Читать книгу 7 лучших историй для мальчиков - Джеймс Купер, Джонатан Свифт, Жюль Верн - Страница 24

Жюль Верн
Дети капитана Гранта
Часть первая
Глава XXIV
Путешественники продолжают вести птичий образ жизни

Оглавление

Эти столь неожиданные слова вызвали глубокое удивление. Что хотел сказать географ? Уж не сошел ли он с ума? Однако он говорил так убедительно, что все взоры обратились к Гленарвану. Утверждение Паганеля было, в сущности, прямым ответом на только что заданный Гленарваном вопрос. Но Гленарван ограничился тем, что отрицательно покачал головой. Он, видимо, отнесся скептически к словам ученого. А тот, справившись со своим волнением, снова заговорил.

– Да, да, – сказал он с убеждением, – мы искали там, где не надо было искать, и прочли в документе то, чего там нет.

– Объясните же вашу мысль, Паганель, – попросил Мак-Наббс, – только спокойнее.

– Все очень просто, майор. Как и вы все, я заблуждался. Как и вы все, я неверно толковал документ. И только минуту назад, сидя на вершине этого дерева и отвечая на ваши вопросы, в тот миг, когда я произносил слово «Австралия», меня вдруг озарило, словно молнией, и все мне стало ясно.

– Что? – воскликнул Гленарван. – Вы утверждаете что Гарри Грант…

– Да, я утверждаю, – перебил его Паганель, – что слово austral в документе не полное слово, как мы до сих пор предполагали, а корень слова Australia.

– Оригинально! – отозвался майор.

– Не оригинально, а просто невозможно, – заявил, пожимая плечами, Гленарван.

– Невозможно! – крикнул Паганель. – Мы, во Франции, не признаем этого слова.

– Как, – продолжал Гленарван тоном, в котором звучало полнейшее недоверие, – вы решаетесь утверждать, ссылаясь на документ, что «Британия» потерпела крушение у берегов Австралии?

– Я уверен в этом, – ответил Паганель.

– Право, Паганель, подобное заверение в устах секретаря Географического общества меня очень удивляет, – проговорил Гленарван.

– Почему? – спросил задетый за живое Паганель.

– Да потому, что если вы признаете в слове austral Австралию, вы одновременно должны признать там существование индейцев, а их там никогда не бывало.

Этот аргумент нисколько не смутил Паганеля. Он улыбнулся: видимо, он ожидал его.

– Дорогой Гленарван, – сказал он, – не спешите торжествовать: сейчас я разобью вас наголову, и поверьте мне, никогда англичанину еще не случалось терпеть такого поражения. Да будет это расплатой за неудачи Франции при Креси и Азенкуре!

– Буду очень рад. Разбейте меня, Паганель!

– Ну, слушайте! В документе об индейцах упоминается не больше, чем о Патагонии. Обрывок слова indi значит не indiens – индейцы, a indigenes – туземцы. А что в Австралии имеются туземцы, вы, надеюсь, допускаете?

Надо признаться, что тут Гленарван пристально посмотрел на географа.

– Браво, Паганель! – одобрил майор.

– Что же, дорогой Гленарван, принимаете вы мое толкование?

– Да, но только в том случае, если вы мне докажете, что gonie не есть конец слова «Патагония».

– Конечно, нет! – крикнул Паганель. – Тут дело идет вовсе не о Патагонии. Подбирайте любые слова, только не это.

– Но какое же может быть здесь слово?

– Космогония, теогония, агония…

– Агония, – выбрал майор.

– Это мне безразлично, – ответил Паганель – данное слово не имеет значения; я даже не стану доискиваться его смысла. Важно то, что austral указывает на Австралию. Не сбей вы меня тогда с толку своими ложными толкованиями, я сразу же пошел бы по правильному пути, до того здесь все очевидно! Найди я этот документ сам, я никогда бы не мог понять его иначе!

На этот раз слова Паганеля были встречены криками «ура», приветствиями, поздравлениями. Остин, матросы, майор, а особенно счастливый Роберт, окрыленный новой надеждой, – все принялись рукоплескать достойному ученому. Гленарван, мало-помалу убеждавшийся в своей ошибке, заявил, что он почти готов сдаться.

– Еще один вопрос, дорогой Паганель, – сказал он, – и мне останется только преклониться перед вашей проницательностью.

– Говорите, Гленарван!

– Как прочтете вы документ теперь, при вашем новом толковании?

– Нет ничего легче. Вот документ, – ответил Паганель, указывая на драгоценную бумагу, которую добросовестно изучал последние дни.

Пока географ собирался с мыслями, все молчали. Наконец Паганель, водя пальцем по отрывочным строкам документа, уверенным голосом, подчеркивая некоторые слова, прочел следующее:

– «Седьмого июня 1862 года трехмачтовое судно «Британия», из порта Глазго, потерпело крушение после…» Здесь можно вставить, если хотите, «двух дней», «трех дней» или «долгой агонии», все равно– это безразлично, «…у берегов Австралии. Направляясь к берегу, два матроса и капитан Грант попытаются высадиться…», или «высадились на материк, где они попадут…», или «попали в плен к жестоким туземцам. Они бросили этот документ…» и так далее и так далее. Ясно ли это?

– Ясно, если только слово «материк» может быть применимо к Австралии, представляющей собой лишь остров.

– Успокойтесь, дорогой Гленарван, лучшие географы того мнения, что следует называть этот остров Австралийским материком.

– Тогда, друзья мои, мне остается сказать вам только одно: в Австралию! – воскликнул Гленарван.

– В Австралию! – в один голос подхватили его спутники.

– Знаете, Паганель, – прибавил Гленарван, – ваше присутствие на «Дункане» – прямо-таки дело провидения!

– Прекрасно! – отозвался географ. – Допустим, что я посланник провидения, и не будем больше говорить об этом.

Так закончился разговор, имевший такие важные последствия в будущем. Он совершенно изменил настроение путешественников. Они как бы снова ухватились за ту нить, держась за которую могли выбраться из лабиринта, откуда им, казалось, уже не было выхода. Над развалинами их рухнувших замыслов засияла новая надежда. Теперь они могли без боязни покинуть Американский материк, и мысленно они уже покинули его.

Поднимаясь снова на борт «Дункана», они не принесут с собой отчаяния. Элен и Мэри Грант не придется оплакивать безвозвратно погибшего капитана Гранта. Охваченные радостными надеждами, наши путешественники позабыли обо всех опасностях, грозивших им самим, и жалели лишь об одном: что не могут немедленно же пуститься в путь.

Было четыре часа пополудни. Решили ужинать в шесть. Паганелю захотелось ознаменовать этот счастливый день роскошным пиром, а так как имевшееся меню было очень скудно, то он предложил Роберту пойти с ним на охоту в «соседний лес». Мальчик захлопал от радости в ладоши. На сцене появилась пороховница Талькава. Вычистили револьверы, зарядили их и отправились.

– Не заходите слишком далеко, – серьезным тоном напутствовал охотников майор.

После их ухода Гленарван и Мак-Наббс отправились посмотреть зарубки, сделанные на дереве, а Вильсон и Мюльреди снова разожгли костер.

Гленарван, спустившись к поверхности образовавшегося огромного озера, не заметил, чтобы вода убывала. Однако уровень воды достиг, по-видимому, своего максимума. Все же та неистовая сила, с которой воды неслись с юга на север, доказывала, что аргентинские реки не пришли еще в нормальное состояние. Прежде чем начать спадать, вся эта текучая масса должна была успокоиться, как море между приливом и отливом. Поэтому, пока воды неслись так бурно к северу, нельзя было рассчитывать на их убыль.

В то время как Гленарван и майор делали свои наблюдения, где-то на омбу раздались выстрелы, сопровождаемые почти столь же шумными криками радости. Дискант Роберта сливался с басом Паганеля. Трудно было решить, кто из них двоих был большим ребенком. Охота, по-видимому, обещала быть удачной и сулила чудеса кулинарного искусства. Вернувшись к костру, майор и Гленарван с удовольствием приветствовали удачнейшую мысль Вильсона. Этот славный моряк при помощи булавки и бечевки затеял рыбную ловлю, и результаты ее были изумительны: несколько дюжин маленьких рыбок мояра, вкусных, как корюшка, трепетали, брошенные на его пончо, обещая путешественникам изысканное блюдо.

В это время охотники спустились с вершины омбу. Паганель осторожно нес яйца черных ласточек и связку воробьев, которых он собирался подать за обедом под видом дроздов. Роберт же ловко подстрелил несколько пар хильгуэрос; эти маленькие желто-зеленые птички очень приятны на вкус, и на них существует большой спрос на рынке в Монтевидео. Паганель, знавший пятьдесят один способ приготовления яиц, на этот раз мог только испечь их в горячей золе костра. Тем не менее обед получился разнообразный и тонкий. Сушеное мясо, крутые яйца, жареные мояра, воробьи и хильгуэрос составили одну из тех вкуснейших трапез, которые навсегда сохраняются в памяти.

За едой весело беседовали. Паганеля превозносили и как охотника и как повара. Он принимал эти похвалы со скромностью, свойственной человеку с подлинными заслугами.

Затем он начал презабавно рассказывать о великолепном омбу, под сенью которого они пировали.

– Нам с Робертом казалось во время охоты, что мы среди настоящего леса, – рассказывал он. – Одно время я даже стал опасаться, что мы заблудимся: представьте, я никак не мог найти дорогу! Солнце уже склонялось к западу. Я тщетно искал следов наших ног. Голод жестоко давал себя чувствовать. Уже из темной чащи доносилось рычанье диких зверей… то есть нет, я ошибся… здесь нет диких зверей, и я очень сожалею об этом!

– Как, – спросил Гленарван, – вы жалеете об отсутствии диких зверей?

– Конечно, жалею!

– Однако при их свирепости…

– Свирепости, говоря с научной точки зрения, не существует, – возразил ученый.

– Ну уж извините, Паганель! – вмешался майор. – Вы никогда не заставите меня уверовать в полезность диких зверей. Какой от них толк?

– Какой толк? – крикнул Паганель. – Да они прежде всего, майор, нужны для классификации: все эти разряды, семейства, роды, виды…

– Велика польза, нечего сказать! – сказал Мак-Наббс. – Мне она не нужна. Будь я с Ноем в ковчеге во время потопа, я уж, конечно, воспрепятствовал бы этому неблагоразумному патриарху поместить в ковчег по паре львов, тигров, пантер, медведей и других зверей, столь же зловредных, как и бесполезных.

– Вы бы это сделали? – спросил Паганель.

– Сделал бы.

– Ну и что же? С зоологической точки зрения вы были бы неправы.

– Но отнюдь не с точки зрения гуманности, – ответил Мак-Наббс.

– Это возмутительно! – воскликнул ученый. – Я бы, наоборот, заставил Ноя взять с собой в ковчег и мегатериев, и птеродактилей, и вообще всех допотопных животных, которых мы, к несчастью, теперь лишены…

– А я вам говорю, – возразил Мак-Наббс, – что Ной прекрасно поступил, оставив их на произвол судьбы, если, конечно, они в самом деле жили в его время.

– А я вам говорю, – упорствовал Паганель, – что Ной поступил дурно и на веки вечные заслужил проклятия ученых.

Слушая этот спор Паганеля и майора о старике Ное, окружающие не могли не хохотать. У майора, никогда в жизни ни с кем не вступавшего в спор, вопреки всем его принципам происходили ежедневные стычки с Паганелем. Очевидно, ученый обладал особой способностью выводить его из равновесия.

Гленарван, по своему обыкновению, вмешался в спор.

– Как бы то ни было, – сказал он, – а нам нужно примириться с отсутствием диких зверей. Да, конечно, Паганель и не мог надеяться встретить их в этом воздушном лесу.

– А почему бы и нет? – отозвался ученый.

– Дикие звери на дереве? – удивился Том Остин.

– Ну конечно! Американский тигр – ягуар, – когда его окружат охотники, обыкновенно спасается от них на деревьях. И одно из таких животных, захваченное наводнением, свободно могло найти себе приют между ветвями омбу.

– Все же, надеюсь, вы ягуара не встретили? – спросил майор.

– Нет, не встретили, хотя и обошли весь «лес». А жаль! Поохотиться за таким зверем было бы чудесно. Ягуар – свирепый хищник. Одним ударом лапы он сворачивает шею лошади. Если ему удается однажды отведать человечьего мяса, он снова алчет его.

– Как бы там ни было, друг Паганель, – промолвил Гленарван, – я очень рад, что здесь нет ваших милых ягуаров. Наше положение вовсе не так приятно…

– Не так приятно? – воскликнул Паганель, набрасываясь на это выражение, которое могло дать новое направление спору. – Вы жалуетесь на свою судьбу, Гленарван?

– Конечно, – ответил Гленарван. – Неужели вам так удобно на этих довольно-таки жестких ветвях?

– Никогда не чувствовал себя лучше даже в своем собственном кабинете! Мы живем, как птицы: распеваем, порхаем… Я начинаю думать, что людям предназначено жить на деревьях.

– Им не хватает лишь крыльев, – вставил майор.

– Когда-нибудь они сделают их себе.

– А в ожидании этого, – сказал Гленарван, – позвольте мне, милый друг, предпочесть этому воздушному обиталищу усыпанную песком дорожку парка, паркетный пол дома или палубу судна.

– Видите ли, Гленарван, – ответил Паганель, – нужно уметь мириться с обстоятельствами: хороши они – тем лучше; плохи – надо не обращать на это внимания. Я вижу, вы жалеете о комфорте своего замка.


– Нет, но…

– Вот Роберт, я уверен, совершенно доволен, – не дал договорить Гленарвану географ, желая привлечь на свою сторону хоть одного приверженца.

– Совершенно, господин Паганель! – весело воскликнул Роберт.

– В его возрасте это естественно, – заметил Гленарван.

– И в моем тоже, – возразил ученый. – Чем меньше удобств, тем меньше потребностей, а чем меньше потребностей, тем человек счастливее.

– Ну вот: теперь Паганель поведет атаку на богатство и роскошь, – заметил Мак-Наббс.

– Ошибаетесь, майор, – отозвался ученый. – Но если хотите, я расскажу вам по этому поводу маленькую арабскую сказку – она как раз мне вспомнилась.

– Пожалуйста, пожалуйста, расскажите, господин Паганель! – воскликнул Роберт.

– А что докажет ваша сказка? – поинтересовался майор.

– То, что доказывают все сказки, милый друг.

– Немногое, значит, – ответил Мак-Наббс. – Но все же рассказывайте вашу сказку, Шехеразада. Вы же так искусны в этом деле.

– Жил когда-то сын великого Гарун-аль-Рашида, – начал Паганель. – Он был несчастлив. Пошел он за советом к старому дервишу. Мудрый старец, выслушав его, сказал, что счастье вообще трудно найти на этом свете. «А все же, – прибавил он, – я знаю один безошибочный способ дать вам счастье». – «Что же это за способ?» – спросил юный принц. «Надо надеть рубашку счастливого человека», – ответил дервиш. Обрадованный принц расцеловал старца и отправился на поиски своего талисмана. Он долго странствовал. Он посетил все земные столицы, пробовал надевать на себя рубашки королей, рубашки императоров, рубашки принцев, рубашки вельмож – напрасный труд: счастливее он не стал. Тогда принц принялся надевать рубашки художников, воинов, купцов. Никакого результата. Долго он скитался таким образом в тщетных поисках счастья. В конце концов, отчаявшись в успехе, принц печально отправился назад, во дворец своего отца. Вдруг он увидел в поле шедшего за плугом крестьянина. Тот весело распевал. «Если вот этот не счастлив, то счастья вообще нет на земле», – подумал принц, и, подойдя к пахарю, он спросил его: «Добрый человек, счастлив ли ты?» – «Да», – ответил тот. «А скажи, ты ничего не хочешь?» – «Ничего!» – «И даже не хотел бы променять свою долю на долю короля?» – «Ни за что!» – «Ну, тогда продай мне свою рубашку». – «Рубашку? Нет у меня рубашки».

7 лучших историй для мальчиков

Подняться наверх