Читать книгу Homo Incognitus: Автокатастрофа. Высотка. Бетонный остров (сборник) - Джеймс Грэм Баллард - Страница 7

– Ты собирался вести? Но твои ноги Джеймс, ты ведь еле ходишь!

Когда мы неслись по свободному Вестерн-авеню под семьдесят миль в час, Кэтрин без остановки говорила успокаивающим тоном отчаявшейся жены. Я откинулся в упругом сиденье спортивной машины Кэтрин, радостно наблюдая, как она пытается откинуть светлые волосы от глаз, то и дело отрывая худенькие руки от крохотного руля в леопардовом чехле. После моей аварии Кэтрин стала водить хуже, а не лучше, словно убедилась, что невидимые силы вселенной простят ей безалаберную гонку по скоростным бетонным трассам.

Я успел в последний момент показать на грузовик, нависший над нами; прицеп-рефрижератор мотался на перекачанных шинах. Кэтрин поставила ножку на педаль тормоза, объезжая грузовик по медленной полосе. Я отложил брошюру компании по прокату автомобилей и посмотрел через ограду на пустынные взлетно-посадочные полосы аэропорта. Казалось, над потрепанным бетоном и неухоженными газонами царит безмятежный покой. Стеклянные стены зданий терминала и многоэтажные парковки за ними принадлежали зачарованному царству.

– Ты берешь машину напрокат – надолго?

– На неделю. Я буду рядом с аэропортом. Ты сможешь следить за мной из своего офиса.

– Обязательно.

– Кэтрин, мне нужно чаще выходить. – Я ударил кулаками в лобовое стекло. – Я не могу вечно сидеть на веранде – начинаю чувствовать себя цветком в горшке.

– Я понимаю.

– Нет, не понимаешь.

Меня на такси привезли домой из больницы, и вот уже неделю я сидел в раскладном кресле на балконе квартиры и глядел через анодированные перила на незнакомый пейзаж десятью этажами ниже. В первый день я с трудом узнал бесконечный ландшафт бетона и конструкционной стали, протянувшийся от автострады с южной стороны аэропорта мимо длинных взлетных полос до новых жилых кварталов вдоль Вестерн-авеню. Наш дом на Дрейтон-парк стоял в миле к северу от аэропорта, в милом островке современных жилищных комплексов, удачно расположенных автозаправок и супермаркетов, отделенном от громады Лондона вспомогательным отрогом кольцевой автодороги. Я глядел на громадную живую скульптуру – дорожное полотно находилось чуть ли не выше балконных перил, на которые я опирался, – и этот надежный исполин помогал мне сориентироваться, заново обрести чувство скорости, цели и направления. Жилища наших друзей, магазин, в котором я покупал вино, маленький кинотеатр, где мы с Кэтрин смотрели американское авангардистское кино и немецкие учебные фильмы по сексу, – все здания лепились к ограде автострады. Я понял, что человеческое население этого технологического ландшафта больше не является доминантой, не определяет границы. Милая встреча с Френсис Уэринг, скучающей супругой моего делового партнера, в местном супермаркете, домашние ссоры наших обеспеченных соседей по дому, все надежды и мечты жителей тихого пригорода, пропитанного тысячами измен, меркли перед грубой реальностью насыпей автострады, их неизменной и неколебимой геометрией и перед четкими площадками стоянок.

Когда Кэтрин везла меня домой из больницы, я отметил с удивлением, как изменился в моих глазах сам образ автомобиля, словно моя авария обнажила его истинную натуру. Прислонившись к заднему окну такси, я чувствовал, что дрожу от волнения при виде транспортных потоков на перекрестках Вестерн-авеню. Отблески вечернего света, отраженного хромированными панелями, впивались в кожу. Тяжелый джаз радиаторных решеток, движение машин в сторону лондонского аэропорта по залитым солнцем полосам, обстановка на улицах и дорожные указатели – все казалось угрожающим и сверхреальным, захватывающим, как автоматы для пинбола из зловещей галереи игральных автоматов.

Чувствуя, что я слишком разошелся, Кэтрин быстро повела меня в лифт. Наша квартира изменилась на вид. Внизу машины заполняли улицы пригорода, забивали парковки у супермаркетов, залезая на тротуары. Два маленьких столкновения произошли на Вестерн-авеню, вызвав здоровенную пробку на эстакаде над въездным туннелем аэропорта. Сидя на балконе (Кэтрин следила за мной из гостиной, положив руку на телефон за спиной), я впервые увидел этот громадный венец над полированной нитроэмалью – от южного горизонта до северных автострад. Я смутно ощущал крайнюю опасность, как будто предстоит чудовищная авария с участием всех этих машин. Пассажиры во взлетающих авиалайнерах покидали район катастрофы, спасаясь от грядущего автогеддона.

Предчувствие катастрофы меня не покидало. Первые дни дома я все время проводил на балконе, глядя, как течет по автостраде поток машин – не хотел пропустить первые признаки автомобильного конца света, частной репетицией которого стала моя авария.

Я позвал Кэтрин на балкон и указал на мелкое столкновение на южной вспомогательной дороге у автострады: белый фургон прачечной ткнулся сзади в седан, набитый свадебными гостями.

– Это репетиция. Когда мы разучим свои роли, все начнется по-настоящему. – Над центральным Лондоном заходил на посадку авиалайнер, выпустив шасси над дрожащими от гула крышами. – Еще порция готовых жертв – того и гляди Брейгель с Иеронимом Босхом промчатся по скоростной автостраде в арендованной машине.

Кэтрин опустилась рядом со мной на колени, положив локоть на хромированный подлокотник кресла. Я видел такие же отблески на бардачке в машине, когда сидел за сломанным рулем, ожидая, пока меня освободят полицейские. Кэтрин с интересом изучала изменившуюся форму моей коленной чашечки. У нее всегда было естественное и здоровое любопытство к любым формам извращений.

– Джеймс, мне нужно в офис. Ты будешь вести себя хорошо?

– Разумеется. А что, движение стало интенсивнее? Впечатление такое, будто машин втрое больше, чем было до аварии.

– Не замечала. Ты не станешь угонять машину уборщика?

Трогательная забота! Со дня аварии Кэтрин, похоже, впервые за долгие годы чувствовала себя со мной спокойно. Моя авария стала непредсказуемым приключением, понятным для Кэтрин благодаря ее жизни и сексуальности. Мое тело, которое за год нашего брака Кэтрин задвинула в отдаленную сексуальную перспективу, теперь вновь ее возбуждало. Ее завораживали шрамы на моей груди, она касалась их влажными губами. Я сам ощущал эти счастливые изменения. Когда-то Кэтрин лежала рядом со мной в постели, неподвижная и бесчувственная, как сексуальная кукла с неопреновым влагалищем. По каким-то собственным извращенным причинам она не спешила на работу, бродя по квартире, и демонстрировала мне части тела, прекрасно зная, что меньше всего мне нужно ее блондинистое отверстие между ног.

Я взял ее за руку.

– Спущусь с тобой. И не смотри с таким подозрением.

Со двора я проследил взглядом, как она уезжает на спортивной машине в аэропорт – белая промежность мелькнула веселым семафором между скользящими бедрами. Изменяемая геометрия ее лобка развлекала скучающих водителей у автоматов на бензозаправках.

Когда Кэтрин уехала, я отправился в подвал. В гараже стояла дюжина автомобилей, принадлежащих по большей части женам живущих в доме адвокатов и кинодеятелей. Место моей машины по-прежнему пустовало, на цементном полу красовались знакомые масляные пятна. Я вглядывался в неясном свете в дорогие приборные панели. У заднего окна лежал шелковый шарфик. Я вспомнил, как Кэтрин описывала наши вещи, разбросанные на полу и сиденьях моей машины после аварии: атлас дорог, пустой пузырек от лака для ногтей, отраслевой журнал. Обрывки нашей жизни, вынутые из машины и разложенные бригадой подрывников воспоминания и интимные подробности были так же банальны, как и те, что я наворотил вокруг гибели Ремингтона. Рукав серого костюма в елочку, белизна воротника его рубашки навсегда останутся связанными с этой аварией.

Клаксоны запертых на автостраде автомобилей слились в отчаянный хор. Глядя на масляные пятна на моем парковочном месте, я думал о мертвеце. Казалось, что вся авария размечена несмываемыми маркерами: полиция, зрители и врачи «Скорой помощи» застыли вокруг меня, сидящего в разбитой машине.

За моей спиной играл транзисторный приемник. Уборщик, молодой парень в волосами чуть не до пояса, вернулся в свой чуланчик в подвале у лифта и сел на металлический стол, обняв худенькую подружку. Не обращая внимания на их уважительные взгляды, я снова вышел во двор. Трехполосное шоссе, ведущее к соседнему торговому центру, было пусто; машины плотно стояли под платанами. Довольный, что путь свободен и меня не собьет с ног напористая домохозяйка, я шагал вдоль шоссе, изредка останавливаясь отдохнуть у полированного ограждения. Машины забили главную улицу, припарковывались в два ряда в переулках, пока водители прятались в торговом центре от палящего солнца. Я пересек выложенную плиткой площадь и по лестнице добрался до стоянки на крыше супермаркета. Все 100 мест были заняты, лобовые стекла отражали солнечный свет.

Облокотившись на бетонные перила, я вдруг осознал, что вокруг меня повисла полная тишина. По редкой прихоти диспетчеров ни один самолет не садился и не взлетал. Пробка в три полосы тянулась по въезду на эстакаду и дальше – по новому южному продолжению автотрассы.

За несколько недель, что я провел в больнице, автодорожники продвинули эстакаду на юг больше чем на полмили. Глядя на мирный ландшафт, я понимал, что зона моей жизни отныне ограничена непрерывным искусственным горизонтом – поднятыми парапетами и насыпями шоссе, вспомогательными дорогами и развязками. Они окружали машины внизу, как стены кратера диаметром в несколько миль.

Тишина не нарушалась. То тут, то там водитель за рулем шевелился, запертый на жарком солнце, и у меня вдруг возникло ощущение, что мир замер. Раны на коленях и груди стали маяками, посылающими сигналы, которые отомкнут громадный запор и позволят водителям отправиться к настоящей цели, в рай электрических автотрасс.

Кэтрин везла меня в мой офис в Шеппертон. На Вестерн-авеню движение оживилось, и машины дергались от одной пробки к другой. Над головой утомляли небо двигатели авиалайнеров, покидающих лондонский аэропорт. Картина неподвижного мира, тысяч водителей, безучастно сидящих в автомобилях вдоль автострад, была, наверное, уникальным видением машинного ландшафта, приглашением исследовать путепроводы разума.

Первым делом мне нужно было поправиться и арендовать машину. Когда мы добрались до рекламной телестудии, Кэтрин стала бесцельно нарезать круги вокруг автостоянки – не хотела меня отпускать. Молодой водитель из прокатной компании смотрел, как мы катаемся.

– Рената поедет с тобой? – спросила Кэтрин.

Неожиданная прозорливость меня удивила.

– Подумал, что нужно ее взять – вдруг вождение окажется утомительнее, чем я представляю.

– Удивительно, что она согласна поехать с тобой за рулем.

– И ты не ревнуешь?

– Разве что чуть-чуть.

Решив не думать о возможном сговоре этих двух женщин, я попрощался с Кэтрин. Следующий час я провел в производственном отделе, обсуждая с Полом Уэрингом сложности в контракте, тормозящие автомобильную рекламу, где мы надеялись снять киноактрису Элизабет Тейлор. Честно говоря, все это время я больше думал об арендованной машине, ждущей меня на стоянке. Остальное, второстепенное – злящийся на меня Уэринг, тесные кабинеты, горланящие работники – словно образовывало некачественную пленку, которую впоследствии придется редактировать.

Я едва заметил, когда Рената села в машину.

– Ты в порядке? Куда едем?

Я смотрел на руль в своих руках, на пухлую приборную панель с циферблатами и указателями.

– Куда же еще?

Агрессивный салон стандартного автомобиля, форма приборной панели все больше возбуждали во мне чувство нового единения моего тела и машины; это чувство было даже сильнее, чем тяга к широким бедрам и крепким ногам Ренаты, исчезающим под красным пластиковым плащом. Я подался вперед, чувствуя прикосновение обода руля к шрамам на груди, прижав колени к ключу зажигания и рукояти ручного тормоза.

Мы добрались до подножия эстакады за полчаса. Я проехал мимо места моей аварии милю на север – до кругового разворота – и отправился обратно по пути, по которому двигался в минуты до столкновения. К счастью, дорога перед нами была свободна. На вспомогательной дороге появился черный седан, но я его обогнал. Через несколько секунд мы оказались на месте удара. Я притормозил и остановился на бетонной обочине.

– А здесь можно парковаться?

– Нет.

– Ладно, для тебя полиция сделает исключение.

Я расстегнул плащ Ренаты и положил руку ей на бедро. Она позволила мне поцеловать ее в шею, нежно пожав плечо, как влюбленная гувернантка.

– Мы виделись прямо перед аварией, – сказал я. – Помнишь? Мы занимались любовью.

– Ты все еще хочешь приплести меня к своей катастрофе?

Я двинул руку по ее бедру. Влагалище раскрылось влажным цветком. Мимо проехал аэропортовский автобус; на нас вылупились пассажиры, вылетающие в Штутгарт или Милан. Рената застегнула плащ и взяла с приборной доски новый номер «Пари матч». Полистав страницы, открыла фотографию жертв голода на Филиппинах. Глазами серьезной студентки она рассматривала фото раздутого трупа. Апофеоз смерти и увечий разворачивался под ее пальчиками, а я смотрел на транспортную развязку – в пятидесяти ярдах от места, где мы сейчас стояли, я убил человека. Анонимность этой развязки напоминала тело Ренаты с приятным набором впадин и выпуклостей, которое однажды станет таким же необычным и значительным для какого-нибудь мужа из пригорода, какими были для меня эти тротуарные камни и линии разметки.

Показался белый кабриолет; водитель мигнул фарами, когда я вышел из машины. Под ногами лежали опавшие листья и пачки от сигарет; осколки разбитого безопасного стекла, сметенные в сторону поколениями врачей «Скорой помощи», скопились в маленький сугроб. Я глядел на это пыльное ожерелье, хлам тысяч аварий. Лет за пятьдесят, по мере того, как здесь будут разбиваться новые и новые машины, осколки образуют пляж. Появится новая раса пляжных бродяг, прочесывающих кучи осколков лобового стекла в поисках окурков, использованных презервативов и монеток. Под новыми геологическими наслоениями веков автомобильных аварий останется погребенной и моя маленькая смерть, безымянная, как затянувшийся шрам на окаменевшем дереве.

Неподалеку припарковался на обочине пыльный американский автомобиль. Широкоплечий водитель смотрел на меня через заляпанное грязью лобовое стекло, прислонившись к дверной стойке. Когда я переходил дорогу, он поднял камеру с трансфокатором и уставился на меня через окуляр.

Рената оглянулась на человека через мое плечо, тоже удивленная, и открыла мне дверцу.

– Вести сможешь? Это кто – частный детектив?

Когда мы поехали по Вестерн-авеню, высокий мужчина в кожаном пиджаке прошел по дороге до места нашей парковки. На кольце я развернулся, чтобы разглядеть незнакомца. Он не спеша прогуливался среди следов шин на полотне дороги, словно повторял по памяти какую-то невидимую траекторию. Солнце высветило шрамы на его лбу и губах, и я узнал молодого доктора, который выходил из палаты Хелен Ремингтон в Эшфордской травматологической больнице.