Читать книгу Лилии полевые. Царь из дома Давида. Три года в Священном городе - Джозеф Г. Ингрэм - Страница 6

Торжество приношения первых плодов58. – Замок Антония. – Оскорбление девушки римскими солдатами. – Защитник ее – молодой римский центурион59. – Пышность римского правителя Понтия Пилата и его наружность. – Новый пророк по описанию Иоанна, друга Марии. – Иоанн рассказывает о своей поездке на Иордан. – Иерихон.

Дорогой батюшка!

Сегодня утром я ходила в храм, смотреть на торжественное приношение первых плодов. Выйдя из храма, я заметила, как раз напротив, наверху скалы, массу каких-то построек. Мне сказали, что это крепость Антония. Она имеет мрачный вид и будто враждебно смотрит на храм. Римские орлы60 блестят, возвышаясь среди построек. Я слышала от тебя, батюшка, рассказы об одном событии, связанном с этим местом, и потому смотрела на него с особенным интересом и как будто видела и слышала тебя самого сейчас около себя.

Четыре башни на углах стен стоят и теперь, как тогда, когда ты с оружием в руках защищал их от римлян. Но теперь эти варвары наполняют весь замок, и победные звуки их рогов из всех завоеванных ими укреплений оглушают весь мир так же, как и несчастных жителей Иерусалима. Могущество и грубость римских солдат превратили в пустырь прелестную местность, окружавшую этот замок. Но я не испугалась пустынности этого места и в сопровождении моей эфиопской рабыни Онии пошла смотреть великолепное здание, служившее некогда сокровищницей храма.

На колоннах из белого мрамора, в пятнадцать локтей61 вышины, покоятся широкие террасы… Я залюбовалась этим зданием, как вдруг передо мною точно из земли выросли два римских солдата; я не заметила, откуда они взялись; верно, возвращались из города в замок. И только в эту минуту я увидела, что я была одна: спутница моя, вышедшая со мною из храма, пошла своим путем к дому. Я хотела скорым шагом пройти мимо преградивших мне дорогу солдат, но один из них, ухватясь за мое покрывало, хотел остановить меня. Сбросив с себя покрывало, я побежала, но тут другой загородил мне путь. Это было в нескольких шагах от замка, и солдаты, которые около него находились, глядели и громко смеялись, когда я стала кричать. Но в это мгновение на каменистом спуске Сионской горы показался молодой всадник – центурион римского легиона; он закричал на этих двух, которые оказались пьяными, и, прискакав, разогнал их мечом. Они пустились бежать. Центурион приказал страже арестовать их. Затем он очень вежливо обратился ко мне, извиняясь за грубость, какой я подверглась от этих солдат, и сказал, что они будут строго наказаны. Его мужественная красота, вежливость и аристократическая властность осанки произвели на меня самое хорошее впечатление. Ему, казалось, было не более двадцати восьми лет. Решив для моей безопасности проводить меня, он сошел с коня и, ведя его под уздцы, пошел со мною рядом. Я должна признаться тебе, дорогой батюшка, что прежде, чем я успела дойти до дома, мое предубеждение против римлян значительно изменилось в их пользу. В одном из них, по крайней мере, я не могла не оценить такие воспитанность и любезность, какие желала бы видеть и во всех своих соотечественниках. Судя по нему, я склоняюсь к лучшему мнению о его варварской стране и народе. Он заметил мое предубеждение и то, что я испугалась даже его, когда он подошел ко мне, и, пока мы спускались с холма, он так красноречиво рассказывал мне о своей родине, о ее прекрасных девушках и мудрых мужах, о доблестях ее полководцев, о могуществе и славе Рима и о владычестве его во всем мире.

От последних слов его мне тяжело вздохнулось за моих соотечественников: ведь, по словам пророков, иудеи должны владеть землею всего мира – и вот римляне завладели тем, что принадлежит по праву нашему народу. Как же допускает Господь этих варваров владеть скипетром62, представляющим законное наследие «Льва из колена Иудина63»? Ах, по скольку раз в день с тех пор, что я здесь, приходится мне вспоминать об унижении моего народа! Как дошли мы до того, что эти враги Иеговы, эти язычники, поклоняющиеся ложным богам, утвердились на нашем священном месте и похитили власть, дарованную нам Самим Богом?

По возвращении домой я обратилась с этим вопросом к доброму священнику рабби Амосу, так как после моего сообщения о том, что со мною приключилось, разговор естественно зашел о римском всемирном владычестве. Я узнала, что благородный центурион уже знаком рабби Амосу, и он сказал мне, что это самый известный и самый уважаемый из римских начальников в Иерусалиме. Я рада была это услышать. Рабби Амос посоветовал мне впредь не приближаться к месту, где расположен гарнизон, ибо римские солдаты любят потешаться, оскорбляя городских жителей.

Пока я это писала, я услышала необыкновенное движение и шум на улице. Я оставила письмо и пошла к решетке, через которую видна вся улица до Вифанских ворот; это одна из самых многолюдных улиц города. Я увидела очень красивое и величественное зрелище… но оно вновь задело мое больное место, и я со стыдом опустила голову! Это был парадный выезд со знаменами, орлами, золочеными колесницами… Но, увы! – это не был триумфальный выезд царя Израиля, как бывало в дни Соломона и Давида, – это был выезд римского прокуратора. Предшествуемый когортой конницы, он ехал, небрежно развалясь в своей золотой колеснице под голубым, затканным золотом навесом. Кони были белы, как лебеди, сбруя серебряная, украшенная перьями. Его сопровождала конная свита – это все были богато одетые молодые люди, а во главе их я узнала благородного центуриона, избавившего меня от негодяев, и он гораздо больше похож был на вождя и правителя, чем ленивый, обрюзгший Пилат. Он заметил меня сквозь решетку и узнал, и, раньше чем я успела отступить и спрятаться, он поклонился мне. Я уверена, дорогой батюшка, что этот благородный юноша настолько хорошо воспитан и так почтителен, что, если мне суждено судьбою снова встретиться с ним, я постараюсь отвратить его от идолопоклонства и привлечь к служению Бога Живаго.

Наружность Пилата не понравилась мне: это – смуглый, довольно красивый человек, но такой тучный, каким бывает пьяница. О нем говорят, что он человек беспечный, любит роскошь и нерешителен до слабости; он большой друг римского императора, который из любви к нему и наградил его таким постом. Но для нас, может быть, и лучше иметь правителем такого беспечного ленивца и любителя роскошных обедов, чем жестокого и деятельного тирана, каким был, говорят, его предшественник, вызвавший восстание, в котором погиб почтенный отец Иоанна, друга моей сестры Марии; я уже писала тебе о нем. Но, вспомнив об Иоанне, я вспомнила и о том, что должна тебе еще рассказать.

Помнишь, я писала тебе, дорогой батюшка, о шумных толках, возрастающих здесь со дня на день, вызванных появлением нового пророка, который проповедует в Иерихонской пустыне и ведет такую же суровую, полную лишений жизнь, как пророк Илия?

Недели три тому назад целые толпы иерусалимлян отправились в Иорданскую долину, чтобы видеть и слышать его, и так увлеклись его учением, что, принося покаяние в грехах, стали креститься у него в водах Иордана. Между ними был и Иоанн, названный брат Марии. Он так много слышал от ранее побывавших там о неотразимой силе речей этого человека, что отправился и сам к нему, побуждаемый тайной надеждой, что Бог вспомнил наконец об Израиле и послал вестника примирения с ним. По возвращении Иоанна мы все заметили перемену в нем: он очень оживился; раньше он был таким задумчивым всегда и молчаливым, теперь же глаза его загорелись воодушевлением и верою, и весь он точно переродился духом.

Вот что он рассказал нам о своей поездке к пророку на Иордан: «Выехав из городских ворот и миновав Кедронскую долину64, я увидел толпу народа, которая поднималась по дороге, огибающей с юга Масличную гору. Тут были мужчины, женщины и дети. Люди несли и везли на мулах запасы пищи в корзинах, как в те дни, когда народ стекается из дальних мест на праздник Пасхи65.

Настигнув эту толпу, я узнал, что все отправляются в пустыню, чтобы слушать пророка, славою которого наполнились все окрестности. Тут были и священники, и судьи, саддукеи66, фарисеи67, и эссеи68, и даже люди вовсе не верующие в Бога, а таких, даже в Иудее – тысячи, ведь уже так давно не посещает Иегова Своего народа!

Обогнав эту толпу, потому что я ехал быстро, на хорошем муле, а они подвигались медленно, я скоро поднялся на вершину горы, откуда открывается широкий вид на окрестности. Я оглянулся, чтобы кинуть прощальный взор на город. Господствуя над окружающей местностью, он действительно подобен был Божьему Городу! Все его славное прошлое промелькнуло передо мною, и мне ясно было, что слава его исчезла не только с разрушением его стен и зданий, ибо отстроенный Иерусалим вновь красуется во всем своем видимом великолепии… Но сила и могущество его исчезли! И вот донесся ко мне издали звук римского рога, и эхо повторило его по холмам и долинам – по тем самым холмам, в недрах которых покоится прах наших пророков, священников и царей и где то же самое эхо разносило в оны дни69 и голос Самого Бога.

У ног моих расстилался чудный Гефсиманский сад Соломонов; в нем желал он воссоздать второй рай… Теперь стены его разрушены и весь он запущен. Кое-где лишь смоковница, или маслина, или одинокая пальма напоминают путнику, что здесь был когда-то “приют веселья и радости, где не было места мрачным мыслям и печали и ни одна слеза не должна была оросить эту цветущую для радостей и наслаждений землю”. Так описывал один наш поэт сад Гефсиманский, и мне вспомнилось это описание при виде его нынешнего запущения, когда он стал больше похож на место скорби и слез, чем место радостей жизни. Ибо вид его посрамления скорей вызывает теперь слезы негодования, чем праздничное ликование.

Скоро я въехал в маленькое селение – Вифезду. Здесь я застал большую группу всадников, отправлявшихся тоже к Иерихонской пустыне. Увидев между ними своих знакомых, я присоединился к кавалькаде и узнал, что большинство из них выехало из Иерусалима просто в погоне за развлечением. Но здесь был один молодой человек из Аримафеи, Иосиф70, из очень знатной и богатой семьи; он увлекся тою же заветной надеждой, которая теплилась в моем сердце, – надеждой, что в пророке, которого звали Иоанном, мы откроем посланника Божия. Прочие же ехали просто из праздного любопытства – взглянуть на того, о ком только и речи теперь по всей Иудее.

Иосиф Аримафейский и я, отделившись от общества, стали беседовать о том человеке, к которому мы оба стремились, и о разных толках, которые шли о нем в народе. Мой спутник, казалось, проникся мыслью, что это истинный пророк. Иосиф был очень сведущ в Священном Писании. Он утверждал, что «семь седмин» (семьдесят. – Ред.), о которых говорил пророк Даниил71, теперь как раз истекают и срок появления Мессии близок.

Я спросил его, допускает ли он, что Мессия, о Котором в Писании сказано, что Он будет и Царем, и Вождем, и Владыкою всей земли от начала морей и до конца Вселенной, – допускает ли он, чтобы Этот Мессия мог явиться в пустыне, одетый в звериные шкуры? Он ответил:

– Нет! Я и не принимаю этого пророка за Мессию, ибо сказано, что, когда придет Христос, “Он внезапно явится в храме”72, и, без сомнения, в храме именно мы и увидим Его впервые. Но я почти уверен, что пророк, к которому мы сейчас идем, это Его посланник, предсказанный пророком Малахией.

У меня был с собою свиток с пророчествами Даниила; я хотел сверить с Писанием то, что услышу от иорданского проповедника. Я развернул свиток и, к моему удивлению, нашел, что не только предсказанные семь седмин истекли, но даже 1290-й год уже настает. Мы оба поражены были таким совпадением предсказанных сроков с появлением нового пророка. Страхом и радостью от этого открытия забились наши сердца, и оба мы умолкли, охваченные надеждой и не дерзая довериться ей.

Когда мы подъезжали к Вифании, Иосиф сказал:

– Слышавшие этого пророка говорят, что он сам называет себя предтечею Мессии. Более невежественные из слышавших его думают, что это сам Илия вернулся на землю; другие уверены, что это Энох73 сошел с неба, а иные говорят, что это Исаия.

Продолжая беседу, мы въехали на холм, на котором, по преданию, росло дерево познания добра и зла и в котором хранится будто бы первая ступень лестницы, виденной Иаковом74. Многие уверены, что с этого самого места все праведные по своем воскресении взойдут на небо, ибо все уверены, что престол Иеговы находится над этим местом.

Встречая и обгоняя по пути множество народа, шедшего в пустыню или возвращавшегося оттуда, беседуя о дивном красноречии пророка, мы увидели наконец в исходе долгого дня пути город Иерихон. Это красивый город с римскими башнями и дворцами, любимая зимняя резиденция римских правителей. Зеленая долина, среди которой он расположен, освежила глаза наши после целого дня пути по пустынной, лишенной растительности дороги.

Влево от города, на расстоянии мили от него, мы увидели развалины крепости и дома того самого Ахиила75, который вновь отстроил Иерихон в дни царей. Вправо от города было поле, где халдейская (древневавилонская. – Ред.) армия разбила в сражении наших праотцов и взяла в плен царя Седекию76. На этом месте теперь разведены прекрасные сады, и оно имеет такой мирный характер, как будто спокойствие и тишина царят здесь от начала мира. Иосиф из Аримафеи, который здесь часто проезжает, показал мне к северу, на возвышенности, в мили полторы от нас развалины Эйи и холм, за которым в засаде прятались воины Иисуса Навина77, врасплох напавшие на город.

Когда мы подошли к городу, мне вспомнилось, как после сорокалетнего странствия израильтяне, обутые в свои путевые сандалии, обходили стены этого города. Мне казалось, я слышу их мерный шаг по твердой земле и вижу Иисуса Навина, стоящего на возвышенном месте и направляющего их торжественный ход. Я слышал громовые звуки труб войска Господня и видел, как рушатся стены города, взметая к небу облака пыли и камней, пролетавших над головами Израиля! Но все это было в далеком прошлом… А теперь передо мною в лучах заходящего солнца возвышались крепкие стены с зубцами и башнями и виднелись дворцы римского города, пленяющие глаз и восхищающие душу своим великолепием. И безоблачный, синий свод небесный покоится над ним; а по окружающей его долине вместо грозных звуков победного шествия войска Иеговы звучит веселый говор гуляющих по саду римских кавалеров и дам.

Но вот показалась процессия девушек в белоснежной одежде; она двигалась по направлению к могилам, собирая цветы по пути, с пением священных псалмов, так как сегодня именно день, когда “дщери Иерихонские” в воспоминание печальной участи и безвременной смерти дочери Иеффая78 ходят процессией на ее могилу. Она родилась, умерла и погребена в этом городе, где Иеффай долго жил, прежде чем переселиться в Мизбах. Позднее уже ее священные останки перенесены были к могиле ее предков.

В городских воротах нас остановили римские солдаты, требуя проходного свидетельства и подорожного налога. Вручив им, что следовало, мы вошли в город, где думали провести ночь, а завтра утром направиться на берег Иордана, где, как мы уже узнали, пророк учил и крестил народ…».

На этом месте рассказа Иоанна мне приходится закончить это письмо, дорогой батюшка. Скажу только, что мы слушали его с возрастающим интересом, не только потому, что предмет повествования интересовал нас сам по себе, но и потому, что Иоанн удивительно хорошо рассказывает, и при этом лицо его так дивно прекрасно! У него такие ясные, выразительные глаза и музыкальный голос; и во всем существе его выражается столько высокой духовности и благородного порыва в пламенном искании Бога!

В следующем письме я докончу непременно рассказ его, потому что, только передав тебе его целиком, я могу обратиться к тебе с теми вопросами, которые пробудились в моем уме.

Да пребудет с тобою Бог Израиля, дорогой мой батюшка!

Адина.