Читать книгу Времена и судьбы - Дмитрий Александрович Соснин - Страница 7

Следующая встреча бывшего немецкого капитана с царем Иваном Четвертым состоялась в октябре 1570 года, в селе Коломенское, спустя 15 лет после Архангельской эпопеи. Тяжелое это было время. Россия переживала период болезненного царева сумасбродства, которое в годы опричнины не знало никаких пределов. Царь никому не верил и без разбора мстил всем, и виновным, и невиновным за крамолу и измену. Казни свершались каждый день. Вешали, жгли, топили, сажали на кол. Истреблению подвергались не только чиновники, но и их дети, старые родители и даже слуги, простой, ни в чем неповинный черный трудовой люд.

Главный палач Малюта Скуратов со своей опричной сворой «бешенных псов» нагонял страх не только на русскую знать, но и на преданных царевой службе иноземцев, многие из которых спешно покидали Москву. Царь, не ведая, что творит, гонялся и за ними. В открытую говорили о божьем проклятии, которому был подвергнут отец царя – Василий Третий. Злоба царя перешла и на церковь. В 1569 году по воле царя, Малютой Скуратовым был задушен митрополит Филипп Колычев. Царь не щадил даже родню. Двоюродный брат Ивана, последний удельный князь Владимир Старицкий, за высказанное вслух желание стать царем, был казнен со всем своим родом.

Вот в такое время Иван Грозный вспомнил о своем крестнике. На этот раз царь пригласил Андрея Ивановича не в кремль, а в летнюю резиденцию, в село Коломенское. В это время он тяжело болел и никого не хотел видеть, но минера Кротика велел позвать. С первых слов царя инженер понял, что разговор будет тяжелым. Сорокалетний царь, сутулясь, сидел в кресле и угрюмо смотрел на Андрея.

– Ну что, немец, почему тебя в Москве давно не видно? Все строишь свое поместье или от меня прячешься? Мне о тебе, мало что ведомо. Вот Малюта говорит, ты хворать стал.

– Хворь моя недолгая, Государь. Мокрый сезон сейчас. Судака-рыбу ловим, солим, сушим, вялим. К Вашему столу судачка, да копченых угрей доставил, и целый мешок раков, живьем. Если позволите, передам стряпчим Вашим на кухню.

– Ты погоди об угощении. – Иван подтянул себя в кресле и несколько смягчился в голосе.

– У меня разговор к тебе не об угрях, а о других змеях.

Царь умолк, обдумывая как сказать немецкому инженеру главное. С иностранцем в «лоб» нельзя: насторожится – пропало дело. Но и преамбула к беседе не должна быть долгой – пройдет трепет перед владыкой.

– Ты как-то в преданности мне клялся, а таких со мной все меньше. Ты с кем теперь, Кротик?

Инженер опешил и опустил глаза к полу. Он не предполагал, что царь мог в нем усомниться. Но царь Иван молчал, ожидая ответа. И Андрей сказал:

– Я понимаю Ваши сомнения, Государь. Вокруг Вас немало тех, кто забыл свой долг. Но мне можно верить.

– Пожалуй, так, – про себя подумал царь и вслух продолжил:

– Я тебе верю. Только вот, кругом одна измена. Князь Турунтай-Иван Пронский, старый приятель. Удача всегда держала его за ухо. Во всех сражениях был тверд и успешен. За что приближал его к себе во всех войнах. И тот, подлый его дух, предался смуте. Пришлось утопить.

Помолчав немного, царь снова заговорил.

– Или полководец князь Петр Щенятьев. Сказался больным. Прознал от Скуратова, что обозвал я его трусом. Решил спасти свою шкуру бегством. Отрекся от мира, от семьи, от имения, принял подстриг в Белозерском монастыре и стал святым Пименом. Малюта нашел беглеца и поджарил его на огромной сковороде.

Царь снова поменял позу в кресле и сел поудобнее.

– В котлах варить, живьем сжигать, на кол сажать, топить, четвертовать, – все это былое, да и не я придумал. В Европе такие дни – давно праздники. – Царь немного помолчал и снова продолжил.

– Боясь царской кары, воры и изменники надумали по монастырям прятаться. В подстриг облачатся, а святость не тронь. Под куполом церкви все схимники – ангелы, значит. Так вот я и решил: пусть эти ангелы улетают на небо, – царь внимательно посмотрел на инженера, и закончил так:

– С твоей, крестник, помощью…

Андрей Крот насторожился. Что кроется за новой идеей царя, он никак не мог взять себе в толк. Но зная вспыльчивость своего хозяина, продолжал молчать.

– Что насупился, Кротик? Дело для всех новое, а для тебя нехитрое. Оно вот в чем. Есть у меня воевода Никита Голохвастов-Казаринов. Удрал из Москвы на Оку и опять в монастырь, где принял подстриг. Монахи из страху его выдали. Теперь он под стражей сидит дома. Твоя задача, Андрюша, так законопатить для него бочку с порохом, чтобы его подлая душонка в один миг отлетела на небо, а требуха собакам. И чтоб при этом фейерверк был поярче.

Инженер остолбенел. Стеклянным взором он уперся в переносицу Ивана Грозного и, как оглушенный ударом грома, продолжал молчать.

– Ну как, сможешь? – уже строго спросил царь. – Инженер понял, что дальше молчать нельзя, и он открыл пересохший рот:

– Дело действительно нехитрое, Государь, но… – Молчи, гражник, – перебил его царь. – Еще одно слово и будешь конопатить две бочки. Ты все понял, немец? Иди и делай свое дело. Казнь на той неделе. Ступай с глаз моих вон.