Читать книгу Крайне нелогичное поведение - Джон Кори Уэйли - Страница 7

По меркам большинства, Соломон был весьма странным ребенком. И дело не только в агорафобии. Взять, например, его привычки в еде: он категорически отказывался есть продукты зеленого цвета и всерьез боялся кокосов. Большую часть времени Соломон расхаживал полуголым, со спутанными волосами и красной полоской от ноутбука на животе, оставшейся после уроков или просмотра фильмов онлайн. И хоть он не любил играть в видеоигры, но мог часами смотреть, как в них играет отец.

Ах да, еще Соломон размышлял вслух. Не всегда, но часто, так что родители не удивлялись, заслышав, как сын лепечет что-то, понятное только ему. В день встречи с Лизой Прейтор мать Соломона вошла в его спальню как раз в один из таких моментов.

– Если не к, то иди от, – бормотал он, сидя за столом и не подозревая, что в комнате кто-то есть.

– Какой идиот? – спросила мама.

Соломон медленно развернулся. Его щеки порозовели, но румянец быстро сошел. После стольких лет, проведенных бок о бок с родителями, его трудно было чем-нибудь смутить.

– Помнишь девочку, о которой я говорила? Новую пациентку из твоей школы?

– Лизу… как там ее?

– Прейтор, – подсказала мама. – Она очень тобой интересовалась, задавала кучу вопросов.

– Смотрю, ты не можешь ее забыть. Намекаешь, что мои коренные не так хороши? Хочешь меня обменять на что получше?

– Вполне возможно.

– Так, значит, она задавала кучу вопросов обо мне? Звучит пугающе.

– Ничего пугающего в ней нет. Не в меру любопытна, пожалуй. Разве тебе не приятно, что кто-то думает о тебе?

Соломон не знал, что на это ответить. Кто-то думал о нем. Ух ты. И что теперь? На бранч[3] ее пригласить?

– Возможно.

– Тебе не помешает завести пару-тройку друзей.

– А мы с тобой разве не друзья? Нашей дружбе пришел конец? – произнес Сол грубым голосом, подражая гангстерам из кино.

– Твои единственные друзья – люди среднего возраста, к тому же это твои родители. Так не должно быть.

– Не вижу в этом ничего плохого, – заявил Соломон.

– Господи. – Мать прижала обе ладони к его щекам. – Ты безнадежен, прямо как твой отец.

Валери Рид жила со взрослой и юной версиями одного мужчины – интроверта-минималиста, державшего все чувства в себе и обожавшего всякую ерунду. Она присоединялась к их еженедельным просмотрам старой научной фантастики и даже вела по окончании фильма серьезные беседы, но любила шутить, что предпочла бы этим киносеансам выдергивание зубов. Понимаете, да? Ну еще бы.

– Ты мог бы возобновить общение с кем-то из школьных друзей и болтать с ними онлайн.

– Зачем мне это, мам?

– Ну не знаю… так будет веселей, – ответила мама.

– Мне и так вполне весело.

– Ладно, – она махнула рукой и зашагала к двери, – мне еще счета оплачивать.

Соломон задумался, будет ли он когда-нибудь оплачивать свои счета. Выходить из дома он не планировал. Ни под каким предлогом. При этом уже в шестнадцать его грызла совесть за то, что он бесконечно торчал дома и намеревался продолжать в том же духе и впредь. Он знал, родители не из тех людей, что до старости сидят на одном и том же месте. Им хотелось увидеть мир и, может быть, переехать куда-нибудь, выйдя на пенсию. Порой, особенно в те дни, когда мать намекала на то, что ему вроде бы чуть лучше, Соломону казалось, что он был не только главной, но и единственной проблемой в жизни своих родителей. И он не желал, чтобы ради него они приговаривали себя к пожизненному заключению.

После того как мама ушла, Соломон вернулся к школьным урокам. Обычно он лез в интернет и искал информацию там. По внешнему миру он особо не скучал. Вспоминал разве что Target[4] с его аккуратными полками и расслабляющей музыкой. Конечно, любимые ресторанчики. А еще ему очень нравился запах, витавший в воздухе перед дождем, и как тяжелые капли плюхались на кожу. Но это удовольствие было ему доступно и сейчас – достаточно высунуть руку в окно. Вода его успокаивала. Он сам не знал почему. Он мог часами лежать в ванной, прикрыв глаза и прислушиваясь к мерному стрекоту вентиляции. В такие моменты в нем будто включалась блокировка, пресекая всё, что могло нарушить его равновесие, унимая все навязчивые идеи. Соломон знал, что во время приступов нужно закрыть глаза и сосчитать до десяти, дыша медленно и глубоко. Но этот способ всегда уступал воде.

Вот почему Сол неделями набирался смелости заговорить с родителями о бассейне. Как он мог его попросить, если не был уверен, что сможет выйти за дверь? Оставалось надеяться, что к тому времени, как установят бассейн, он будет мысленно к этому готов. Ведь не двор вызвал в нем страх, а хаос, что поджидал за его пределами. К тому же он мог бы там, черт побери, тренироваться, а то беговая дорожка уже приелась. Ведь если человек боится смерти, он готов к каким угодно подвигам, лишь бы сохранить здоровье, и бассейн в этом очень помог бы. Соломон мечтал, что каждое утро будет вставать пораньше и начинать свой день с длительного заплыва. Кроме того, хотя признаться в том было стыдно даже себе, солнечные ванны позволят его коже немного загореть, и он меньше станет напоминать мертвеца. Даже запершись от всего мира, Соломон не мог не думать о столь приземленных вещах. Он и сам не знал, почему его заботит внешний вид. А еще этим он мог доказать родителям, что его образ жизни устойчивый и не изменится, что это не просто вызов цивилизации.

Соломон надеялся, что мать с отцом не откажут ему в бассейне, если поймут, какую пользу тот ему принесет. Но потом он представил, что ему придется делать, если родители согласятся, и его дыхание участилось. Он не хотел, чтобы родители тратились зря, но главное, чего Соломон боялся, – это обнадежить их и подвести. Он резко отвернулся от стола и, упершись локтями в колени, опустил голову как можно ниже.

Так оно обычно начиналось. Ужасное предчувствие заливало мозг, а грудь сжимало обручем, угрожая ее расплющить. Сердце неистово билось о ребра, желая вырваться из заточения, и с каждым ударом ритм лишь нарастал, отдаваясь в висках и запястьях. Тело вибрировало, и всё прыгало перед глазами, словно мир был фотоснимком, трепещущим на ветру. Звуки делались глуше и громче, и оставалось только одно – сосредоточиться на дыхании, крепко зажмуриться и считать.

Вместе с числами в мозгу вспыхивали картины: вот Соломон стоит у задней двери, ведущей во двор. Во дворе – новый бассейн. Родители рядом. И вот на их лицах появляется разочарованное выражение, поскольку они поняли, что все было зря и сын не двинется с места.

Досчитав до ста, Соломон выпрямился и выключил ноутбук. Ему нужно передохнуть. Никаких больше бассейнов. Никаких мыслей о том, что значил бассейн для Соломона или его родителей. Все, что Сол сейчас мог, – это спуститься в гараж, растянуться на ледяном цементном полу и снова закрыть глаза. Приступы паники изнуряли. Как будто он пробежал марафон. Невозможно мгновенно прийти в себя. Поэтому Соломон просто лежал в темноте, мать с отцом даже не догадывались, что с ним опять случился приступ. Ему давно стало понятно: чем дольше они будут считать, что жизнь взаперти помогает справляться с болезнью, тем дольше он сможет жить, как ему нравится.