Читать книгу Времена и судьбы - Дмитрий Александрович Соснин - Страница 5

После виктории царь Иван Четвертый позвал к себе в шатер, на веселое пиршество, бомбардира Лагутина и молодого немецкого инженера. В шатре, кроме царя, его ближайшее окружение: князь Александр Горбатый-Шуйский, руководитель осады Казанской крепости; костромской дворянин, хранитель царевой печати, постельничий Алексей Адашев, начальник инженерных работ во время осады Казани; князь-оружничий Александр Вяземский; князь Андрей Курбский, ближайший соратник и приятель царя Ивана; окольничий Алексей Басманов; провинциальный дворянин Малюта Скуратов; князь-воевода Турунтай-Пронский, охрана и прислуга. (Панорама «Внутри шатра»).

Бомбардир Лагутин и немецкий подрывник стоят в центре шатра.

Царь Иван, обращаясь к бомбардиру, разговор начал так: – Семен, ты где взял такого молодца? – Дьяк Федор Пряхин с порохом прислал, говорит дельный. – Ну, а ты сам как думаешь… – Думаю, что так, Государь. Растягивать подрыв в длинную волну мы не умеем, вот он (кивает в сторону немца) сделал как надо. Толковый немец и без злобы. В обозе у него порядок. – Ладно, прими чарку и ступай к своему делу.

Лагутин подходит к краю стола, берет кубок из рук Басманова, который застольный распорядитель в свите царя.

– За тебя, за твою викторию, Государь. – Пьет до дна и уходит.

Иван обращается к молодому немцу, который, не смущаясь, смотрит в глаза грозного царя. – Как зовут?

– Андрес Маулвурф, Государь. Из германцев я. Город Кенигсберг.

– Что означает твоя фамилия?

– По-русски, это маленький зверек, кротик, Государь.

– Лет тебе сколько?

– Двадцать три, Государь.

– Где обучен подрывному делу?

– Окончил школу морских минёров в Копенгагене. Это Дания, Государь. Имею диплом капитан-инженера.

– Кем зван в Московию?

– Я полагал, что Вами, Государь. Закупаю и храню порох для Вашего Величества по поручению князя Вяземского, что у Вас по военному делу.

– Сколько пороху подвез под кремль?

– В кремле пороха нет. Он хранится в Сокольниках в артиллерийских погребах. Теперь там пороху осталось…

Царь, повысив голос, перебил Маулвурфа:

– Где мой порох я и без тебя знаю, а кремль казанский, что под ним было?

– Сорок гражей, Государь.

– Что есть – гражи?

– Сорок гражей, это сорок небольших дубовых бочек по 5 ведер каждая с сухим английским порохом, с добавкой селитры. Каждая гража законопачена и залита воском для сохранности и безопасности перевозки. В затычке пороховой фитиль, можно подорвать каждую отдельно. Но можно и скопом.

– Ты сказал сорок бочек, но этого мало… Из Москвы привезено пятьдесят.

– Остальной заряд россыпью, Государь. В шурфах между гражами, для запала от свечи и подрыва волной.

– Почему подрыв задержался?

– Задержки не было, Государь. Свеча перед Вами сгорела чуть раньше, чем в холодном подземелье. Это должно быть так, Государь. Чтоб не случилось наоборот.

Царь долго молчал. Было видно и по лицу и по позе, что Иван сейчас не грозный, а скорее умиротворенный. Подняв глаза на немца, Иван продолжил:

– Вот что, немец, инженер ты дельный. И царево дело справил умело. В моей победе и твой успех. Мыслю так – заслужил награду. Только вот какую?

Царь опять умолк. Андрес воспользовался паузой, и вытянувшись по-прусски во фрунт, сказал:

– Государь! Германцу жить в России непросто. Мы для вас немые молчуны – немцы значит. Но я не молчун, и хотел бы остаться. Разрешите, Государь.

– А как же твоя Вера, немец? – Это подал голос, доселе молчавший, Алексей Адашев.

Андрес, переводя взгляд на царского любимца, ответил:

– Вера моя – это мое дело, да верная служба. Буду служить царю русскому, православному, так и Вера моя станет православной.

Поворачивается обратно к царю и заканчивает так:

– Бог един, но и царь один, Государь.

Царь лукаво прищурил глаза, посмотрел на инженера и продолжил:

– Немец мужчина обязательный и семьянин добрый – это нам ведомо. А что скажут твои фатер и мюттер, коль в России останешься?

– У моих родителей четыре сына. Я младший, и там, дома, я скорее им обуза, чем помощник. После окончания морской школы отец сам хлопотал о моей службе в Московии. На прощание, наставляя, говорил так: «Россы – народ молодой и держава их постоянно крепчает. Русский Великий князь – это Государь побольше, чем король прусский. За ним огромные земли, леса, реки, но главное – люди. Во многих ученых делах они пока еще младенцы. И им многому предстоит научиться. Особенно в военном инженерном деле. Ты минёр, капитан. Тут тебе и карты в руки». Маулвурф замешкался:

– Извините, Государь, так говорил мой отец.

Царь миролюбиво ответил:

– Ладно, немец, продолжай.

– Отец говорил также, что у ваших солдат крепкий дух и кулаки. Но русские пушки никуда не годятся и их всегда мало. И нет у россов теплого моря. Но вечно так не будет.

Царь с любопытством посмотрел на инженера. Тот умолк.

– А что это твой отец про нас так много знает? Бывал в наших краях?

– Да, Государь, бывал. Он торговец. Три года по Шведскому морю ходил с товаром к новгородцам. Подолгу жил у знакомца, с которым имел общее дело. Там и жену себе нашел, мою мать, она дочь новгородского купца Михайлова.

Царь спросил:

– Так ты, стало быть, на половину наш – русский. Что еще скажешь?

– Еще отец присоветовал: «Пока молодой, поезжай на Русь и постарайся стать там своим человеком. Такова отцова заповедь, Государь».

Маулвурф замолчал и, стоя перед царем навытяжку, ожидал продолжения разговора. Царь встал с дорожного трона, который больше похож на табуретку с резной спинкой, чем на царский трон, вышел из-за стола и, пройдя шатер из конца в конец, остановился подле немца.

– Ну а жена у тебя есть, кротик?

Царь переиначил немецкую фамилию инженера на русский манер. Маулвурф заметил это и с тайной надеждой на успех весело ответил:

– Жены нет, Государь. Но милая сердцу пассия есть – это дочь Вашего бомбардира, Семена Лагутина – девица Анна. Из Москвы в пороховом обозе стряпухой была и мне помощница по учету. Каждый день рядом, но без шалостей. Думаю, что я ей тоже по душе. Хотя о том не спрашивал. Дозволите, Государь, – спрошу, и Анну и отца ея.

Царь усмехнулся.

– Складно речи складываешь, немец. Где говору нашему научился?

– Мать русская. Да и в Москве я второй год, Государь. Нравится русский говор, вот и научился.

Иван Четвертый, помолчав, возвратился за стол, сел на трон и продолжил разговор так:

– Хорошо, гражник, это упрощает дело. Начни вот с чего. На Руси иноземцу без русской жены, да без православной веры – негоже. На все про все даю тебе полгода и мое дозволение. Но фамилию поменяй на русскую. Стань, например Андрей Крот. Это к тебе близко.

– Крёт на германском языке – жаба, Государь. Животное скользкое, пупыристое и отвратительное. – Гости царя весело засмеялись.

– А по нашему «крот» – это не жаба, а подземный копатель, хотя и слеп (царь грозно смотрит немцу в глаза), а ты вроде как нет, тебе эта фамилия впору.

– Государь! Но у русских «крот» – это тайный враг, шпион. Кличка хуже жабы. Пусть лучше Кротик, – по-русски – это мягкая шкурка для девичьей шубки.

– Пусть, – почти дружески улыбнулся Царь, и погрузился в свои мысли. Все застольные гости тоже притихли. Андрес ждал. Помолчав, и о чем-то пошептавшись с рядом сидевшим Алексеем Адашевым, царь Иван продолжил:

– Теперь вот что… За подвиги ратные на Руси царь жалует землями да званиями. За сорок бочек пороха, пристроенных под татарскую крепость так ловко, награждаю тебя поместьем с землей в восемь десятин, по десятине за каждые пять бочек, да черным крестьянским людом в сто душ из царских владений. Место на поселение подбери сам, там, где пожелаешь (задумался). Вот, кстати, к Вологде поближе перебирайся. Там мой удел да монастыри. Отсюда пойдет дорога, к Беломорью. По воде, аль по болотам, без взрывных дел не обойтись. Будешь бомбардиром у моих подрывников, а если по-немецки – капитан-минёром. С этого дня ты мой подданный и воин. Грамоту в Москве получишь.

Уже через два месяца, на южном берегу Белого озера, в глухом лесистом захолустье, несмотря на морозы, началось строительство барского поместья Кроты. Активным участником стройки был ее первый хозяин – Андрей Иванович Кротик, толковый немецкий инженер-минер. Отчество новый русский помещик получил по имени царя Ивана при крещении в русской церкви.