Читать книгу Сиквел - Джин Ханфф Корелиц - Страница 6

– Это поможет продать несколько книг! – воскликнула Вэнди.

Они вели трехсторонний телефонный разговор – автор, агент и издатель – во вторник утром в октябре. Сегодня ее роман выходил в свет, и Анну уже вызвали в вестибюль забрать у швейцара роскошный букет белых роз. Выудив конверт, она прочитала: «От гордых издателей „Макмиллана“».

Вэнди, разумеется, имела в виду очерк в «Нью-Йорк Таймс», электронное издание которой было у всех на экранах компьютеров. В бумажной газете очерк должен был появиться в пятницу, но, конечно, все, кто были подписаны на «Таймс», другими словами, все, кто что-то значили для Вэнди и Матильды, могли читать его уже сейчас. И вероятно, именно этим и занимались.

– У меня на уме несколько писательниц, которые сейчас скрежещут зубами, – сказала Матильда.

– Ой, ну что вы, – сказала Анна.

С высокой долей вероятности у всех трех на уме были те же самые писательницы.

– Дорогая, она сравнивает тебя с Кейт Шопен! – воскликнула Матильда. – В смысле… с самой Кейт Шопен! Изумительно!

– Признайте, Анна, – сказала Вэнди, – вы – настоящее открытие. И надеюсь, мне не нужно напоминать, что дело не в вашей биографии. Или не только в ней. Скажем лучше так: все сомнения рассеются, как только люди прочтут первую страницу книги. Я поражаюсь, как долго вы держали вашу свечу под кроватью.

«Под кроватью Джейка», – мысленно добавила Анна. Она догадывалась, о чем они думают и о чем подумают вскоре многие: гениальную писательницу подавлял муж-писатель, внушивший ей, что ей нечего поведать миру и своего голоса у нее тоже нет.

– Похоже, эта писательница тебя полюбила, – сказала Матильда.

«Рене – уж точно», – признала про себя Анна. Писательский профиль, который она составила, был достаточно сдержанным, что приличествовало статусу вдовы, однако передавал восторженное отношение, как бы поднимая вуаль Анны, чтобы помазать ее литературным эквивалентом елея. Ее взгляд скользил по прилагательным, выхватывая их, любуясь ими – смелая, поразительная, ошеломляющая, обжигающая, непоколебимая, – и в особенности по тому, которое затмило бы все прочие в глазах ее покойного мужа: литературная.

«Литературная». Анна слушала с ухмылкой восторженный щебет Вэнди и Матильды. Они вдвоем выпустили массу книг, но случались и такие, которые Вэнди отказывалась брать, или Матильда – предлагать, как и авторы, которые уходили к другим издателям, несмотря на все усилия Вэнди удержать их. Эти двое давно исполняли дружеский и профессиональный дуэт, но, когда звезды сходились, получалось своего рода единогласное ликование, которому они, очевидно, сейчас и предавались.

– Вы понимаете, насколько это небывалый случай? – сказала Вэнди. – В наши дни уже никто не удостаивается профиля в «Таймс». А если кто и удостаивается, то только те авторы, которые уже занимают первые строчки, и газета их просто продвигает дальше. Как ту женщину пару лет назад. Из Тик-Тока.

– Или того паренька, которого я отклонила. Помнишь того паренька?

И они пустились в очередную прогулку по полю общей профессиональной истории.

Анна, слушая вполуха, вернулась к началу профиля и снова перечитала его, стараясь не забегать вперед.

Мы встречаемся с Анной Уильямс-Боннер в одном из кафе Западного Челси. Она опускает взгляд на свой кофе, словно задаваясь вполне логичным вопросом: как так вышло, что ее первый роман «Послесловие» вихрем ворвался в сознание читателей?

Это кафе, как и многие другие, похоже, забито писателями, в основном романистами, строчащими что-то на ноутбуках. Многие из них не один год оттачивали свое мастерство в магистерских программах и публиковали рассказы в престижных литературных журналах. Однако Уильямс-Боннер в свои зрелые годы – совершенный новичок в писательстве, нигде и никогда не издававшийся (за исключением, как она сказала журналистке, одного стихотворения, которое было опубликовано в школьном литературном журнале по настоянию ее приемной матери). Тем не менее «Послесловие», судя по ажиотажу в издательских кругах, вскоре станет одним из самых читаемых и значимых романов этого года, если не нескольких последних лет.

Кажется, никто в кафе не узнает в этой изящной женщине с длинными седыми волосами вдову Джейкоба Финч-Боннера, на редкость одаренного писателя – его второй роман, «Сорока», стал международным бестселлером, экранизацию которого возглавил Стивен Спилберг, – неожиданно покончившего с собой всего за несколько месяцев до выхода в свет его последнего романа «Промах». Но с чего бы кому-то ее узнавать? Уильямс-Боннер не стремилась к личному признанию ни до, ни после смерти своего мужа. В прошлом году она добросовестно провела несколько месяцев в книжном туре, представляя читателям «Промах» Боннера, что он, разумеется, сделал бы сам, если был бы жив, но боˆльшую часть времени она проводила в своей нью-йоркской квартире, обжитой когда-то вдвоем с мужем. Дело в том, что она была занята собственным литературным творчеством.

– Поверьте, я и сама немало удивлена, – признается Уильямс-Боннер журналистке.

В прошлом продюсер на радио в Сиэтле (с мужем они познакомились, когда он пришел на передачу, которую она продюсировала), Уильямс-Боннер утверждает, что никогда не стремилась к писательству и никогда не посещала писательских курсов при Университете Вашингтона, где она изучала связи с общественностью.

– Конечно, у меня были любимые авторы. Джейн Остин и Шарлотта Бронте, Маргарет Этвуд, Тони Моррисон. И живя в Сиэтле, я всегда с удовольствием читала Марию Семпл и Нэнси Перл. Но мне просто не приходило в голову, что я тоже могла бы написать роман. Между нами с Джейком ни разу не заходил разговор о том, что я тоже способна на это.

Сразу после сказанного она как будто спохватывается, бросая взгляд на журналистку, сидящую напротив, словно спрашивая, не будет ли это воспринято как упрек в адрес ее покойного мужа.

– То есть, конечно, он поддержал бы меня, если бы я сказала: «Знаешь, я тоже не прочь попробовать», – добавляет она быстро.

К тому же, напоминает она журналистке, ее муж знал по личному опыту, что такое трудности и даже неудачи.

– Он долго не мог написать вторую книгу, а потом продать ее какому-нибудь издательству. До того как вышла «Сорока», у него было несколько ужасных лет. Он преподавал писательское мастерство в магистратуре в Вермонте.

Она не стала называть программу, сказав лишь, что это «не совсем Айова или Колумбия». (На авторской странице Боннера на сайте «Макмиллана» указано, что он преподавал по очно-заочной программе при колледже Рипли, который закрылся в 2015 году.)

Так или иначе, вероятность появления второго исключительно талантливого прозаика в паре, где один из супругов – признанная литературная звезда, похоже, ими не рассматривалась.

В истинных традициях дебютного романа «Послесловие», публикация которого намечена на 8 октября, похоже, опирается на факты биографии писательницы: детство в глуши на Северо-Западе (отец рассказчицы настолько не доверяет людям, что прячет деньги и ценные вещи в каркасе столетней кровати), затем – университетская стипендия, открывшая ей новый мир, а далее – недолгий, но счастливый брак, сокрушительное самоубийство мужа и, наконец, медленное и мучительное возвращение к жизни и поиски нового смысла.

Еще одна неизбежная параллель: нарастающая тревожность мужа главной героини из-за травли анонимным недоброжелателем, чего ни Боннер, ни его издатель не доводили до сведения общественности, несмотря на спорадические упоминания об этом книжными блогерами в Твиттере и на других платформах. Уильямс-Боннер проводит четкую связь между этой травлей и развитием тревожности и депрессии Джейкоба Финч-Боннера. Весной 2019 года она ненадолго вернулась в Сиэтл, чтобы решить вопрос с арендой недвижимости и складского помещения, и как раз в это время ее муж покончил с собой. Виновник трагедии, так и оставшийся неизвестным, стал персонажем «Послесловия», что, вероятно, принесло автору моральное удовлетворение.

– Сведение счетов с тем, кто поступил так с Джейком, вызывало у меня катарсическое чувство, – подтверждает Уильямс-Боннер, отпивая свой кофе, наверняка успевший остыть. – Он никогда не говорил мне, как приятно отомстить кому-то, пусть даже только в книге.

Оставив катарсис в стороне, можно сказать, что искренность и несомненные достоинства этого романа рассеивают подозрения в прямолинейной исповедальности, не говоря о литературном кумовстве. Лирическое прямодушие Уильямс-Боннер делает ее Кейт Шопен наших дней, исследующей внутреннюю жизнь храброй и при этом уязвимой героини. Бесспорно, рассказчица «Послесловия», Селеста, отважно раскрывается перед читателями с полнейшей откровенностью, давая нам прочувствовать жестокие последствия шокирующего поступка ее любимого мужа, не избегая обжигающего самоанализа своей виновности.

Насколько тяжело далась эта поразительная открытость?

– Наверно, каждый, кто потерял любимого человека из-за самоубийства, должен задаваться теми же вопросами. Почему так случилось? Могли ли мы этому помешать? Что мы упустили? Мы, оставшиеся жить, постоянно устраиваем себе такой допрос. Я даже не могу сказать, сколько читателей мне уже написали, прочитав отрывки, публиковавшиеся за последние месяцы. Их письма разбивают мне сердце. С ужасом представляю, что еще мне напишут, раз роман уже ушел в печать. Но знаете, от этого никуда не деться. И может, так и должно быть. Это наше общее путешествие – всех выживших, – значит, мы должны сделать все возможное и утешить друг друга. Кроме нас, этого, похоже, никто не сделает.

О чем Уильямс-Боннер, кажется, не задумывается, так это о том, что она может быть не менее одаренной, чем ее покойный муж, и ее проза может быть обезоруживающе общедоступной, чего Джейкобу Финч-Боннеру при всех его достоинствах, возможно, недоставало. «Послесловие» – это тот редкий роман, который распахивает перед читателями дверь, приглашая войти внутрь и прикоснуться к человеческой жизни во всех ее ужасающих проявлениях.

Как же она объясняет внезапное открытие в себе такого важного литературного голоса?

– О, я не могу этого объяснить, – она печально улыбается. – Я его даже признаю с трудом.

Однако что она безусловно признает, так это то, что покойный муж не наставлял ее – во всяком случае, не в тонкостях литературного творчества.

– Мы с Джейком не сидели и не обсуждали писательские приемы. Он очень старательно оттачивал свое мастерство. Он всегда сидел в кресле за столом у окна в нашей комнате. А я работала продюсером подкастов. Когда я приходила домой, мы были как любая другая пара: шли куда-то поужинать или в театр, или встречались с друзьями. Он спрашивал, как у меня прошел день, а я – как продвигается его работа. Но не было такого: «Вот как это делается». Да и с чего бы?

И однако настал такой день, когда она сама заняла то же кресло за тем же столом, чтобы написать один из наиболее пронзительных и трогательных дебютных романов последнего времени.

– Я даже не знаю, что было труднее, – говорит Уильямс-Боннер, – начать роман или сесть за тот стол. Я сторонилась его несколько месяцев после смерти Джейка.

Ее роман, уже выбранный книгой ноября в клубе «Читаем с Дженной», засветился в Инстаграме[11] на страницах Тейлор Свифт (она назвала его «восхитительно-беспощадным») и Сары Джессики Паркер (она написала, что это «лучший роман, который я прочитала после „Маленькой жизни“»). Ходят также слухи, что не за горами экранизация, но автор скрытничает. Как скоро на нее обрушится слава, подобная той, какую снискал ее покойный муж?

– Меня это не волнует, – говорит она, пожимая плечами. – Меня волнует, что я написала хороший роман. Волнует, что читатели находят в нем что-то свое. И что… – она замолкает, задумывается, выстраивая фразу. – Я просто надеюсь, что он гордился бы мной.

– Может, оно того не стоит? – услышала Анна слова своего агента.

– Мне вот кажется, тут все просто. Что скажете, Анна? Ехать-то вам.

Она смаковала последнюю строчку, вспоминая тот момент в кафе: как она сделала паузу, как «выстроила» заготовленную фразу, изображая спонтанность. Нет, она не надеялась, что Джейк гордился бы ей. Она ни на секунду в это не верила. И ей было совершенно все равно, гордился бы он ей или нет.

– Есть желание поехать? – спросила Матильда. – Там довольно шумно, но зато закатят грандиозную авторскую вечеринку.

– Флорида есть Флорида, – сказала Вэнди. – Я туда ни ногой.

Кто-то приглашал ее во Флориду?

– Если хотите, мы совершенно не против, – сказала Вэнди. – Мы уже вовсю составляем для вас внушительный тур, как вы знаете. Но, если хотите поехать, можем что-нибудь передвинуть.

Она прослушала насчет Флориды.

– Имеет смысл? – спросила она их.

– Ну, некоторые любят. Это как бы самый крутой книжный фестиваль. Везде стада народу, в каждом помещении что-то происходит. Не тихое событие, как в Чарльстоне или Нантакете, где мероприятия сменяются последовательно и все толпами ходят туда-сюда. Это больше похоже на Техасский книжный фест или на «Эл-Эй Таймс» в кампусе УЮК[12] – форменный дурдом. Но зато бывает весело. Новые знакомства. И как я сказала, там хорошие вечеринки, обычно в «Стандарте».

– Я как-то была на такой вечеринке, – сказала Матильда. – Пошла один раз с Джуди Блум. Мы были у воды, снаружи, и все женщины подходили к ней в слезах, мямля что-то о том, как она изменила их жизни.

– Мило, – сказала Вэнди. – И это похоже на правду.

– Для всех нас.

Анна промолчала. Ее жизнь Джуди Блум не изменила, в этом она была уверена.

– Я бы поехала, – сказала она, потому что еще не знала, ехать или не ехать, но надо было что-то сказать, и она рассудила, что сделает правильный выбор с вероятностью пятьдесят на пятьдесят.

– Зачет, – сказала Вэнди. – Мы это устроим. Может, передвинем книжный ланч в Атланте. Эти пригласили вас только на прошлой неделе. Будут знать.

Атланта? Вот уж куда ее точно не тянуло. Атланта расположена слишком близко к Афинам, где когда-то прошел целый год ее жизни. Не то чтобы она сейчас напоминала ту студентку – ни внешне, ни по имени. Но все же. Штат Джорджия в целом не привлекал ее, при прочих равных.

– Или можно просто отказать Атланте, – услышала она свой голос.

Подумав немного, Вэнди сказала:

– Это мы можем.

– Я так волнуюсь, – сказала Анна.

На самом деле она ничего такого не чувствовала, но знала, что люди обычно говорят, что волнуются, имея в виду самые разные вещи. Спасибо, что пригласили меня. Или: Как вы? Или: Я впервые столкнулась с этим продуктом/сервисом. Ничего из этого она также не имела в виду, но позже, когда разговор завершился и она еще несколько раз спокойно перечитала свое интервью в «Нью-Йорк Таймс», а потом открыла файл от публицистов «Макмиллана» и воочию убедилась, каким протяженным и насыщенным стал ее дебютный книжный тур, она отметила, что действительно взволнована. В некоторой степени, во всяком случае.