюсь, что они могли бы прикончить нас десятками различных способов после того, как я передал аварийный вызов. Но вместо этого они удрали».

«Все складывается, как кусочки головоломки», – признал капитан.

Пригубив коньяку, Рут кивнул: «Как только я передал сверхсветовой сигнал, их изоляции пришел конец. Независимо от того, прикончили бы нас или нет, земляне стали бы рыскать вокруг станции, все вынюхивать и высматривать, залезать в туннели – и тайна дикантропов раскрылась бы».

Рут и капитан молча разглядывали в иллюминатор зияющий провал с другой стороны пруда, где под зарослями шиповатого кустарника и рыжевато-черных ползучих побегов скрывался захороненный гигантский звездолет.

«И как только земляне обнаружили бы их звездолет, – продолжал Рут, – поднялась бы суматоха отсюда до самого Фомальгаута. Такая чудовищная масса! Мы захотели бы узнать всю подноготную – устройство их космического двигателя, историю их цивилизации, все на свете. Если они надеялись незаметно держаться в тени, им пришлось бы попрощаться с этой надеждой. Если они были колонистами, прилетевшими из системы другой звезды, они обязаны были хранить свои секреты так же, как мы храним наши».

Барбара стояла у развалин станции и ворошила палкой обугленный мусор. Она обернулась, и Рут увидел у нее в руке свою трубку. Трубку, обожженную и покрытую выбоинами, все еще можно было узнать. Барбара медленно протянула ее Руту.

«Что скажешь?» – спросил Рут.

Она ответила тихо и сдержанно: «Теперь, когда я собираюсь улететь отсюда, мне кажется, что я буду тосковать по Дикантропусу». Повернувшись к нему, она прибавила: «Джим…»

«Да?»

«Если хочешь, я тут останусь еще на год».

«Нет, – отозвался Рут, – мне самому тут не нравится».

«Значит… ты не простишь мои глупости…» – еще тише сказала она.

Рут поднял брови: «Прощу, почему нет? Я никогда тебя ни в чем не обвинял. Ты – человек. Это невозможно отрицать».

«Но тогда… почему ты ведешь себя… как Моисей, получивший заповеди от бога?»

Рут пожал плечами.

«Можешь мне верить или не верить, – продолжала она, отводя глаза в сторону, – но я никогда…»

Он прервал ее резким взмахом руки: «Какая разница? Даже если бы это случилось, у тебя были для этого основательные причины. Я не стал бы напоминать тебе об этом».

«Но ты затаил бы обиду – в глубине сердца».

На это Рут ничего не сказал.

«Я хотела причинить тебе боль. Я постепенно сходила с ума – и, судя по всему, тебе не было до этого никакого дела. Ты сказал ему… что я – не твоя собственность».

Рут печально улыбнулся: «Я тоже человек».

Он кивнул в сторону провала за прудом, где прятался звездолет дикантропов: «Если ты все еще хочешь найти алмазы, спустись в эту яму с корзиной. Там полно алмазов размером с грейпфрут. Это древняя вулканическая пробка, и залежам в ней позавидовал бы владелец любого алмазного рудника. Я зарегистрировал заявку на весь участок за прудом – как только сюда доставят оборудование, мы сможем играть алмазами в бильярд».

Они медленно направились к пакетботу.

«На Дикантропусе теперь слишком много народу, – задумчиво сказал Рут. – На Земле живут миллиарды людей, но там мы сможем укрыться от посторонних глаз».