Читать книгу Дело о нескончаемых самоубийствах - Джон Диксон Карр - Страница 3

Недоумение, охватившее Алана, постепенно уступало место чему-то совсем иному.

Он прочистил горло.

– Могу я поинтересоваться, – сурово спросил он, – что означают инициалы К. И.?

– Кэтрин Ирэн, конечно же. Мое имя. Но не будете ли вы столь любезны, чтобы…

– Вот как! – сказал Алан.

Он протянул ей газету:

– Могу ли я также поинтересоваться, принимали вы недавно участие в кое-какой скандальной переписке на страницах «Сандей вочмен»?

Мисс К. И. Кэмпбелл поднесла одну руку ко лбу, как бы козырьком. Другой рукой она оперлась за спиной о край раковины. Поезд трясся и гремел. Внезапно в ее голубых глазах вспыхнуло подозрение, которое затем переросло в уверенность.

– Да, – сказал Алан. – Я А. Д. Кэмпбелл из Университетского колледжа в Хайгейте.

С таким горделивым и мрачно-зловещим видом впору было бы произнести: «Вот мой народ, я – Родрик Ду!»[8]. Ему подумалось, что в том, как он сурово склонил голову, швырнул газету на койку и сложил руки на груди, есть что-то неуловимо потешное. Но девушка была не расположена шутить.

– Вот же чудовище! Хорек вы этакий! Червяк! – яростно закричала она.

– Мадам, учитывая, что я не имел чести быть вам официально представленным, подобные выражения свидетельствуют о степени близости, которая…

– Чушь! – воскликнула К. И. Кэмпбелл. – Мы с вами дальняя родня, седьмая вода на киселе. А бороды-то у вас и нет!

Алан инстинктивно коснулся подбородка.

– Конечно, у меня нет бороды. С чего вы взяли, что у меня есть борода?

– А мы думали, что есть. Мы думали, что у вас вот такая длинная борода, – воскликнула девушка, приложив руку к животу примерно на уровне талии. – И огромные бифокальные очки! И противная, сухая, насмешливая манера говорить. Ну, это, положим, у вас точно есть. Вдобавок ко всему вы врываетесь сюда, сбиваете меня с ног…

С некоторым запозданием она снова начала растирать руку.

– Из всех когда-либо написанных противных, насмешливых, покровительственных рецензий на книги, – продолжала она, – ваша…

– Вот тут, мадам, вы демонстрируете отсутствие понимания. Мой долг как профессионального историка состоял в том, чтобы указать на некоторые ошибки, вопиющие ошибки…

– Ошибки! – воскликнула девушка. – Еще и вопиющие!

– Именно так. И я имею в виду не пустяковый и в сущности бессмысленный вопрос о волосах герцогини Кливлендской. Я имею в виду вопросы, имеющие реальное значение. Ваша трактовка выборов тысяча шестьсот восьмидесятого года, простите за откровенность, просто курам на смех. Ваше описание лорда Уильяма Рассела откровенно лживо. Я не утверждаю, что он был таким же великим пройдохой, как ваш герой Шефтсбери. Рассел был всего лишь тупицей, «человек, – как было отражено в процессуальных документах, – несовершенного понимания», достойный жалости, если хотите, но нельзя представлять его иначе как предателем.

– Вы всего лишь гнусный тори! – злобно ответила К. И. Кэмпбелл.

– Процитирую в ответ такого авторитета, как доктор Джонсон: «Мадам, вижу, что вы всего лишь мерзкий виг».

Они стояли и таращились друг на друга.

Надо понимать, что обычно Алан не разговаривал в такой манере. Но он был так взбешен, а достоинство его было столь уязвлено, что сейчас он мог бы дать сто очков вперед самому Эдмунду Бёрку[9].

– Кто вы вообще такая? – после паузы спросил он уже более нормальным своим тоном.

Это, в свою очередь, уязвило достоинство Кэтрин Кэмпбелл. Она поджала губы и выпрямилась во всем величии своих пяти футов двух дюймов.

– Хотя я не считаю, что обязана отвечать на этот вопрос, – сказала она, надевая очки в черепаховой оправе, которые только прибавили ей миловидности, – все же сообщу вам, что я являюсь преподавателем исторического факультета Харпенденского женского колледжа…

– Вот как!

– Да. И не хуже, а то и получше любого мужчины знакома с рассматриваемым периодом. А теперь будьте так добры, хотя бы из соображений элементарной порядочности, покиньте мое купе!

– Вот еще, чтоб мне провалиться! Это не ваше купе!

– Повторяю – это мое купе.

– А я повторяю – это не ваше купе.

– Если вы не уберетесь отсюда, доктор Кэмпбелл, я позвоню в этот колокольчик и вызову проводника.

– Будьте любезны. Потому что если вы не позвоните, то я сам это сделаю!

Проводник, который примчался сразу после того, как сначала один пассажир, а потом второй позвонил в колокольчик, обнаружил двух заносчивых и почти нечленораздельно тараторящих профессоров, пытающихся поведать историю каждый со своей точки зрения.

– Прошу прощения, мэм, – служитель обеспокоенно проглядывал список, – прошу прощения, сэр, но, похоже, закралась какая-то ошибка. Тут просто написано «Кэмпбелл», без указания «мисс» это или «мистер». Не знаю, что и сказать.

Алан расправил плечи.

– Что ж, ладно. Ни за что на свете, – высокомерно заявил он, – не стал бы посягать на постель, добытую этой дамой нечестным путем. Проводите меня в другое купе.

Кэтрин стиснула зубы.

– Ну уж нет, доктор Кэмпбелл. Не нужны мне ваши одолжения по признаку пола, спасибо. Проводите меня в другое купе.

Проводник развел руками:

– Прошу прощения, мисс. Прошу прощения, сэр. Но никак. Ни одного свободного купе в поезде нет. И сидячих мест тоже нет, если уж на то пошло. В третьем классе вообще битком.

– Что ж, ладно, – огрызнулся Алан после небольшой паузы. – Дайте же вещи забрать, буду всю ночь стоять в коридоре.

– Ой, не глупите! – воскликнула девушка совсем другим тоном. – Это невозможно!

– Повторяю, мадам…

– Всю дорогу до Глазго? Это невозможно. Не глупите!

Она присела на край койки.

– Остается только одно, – добавила она. – Придется соседствовать в этом купе и провести всю ночь сидя.

Тень облегчения легла на лицо проводника.

– О, мисс, это очень мило с вашей стороны! И я не сомневаюсь, что этот джентльмен весьма вам признателен. Не так ли, сэр? Если вы согласитесь, то я уверен, что компания возместит вам стоимость билета. Это так любезно со стороны леди, не правда ли, сэр?

– Исключено. Я отказываюсь…

– В чем дело, доктор Кэмпбелл? – елейно спросила Кэтрин. – Вы боитесь меня? Или вы просто не осмеливаетесь взглянуть историческим фактам в лицо, когда упираетесь в них?

Алан повернулся к проводнику. Если бы в купе было попросторнее, то он указал бы на дверь драматичным жестом – ну точно отец семейства в старомодной мелодраме, изгоняющий под проливной дождь свое чадо. А так он просто, взмахнув рукой, врезался в решетку вентиляции. Проводник понял его по-своему.

– Что ж, сэр, решено. Доброй ночи. – Он ухмыльнулся: – Не так уж и неприятно будет, правда же?

– Вы что имеете в виду? – резко спросила Кэтрин.

– Ничего, мисс. Доброй ночи. Сладких…То есть я хотел сказать – доброй ночи.

Они снова стояли и таращились друг на друга. Внезапно и одновременно они сели на противоположные концы койки. Хотя до этого они бойко спорили, теперь, когда дверь закрылась, оба испытывали сильное смущение.

Поезд шел медленно: неуклонно, но с толчками, которые, вероятно, означали, что где-то в небе пролетел вражеский самолет. Воздух теперь поступал через решетку вентиляции, и было не так жарко.

Повисшее в воздухе напряжение нарушила Кэтрин. Улыбка превосходства на ее лице сменилась хихиканьем, которое затем растворилось в безудержном смехе. Алан вскоре присоединился к ней.

– Ш-ш-ш! – шепотом призвала она. – Мы потревожим пассажира из соседнего купе. Ну и смешны же мы были, как считаете?

– Не согласен. И в то же время…

Кэтрин сняла очки и наморщила свой гладкий лоб.

– Зачем вы едете на север, доктор Кэмпбелл? Или вернее сказать – кузен Алан?

– Полагаю, по той же причине, что и вы. Я получил письмо от некоего Дункана, человека с впечатляющей должностью – присяжный стряпчий.

– В Шотландии, – с язвительной снисходительностью пояснила Кэтрин, – присяжными стряпчими называют адвокатов сессионного суда. В самом деле, доктор Кэмпбелл! Какое невежество! Вы что же, никогда не были в Шотландии?

– Нет. А вы?

– Не была с детства. Но я все-таки слежу за тем, что происходит, особенно если это касается моей кровной родни. Было ли в письме сказано еще что-нибудь?

– Только то, что старый Ангус Кэмпбелл умер неделю назад, что те немногочисленные члены семьи, которых удалось найти, поставлены в известность и что не соблаговолю ли я прибыть в замок Шира, в Инверэри на семейный совет. О наследовании речи не идет, это он дал понять предельно ясно, а вот что он имел в виду под «семейным советом» – ясно не вполне. Я воспользовался этим письмом как хорошим предлогом, чтобы получить столь необходимый мне отпуск.

Кэтрин фыркнула:

– В самом деле, доктор Кэмпбелл! Это же ваша кровная родня.

Алан почувствовал, как в нем вновь поднимается раздражение.

– Послушайте! Я никогда даже не слышал об Ангусе Кэмпбелле. Я нашел его на нашем развесистом генеалогическом древе и выяснил, что он двоюродный брат моего отца. Но я никогда не знал ни его, ни кого-либо из его окружения. А вы?

– Ну…

– Честно говоря, я и о замке Шира никогда не слышал. Кстати говоря, как мы туда попадем?

– В Глазго возьмем билет на поезд до Гурока. Из Гурока ходит паром до Дануна. В Дануне наймем машину и поедем вокруг фьорда Лох-Фин в Инверэри. Раньше можно было попасть в Инверэри из Дануна по воде, но с начала войны пароходного сообщения нет.

– А где он находится? В Хайленде или Лоуленде?[10]

Кэтрин метнула на него испепеляющий взгляд.

Алан не стал углубляться и настаивать на ответе. Его представления о том, где Хайленд, а где Лоуленд, были довольно смутными. Вообще он полагал, что достаточно провести линию на карте примерно посередине Шотландии, и тогда верхняя часть будет Хайлендом, а нижняя – Лоулендом. Но сейчас ему стало казаться, что все не так-то просто.

– В самом деле, доктор Кэмпбелл! В Западном Хайленде, конечно.

– А этот замок Шира, – продолжал он, позволяя себе (хотя и с неохотой) некоторую игру воображения, – это что-то вроде усадьбы, окруженной рвами, полагаю?

– В Шотландии, – ответила Кэтрин, – почти все, что угодно, может называться замком. И нет – этот совсем не так велик, как замок герцога Аргайла. По крайней мере, если судить по фотографиям. Стоит у входа в долину Шира, немного в стороне от Инверэри, на берегу фьорда. Довольно неряшливое каменное здание с высокой башней. Со своей историей. Вы, как историк, конечно, ничего об этом не знаете. Но вот что действительно любопытно, так это то, как именно умер Ангус Кэмпбелл.

– И? Как же он умер?

– Совершил самоубийство, – спокойно ответила Кэтрин. – Или был убит.

Роман, который Алан взял с собой, был в зеленой обложке – как и другие детективы из этой серии. Он не часто читал такое, но полагал, что иногда необходимо и расслабиться. Алан перевел взгляд с обложки на лицо Кэтрин.

– Был что? – чуть ли не взвизгнул он.

– Убит. Об этом вы, конечно, тоже ничего не слышали? Боже мой! Ангус Кэмпбелл выпрыгнул или был выброшен из самого верхнего окна башни.

Алан попытался собраться с мыслями.

– Но разве не было дознания?

– В Шотландии нет дознания. Если смерть вызывает подозрения, то проводят так называемое общественное расследование под руководством специального человека – фискального прокурора. В случае несомненного убийства общественное расследование не проводится. Поэтому я всю неделю проглядывала газету «Глазго геральд» – о расследовании не было ни слова. Впрочем, это может ничего и не значить.

Теперь в купе было почти холодно. Воздух с шипением проходил сквозь решетку вентиляции у Алана над ухом, так что он протянул руку и повернул регулировочный винт, прикрыв заслонки. Затем пошарил в кармане.

– Сигарету? – предложил он, доставая пачку.

– Спасибо. Не знала, что вы курите. Думала, вы табак нюхаете.

– Да с чего же, – сурово спросил Алан, – вы вообразили, что я нюхаю табак?

– А он застревает у вас в бороде, – объяснила Кэтрин, передернувшись от отвращения. – И сыпется повсюду. Ужасно! И все из-за грудастой нахалки!

– Какой еще грудастой нахалки?

– Герцогини Кливлендской!

Алан удивленно заморгал:

– Я так понял, мисс Кэмпбелл, что вы были ярой защитницей этой леди. Почти два с половиной месяца вы поносили меня на чем свет стоит, потому что, с вашей точки зрения, я поносил ее.

– Ох, ну да. Вы были так высокомерны по отношению к ней, что мне пришлось встать на ее сторону.

Он уставился на нее.

– И это, – воскликнул он, хлопнув себя по колену, – это, по-вашему, интеллектуальная честность!

– А по-вашему, интеллектуальная честность – это насмехаться над книгой в покровительственном тоне только потому, что она написана женщиной!

– Но я не знал, что она написана женщиной! Я, между прочим, не просто так обращался к вам «мистер Кэмпбелл», и…

– Да вы только запутать всех пытались.

– Погодите, – продолжал Алан, дав ей прикурить слегка трясущимися руками и закурив сам. – Давайте разберемся. Я не отношусь высокомерно к женщинам-ученым. Некоторые из самых лучших ученых, которых я когда-либо знал, были женщинами.

– Вы только вслушайтесь – как снисходительно это звучит!

– Дело в том, мисс Кэмпбелл, что мне совершенно не важно, был автор книги мужчиной или женщиной. Ошибки есть ошибки, кто бы их ни допустил.

– В самом деле?

– Да. И во имя истины вы же признаете, строго конфиденциально и между нами, что вы полностью ошибались насчет того, что у герцогини Кливлендской были «каштановые волосы и субтильное телосложение»?

– Конечно нет! – воскликнула Кэтрин, снова надевая очки и нахмурившись весьма сурово.

– Да выслушайте же! – возопил он. – Ведь есть же доказательства! Позвольте мне процитировать вам один пример – такой, что в той газете я бы его привести не смог. Я имею в виду рассказ Пипса…

Кэтрин смотрела на него с изумлением:

– Бросьте, доктор Кэмпбелл! Вы, претендующий на звание серьезного историка, действительно доверяете сплетне, которую Пипс узнал из третьих рук от своего цирюльника?

– Нет, нет, нет, мадам. Вы упорно упускаете суть. Дело не в том, истинна история или апокрифична. Дело в том, что Пипс поверил в нее, а он видел эту даму часто. Смотрите! Он пишет, что Карл Второй и герцогиня Кливлендская (в то время леди Каслмейн) взвесились «и она, имея во чреве дитя, оказалась тяжелее». Если вспомнить, что Карл, несмотря на худобу, был шести футов ростом и весьма мускулистого телосложения, то получается, что фигура дамы была довольно примечательной. А далее следует рассказ о ее шуточной свадьбе с Фрэнсис Стюарт[11], где она играла роль жениха. Фрэнсис Стюарт и сама была не пушинка. Разумно ли предполагать, что роль жениха исполняла более миниатюрная и легкая особа?

– Чисто умозрительный вывод.

– Умозрительный, признаю, но опирающийся на факты. Помимо этого у нас есть утверждение Рересби…

– Штайнманн пишет, что…

– Согласно Рересби совершенно ясно, что…

– Эй! – Из соседнего купе раздался раздраженный голос, а затем последовал стук в металлическую дверь. – Эй!

Спорщики мгновенно утихли. Надолго воцарилось виноватое молчание, нарушаемое лишь стуком колес.

– Давайте потушим свет, – прошептала Кэтрин, – поднимем шторку и глянем, что там снаружи.

– Давайте.

Щелканье выключателя, похоже, удовлетворило потревоженного обитателя соседнего купе.

Задвинув чемодан Кэтрин куда-то в темноту, Алан приподнял скользящую металлическую шторку на окне.

Поезд мчался сквозь вымерший мир, кромешно темный, лишь на пурпурном горизонте пересекались, складываясь в подобие лабиринта, лучи прожекторов. Бобовый стебель Джека не поднялся бы выше этих белых лучей. Они сновали туда-сюда, в унисон, как танцоры. Не было слышно ничего, кроме стука колес, даже жужжащего и кашляющего гудения, которое выдавало полет бомбардировщика, – вррраг-вррраг-вррраг.

– Думаете, он следует за поездом?

– Я не знаю.

Ощущение интимности, неловкое и в то же время волнующее, нахлынуло на Алана Кэмпбелла. Они оба прильнули к окну. Их сигареты отражались в стекле красными пульсирующими точками, то загораясь, то тускнея. Алан едва различал лицо Кэтрин.

И вдруг, снова охваченные сильным смущением, они одновременно затараторили шепотом:

– Герцогиня Кливлендская…

– Лорд Уильям Рассел…

Поезд набирал скорость.