Читать книгу Тузы за границей - Джордж Мартин - Страница 9

– …Испокон веков существовали два Гаити, – рассказывала Мамбо Джулия. – Город, Порт-о Пренс, где властвует правительство и его закон. И сельская местность, где владычествует бизанго.

– Вы уже произносили это слово. – Кристалис вытерла с подбородка липкий сок какого-то переспелого тропического плода. – Что оно означает?

– Как твой скелет, который я отчетливо вижу, связывает воедино твое тело, так и бизанго превращает сельских жителей в единое целое. Это организация, общество со своими обязанностями и порядком. Не каждый принадлежит к нему, но каждый имеет в нем свое место, и все подчиняются его решениям. Бизанго улаживает разногласия, которые без него разобщили бы нас. Иногда это просто. Иногда, например, когда кого-то приговаривают к обращению в зомби, это сложно.

– Бизанго приговорили Марселя к обращению в зомби?

Мамбо Джулия кивнула.

– Он был скверным человеком. Мы, гаитяне, в некоторых вопросах более терпимы, чем вы, американцы. Марсель был сам не свой до девочек. Конечно, в этом нет ничего такого. Многие мужчины берут себе нескольких женщин. Это нормально, если они могут прокормить их, а также их детей. Но Марселю нравились маленькие девочки. Совсем маленькие. Он не мог остановиться, поэтому бизанго устроили над ним суд и приговорили его к обращению в зомби.

– Они превратили его в зомби?

– Нет, милая. Они судили его. – Лицо Мамбо Джулии утратило выражение добродушной веселости. – А таким сделала его я и поддерживаю это состояние при помощи порошков, которыми кормлю его ежедневно. – Кристалис, внезапно потерявшая всякий аппетит, положила надкушенный плод обратно на блюдо. – Это самое разумное решение. Марсель больше не портит девочек. Теперь он превратился в неутомимого работника на благо всего общества.

– И он навсегда останется зомби?

– Ну, случалось и такое, что те, кого похоронили и потом воскресили как зомби, впоследствии каким-то образом возвращались в мир живых. – Женщина задумчиво пощипала себя за подбородок. – Но они навсегда оставались несколько… неполноценными.

Кристалис сглотнула.

– Я очень благодарна вам за то, что вы для меня сделали. Я… я не знаю точно, что было на уме у Каликста, но уверена, что ничего хорошего… в отношении меня. Но теперь, когда я свободна, мне хотелось бы вернуться в Порт-о Пренс.

– Ну разумеется, тебе этого хочется, дитя мое. И ты вернешься туда. Мы даже рассчитываем на это.

Слова Мамбо Джулии казались радушными, но Кристалис не очень понравился ее тон.

– Что вы имеете в виду?

Гаитянка серьезно взглянула на нее.

– Я тоже не знаю наверняка, какие планы относительно тебя были у Каликста. Знаю только, что он собирал людей вроде тебя. Людей, которые были изменены. И каким-то образом они подпадают под его власть. А затем обделывают для него грязные делишки, от которых отказываются даже тонтон-макуты. И он не дает им сидеть сложа руки, – процедила она. – Шарлемань Каликст наш враг. В Порт-о Пренсе он влиятельное лицо. Отец Жана-Клода Дювалье, Франсуа, в своем роде великий человек. Он не знал жалости и был полон амбиций. Он сам пробился во власть и удерживал ее многие годы. Это он придумал тонтон-макутов, и они помогали ему набивать карманы за счет всей страны. Но Жан-Клод совсем не похож на своего отца. Он недалекий и бесхарактерный. Он позволил Каликсту забрать реальную власть в свои руки, а этот дьявол настолько жаден, что того и гляди высосет из нас всю кровь, как loup-garou[13]. – Она покачала головой. – Его нужно остановить. Нужно ослабить его мертвую хватку, чтобы в жилах Гаити снова заструилась кровь. Но его власть держится не только на ружьях тонтон-макутов. Он или сам могущественный бокор, или держит колдуна у себя на службе. Магия этого бокора очень сильна. Она помогла Каликсту пережить несколько покушений. Впрочем, одно из них, – заметила женщина с удовлетворением в голосе, – хотя бы оставило на нем печать.

– Какое отношение все это имеет ко мне? – спросила Кристалис– Вам следует обратиться в ООН или в прессу. Пусть все узнают вашу историю.

– Мир и так ее знает, – Мамбо Джулия пожала плечами, – но ему все равно. Мы не заслуживаем его внимания, и, пожалуй, даже лучше, что мы вынуждены сами справляться со своими трудностями.

– Но как? – «Хочу ли я знать ответ?»

– В сельской местности бизанго обладает большим влиянием, чем в городе, но у нас есть свои люди и в Порт-о Пренсе. Мы следили за вами, белыми, с самого вашего прибытия, потому что думали, что у него хватит наглости каким-то образом воспользоваться вашим присутствием в своих целях и даже, возможно, попытаться привлечь кого-нибудь из вас на свою сторону. Когда ты прилюдно бросила вызов тонтон-макуту, мы поняли, что Каликст не успокоится, пока не поквитается с тобой. Мы не спускали с тебя глаз и сумели расстроить его попытку похитить тебя. Но ему удалось захватить твоих друзей.

– Они мне не друзья, – отрезала Кристалис, начиная понимать, куда клонит ее собеседница. – Даже если бы они и были моими друзьями, я все равно не смогла бы помочь вам спасти их. – Она подняла руку – кости, оплетенные сетью сухожилий и кровеносных сосудов. – Вот что сделал со мной вирус дикой карты. Он не наделил меня никакими особыми силами или способностями.

Женщина покачала головой.

– Нам нужна ты. Ты – мадам Бригитта, жена барона Самеди.

– Вы в это не верите.

Я нет, – согласилась гаитянка, – но люди из крохотных глухих деревушек, которые не умеют читать и ни разу не видели телевизора, которым ничего не известно о том, что ты называешь вирусом дикой карты, увидят тебя и исполнятся мужества для борьбы. Может, они тоже не до конца верят, но захотят поверить и не будут думать о том, что невозможно одержать победу над бокором и его могущественной магией. И потом, – добавила она как нечто само собой разумеющееся, – ты единственная, кто может стать приманкой. Только тебе удалось ускользнуть от зобопов. Только тебя они впустят в свое узилище.

Эти слова вызвали у Кристалис ужас и гнев одновременно. Ужас, потому что она надеялась никогда больше не видеть Каликста. Гнев, потому что ей не хотелось вникать в их проблемы, жертвовать собственной жизнью ради чего-то такого, о чем она совершенно не имела понятия. Она – владелица бара и торговец информацией. А не какой-нибудь туз, который сует свой нос куда не надо. Вот именно, она никакой не туз.

Кристалис поднялась со скамьи.

– Что ж, мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь. Кроме того, мне известно о том, куда Каликст отвез Проныру и Уайльда, не больше вашего.

– Но мы знаем, где они. – Мамбо Джулия сложила губы в улыбку, в которой не было ни капли веселья. – Хотя тебе удалось ускользнуть от охотников, посланных спасти тебя, нескольким зобопам это оказалось не под силу. Нам пришлось пустить в ход кое-какие средства убеждения, но в конце концов один из них рассказал нам, что опорный пункт Каликста – Форт-Меркреди, разрушенная крепость, выходящая на Порт-о Пренс. Средоточие его магии – там.

Жрица поднялась и открыла дверь. Перед хижиной стояла группа мужчин – худые, мускулистые, в грубой крестьянской одежде. Увидев Кристалис, они принялись изумленно и благоговейно перешептываться. Большинство почтительно склонились перед ней.

– Сегодня, – объявила Мамбо Джулия, – бокор умрет раз и навсегда.

Затем она выкрикнула что-то по-креольски, указывая на Кристалис, и крестьяне ответили ей громко и радостно. Несколько секунд спустя она закрыла дверь и снова с улыбкой обернулась к гостье.

Кристалис вздохнула. Глупо спорить с той, которая обладает подкрепленной доказательствами способностью превращать людей в зомби. Ощущение беспомощности напомнило ей юность. В Нью-Йорке она контролировала все. Здесь, похоже, контролировали ее. И не оставалось ничего иного, как выслушать план Мамбо Джулии.

А план оказался довольно прост. Два охотника бизанго переоденутся в одеяния и маски зобопов, которых они захватили этим вечером, отведут «мадам Бригитту» к крепости Каликста и сообщат ему, что им удалось выследить ее в лесу. Когда представится возможность (Кристалис безрадостно отметила, что в этой части план не отличается определенностью, но сочла за лучшее держать язык за зубами), они впустят внутрь своих товарищей и уничтожат Каликста с его приспешниками.

Этот план не внушал доверия, хотя Мамбо Джулия беспечно уверила Кристалис, что она будет в полной безопасности и лоа не дадут ее в обиду. Для вящей предосторожности («Хотя это совершенно излишне») жрица дала ей небольшой сверток, замотанный в клеенку.

– Здесь очень сильная магия, которая защитит тебя от зла. Если тебе будет что-нибудь угрожать, рассыпь вокруг себя содержимое свертка. Но ни в коем случае не прикасайся к нему! Это сильная магия, очень, очень сильная, и ты можешь использовать ее только таким простым способом.

Их было двенадцать, молодых и постарше. Батист, которого Кристалис уже видела, тоже оказался среди них. Они постоянно болтали и перешучивались, как будто собирались на увеселительную прогулку, а с Кристалис обращались с безмерным почтением и уважением.

Тропинка привела их к ухабистой дороге; на обочине стояла какая-то допотопная колымага, не то микроавтобус, не то фургон. Казалось, она едва ли способна ездить, но двигатель завелся в ту же минуту, едва все уселись. Езда была медленной и тряской; впрочем, стоило им выбраться на более широкую и ровную дорогу, ведущую к Порт-о Пренсу, как машина увеличила скорость.

В городе было тихо, хотя время от времени их обгоняли другие автомобили. Местность за окном показалась Кристалис знакомой, и она вдруг поняла, что автобус едет по Болоссе, трущобному кварталу Порт-о Пренса, в котором располагался госпиталь, где делегация побывала сегодня утром – казалось, это произошло тысячу лет назад.

Мужчины пели песни, болтали, смеялись и рассказывали анекдоты. Трудно было поверить, что они собираются убить самого влиятельного человека в гаитянском правительстве, человека, за которым вдобавок еще и закрепилась слава злого колдуна. Эти мужчины вели себя так, как будто ехали поиграть в мяч. Возможно, то была напускная храбрость, или ее присутствие в роли мадам Бригитты так на них действовало. Что бы ни явилось причиной такого настроения, Кристалис не разделяла его. Она просто оцепенела от страха.

Водитель внезапно затормозил на обочине узкой улочки с обшарпанными домами, махнул рукой, что-то сказал по-креольски, и все умолкли. Охотники начали выходить из автобуса, один из них галантно предложил Кристалис руку. В голове у нее мелькнуло: «Сбегу!» – но она заметила, что Батист не сводит с нее настороженного взгляда, пусть и незаметно для других. Она вздохнула про себя и присоединилась к цепочке мужчин, бесшумно шагавших по мостовой.

Подъем был крутой. Мгновение спустя Кристалис поняла, что они направляются к развалинам крепости, на которую она обратила внимание еще утром, когда проезжала мимо нее. Тогда Форт-Меркреди – так Мамбо Джулия назвала ее – показалась Кристалис живописной. Теперь же мрачные руины зловеще обозначились в ночной темноте.

Отряд остановился в небольшой рощице перед руинами, и двое переоделись в одеяния и маски зобопов. Одним из них был Батист, он любезно пропустил Кристалис вперед; сделав глубокий вдох, женщина приказала своим ногам перестать трястись. Батист ухватил ее за руку повыше локтя, явно для того, чтобы она больше походила на пленницу, но Кристалис была благодарна ему за это теплое прикосновение. Осколок снова вернулся в ее сердце, только теперь он вырос до такой степени, что превратился в темную ледяную завесу, которая туго спеленала грудь.

Крепость окружал пересохший ров, через который был перекинут трухлявый деревянный мостик. Едва они приблизились к нему, как их окликнули по-креольски. Батист коротко ответил, назвав пароль, выпытанный, как предположила Кристалис, у зобопа, попавшего в руки бизанго, и они перешли через мост.

По другому берегу рва прохаживались двое мужчин в синих костюмах тонтон-макутов, их черные очки, против обыкновения, торчали из нагрудных карманов. Батист рассказал им какую-то длинную вымышленную историю, и они, явно попавшись на крючок, пропустили визитеров за внешнюю линию обороны крепости. Во внутреннем дворике их снова окликнули и снова пропустили, только на этот раз внутрь полуразрушенной крепости их провел один из второй пары стражей.

Кристалис не понимала ни слова из того, что говорили вокруг, и это сводило ее с ума. Напряжение все нарастало, сердце холодело, страх сжатой пружиной гнездился в груди. Но женщине не оставалось ничего иного, как терпеть и надеяться – хоть и без всяких на то оснований – на лучшее.

Внутри крепость оказалась в сравнительно сносном состоянии. Освещали ее, как в Средневековье, факелы, укрепленные кое-где в стенных нишах. Стены и пол были из камня, сухого и холодного на ощупь. Коридор оканчивался винтовой лестницей без перил все из того же камня. Тонтон-макут провел их вниз.

В сознании Кристалис одна за другой начали проплывать картины мрачного подземелья. В воздухе потянуло сыростью и запахом плесени. Ступени были скользкими, и женщина с трудом одолевала их в сандалиях из старых автомобильных покрышек, которые Мамбо Джулия дала ей. Факелы отстояли слишком далеко друг от друга, и пятна света, который они отбрасывали, образовывали отдельные островки, так что процессия то и дело погружалась в кромешную тьму.

Лестница привела их в просторный зал с несколькими неудобными на вид деревянными скамейками. Но здесь они не задержались, а проследовали дальше, в одну из смежных с ним комнат. Помещение, двадцати футов в длину, было освещено лучше, чем коридоры, но потолок, углы и кое-какие места у дальней стены утопали во мраке. В колеблющемся свете факелов детали различить было трудно, и, оглядевшись, Кристалис поняла, что это и к лучшему.

Они находились в пыточной камере, стены которой были увешаны старинными инструментами, и, судя по всему, ими не так давно пользовались. Ближе к выходу стояла приоткрытая «железная дева»[14], и шипы у нее внутри были бурыми не то от ржавчины, не то от запекшейся крови. Стол, заваленный всевозможными «приспособлениями» вроде железных прутьев, секачей, скальпелей, ручных и ножных винтов, находился рядом с сооружением, которое Кристалис сочла дыбой. Она не была в этом уверена, поскольку никогда в жизни не видала дыбы, никогда в жизни не думала, что увидит ее, и никогда в жизни не хотела ее видеть.

Женщина отвела взгляд от пыточных орудий и сосредоточилась на группе из полудюжины мужчин, сгрудившихся в дальнем конце комнаты. Двое из них были тонтон-макутами, наслаждавшимися всем происходящим. Остальные – Проныра Даунс, Дориан Уайльд, человекобык, который возглавлял колонну зобопов, и Шарлемань Каликст. Даунс был прикован к стене в нише по соседству с разлагающимся трупом. Внимание всех остальных было обращено на Уайльда.

Из дальней стены под самым потолком торчала крепкая толстая балка, параллельная полу. Через нее была переброшена веревка с воротом, к которому крепился острый железный крюк. На крюке, подвешенный за связанные руки, болтался Дориан Уайльд. Он пытался подтянуться, но мышцы у него были слишком слабыми. Поэт не мог даже толком ухватиться за грубую пеньковую веревку той спутанной массой щупальцев, которую представляла собой его правая рука. Весь взмокший от усилий, с обезумевшими глазами, он отчаянно раскачивался из стороны в сторону, а Каликст вертел маховик, опуская веревку до тех пор, пока подошвы босых ног Уайльда не повисли прямо над раскаленными углями, тлевшими в низенькой медной жаровне, которая стояла под виселицей. Несчастный изо всех сил пытался отдернуть ноги от пышущих жаром углей, Каликст подтягивал его кверху и давал краткую передышку, а затем снова опускал вниз. Он остановился, когда человекобык заметил Кристалис и взревел.

Каликст взглянул на нее, и их глаза встретились. Он улыбнулся и что-то по-креольски сказал своим товарищам, которые бросились к виселице и в два счета стащили с нее Уайльда. Тогда Каликст обратился к Батисту и его спутнику. Ответ, должно быть, удовлетворил его, потому что он кивнул и отпустил их, дернув подбородком в сторону двери.

Они поклонились и пошли к выходу. Кристалис невольно устремилась за ними, и в ту же секунду человекобык оказался перед ней – он шумно дышал и как-то странно смотрел на нее. Его ширинка, заметила она с упавшим сердцем, все так же неукротимо топорщилась.

– Ну вот мы и встретились снова! – рявкнул Каликст по-английски. Он подошел к Кристалис, положил руку на плечо человекобыка и отодвинул его в сторону. – Мы тут пока развлекались понемножку. Белые оскорбили меня, и я решил преподать им урок хороших манер.

Последовал кивок в сторону Уайльда, который ничком лежал на сырых плитах пола, судорожно дыша. Между тем Каликст не сводил с Кристалис глаз, горевших невыразимым возбуждением и удовольствием.

– Ты тоже оказалась крепким орешком. – Он пощипал свою покрытую рубцами щеку, поблескивавшую в свете факелов, как стекло. – Мне кажется, тебя тоже необходимо кое-чему научить. – Похоже, решение принято. – Он получит всех остальных. Думаю, он не станет возражать, если тебя мы используем для своих целей.

Кристалис едва понимала его невнятную речь, хотя он говорил по-английски. Он был или очень пьян, или накачался какими-то наркотиками, или им овладело безумие. Возможно, что все сразу.

«Парни не должны были уходить! – пронеслась у нее в голове отчаянная мысль. – Они должны были убить Каликста!»

Ее сердце бухало быстрее, чем барабаны, которые она слышала в гаитянской ночи. Темный страх, поселившийся в груди, грозил выплеснуться и захлестнуть ее с головой.

– Торо! – Каликст обернулся к человекобыку и произнес несколько слов на креольском.

Мгновение Кристалис балансировала на грани непонимания, а потом Торо шагнул к ней, фыркая и осклабясь, одной рукой расстегивая ширинку джинсов, и женщина поняла, как ей следует поступить.

Отчаянно трясущимися пальцами Кристалис содрала клеенчатую обертку со свертка, который ей дала Мамбо Джулия; внутри находился маленький кожаный мешочек, затянутый шнурком. Она дернула за шнурок и дрожащей рукой швырнула его содержимое в Торо.

Человекобык шагнул прямо в облако мелкой сероватой пыли, она окутала его руки, плечи, грудь и лицо. На мгновение он остановился, фыркнул, затряс головой, потом снова двинулся вперед.

Кристалис всхлипнула, затем развернулась и побежала, в голове у нее метались обрывки мыслей: Мамбо Джулия – коварная мошенница… что ей придется пережить, когда она окажется в вечной власти Каликста… А потом она услышала жуткий вой, от которого застыл каждый нерв, каждый мускул, каждая жилка в ее теле.

Она обернулась.

Торо не шевелился, но все его тело с головы до пят била дрожь. Глаза у него едва не вылезали из орбит, а он все смотрел и смотрел на Кристалис, потом снова закричал – то был жуткий, протяжный вой, даже отдаленно не походивший на человеческий. Пальцы его сжимались и разжимались, затем он принялся драть свое лицо, оставляя на щеках рваные следы от толстых тупых ногтей.

В памяти женщины промелькнуло воспоминание: прохладный полутемный бар, восхитительно вкусный ликер и краткий рассказ Тахиона о гаитянских методах траволечения. В мешочке наверняка находился не магический порошок и не зелье, приготовленное во время какого-нибудь жуткого ритуала, посвященного какому-нибудь темному божеству вуду. Это был просто травяной сбор – какой-то быстродействующий и невероятно эффективный нейротоксин… Так она сказала себе и даже почти в это поверила.

Ужасающая сцена продлилась еще миг, потом Каликст рявкнул что-то двоим тонтон-макутам, изумленно таращившимся на Торо. Один из них выступил вперед и положил человекобыку на плечо руку. Торо развернулся и со стремительностью разъяренной кошки ухватил обидчика за запястье и плечо и оторвал ему руку. Мгновение тонтон-макут смотрел на него непонимающими глазами, потом из плеча у него фонтаном хлынула кровь, и он, всхлипывая, повалился на пол, безуспешно пытаясь унять кровотечение единственной оставшейся рукой.

Торо занес оторванную руку над головой, словно окровавленную дубину, и погрозил ею Кристалис. Кровь забрызгала ее лицо, и она едва подавила тошноту, подступившую к горлу.

Каликст гаркнул что-то по-креольски – Кристалис не поняла, Торо или второму своему человеку, – но тонтон-макут бросился прочь из камеры, а Торо принялся бешено кружиться на одном месте. Его лицо было лицом подвергаемого пытке умалишенного, смуглая кожа потемнела еще сильнее, губы заметно посинели. Прекратив наконец свое кружение, он на нетвердых ногах шагнул к Каликсту, выкрикивая слова, которые – Кристалис чувствовала это, даже не зная языка, на каком они были произнесены, – не имели никакого смысла.

Каликст хладнокровно вытащил пистолет. Он направил его на Торо и снова заговорил. Великан продолжал надвигаться. Раздался выстрел, и пуля угодила ему в левое плечо, но он упрямо продолжал идти. Каликст выстрелил еще трижды, прежде чем разъяренный человекобык преодолел разделявшее их расстояние, и последняя пуля вошла ему точно между глаз.

Но Торо не останавливался. Он отбросил руку, которую держал над головой, словно дубину, схватил Каликста и в последней судороге неимоверной силы швырнул его в дальнюю стену камеры. Каликст закричал. Он попытался ухватиться за веревку, свисавшую с перекладины, но пролетел мимо нее. Мимо веревки, но не мимо крюка.

Крюк угодил ему в живот, разорвал диафрагму и пробил правое легкое. Из него хлынула кровь и ругательства, он раскачивался на крюке, и его тело судорожно подергивалось, ноги молотили в воздухе.

Торо пошатнулся, схватился за простреленный лоб и рухнул в жаровню, прямо на тлеющие угли. Миг спустя его рев оборвался, раздалось тошнотворное шипение, и потянуло сладковатым запахом горелого мяса.

Кристалис вывернуло. Закончив вытирать рот тыльной стороной ладони, она подняла глаза и увидела Уайльда, стоящего перед обмякшим телом Каликста, который покачивался на крюке. Джокер улыбнулся и продекламировал:

Проныра Даунс бессильно звякнул цепями.

– Эй, кто-нибудь, снимите меня отсюда, – взмолился он.

Кристалис услышала ружейную пальбу где-то на подступах к крепости, но охотники бизанго опоздали. Бокор, покачивавшийся на крюке над полом подземной камеры, был уже мертв.

Всю историю, разумеется, замяли.

Хартманн попросил Кристалис держать язык за зубами, чтобы лишний раз не раздувать страх перед вирусом дикой карты, охватившим всю Америку. Он хотел, чтобы не просочились даже слухи о том, что американские тузы и джокеры вмешались во внешнюю политику. Она согласилась по двум причинам: во первых, таким образом сенатор оказывался перед ней в долгу, а во вторых, Кристалис сама старалась избегать повышенного к себе внимания. Даже Проныра не написал о произошедшем ни словечка. Хотя поначалу он упорствовал – до тех пор, пока Хартманн не пригласил его к себе для разговора с глазу на глаз, после которого Даунс появился довольный, счастливый и необыкновенно молчаливый.

Смерть Шарлеманя Каликста объяснили каким-то внезапным недугом. О дюжине мертвых тел, обнаруженных в Форт-Меркреди, нигде не упоминалось, а волну загадочных смертей и самоубийств, прокатившуюся среди правительственных чиновников в последующую неделю, связать с гибелью Каликста никому даже не пришло в голову.

Жан-Клод Дювалье, у которого внезапно оказалась на руках недовольная обнищавшая страна, требовавшая пристального внимания, был благодарен за отсутствие огласки, однако в ходе этой истории всплыл один факт, необъяснимый и пугающий. Среди найденных в крепости трупов оказалось тело дряхлого-предряхлого старика. Когда Жан-Клод увидел его, он побелел как мел и поспешно приказал похоронить его на кладбище Cimetiиre Extйrieur, ночью, без всякой церемонии, пока никто больше не узнал его и не задался вопросом: как вышло, что Франсуа Дювалье, который уже пятнадцать лет считался мертвым, до недавнего времени был жив?

Человек, который мог дать ответ на этот вопрос, уже покинул Гаити. Он находился на пути в Америку, предвкушая долгую, интересную и плодотворную погоню за новыми волнующими ощущениями.