Читать книгу Чтиво - Джесси Келлерман - Страница 16

Ужинали в итальянском ресторане, где официанты называли Карлотту по имени. Под превосходную еду даже малопьющий Пфефферкорн легко осилил полбутылки «кьянти».

– Скажи-ка, почему ты сменила фамилию? – спросил он.

– То есть после замужества?

– Нет, вместе с Биллом.

– Не хотелось различаться. А кем бы ты предпочел быть, де Валле или Ковальчиком?

– Логично.

– Знаешь, Билл переживал. Его агент заставил.

– Сейвори?

– Дескать, Ковальчик – нечто непроизносимое.

– И слишком инородное.

– Угу. Видно, Билл не вполне осознавал последствия своего переименования. Знаешь, он даже не предполагал, что книга превратится в серию бестселлеров. Наверное, думал, что через какое-то время опять станет Биллом Ковальчиком, ан не тут-то было.

– Помнится, рассказы, которые он показывал, не имели никакого отношения к этой муре в стиле «кошки-мышки». Нет, чуть ли не авангардизм.

Она кивнула.

– Поэтому его первая книга меня удивила.

– Меня тоже, – сказала Карлотта. – Но, если честно, мне было плевать. Не смотри так. Теперь его книги мне нравятся. Но тогда я триллеры не читала. И сейчас не читаю, только Билловы.

– А что читаешь?

– Да всякую всячину. Чтиво про писаных красавцев в килтах и бледных дев, что трижды в час шлепаются в обморок, про влагу чресел, трепет членов и прочее.

Пфефферкорн рассмеялся.

– Главное, чтоб в конце герои галопом ускакали в туманную даль.

– Теперь знаю, что дарить тебе на день рождения.

– Красавца? Или книжку?

– Красавец мне не по карману.

– Говорят, если брать почасово, вполне доступно.

– Ладно, выясню, – сказал он.

– Не премини. – Карлотта отпила вино и провела языком по зубам. – Билл неколебимо стоял на том, что его работу нельзя назвать творчеством.

– Да ладно.

– Ей-богу. Он говорил, что мастерит стулья. «Каждый день отправляюсь в цех, встаю к верстаку и строгаю, клею, ошкуриваю. И вот извольте получить ладный, крепкий стул. Как раз под вашу задницу, вполне удобно. Когда насидитесь, у меня будет готов другой стул, в точности такой же. И все путем». Наверное, он считал важным разграничить.

– Что и что?

– Искусство и ремесло. Твое дело и его дело.

– Больше не хочу об этом говорить.

– Речь не о том, что он был неспособен к творчеству. Нет, просто сделал осознанный выбор. И хотел провести грань. – Карлотта вновь прихлебнула вино. – Не знаю, стоит ли говорить… Хоть все уже в прошлом… – Она поежилась. – Билл еще кое-что затевал. Серьезный роман.

– Лихо, – сказал Пфефферкорн. – О чем?

– Не знаю. Даже не уверена, есть ли какие-нибудь наброски. Лишь пару раз о нем обмолвился. Думаю, его страшило, как другие воспримут роман.

Пфефферкорн понял, что речь о нем.

– Ну что ты, ей-богу. Карлотта, будет.

– Думаешь, почему каждый раз Билл посылал тебе свои книги? Он безмерно уважал твое мнение.

Пфефферкорн не ответил.

– Извини. Я не пытаюсь тебя сконфузить. И не хочу создать впечатление, что он был несчастлив. По крайней мере, я так не думаю. Ему нравилось мастерить стулья. Возможно, он не имел данных для роли этакого… божества, но потом уже охотно ее играл. Поклонники его – совершенно бесноватые. Конспирологи-теоретики, параноики, которых его романы погружали в идиотский мир двурушничества и грязных тайн. А Билл им подыгрывал – своими фотографиями в шпионском плаще на обложках. Я говорила, что добром это не кончится, нельзя провоцировать больных людей, но он отмахивался – мол, это часть его имиджа.

– Фанаты вас беспокоили?

– Однажды пришлось нанять частного детектива.

– Смахивает на кошмар.

Карлотта пожала плечами:

– Все относительно. Не забывай, где мы живем. Тут всем плевать, писатель ты или кто. Вот расскажу еще один случай. Не бойся, он тебя не смутит. Как-то раз зашли мы в книжный магазин. Кажется, я искала поваренную книгу, а тут проезжаем мимо книжного. Ну, зашли, купили, стоим в очереди в кассу. И вдруг видим – на стене за прилавком вот такая огромная… – Карлотта развела руки, – просто гигантская реклама его новой книги. Все как надо – фото, имя автора. Ждем, что сейчас кассирша смекнет и хотя бы улыбнется. Ничего, ноль эмоций. Расплачиваемся, а девица даже глазом не моргнет. Билл дает кредитку, там его имя, и опять – ничегошеньки. Вернула карточку, сунула книгу в пакет и пожелала нам хорошего дня. – Карлотта откинулась на стуле. – А плакат в пяти футах.

– К сожалению, не могу сказать, что я удивлен.

– Но уж лучше так, чем вечно продираться сквозь толпу поклонников. Не представляю, как кинозвезды с этим управляются.

– Им по душе.

– Наверное. Они же эксгибиционисты.

Подошел официант:

– I dolci, signora?[5]

– Капучино, пожалуйста.

– А что синьору?

– Обычный кофе, спасибо.

– Мы как рабочий класс, да, Артур?

В машине Карлотта одолжила ему свой мобильник.

– Папа? Который час?

Пфефферкорн забыл о разнице во времени.

– Прости, милая.

– У тебя странный голос. Все в порядке?

– Да, замечательно.

– Ты пьяный?

– Я хотел сказать, что поменял рейс. Вернусь завтра днем.

– Папа? Что-то случилось?

– Все прекрасно. Общаемся с Карлоттой.

– Ладно. Приятного вечера.

Пфефферкорн захлопнул мобильник.

– Наверное, красавица, – сказала Карлотта.

Он кивнул.

– Последний раз я ее видела… Господи! На ее бат-мицве![6] – Глянув через плечо, Карлотта перестроилась в другой ряд. – Иногда я жалею, что бездетна. Но лишь иногда. Я сама так решила. Билл хотел детей. Но я боялась, что тогда превращусь в свою мать. Самое смешное… – она опять перестроилась, – что все равно в нее превратилась.

Приехали домой, и Карлотта отдалась ему. После второго захода Пфефферкорн ушел в отведенную ему комнату, чтобы утром, собираясь в аэропорт, не потревожить хозяйку.