Читать книгу Президент пропал - Джеймс Паттерсон, Джеймс Паттерсон, Marshall Karp - Страница 15

В ящике комода одна-единственная вещь – портрет Рейчел. Вообще повсюду множество ее фотографий – тех, на которых она полна жизни и счастлива, строит рожицы, обнимает меня и смеется. А эта – только для моих глаз. Ее сделали всего за неделю до смерти Рейчел. Кожа покрыта пятнами из-за «химии», от волос остались редкие пряди. Лицо напоминает череп. Иному человеку такое тяжело было бы видеть: Рейчел Карсон Данкан у последней черты, сдалась пожирающей ее болезни. Но для меня она здесь как никогда прекрасна и сильна, в ее глазах – улыбка, мир и решимость.

Мы уже не боролись. Нам сказали, что смерть – дело времени, остались считаные месяцы, если не недели. Оказалось, всего-то шесть дней. Эти шесть дней я бы ни на какие другие не променял, потому что были только мы и наша любовь. Мы говорили о наших страхах. О Лилли. Говорили о Боге. Мы читали Библию, молились, смеялись и плакали, пока колодцы наших слез не пересохли. Никогда я не ощущал столь чистой и искренней близости. Такого единения с другим человеком.

– Можно я тебя сфотографирую? – попросил я тогда.

Рейчел хотела было возразить, затем поняла: я хочу запомнить это время, потому что никогда не любил ее так сильно.

– Сэр… – Кэролайн Брок легонько стучится в дверь.

– Да, знаю. – Поцеловав пальцы, прикладываю их к фотографии Рейчел, убираю ее в комод и поднимаю взгляд. – Идем.

На мне обычная одежда, на плече – небольшая сумка. Алекс Тримбл неодобрительно сжимает челюсти – сбывается кошмар любого главы Секретной службы. Впрочем, пусть утешится тем, что выполнял мой прямой приказ.

– Может, все-таки широкий периметр? – предлагает он. – Вы нас даже не увидите.

Улыбаюсь, и эта улыбка говорит: нет.

Алекс со мной с тех самых пор, как я еще губернатором, мало имеющим шансов на успех, участвовал в праймериз. После первых дебатов мой рейтинг взлетел, и я оказался в числе лидеров, уступая лишь фавориту, Кэти Брандт. Я не знал, как Секретная служба распределяет охрану среди кандидатов, но думал тогда, что мне, как темной лошадке, достался не самый лучших охранник. Алекс, впрочем, любил повторять: «Господин губернатор, насколько я знаю, вы уже президент»; а еще он дисциплинирован и организован. Его команда трепетала перед ним, как курсанты трепещут перед сержантом-инструктором. Никто меня не убил, а значит, Алекс все делал верно, о чем я ему и сказал, назначив главой своей охраны.

С телохранителями не сближаются; обе стороны понимают важность эмоциональной отстраненности. Но в Алексе я всегда видел очень доброго человека. Он женился на Гвен, своей возлюбленной со времен колледжа; каждый день читает Библию и ежемесячно отсылает деньги домой матери. Он признается, что не самый умный, зато был чертовски хорошим левым полузащитником[16] и получал спортивную стипендию в университете Айовы, где изучал уголовное право, мечтая поступить в Секретную службу и заниматься тем же, чем занимался на футбольном поле: прикрывать клиента со слабой стороны.

Когда я предложил ему стать главой моей охраны в Белом доме, его безучастное лицо ничуть не дрогнуло. Он так и стоял, вытянувшись по струнке, однако в его взгляде я заметил проблеск радости.

– Может, датчик GPS? – безнадежно предлагает сейчас Алекс. – Чтобы мы хотя бы знали, где вы.

– Прости.

Он не понимает, в чем дело. Убежден, что может проследить за мной незаметно. Собственно, наверняка так и есть.

– Бронежилет наденьте, – говорит.

– Нет. Слишком заметно. – Даже новейшие модели видны под одеждой.

Алексу охота высказаться: мол, ведете себя как придурок. Но со мной он себе таких слов не позволит. Ему остается лишь понуро сдаться.

– Берегите себя.

– Обязательно.

Перевожу взгляд на Дэнни и Кэролайн, больше никого в комнате с нами нет. Пора мне уходить – одному и неофициально. Меня всегда и везде непременно сопровождают. Секретная служба не отстает ни на шаг, даже когда я на отдыхе. Каждый час моей жизни расписан. Сегодня у меня единственный шанс спасти страну от неслыханного унижения и исполнить свой долг: защитить, сохранить и оградить США. Частная жизнь моих сограждан в последнее время тоже становится не такой уж и частной: камеры наблюдения, сотовые, социальные сети – все это умаляет свободу. Тем не менее для меня предстоящий выход – нечто новое; я слегка потерян и чувствую себя голым.

Я и подумать не мог, что так трудно незамеченным выбраться из Белого дома. Покидаем резиденцию по лестнице. Идем медленно, с каждым шагом приближаясь к тому, что нас ждет. Я отдаюсь на волю неизвестной судьбы.

– Помните, как мы первый раз здесь прошли? – спрашиваю, припомнив поствыборный тур, еще до присяги.

– Как будто вчера, – отвечает Кэролайн.

– Никогда не забуду, – отвечает Дэнни.

– Мы питали такие… надежды, были так уверены, что сможем изменить мир к лучшему…

Кэролайн говорит:

– Вы – может быть, а я до смерти всего боялась.

Я тоже. Знал ведь, какой мир унаследовал. Мы не тешили себя иллюзиями, будто сможем оставить его после себя совершенным. Каждую ночь в те бурные дни, предшествовавшие инаугурации, меня затягивало в водоворот безумных снов. Что только не снилось: от огромных успехов в международных отношениях, в реформах здравоохранения и уголовного права до кошмарных провалов и кризиса по всей стране.

– Безопаснее, сильнее, честнее и добрее, – перечисляет Дэнни, напомнив девиз, который я повторял каждое утро, когда мы шлифовали программу и набирали команду на предстоящий четырехлетний срок.

Вот мы и на подземном уровне: боулинг с одной дорожкой, комфортабельный командный центр, в котором Дик Чейни укрывался после Одиннадцатого сентября, и еще несколько помещений, оборудованных койками и простенькими столами для совещаний.

Выходим в двери и направляемся к узкому тоннелю, который связывает Белый дом с Министерством финансов – его здание к востоку от нас, на углу Пятнадцатой улицы и Пенсильвания-авеню. О том, что именно находится под зданием Белого дома, идут слухи еще со времен Гражданской войны, когда, опасаясь штурма Белого дома, армия Севера решила прорыть тоннель для эвакуации президента Линкольна. Правда, более масштабные планы воплотили в жизнь лишь при Теодоре Рузвельте: во время Второй мировой над Белым домом нависла реальная угроза бомбежки. Тоннель прорыли зигзагообразный, чтобы смягчить ударную волну, если бомба все же попадет в цель.

На двери установлена сигнализация, но Кэролайн обо всем позаботилась. Сам тоннель шириной всего в десять футов и высотой в семь. Очень неудобно для человека вроде меня – ростом выше шести футов. Будь у меня клаустрофобия, начался бы приступ. Для привыкшего к тому, что его всюду сопровождает Секретная служба и помощники, выход в пустой тоннель – как шаг на свободу.

Втроем мы проходим до ответвления, ведущего к небольшому подземному гаражу для высокопоставленных чиновников Казначейства и важных гостей. Сегодня тут и меня ждет машина.

Кэролайн вручает мне ключи и сотовый. Я кладу их в левый карман, к конверту, недавно полученному от девушки.

– В памяти есть все номера, – говорит Кэролайн, имея в виду сотовый. – Все, о ком мы говорили. Включая Лилли.

Лилли. Внутри меня что-то обрывается.

– Код помните? – спрашивает помощница.

– Не переживай, помню.

Из-за пояса достаю собственный конверт. На нем – президентская печать, внутри – единственный лист бумаги. Едва увидев его, Дэнни чуть не теряет самообладание.

– Нет, – говорит он. – Я его не открою.

Тогда за конвертом тянется Кэролайн.

– Вскроешь, – говорю, – если придется.

Дэнни хватается за лоб, откинув назад челку, и шепчет:

– Господи, Джон… – Впервые с тех пор, как я занял пост, он называет меня по имени. – Ты вправду решился?

– Дэнни, – шепчу я в ответ, – если со мной что-то случится…

– Нет, всё. – Дэнни старается сдержать чувства. – Лилли мне как родная. Сам знаешь: я ее люблю больше всех на свете.

Дэнни в разводе, его единственный сын сейчас в аспирантуре. Когда родилась Лилли, он ждал в приемном покое; стоял у алтаря на ее крестинах; нервничал, когда она сдавала выпускные экзамены; держал ее вместе со мной за руку на похоронах матери. Сперва он был для нее дядей Дэнни, потом «дядя» отпал сам собой. После меня он для Лилли – ближайший в мире человек.

– Рейнджерский жетон с собой?

– Решил проверить? – Хлопаю себя по карману. – Ни шагу без него. А у тебя?

– Я свой не взял. Значит, проставляюсь. – В горле у него перехватывает. – Теперь ты просто обязан вернуться.

Я пристально смотрю на Дэнни. Он – моя семья, пусть и не по крови.

– Принято, брат.

Оборачиваюсь к Кэролайн. У нас с ней не такие близкие отношения; обнимались-то всего дважды – когда меня выдвинули кандидатом и когда я победил.

Сейчас мы обнимаемся в третий раз. Кэролайн шепчет мне на ухо:

– Ставлю все на вас, сэр. Они не знают, с кем связались.

– Если так, то лишь потому, что ты в моей команде.

Они уходят, а я, потрясенный, но полный решимости, смотрю им вслед. Предстоящие сутки-двое станут для Кэролайн очень нелегкими. Времена просто беспрецедентные, мы в буквальном смысле творим историю.

Итак, мои помощники ушли, я один. Сгибаюсь пополам и, уперев ладони в колени, делаю несколько глубоких вдохов, чтобы избавиться от мандража.

– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, – говорю себе.

Разворачиваюсь и прохожу дальше в тоннель.