Читать книгу Блондинка - Джойс Кэрол Оутс - Страница 11

Они явились в приют вечером накануне сочельника и принесли сиротам свои дары.

Принесли две дюжины выпотрошенных индеек для рождественского стола и великолепную двенадцатифутовую елку, и эльфы Санта-Клауса установили ее в зале для посетителей сиротского дома, и затхлое пространство мигом превратилось в дивный храм чудес. Дерево было такое высокое, такое пушистое, яркое, живое; от него даже издали остро пахло лесом, тьмой и тайной. Елка сверкала стеклянными украшениями, а на самой верхней ветке примостился белокурый ангел с глазами, возведенными к небесам, и молитвенно сложенными руками.

А под елкой – россыпи подарков в ярких веселых обертках.

Вокруг – море света, и звуки рождественских песенок льются из громкоговорителя на грузовике, что стоит у входа в приют: «Тихая ночь», «Мы, три короля», «Украсьте залы». Такие громкие, что сердце начинало биться им в унисон.

Дети постарше уже всё знали, в прошлые сочельники им уже выпадало такое счастье. А новенькие и те, кто помоложе, испугались, не понимая, что творится.

Тихо! Тихо! Встаньте в строй! И дети, построившись парами, по команде вышли из столовой, где после ужина их заставили ждать больше часа без всяких объяснений. Вышли скорым маршем, нет, на учебную пожарную тревогу не похоже, да и для прогулки слишком поздно. Норма Джин ничего не понимала, сзади напирали другие дети: что случилось? кто это там? И тут она увидела в дальнем конце зала для посетителей, на возвышении, нечто поразительное: по-мужски красивого Принца и белокурую красавицу Принцессу!

Здесь, в сиротском приюте Лос-Анджелеса!

Сперва я подумала: они пришли за мной, и только за мной.

Вокруг крики, громкие голоса, возбужденный смех. Рождественская музыка гремит жизнерадостным стаккато, и дышишь быстрее, чтобы поспеть за ее ритмом. Повсюду ослепительные вспышки света – это прибыла команда кинооператоров: снимать, как царственная чета раздает подарки нуждающимся. И фотографов налетела тьма-тьмущая, и у всех камеры со вспышками, и все норовят протолкнуться вперед. Занять удобное местечко. Важная, солидная директриса сиротского дома, доктор Эдит Миттельштадт, принимает от Принца с Принцессой дарственную, и на красном несвежем лице ее, высвеченном вспышками фотоаппаратов, застыла неловкая, неотрепетированная улыбка. А Принц с Принцессой, стоя по обе стороны от этой пожилой женщины, улыбаются красиво, отрепетированно. И на них хочется смотреть и смотреть, и глаза отвести невозможно.

– При-вет, дети! Счастливого вам Р-рождества, дети! – восклицает Темный Принц и поднимает руки в перчатках, точно священник, благословляющий паству.

А Принцесса-Блондинка вторит ему:

– Веселого вам Р-рождества, дорогие дети! Мы вас любим!

Этим ее словам, похоже, поверили, и в ответ раздается восторженный и восхищенный рев, настоящая лавина счастья.

Какими знакомыми казались лица Принца и Принцессы! Но при этом Норма Джин никак не могла их узнать. Принц похож был на Рональда Колмана, Джона Гилберта, Дугласа Фэрбенкса-младшего – и, однако же, он не был ни тот, ни другой, ни третий. Принцесса похожа была на Дикси Ли, Джоан Блонделл, грудастую Джинджер Роджерс – и, однако же, она не была ни та, ни другая, ни третья. На Принце смокинг, белая шелковая рубашка, в петлице – веточка с красными ягодами. На черных, щедро залитых лаком волосах задорный колпак Санта-Клауса – красного бархата с пушистой белой оторочкой.

– Дети, подходите за подарками! Не стесняйтесь! (Он что, этот Принц, дразнится? Ведь все дети, особенно те, кто постарше, так и рванули вперед, к елке, стремясь получить подарок, пока не разобрали, и вовсе не стеснялись.)

– Да, подходите! Просим, просим! Дорогие дети!.. Да благослови вас Господь! (Она что, эта Принцесса, вот-вот разрыдается? Подкрашенные глаза отливают стеклянным блеском и смотрят так искренне, а лощеные малиновые губы то растягиваются в улыбке, то сжимаются бантиком, словно своенравное живое существо.)

На Принцессе сверкающее платье из красной тафты с пышной юбкой, туго стянутое в тонюсенькой талии; лиф, усыпанный красными блестками, облегает полную грудь, как тесная перчатка. На залитых лаком платиновых волосах диадема – неужели бриллиантовая? Ради раздачи подарков в сиротском доме Лос-Анджелеса? На Принце короткие белые перчатки, на Принцессе – тоже белые, но длинные, до самого локтя. Вокруг царственной четы – эльфы Санта-Клауса, у некоторых белые бакенбарды и колючие накладные брови, тоже белые. И эти подручные непрерывно берут из-под елки подарки и передают их царственной чете. Просто волшебное, завораживающее зрелище – как ловко Принц и Принцесса перехватывают в воздухе эти подарки, даже не глядя, не говоря уже о том, чтобы нагнуться за ними.

Атмосфера в зале царила веселая, но лихорадочная. Рождественские песенки гремели во всю мощь; микрофон Принца искрил статическим электричеством, и Принц, похоже, был этим недоволен. Помимо подарков, Принц и Принцесса раздавали длинные полосатые леденцы и глазированные яблоки на палочках, и запасы их быстро подходили к концу. Кажется, в прошлом году подарков на всех не хватило, и дети постарше с удвоенной силой пробивались вперед. По очереди! Все по очереди! Матроны в униформе ловко выхватывали нарушителей порядка из шеренги, хорошенько встряхивали их, награждали шлепком и отправляли наверх, в спальню. К счастью, царственная чета этого не замечала, и фотографы не замечали, а если и замечали, то не подавали виду: все, что вне фокуса, в расчет не принимается.

Наконец настал черед Нормы Джин! Она терпеливо отстояла в очереди за подарком от Темного Принца, который вблизи выглядел куда старше, чем издалека. Кожа у него была странная, румяная, без пор, такая кожа раньше была у куклы Нормы Джин; губы казались накрашенными, а глаза отливали тем же стеклянным блеском, что и у Принцессы-Блондинки. Но Норме Джин некогда было обращать внимание на такие мелочи. Она, споткнувшись от волнения, вышла вперед, в ушах стоял звон и рев, а чей-то острый локоть подталкивал в спину. И вот она робко подняла обе руки, принять подарок, а Принц воскликнул:

– Малышка! Слав-вная моя малышка!

Не успела Норма Джин понять, что происходит, прямо как в сказках бабушки Деллы, не успела она опомниться, как Принц, схватив ее за руки, поднял на возвышение и поставил рядом с собой!

Здесь свет был поистине ослепительным, таким, что ничего не разглядеть. Комната, полная детей и взрослых, расплывалась и рябила перед глазами, точно взволнованная вода. Принц с шутливой галантностью протянул Норме Джин леденец в розовую полоску, глазированное яблоко на палочке – оба лакомства оказались страшно липкими, – а также завернутый в красную бумагу подарок. Потом поставил ее лицом к шквалу фотовспышек и улыбнулся великолепно разученной улыбкой:

– Счастливого тебе Р-рождества, малышка! Наилучшие пожелания от Сан-нты!

В полной панике девятилетняя Норма Джин, должно быть, широко разинула рот и распахнула глаза, и фотографы – все до единого мужчины – довольно расхохотались, и один из них крикнул:

– Так и стой, милая!

И – щелк, щелк, щелк – замигали вспышки, и Норма Джин совершенно от них ослепла, и ей не выпало второго случая улыбнуться в камеру, как следовало бы улыбаться, когда тебя снимают для «Вэрайети», «Лос-Анджелес таймс», «Скрин уорлд», «Фотогрэфи», «Пэрейд», «Пикс» или же для новостной службы Ассошиэйтед Пресс. Как она улыбалась десятки раз, когда смотрела на Волшебного Друга в Зеркале, как умела она улыбаться дюжиной разных способов, известных только ей. Но Друг в Зеркале покинул ее в тот миг, она спугнула его своим изумлением и поклялась, что отныне меня ничем не удивишь.

В следующий миг ее уже спустили с возвышения, единственного почетного места в этом зале, и она вновь стала сиротой, одной из самых младших и маленьких сирот, и матрона в униформе грубо втолкнула ее в колонну детей, которые поднимались наверх, в дортуар.

Те уже срывали обертки с рождественских подарков, бросая на пол обрывки блестящей бумаги.

Это была мягкая игрушка для ребенка лет двух-трех или четырех; Норма Джин была вдвое старше, однако ее страшно растрогал этот полосатый тигренок – размером с котенка, сделанный из мягкой пушистой ткани. Его хотелось приложить к щеке, потереться. Хотелось прижимать к себе, мять, тискать, уложить с собой в постель. У него были золотистые глазки-пуговки, смешной плоский нос, упругие щекотные усы, а сам он был в оранжево-черную полоску. Еще у него был изогнутый в дугу хвостик с проволочкой внутри, и его можно было двигать вверх-вниз и сворачивать в знак вопроса.

Мой полосатый тигренок! Мой рождественский подарок. От Него.

Леденец и глазированное яблоко отобрали у Нормы Джин девочки постарше, прямо в спальне, и тут же жадно сгрызли.

Ей было все равно. Ей нужен был лишь полосатый тигренок.

Но через несколько дней тигренок тоже исчез.

Она была осторожна, прятала его в постели глубоко-глубоко, вместе с куклой. И тем не менее однажды, вернувшись в спальню после трудовой повинности, Норма Джин обнаружила, что постель ее перерыта, а тигренок исчез. (Куклу не взяли.) После Рождества в приюте было полно полосатых тигрят, а также панд, кроликов, собачек и кукол. Такие подарки предназначались детям помоложе, старшим же дарили авторучки, коробки цветных карандашей, настольные игры. Даже если б Норма Джин и узнала своего полосатого тигренка, у нее все равно не хватило бы смелости заявить на него свои права или же просто выкрасть, подобно той девочке, что уже его украла.

Зачем обижать другого человека? Достаточно того, что обидели тебя.