Читать книгу Homo Incognitus: Автокатастрофа. Высотка. Бетонный остров (сборник) - Джеймс Грэм Баллард - Страница 13
Автокатастрофа
Глава 11
ОглавлениеВстреча с Воэном и альбом с фоторепортажем подстегнули все мои воспоминания о крушении мечты. Спустившись через неделю в подвальный гараж, я понял, что не могу направить машину в студию в Шеппертоне, как будто за ночь автомобиль превратился в японскую упертую игрушку или обзавелся, как и моя голова, мощным гироскопом, который указывал только на подножие эстакады у аэропорта.
Ожидая, когда Кэтрин отправится в летную школу, я поехал к автостраде и через несколько минут застрял в плотной пробке. Ряды застывших автомобилей тянулись до горизонта, где поджидали машины в заторах на дорогах к западу и югу от Лондона. Я продвинулся чуть вперед, и мне стал виден наш собственный дом. За перилами балкона Кэтрин ходила по сложному маршруту, несколько раз беседовала с кем-то по телефону и записывала что-то в блокнот. Неожиданным образом она играла меня – я уже знал, что вернусь в квартиру, как только Кэтрин уйдет, и займу на балконе позицию выздоравливающего. Я впервые осознал, что сидя там, по центру пустого фасада, виден десяткам тысяч скучающих водителей, и многие наверняка гадают, что это за забинтованная фигура. В их глазах я – некий кошмарный символ, домашний идиот, пострадавший умом в автокатастрофе и теперь выставляемый на балкон по утрам.
Машины чуть двинулись к перекрестку с Вестерн-авеню, и стеклянная жилая высотка заслонила от меня Кэтрин. Я ехал в плотном потоке, и нас всех заливал солнечный свет, кишащий мухами. Странно, но я почти совсем не ощущал беспокойства. Дурное предчувствие, висевшее надо мной, подобно светофорам, в мои прежние выезды на автострады, пропало. Присутствие Воэна где-то рядом со мной на переполненных мостовых убеждало меня, что можно отыскать ключ к грядущему Автогеддону. Сделанные им фотографии половых актов, кусков радиаторных решеток и приборных панелей, единения локтя с хромированной рамой, влагалища – с приборами демонстрировали возможности новой логики, даруемой развивающейся технологией, коды нового союза чувства и возможностей.
Воэн меня напугал. То, как грубо он манипулировал Сигрейвом, играя на жестоких фантазиях травмированного на голову каскадера, ясно показывало: он пойдет на все, чтобы извлечь пользу из любой ситуации.
На перекрестке с Вестерн-авеню движение ускорилось, и я свернул на север на первом правом повороте к вокзалу Дрейтон-парк. Дом нависал надо мной вставшим на попа стеклянным гробом. Загнав машину в подземный гараж, я беспокойно метался по квартире, ища блокнот, в котором Кэтрин отмечала телефонные звонки. Я хотел перехватывать сообщения от ее любовников – не из сексуальной ревности, а потому что ее романы шли вразрез с чем-то, что замыслил для всех нас Воэн.
Кэтрин продолжала относиться ко мне с великодушием и любовью. Она настаивала на моих встречах с Хелен Ремингтон – мне порой казалось, что она готовит почву для бесплатных консультаций с явными лесбийскими оттенками по поводу неясных гинекологических жалоб; у межконтинентальных пилотов, с которыми она браталась, было, наверное, больше болезней, чем у запуганных иммигрантов, осаждающих бюро Хелен Ремингтон.
Разыскивая Воэна, я все утро мотался по дорогам вокруг аэропорта. Я торчал на смотровой площадке Океанского терминала, надеясь увидеть, как Воэн преследует приехавшую поп-звезду или политика.
Вдалеке машины лениво ползли по открытому полотну эстакады. Почему-то вспомнилось: Кэтрин однажды сказала, что не успокоится, пока не свершатся все мыслимые в мире акты совокупления. Где-то в этом сплетении бетона и стали, в тщательно размеченном ландшафте дорожных указателей и вспомогательных дорог, статуса и потребления, Воэн разъезжал посланником в своем автомобиле, выставив локоть со шрамами в окошко, носился по автомагистралям в грезах о насилии и сексуальности.
Отказавшись от попыток его найти, я поехал на студию в Шеппертон. Въезд перегородил большой грузовик-эвакуатор. Водитель, высунувшись из окна, орал на двух охранников. На платформе эвакуатора стоял черный седан «Ситроен-палас» – длинный капот был смят в лобовом столкновении.
– Ужасный автомобиль. – Рената появилась из солнечного света, когда я припарковался. – Джеймс, это ты его заказал?
– Он нужен для фильма Тейлор – вечером будут снимать сцену аварии.
– И она поведет эту машину? Да быть не может!
– Она поведет другую – а эта будет в кадрах после аварии.
Позже, вечером, я припомнил изуродованное тело Габриель, когда глядел через плечо гримерши на чарующую фигуру киноактрисы, сидящей за рулем разбитого «Ситроена». С почтительного расстояния на нее смотрели звукооператоры и осветители – совсем как очевидцы настоящей аварии. Гримерша, изящная девушка с бодрым чувством юмора – в отличие от медсестер травматологического отделения, коллегой которых в некотором смысле была – потратила больше часа на фальшивые раны.
Актриса неподвижно сидела на водительском сиденье, пока ей накладывали последние кружева крови, красной вуалью опускавшейся со лба. Изящные кисти и предплечья были покрыты синими пятнами искусственных синяков. Тейлор уже приняла позу жертвы аварии и слабыми пальчиками трогала карминные полоски грима на коленках; бедра были чуть приподняты над сиденьем, словно не желая касаться какой-то слизистой.
В бардачке под помятой приборной панелью лежали пыльные замшевые женские перчатки. Представляла ли загримированная актриса, сидя в машине, жертву настоящей аварии – домохозяйку из пригорода или, скажем, стюардессу «Эйр Франс»? Подражала ли инстинктивно позе израненной женщины, преломляя в своей величественной личности травмы обычной аварии, подлежащие скорому забвению пятна крови и швы? Она сидела в поврежденной машине, как божество на алтаре, политом кровью какого-то бедняги из ее паствы. Даже стоя за спиной звукооператора, в двадцати футах от машины, я видел, как уникальные очертания фигуры и личности актрисы меняют искореженный автомобиль. Левую ногу она поставила на землю; стойка двери изгибалась сама и изгибала приборную доску, чтобы не задеть колено – словно вся машина почтительно деформировалась вокруг женского тела.
Звукооператор развернулся на каблуках, зацепив мой локоть микрофоном на штативе. Пока он извинялся, на меня наткнулся привратник в форме. На противоположном углу выстроенного для натурной съемки перекрестка разгорелась перебранка. Молодой американец – ассистент продюсера – нападал на черноволосого мужчину в кожаной куртке и пытался отнять камеру. Солнце блеснуло на линзе трансфокатора, и я узнал Воэна. Опираясь на крышу второго «Ситроена», он уставился на продюсера и прикрывал камеру рукой в шрамах. Рядом, на капоте машины, сидел Сигрейв. Его обесцвеченные волосы были собраны в пучок на макушке, а поверх джинсов он надел женскую светло-коричневую замшевую куртку. Под красным свитером с высоким воротником хорошо набитый бюстгальтер образовывал контуры больших грудей.
Сигрейв был уже загримирован под актрису; тени и густой слой пудры затемнили его бледную кожу. Опрятная женская маска напоминала кошмарную пародию, куда более зловещую, чем все косметические раны, нанесенные сейчас на лицо актрисы. Я понял так, что Сигрейв в парике поверх блондинистых волос и в одежде, как у актрисы, поведет невредимый «Ситроен» навстречу столкновению с третьей машиной, в которой будет манекен любовника актрисы.
Сигрейв, наблюдающий за Воэном из-под своей жуткой маски, выглядел так, словно уже пострадал в столкновении. С накрашенными губами, он напоминал пожилого трансвестита, застигнутого пьяным в будуаре, и хмуро смотрел на Воэна, будто тот заставлял его каждый день наряжаться в такую пародию на актрису.
Воэн договорился с ассистентом продюсера и охранником, и камеру отдавать не пришлось. Он дал Сигрейву сигнал и бочком двинулся к производственному отделу. Когда я подошел, Воэн поманил меня, включая в ближний круг.
Забытый Сигрейв сидел в «Ситроене», похожий на безумную ведьму.
– С ним все в порядке? Нужно было его сфотографировать.
– Я сфотографировал – само собой.
– Он в состоянии вести машину?
– Пока она едет по прямой.
– Воэн, отведите беднягу к врачу.
– Это все испортит. Да и времени нет. Хелен Ремингтон его осматривала. – Воэн отвернулся от съемочной площадки. – Она поступает в Лабораторию дорожных исследований. На этой неделе там день открытых дверей – пойдем все вместе.
– Обойдусь без подобных развлечений.
– Нет, Баллард, это важно для телецикла.
Он зашагал к автостоянке.
Выдумка и реальность, которые переплелись в грустной, но зловещей фигуре Сигрейва, загримированного под киноактрису, стояли перед моими глазами весь вечер. И даже повлияли на мой разговор с приехавшей за мной Кэтрин.
Она мило болтала с Ренатой, но вскоре ее отвлекли цветные фотографии на стенах: детали изготовленных на заказ спортивных автомобилей и люксовых седанов, появлявшихся в наших рекламных роликах. Изображения «плавников» над задними крыльями и решеток радиатора, панелей кузова и козырьков лобового стекла, раскрашенных в живые пастельные и акриловые тона, словно заворожили Кэтрин. Ее доброе отношение к Ренате удивило меня. Я проводил ее в монтажную, где два молодых редактора работали над черновым вариантом. Видимо, Кэтрин признала, что в таком визуальном контексте то или иное единение между Ренатой и мной было неизбежно; и если бы она сама осталась здесь, работая среди контурных фотографий и чертежей автомобильных крыльев, у нее самой возникла бы сексуальная связь – и не только с двумя молодыми редакторами, но и с Ренатой.
День она провела в Лондоне. В машине оказалось, что ее запястья излучают палитру ароматов. Первое, что поразило меня в Кэтрин, – ее незапятнанная чистота; она будто бы проверяла каждый квадратный сантиметр кожи, проветривала отдельно каждую пору. Иногда ее фарфоровое личико, безупречный макияж, как у модели, наводили меня на подозрения, что вся она – шарада. Я пытался представить, какое детство могло сотворить эту прекрасную молодую женщину, идеальное творение Энгра.
Ее пассивность, полное принятие любой ситуации больше всего влекли меня к Кэтрин. В дни наших первых половых актов в безымянных спальнях аэропортовских отелей я нарочно исследовал каждое отверстие ее тела, какое мог найти: водил пальцами по деснам в надежде отыскать хоть крохотный кусочек застрявшей в зубах телятины, совал язык в ухо в надежде уловить хоть намек на ушную серу, изучал ноздри и пупок, а потом уже – влагалище и анус. Приходилось засовывать указательный палец на всю глубину, чтобы извлечь хоть тонкий запах каловых масс, и чтобы под ногтем появилась тонкая коричневая каемка.
Мы поехали домой каждый на своей машине. У светофора при повороте со вспомогательной дороги я смотрел, как Кэтрин ведет, положив ладони на руль. Стоя рядом, я видел, как трутся друг о друга ее бедра, когда она нажимает педаль тормоза.
Пока мы ехали по Вестерн-авеню, я мысленно прижимал ее влажную вульву ко всем панелям и табличкам, мягко вдавливал ее груди в дверные стойки и поворотные форточки, двигал ее зад сложными спиралями по виниловым сиденьям, накрывал ее маленькими ладошками циферблаты приборов и оконную стойку. Единение ее слизистых оболочек и автомобиля, моего металлического тела, прославляли пролетающие мимо нас машины. Я готовил для Кэтрин невероятно извращенный акт, как венец.
Почти загипнотизированный мечтами, я внезапно увидел помятое крыло «Линкольна» Воэна всего в нескольких футах от спортивной машины Кэтрин. Воэн проскочил мимо меня и жал по дороге, словно ждал какой-то ошибки Кэтрин. Она, удивившись, постаралась убраться от него и перестроилась на соседнюю полосу перед аэропортовским автобусом. Воэн, поравнявшись с автобусом, клаксоном и фарами заставил водителя сбавить ход и снова вклинился за Кэтрин. Я двинулся вперед по средней полосе и начал кричать на Воэна, догнав его, но он в это время сигналил Кэтрин, мигая фарами ей прямо в заднее крыло. Кэтрин, не думая, направила маленький автомобиль на площадку автозаправки, и Воэну пришлось совершить крутой разворот. Шины взвизгнули, Воэн поехал вокруг декоративной клумбы с искусственными растениями в горшках, но я перегородил ему дорогу своей машиной.
Возбужденная гонкой, Кэтрин сидела в машине среди алых бензоколонок, во все глаза глядя на Воэна. Раны у меня на ногах и груди ныли от усилий – угнаться было непросто. Я вышел из машины и пошел к Воэну. Он смотрел на меня, словно не узнавая; губы со шрамами двигались – он жевал резинку, наблюдая за взлетающими самолетами.
– Воэн, вы сейчас не на чертовом испытательном гоночном треке.
Воэн успокаивающе поднял ладонь, а потом включил заднюю передачу.
– Баллард, ей понравилось. Это своего рода комплимент. Спросите ее.
Он развернулся, чуть не сбив подвернувшегося автозаправщика, и вошел в спокойный пока еще поток машин начала вечера.