Читать книгу Блондинка - Джойс Кэрол Оутс - Страница 16

– Я люблю тебя! Теперь я совершенно счастлива!

Он настал, этот день, 19 июня 1942 года (не прошло и трех недель, как Норме Джин исполнилось шестнадцать лет), день, когда она обменялась священной супружеской клятвой с парнем, в которого влюбилась с первого взгляда. И он тоже влюбился в нее с первого взгляда, и они глазели друг на друга в восторженном изумлении – Привет! Я Баки. А я – Н-Норма Джин, – а на почтительном расстоянии от них стояли Бесс Глейзер и Элси Пириг, улыбались и чуть не плакали от умиления, предвосхищая этот самый час. В тот день на свадьбе, что проходила в Первой Церкви Христа, в Мишен-Хиллз, штат Калифорния, каждая женщина рыдала от умиления при виде такой красавицы-невесты. На вид ей было не больше четырнадцати, а жених, ростом шесть футов три дюйма, возвышался над ней, будто каланча. На вид не больше восемнадцати, но заметный, фунтов двести без десятка, нескладный, но весьма любезный, красавчик, похож на подросшего Джеки Кугана, и черные колючие волосы стрижены коротко, отчего всем видны оттопыренные розовые уши. Он был чемпионом школы по борьбе, играл в футбольной команде, и сразу было видно, что способен защитить эту маленькую славную девушку, к тому же сироту. Взаимная любовь, причем с первого взгляда. И месяца не были помолвлены. Такие уж были времена, война. Все торопились успеть.

Вы только посмотрите на их лица!

Невеста бледная и сияет, словно жемчужина, если не считать капельки румян на щеках. В глазах как будто танцуют язычки пламени. Каштановые волосы, словно солнечный свет, обрамляют идеальное кукольное личико и частью заплетены в тонкие косички, а частью свисают длинными локонами. Эту прическу сделала невесте мать жениха и еще вплела ландыши ей в волосы. А сверху белая фата из тончайшего газа, невесомая, точно дыхание. По всей церквушке разлит чудесный сладко-горьковатый аромат ландышей, томный аромат самой невинности – этот запах я буду помнить всю свою жизнь, для меня это запах счастья и сбывшихся желаний. И еще ужас, что сердце мое вот-вот остановится и меня приберет Господь.

А свадебное платье, оно такое красивое. Ярды блестящего белого атласа, тесный лиф, рукава длинные, узкие, заканчиваются сборчатыми манжетами. Ярды и ярды ослепительно-белого атласа, белые пышные складки и бантики, и кружева, и крошечные веночки, и крохотные белые пуговки в виде жемчужин, и шлейф длиной футов в пять, и сроду не догадаться, что платье это уже надевали, что принадлежало оно сестре Баки Лорейн. Конечно, его переделывали, подгоняли по фигуре Нормы Джин, отдавали в химчистку, и выглядело оно безупречно. На ногах у невесты были белые атласные сандалии на высоком каблуке, тоже безупречные, хоть и купленные всего за пять долларов в ван-найсском магазине «Гудвилл».

На женихе серовато-белый смокинг, плотно облегающий его широкие плечи; и сразу становится видно, что это сильный, крепкий парень, не какой-нибудь там слабак; он окончил мишен-хиллзскую школу в 1939 году, хоть и с трудом, потому что пропустил много занятий, терпеть не мог учебники, классы, классные доски, а еще ненавидел сидеть, сидеть, сидеть за тесной для него партой и слушать, как учителя, старые девы обоих полов, все зудят и зудят – с таким видом, словно знают какой-то важный секрет. Которого на самом деле не знают, это уж точно.

По окончании школы Баки Глейзеру предлагали спортивные стипендии, звали учиться в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, в Тихоокеанский университет, в университет штата Калифорния в Сан-Диего, куда только не звали, но от всех предложений он отказался. Предпочел зарабатывать на жизнь и сохранять независимость. Устроился подручным бальзамировщика в самое старое и престижное похоронное бюро Мишен-Хиллз. И Глейзеры по всему городу хвастались, что их сынок скоро станет настоящим бальзамировщиком, а от бальзамировщика всего один шаг до врача, который делает вскрытия, до патологоанатома. Кроме того, Баки подрабатывал на авиационном заводе «Локхид», в ночную смену, стоял на конвейере, с которого сходили потрясающие бомбардировщики типа Б-17, способные разбомбить к чертовой матери всех врагов Америки.

Да, Баки планировал поступить в Вооруженные силы США и сражаться за свою страну, это он дал понять своей невесте Норме Джин с самого начала.

Все ускорилось! Такие уж времена.

На свадьбе отмечено было также, что гости в основном были со стороны жениха. Глейзеры и их многочисленные родственники, люди с широкой костью и добродушными физиономиями, типичные здоровые американцы, все похожие друг на друга, несмотря на разный пол и возраст, разместились на скамьях в маленькой оштукатуренной церкви, куда их загнали на церемонию. По сигналу они дружно поднимутся со скамей и будут изгнаны на улицу. Мужчины принадлежали к Первой Церкви Христа, а потому чувствовали здесь себя как дома и во время брачной церемонии важно кивали.

Со стороны невесты присутствовали лишь ее приемные родители Пириги да два тощих, непохожих друг на друга паренька, названные приемными братьями, а также несколько девочек, подружек Нормы Джин по школе, – все до одной сильно накрашенные. Была здесь и плотная женщина с химической завивкой, в синем саржевом костюме, представившаяся до начала церемонии «доктором» и вдруг начавшая сипло рыдать, когда священник обратился к невесте с вопросом:

– Согласны ли вы, Норма Джин Бейкер, взять в мужья этого мужчину, Бьюкенена Глейзера, и жить с ним в бедности и богатстве, здравии и болезни, пока смерть не разлучит вас? Во имя Отца нашего Господа и Его единственного Сына Иисуса Христа!

И невеста, сглотнув, прошептала:

– О да, сэр.

Дрожащим сиротским голосом. Это на всю жизнь.

Доктор Эдит Миттельштадт подарила новобрачным «фамильный» чайный сервиз из стерлинга: тяжелый чайник в узорах, сливочницу, сахарницу и серебряный же поднос, – впоследствии Баки заложит все это в Санта-Монике за смешные двадцать пять долларов.

При этом ему придется пройти через унизительную процедуру снятия отпечатков пальцев, а Норма Джин, вся малиновая от смущения, будет смотреть на него и хихикать.

Как будто я вор или жулик какой! Черт, как же я зол!

Но где же мать невесты? Почему мать невесты не явилась на свадьбу своей единственной дочери? И где отец? Таких вопросов никто не задавал.

Неужели правда, что мать невесты находится в психиатрической лечебнице штата? Неужели правда, что мать невесты сидит в женской тюрьме? Неужели правда, что мать невесты пыталась убить свою дочь, когда та была маленькой? Неужели правда, что мать невесты наложила на себя руки то ли в тюрьме, то ли в сумасшедшем доме?.. Нет, таких вопросов в этот радостный день никому задавать не хотелось.

Неужели правда, что у бедняжки нет отца? Что никакого Бейкера не существует? Что невеста – незаконнорожденная? Что в ее свидетельстве о рождении записано это проклятье: «ОТЕЦ НЕИЗВЕСТЕН»?

Никто из добрых христиан-американцев не стал задавать этого вопроса в столь радостный и светлый день.

Сам же Баки сказал невесте накануне свадьбы, что тут нечего стыдиться. Да плюнь ты, не бери в голову, радость моя. Никто в семье Глейзер не станет смотреть на человека свысока по не зависящим от него причинам. А если станет, обещаю, тут же получит от меня в нос.

Итак, Норма Джин выросла весьма красивой девушкой, и за ней пришел мужчина.

Любовь с первого взгляда – сокровище всей жизни, но, может, это высказывание не на сто процентов соответствует истине?

Вообще-то, Баки Глейзеру не слишком хотелось встречаться с этой девушкой, Нормой Джин Бейкер. Он видел ее в кинотеатре на бульваре Сепульведа вместе с этой ведьмой Элси Пириг, видел, как они вдвоем поднялись на сцену. Девушка не слишком понравилась разборчивому Баки – мало чем отличается от любой школьной шлюшки плюс еще слишком молоденькая. И он огорчил свою мамашу, удрав из зрительного зала. Он ждал ее на парковке, безмятежно присев на капот автомобиля и покуривая сигаретку, – точь-в-точь персонаж из кино. Бедная миссис Глейзер приковыляла к нему на высоких каблуках и отругала так, словно Баки был не взрослый мужчина двадцати одного года, а двенадцатилетний мальчишка:

– Бьюкенен Глейзер! Да как ты смеешь! Какая грубость! Унизил собственную мать! Что я теперь скажу Элси? Ведь она мне утром позвонит. Мне самой пришлось прятаться, чтобы она меня не увидела! И эта девочка такая милашка!

В отношениях с мамашей Баки придерживался своей методики. Пусть себе сходит с ума, шумит, пыхтит и сморкается, считает, что рано или поздно все равно добьется своего, как большинство женщин семейства Глейзер. Она уже добилась своего со старшим братом Баки и обеими его старшими сестрами, заставила их вступить в брак совсем молодыми. То было мудрое решение, иначе непременно начались бы неприятности; опасность здесь подстерегала и мальчиков и девочек; несчастная Бесс просто из кожи лезла вон, стремясь положить конец постыдной связи Баки с двадцатидевятилетней разведенкой, с которой они работали по ночам на заводе «Локхид». У этой эффектной женщины с жестким красивым лицом был маленький ребенок, и «она подцепила моего мальчика на крючок» – именно так выражалась Бесс, жалуясь на «злодейку» любому, кто соглашался ее выслушать.

Еще в школе Баки встречался со многими девушками, да и сейчас регулярно ходил на «свидания» – в том числе и с дочкой директора похоронного бюро, но Бесс считала, что самая серьезная угроза исходит именно от разведенки.

– Ну чем тебе не понравилась девочка Элси Пириг? Хоть убей, не пойму! Что с ней не так? Элси клянется и божится, что она добрая христианка, не пьет, не курит, все время читает Библию, и по дому все делает, и с мальчиками ведет себя застенчиво, и вообще, Баки, пора бы тебе остепениться. С девушкой, которой можно доверять. А если, не дай бог, уедешь за океан, тебе нужен будет человек, к которому ты захочешь вернуться. Любимая, которая будет писать тебе письма.

Баки не сдержался:

– Черт, да Кармен мне будет писать, мам. Она уже пишет паре других ребят.

Бесс начала плакать. Кармен была та эффектная разведенка, что подцепила Баки на крючок.

Баки расхохотался, потом раскаялся и обнял мать со словами:

– Ну, мам, ты и есть тот человек, к которому я захочу вернуться. Будешь мне писать. На кой шут мне кто-то еще?

Вскоре после этого Баки возмутил целую толпу женщин-родственниц, собравшихся у них в гостиной. Но прежде он услышал, как мать с мученическим видом говорит:

– Мой мальчик заслуживает девственницу, ни больше ни меньше!

Тогда он, прислонившись к дверному косяку, с самым невозмутимым видом и во всеуслышание заявил:

– Какую такую еще девственницу? Как я узнаю, девственница она или нет? Как, интересно, ты узнаешь, а, мам? – И пошел себе дальше, насвистывая.

Нет, Баки Глейзер – это, конечно, нечто! Самый остроумный парень в семье!

Однако это все же произошло. По некой причине Баки согласился на встречу с этой самой Нормой Джин. Проще уж уступить Бесс, чем выслушивать ее бесконечные жалобы и, что еще хуже, все ее вздохи и стоны и ловить на себе укоризненные взгляды. Он знал, что Норма Джин молода, но ему не сказали, что ей всего пятнадцать. Поэтому, увидев ее вблизи, он испытал настоящее потрясение. Она шла к нему нетвердой походкой, словно лунатик, потом остановилась, улыбнулась смущенно и, запинаясь, назвала свое имя. Совсем еще ребенок. Но боже, вы только посмотрите на нее! Вот это фигура! И хотя он собирался позже пошутить, описывая дружкам это так называемое свидание, девушка была настолько привлекательной, что Баки заглянул в будущее и увидел, как будет хвастать Нормой Джин. Показывать приятелям ее снимки. Или, что еще лучше, ее саму, во плоти. Моя новая подружка Норма Джин. Совсем еще молоденькая, но с учетом возраста вполне зрелая.

Баки представил, какое выражение увидит на физиономиях приятелей.

Он водил ее в кино. Водил на танцы. Возил кататься на байдарке, велосипедах, удить рыбу. Его удивило, что, несмотря на скромность, Норма Джин любила выходить в люди. Среди его друзей, все они были ровесниками Баки, сидела тихо и настороженно, вежливо улыбалась их шуткам и дураковалянию, и ясно было как день, что такие красавицы, как Норма Джин, бывают только в кино. Личико сердечком, вдовий мыс, каштановые кудряшки до плеч, умение с лоском носить тесные свитеры, юбки и клетчатые брюки – теперь женщинам дозволялось носить брюки в общественных местах.

Сексуальная, ну прямо как Рита Хейворт! Причем из тех, кого хочется взять в жены, как Джанет Макдональд.

В то время события развивались очень быстро. Началось все с ужасов Пёрл-Харбора. Каждый день казался с тех пор днем землетрясения, и ты просыпался, не зная, чего ждать. Заголовки в газетах, сводки по радио. И в то же время жизнь стала очень увлекательной.

Можно было только пожалеть мужчин постарше, тех, кому за сорок. Они уже попытали счастья в армии, но им так и не довелось побывать на настоящей войне. Защитить свою страну. И даже если довелось, еще во время Первой мировой, так то было давным-давно, прошло и быльем поросло. Главное – то, что происходит сейчас в Европе и на Тихом океане.

У Нормы Джин была привычка прильнуть к нему и чуть не дрожать от предвкушения: что же он сейчас расскажет? Она хватала его за руку, синие глаза ее мечтательно туманились, а дыхание учащалось, словно после пробежки. И она спрашивала, что, по его мнению, будет дальше. Выиграют ли США эту войну, спасут ли планету от Гитлера и Тодзё? Сколько еще продлится эта война и будут ли бомбить их страну? Калифорнию? И если да, что же с ними со всеми будет? Какой будет их судьба? Баки лишь улыбался – никто из его знакомых не произнес бы этого странного слова, судьба. Но эта девушка заставляла его задуматься, и он это ценил. Иногда он с удивлением обнаруживал, что отвечает ей, словно радиодиктор.

Он успокаивал Норму Джин, говорил, чтобы та не волновалась; если япошки только попробуют бомбить Калифорнию или любую другую «территорию Соединенных Штатов», их тут же собьют системы ПВО. («Чтоб ты знала, у нас на заводе делают секретные ракеты».) Если попробуют высадиться на континент, их корабли потопят с берега. А если все же ступят на землю США, каждый американец, способный держать оружие в руках, будет биться с ними не на жизнь, а на смерть. Здесь такого попросту не может случиться.

Однажды у них был странный разговор. Норма Джин заговорила о «Войне миров» Герберта Уэллса, сказала, что читала эту книгу, в ответ на что Баки заявил, что никакая это не книга, а радиоспектакль Орсона Уэллса, который дали в эфир несколько лет назад. Норма Джин притихла, а затем сказала, что, наверное, перепутала эту книгу с какой-то другой. Баки сообразил, что к чему и как такое могло взбрести девочке в голову.

– Ты что, не слушала ту постановку? Наверное, маленькая была. А мы все были дома и слушали. О, это было нечто, я тебе доложу! Дедушка, так тот вообще подумал, что это все по-настоящему, и его чуть удар не хватил. А мама, ну, ты знаешь, какая она у нас, она слышала, как Орсон Уэллс говорил, что это «ненастоящий выпуск новостей», но ей все равно было страшно, все ударились в панику. Я сам тогда был еще мальчишкой и вроде как думал, что все это по правде, хоть и знал, что это не так, что это всего лишь радиоспектакль. Но, черт побери, – тут Баки улыбнулся, заметив, что Норма Джин смотрит на него во все глаза и ловит каждое его слово, словно то были не слова, а золотые монеты, – любой, кто слушал ту постановку, не мог удержаться от мысли, что такое вполне возможно, хоть и понимал, что все это не по-настоящему. А когда через несколько лет японцы бомбили Пёрл-Харбор, новости не так уж отличались от «Войны миров», верно?

Тут он, похоже, сбился с мысли. Ему хотелось сделать какой-то вывод, сказать что-то важное, но Норма Джин была так близко, и пахло от нее то ли мылом, то ли тальковой пудрой, то ли чем-то цветочным, и Баки не мог сосредоточиться. Рядом никого не было, он подался к ней и поцеловал ее в губы, и глаза ее тут же закрылись, как у куклы, и он почувствовал, как по телу его, от груди до паха, прошла жаркая волна, и положил ладонь ей на затылок, взъерошил кудряшки, и поцеловал крепче, и тоже закрыл глаза. Словно растворился во сне, вдыхая ее аромат, и, как любая девушка во сне, она была мягкой, податливой и покорной, и он целовал ее еще крепче, пытаясь раздвинуть языком плотно сомкнутые губы, зная, что однажды губы Нормы Джин разомкнутся, и – господи иисусе! – только бы не кончить в штаны.

Любовь с первого взгляда. Баки Глейзер начинал в нее верить.

Он уже рассказал ребятам с завода, как впервые увидел эту девушку на сцене кинотеатра. Она выиграла приз, и, скажу я вам, она сама была как приз, когда вышла на свет, а публика аплодировала ей как бешеная.

– Жениться положено на девственнице. Из чувства самоуважения.

Он много думал о Норме Джин. Их познакомили в мае, а 1 июня у нее был день рождения, и ей должно было исполниться шестнадцать лет. Девушка вполне может выйти замуж в шестнадцать, в семье Глейзер такое бывало. Главное, Баки, никогда не торопись, твердила ему мать. Но Баки понимал, что Бесс хитрит. Она слишком хорошо знала своего сына, знала, что, если его отговаривать, он непременно захочет поступить наперекор. Тем не менее он думал о Норме Джин иначе, чем о других своих девушках. Даже когда был с Кармен. Особенно когда был с Кармен и делал сравнения. Посмотри правде в глаза, она потаскуха. Такой нельзя доверять. Он думал о Норме Джин и после обеда, в похоронном бюро, когда помогал бальзамировщику мистеру Или готовить тело для «прощального зала». Особенно тело нестарой женщины. Им овладевало незнакомое прежде чувство, ощущение быстротечного времени и неизбежной смерти. Как говорится в Библии, «доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься»[29].

Каждую неделю в «Лайфе» появлялись фотографии раненых и убитых; тела солдат, полузасыпанные песком на каком-то забытом богом островке в Тихом океане, о котором ты никогда прежде не слышал. Целые штабеля китайцев, погибших во время японской бомбежки. И каждый в смерти был наг. Интересно, как выглядит обнаженная Норма Джин? При мысли об этом он едва не лишился чувств, понял, что ему надо бы сесть и спрятать голову в коленях, а мистер Или, смешной усатый холостяк с невероятно густыми бровями – ну в точности как у Граучо Маркса[30], – начал поддразнивать его, обзывать «слабаком».

Во время ночной смены на заводе, среди оглушительного шума и грохота, Баки тоже не переставал думать о Норме Джин. Прикидывал, не пошла ли она сегодня на свидание, вместо того чтобы остаться дома и думать о Баки, как обещала? Мужчины постарше, работавшие вместе с Баки на конвейере, стремились поскорее попасть домой, к женам, забраться в постель в шесть часов утра. И отпускали на эту тему бесконечные шуточки, плотоядно потирали руки, многозначительно закатывали глаза и самодовольно ухмылялись. Некоторые показывали фотографии молоденьких миловидных жен и подружек. Один похвалялся снимком жены, позировавшей в стиле Бетти Грейбл, – она стояла спиной к камере и смотрела через плечо, и был на ней не купальный костюм, как на Бетти Грейбл, но одни лишь кружевные трусики и туфли на высоком каблуке. Баки разве что зубами не скрежетал. Да она и вполовину не так сексуальна, как Норма Джин, если поставить ее в ту же позу! Погодите, вы еще увидите мою девушку!

Получается, он влюбился в нее, что ли? Черт подери, может, и правда влюбился. Может, пришла пора и ему влюбиться. И ему совсем не хотелось, чтобы Норма Джин досталась другому парню.

По мнению Баки Глейзера, на свете существовали две категории женщин: «твердые» и «мягкие». Лично он всегда западал на мягких. Он это твердо знал. Эта милая девчонка смотрела на него, широко распахнув глаза, верила ему, соглашалась с каждым его словом, что вполне естественно, ведь Баки поумнее ее, и ему очень нравилось, что она с ним соглашается. Баки равнодушен был к боевым девицам, которые воображают, что самый сексуальный способ флирта – это доставать парня и действовать ему на нервы. Короче говоря, вести себя как персонажи Кэтрин Хепберн. Ну да, Баки с ними заводился, но с мягкой и податливой Нормой Джин он заводился по-другому: ему даже снилось, что он перешептывается с ней, обнимает ее, укутанную простыней, целует и гладит. Больно не будет, обещаю! Да я от тебя просто без ума. И он, сгорая от желания, просыпался среди ночи в постели, в которой спал уже бог знает сколько времени, лет с двенадцати наверное, и давно ее перерос: лодыжки и ступни сорок шестого размера уже на ней не умещались. Пора бы завести собственную кровать. Двуспальную.

Все решилось однажды вечером. Через три недели после того, как их познакомили. Такие уж настали времена, все происходило необычайно быстро. Пришло сообщение, что один из молодых дядьев Баки пропал без вести на Коррехидоре. Ближайший друг Баки по борцовской команде Мишен-Хиллз служил пилотом на авианосце и совершал одиночные ночные вылеты, бомбил врага в Юго-Восточной Азии. Норма Джин рыдала, говорила, что да, выйдет за него замуж, примет от него обручальное кольцо, и да, она его очень любит. А потом, как будто этого недостаточно, она сделала очень странную вещь, он сроду не видел, чтобы девушки в жизни или в кино делали такие вещи. Взяла его крупные, грубые, в ссадинах руки в свои, маленькие и мягкие, и, не обращая внимания на запах (он-то знал, что от рук у него воняет; сколько бы он ни мыл их и ни тер, избавиться от этого запаха не удавалось; то был запах жидкости для бальзамирования, смеси формальдегида, глицерина, буры, фенола и этилового спирта), поднесла их к лицу и вдохнула этот запах, словно благоухание ароматных масел или драгоценный аромат из прошлого. Закрыла глаза и мечтательно прошептала:

– Я люблю тебя! Теперь я совершенно счастлива!

Спасибо Тебе, Господи, спасибо Тебе, о Боже мой милостивый, как я Тебе благодарна! Клянусь, что больше никогда в жизни не усомнюсь в Тебе! Никогда не захочу наказать себя за то, что никому не нужна и нелюбима.

Брачная церемония в Первой Церкви Христа, что в Мишен-Хиллз, штат Калифорния, наконец-то шла к концу. Не только все женщины, но и некоторые мужчины смахивали слезинки умиления. Высокий жених покраснел и наклонился поцеловать свою девочку-невесту. Он был застенчив и одновременно преисполнен радостного нетерпения, как маленький мальчик рождественским утром. Обнял невесту так крепко, что в пояснице платье сбилось в складки, а белая свадебная фата съехала набок.

Он поцеловал невесту, которая звалась теперь миссис Бьюкенен Глейзер, крепко поцеловал в губы и почувствовал, как губы ее задрожали и раскрылись. Совсем чуть-чуть.