Читать книгу Художник. Сборник произведений - Дмитрий Анатольевич Самойлов - Страница 3

Катя стала позировать мне в первый же день моего пребывания в доме. Ей не терпелось увидеть свой портрет. Краски, которые мне принесли, оказались хорошими, кисти тоже. И я рисовал, чувствуя, как ее образ входит в меня.

Она запомнилась мне быстро, затем ее присутствие было вовсе не обязательно, но я все же приглашал ее, чтобы видеть ее лицо, глаза, волосы, руки, сложенные на складках платья. Я попросил ее одевать всегда одно и то же платье, но один раз она пришла в другом, видимо забыла. Лицо ее было печальным. Она зевала, прикрывая рот рукой, и о чем-то думала, опустив голову. Я не решался попросить ее смотреть прямо. Слишком усталой и грустной она казалась в тот день.

«Что ее тревожит?» – думал я, размешивая краски. B тот день Катя так посмотрела на меня, будто хотела что-то рассказать, поделиться чем-то очень важным, тем, что не давало ей покоя, тревожило и делало ее лицо таким печальным. Сам же я не решился просить ее об этом.

Вечером из окна я увидел, что она поднимается по ступенькам центрального входа, приподнимая платье и повернув голову в сторону моих окон. Подскочив к мольберту, я откинул покрывало, разложил краски и кисти в рабочем порядке, уронив один тюбик. Она быстро вошла, распахнув двери покрытые позолотой, и, шелестя платьем, остановилась возле меня.

– Портрет готов?

– Еще нет.

– Я должна еще позировать? – она внимательно посмотрела на меня, пытаясь, видимо, понять, почему, то, что можно было давно сделать, еще не сделано. – Почему вы ползаете здесь на коленях?

– Ищу крышку от тюбика.

– Вот эту? – носком туфли она отпихнула от себя крышку, та покатилась в сторону. – Я нашла!

Также носком туфли она подвинула крышечку ко мне. Я уставился и смотрел на ее ногу. Я не мог понять, как ее ноги умещаются в такой узкой обуви.

И руки ее тоже были очень изящны и неповторимы по своей красоте. Я подумал тогда: «Удастся ли мне когда-либо поцеловать ее руку? И что она мне скажет при этом? А если не только руку?» А подумав, спросил:

– Вам не больно ходить?

– Почему мне должно быть больно? – она удивлено взглянула на меня и присела рядом на корточки.

На мгновение ее глаза широко раскрылись, затем сузились. Она улыбнулась.

– О чем вы, не пойму? Вот здесь натирает немного, – призналась она растерянно и своим изящным пальчиком показала заклеенное пластырем место повыше пятки.

Я улыбнулся и предложил:

– Если поцеловать, тогда быстрее заживет. Давайте, поцелую?

– Прямо туда? – она смутилась

– Да! А что такого? Разве нельзя?

– Ну, можно, конечно. Просто существуют определенные приличия и правила поведения, которые впрочем, всегда нарушают. Целуют руку, щеку, но пятку?! Как-то странно, согласитесь?

– Не хотите, тогда извините.

– Ну, почему же, хочу! – ее глаза вновь широко раскрылись, она с интересом посмотрела на меня и выставила одну ногу вперед.

Я поцеловал. Она закатила глаза и закрыла лицо ладонями.

– Ой! – сказала тихо. – Я даже не почувствовала.

– Не почувствовали, потому что через пластырь, а губы мягкие, поэтому.

Она вздохнула и, оглянувшись по сторонам, сказала тихо, почти прошептала:

– Хочешь заглянуть мне под юбку? Я же вижу, что хочешь, – она слегка приподняла платье рукою.

– Еще выше? – спросила и загадочно посмотрела на меня.

– Нет. Не надо, – ответил я. – Слишком быстро.

– Тебе нравится медленнее? А какой взгляд стал тревожный! Ну, ладно не буду тебе мешать, – она вышла, закрыв за собой дверь.

Я тут же принялся за работу, надо было закончить портрет и вечером отдать его ей. Я видел, как она перевешивала картины в гостиной, готовя место под него. Несколько раз в течение дня Катя заходила и смотрела. Я же делал вид, что добавляю какие-то оттенки, смешивал краски, отходил, глядя издали, затем подходил, добавляя мазки, снова отходил, вытирая кисть. Пока она не ушла. На самом деле портрет был давно готов, я просто тянул до вечера, подчеркивая тем самым свою нужность и необходимость присутствия в ее доме. Мне здесь нравилось. Проходя по коридору мимо столовой и гостиной, я редко удерживался от того, чтобы не стянуть пару конфет из вазочек на столах. Внутренне я ругал себя и стыдился таких поступков, но ничего поделать не мог и, вновь проходя мимо конфетниц, голова моя сама собой поворачивалась в нужную, точнее, ненужную сторону, я замедлял шаг, оглядывался и, вздохнув, шел к своей цели, думая на ходу: «Вот бы Катя застала меня здесь с набитым ртом, с карманом, оттопыренным от конфет, что бы она сказала? И как бы мне было неудобно». Я снова вздыхал, шел в свою комнату и прятал сладости в сумку, с которой гулял по округе. Потому, что прятать было некуда. Сумка и одежда относились к личным вещам, их не проверяли горничные, все остальное чистилось, вытиралось, вытряхивалось, выносилось самым обязательным образом. А затем, приносилось и ставилось обратно, постельное белье менялось, все эти коврики, маленькие подушки на диванах и креслах и т. д. и т. п.

Один раз по неопытности я засунул конфеты и пару пряников под подушку, как делал это в детстве, но вовремя вынул их оттуда, заметив в своей спальне девушку, которая делала там уборку.

На следующий день, с утра, появился управляющий. Катя подошла к нему и спросила:

– А кто это так шумит? Какой отвратительный стук!

– Это рабочие, они делают ремонт в башне. Вы же сами хотели.

– Ах, да. Но я не думала, что это будет так шумно. Стоит такой грохот, будто они хотят сломать башню. Не ожидала, что ремонт доставит столько неудобств, – она покачала головой. – Какой у них график?

– С 9 до 20 часов.

– Хорошо, пусть работают, но поменьше шумят.

– Это невозможно, мадам!

– Почему, скажите на милость?

– Строительные работы всегда связанны с определенным шумом. Это неизбежно.

– Создается такое впечатление, что они специально колотят, чтобы досадить мне. И потом, почему «9 часов» у них начинается в «8»? Сделайте им замечание.

– Хорошо, мадам, сделаю, – он почтительно наклонил голову.

Через некоторое время я увидел, как двое охранников волокут через двор одного из рабочих-строителей. Он упирается и чего-то лопочет. Подошел прораб и волнуясь, спросил у Кати:

– Что он сделал?

– Он шумел больше остальных. Мне доложили, – ответила Катя строгим голосом.

– Да, но так нельзя…

– Никаких «Но»! – прервала его Катя. – Этого достаточно! И почему нельзя? Позвольте поинтересоваться? – она повысила голос, распаляясь еще больше. – Я у себя дома и хочу напомнить вам это еще раз, если вы забыли!

– Я хотел сказать, что он не понимает по-русски – оправдывается прораб – недавно приехал, не успел привыкнуть и все такое.

– Тем хуже для него! Объясните ему! – Катя подошла ближе к рабочему, разглядывая его – И почему от него так воняет?

Изменившись в лице, она внезапно, с остервенением пихнула его ногой. Тот упал, его подняли. Прораб попытался остановить Катю, вытянув руки, но она оттолкнула его с непонятно откуда взявшейся в этой хрупкой женщине силой, да так сильно, что он тоже упал.

– Помойте его! – закричала Катя, показывая пальцем на рабочего, и сделала знак охранникам. Его потащили к реке и сбросили в воду.

– Он не умеет плавать! – воскликнул прораб, подбегая к берегу.

– Вот и помогите ему! Прыгайте следом! – Ответила Катя и засмеялась.

Постепенно она потеряла интерес к происходящему, и через некоторое время ушла, ни разу не оглянувшись. Прораб вытащил рабочего из воды и привел его в чувство. Прислуга наблюдала за этим из окон, какое-то время, пока не разошлась.

Катя поднялась к себе и не успела войти, как раздался телефонный звонок. Она приложила телефонную трубку к уху:

– Хорошо, приезжайте только сегодня. Через час, но не позже. Два максимум. Тогда я приму Вас.

Она подошла к окну и стала смотреть на озеро в подзорную трубу.

Вошел Сергей Иваныч. Он поздоровался и сел с безразличным видом на диван.

– Сергей Иваныч, а кто это там рыбачит у берега? – спросила его Катя.

Он посмотрел в окно и ответил:

– Не знаю, какой-то человек, рыбак, наверное, – он взял у нее трубу. – Сейчас разберемся.

– Там же висит объявление! На нем написано все крупными буквами, читать он не умеет что ли? – не унималась Катя.

– Сергей Иваныч, вы чего хотите чаю или кофе? – Катя поманила горничную пальцем, когда та вошла.

– Да, не откажусь посидеть с вами, все равно чего, без разницы, – ответил он, двигая стул.

Я вошел и поздоровался. Катя любезно взглянула на меня, приглашая присоединиться. Не знаю почему, но мне захотелось обнять ее и не отпускать никогда.

Я посмотрел в окно и увидел, как к лодке, на которой сидел рыбак, подошел катер. На его палубе показались двое, они растормошили рыбака, отобрали у него удочки и, переломав их, выкинули за борт. Недолго думая, рыбака выкинули следом.

– Туда его, и поделом! – Катя засмеялась, наблюдая происходящее, она сказала сквозь смех. – Когда кому-то хочется приключений, то мы их организуем очень быстро, надо сказать.

– Точно так, – подхватил Сергей Иваныч и тоже осклабился. – Рабочие в башне уже познали это на собственной шкуре, что-то больше не шумят.

Они переглянулись, продолжая хихикать:

– Смешно, ей Богу! – Сергей Иваныч снова оскалился. – Как в мультфильме! Здорово! Но человека жалко.

– А чего ему будет? – Катя перестала смеяться. – Да, он и не человек вовсе. Нормальные люди читать умеют. А этот? Алкаш, наверное, – она повернула голову и равнодушно уставилась в окно, помешивая ложечкой в чашке.

– По-моему, он и плавать не умеет, – добавила она через некоторое время. – Да! Не видно, что плывет. Взмахи рук? Их нет!

Сергей Иваныч привстал со стула, всматриваясь:

– Может, людей послать? Вдруг, он тонет?

Катя удивленно посмотрела на него и пожала плечами:

– Да, ладно вам, полноте. Когда вы сбили человека машиной, что-то я не заметила такого беспокойства в ваших глазах. И вообще, кто вам сказал, что его надо было толкать в воду? Я не говорила.

Она отпила из чашки и поставила ее на стол.

– И перестаньте в человечность играть! – заметила она недовольно.

Я, пользуясь случаем, брал из вазочки конфеты и уплетал их одну за другой. Раздался стук в дверь. Вошли двое, они принесли какие-то деловые бумаги на подпись.

Катя встала из-за стола и пригласила их в свой кабинет. Мы с Сергеем Иванычем встали и пошли следом. Так как делать было больше нечего.

Когда мы вошли, двое пришедших стояли в напряженных позах. Что-то явно не ладилось.

– Я это не подпишу без юриста, – сказала Катя и холодно посмотрела на них.

Те переглянулись и зашептались. Ее взгляд стал еще холоднее. Она сказала четко:

– Если вы хорошо воспитаны, то должны знать, что шептаться о своих делах в присутствии других людей неприлично, в присутствии дамы – тем более, – ее глаза широко раскрылись, поблескивая. – Она может подумать, что вы говорите про нее то, что невозможно произнести вслух! Убирайтесь!

Они опять переглянулись. Один хотел что-то сказать и открыл было, рот, но Катя опередила его. Она схватила со стола вазу, вынула из нее цветы и быстрым движением запустила ее в их сторону. Ваза разбилась о стену, окатив их множеством осколков. Они нагнулись и, схватившись за головы, выбежали из кабинета.

– Вот так одна деталь портит все впечатление, – сказала Катя, успокоившись. – Дорогие костюмы, ну и что? Встречают по одежке, а провожают по уму. Один неверный мазок или украсит или испортят картину. Наш художник меня поймет.

Она победно посмотрела на меня и улыбнулась.

Вошла горничная и стала подметать пол. Она повернулась к нам спиной и наклонилась. Сергей Иваныч принялся разглядывать ее с задумчивым выражением на лице. Брови его то поднимались, то опускались. Он отводил взгляд, но ненадолго. И его глаза вновь устремлялись к заветной цели. Я тоже рассмотрел горничную как следует. Это была женщина лет 30 с круглым лицом и слегка полная на вид. У меня создалось впечатление, что она специально повернулась к нам спиной, чтобы продемонстрировать свои формы. Ей было, что показать, и она знала, что на нее смотрят. Она, видимо, не раз так делала везде, где ей приходилось работать. Катя, оценив обстановку, сказала:

– Идите лучше делом займитесь, вы оба! Вы, Сергей Иваныч, всегда говорили, что у вас полно работы. Вот и работайте! А вы, – обратилась она ко мне. – Берите свой мольберт и марш на прогулку!

Она посмотрела на нас с укоризной и добавила:

– Хватит здесь таращиться!

– Да, действительно, что-то я засиделся. – Сергей Иваныч встал, задвинул стул и пошел к двери.

– Спасибо за компанию, я пойду к себе, – сказал он, открывая дверь.

– Я тоже пойду, пожалуй, – сказал я и вышел за ним.

Уходя, услышал, как она отчитывает горничную: «Поменьше крутите задом, здесь не публичный дом!» Я шел по коридору и думал: «Выходит, я должен ловить ее настроение; если она злится, то лучше подождать, когда она успокоится, и взгляд ее станет лучистым и добрым. Чтобы не попасть под „горячую руку“ запустит в меня вазой, а если… – тут я вспомнил про графин с водой, который стоял на ее столе – он, наверное, очень тяжелый».

Тем временем Катя продолжала отчитывать горничную.

Она вперила в нее презрительный взгляд и сказала резко:

– Зачем вы пришли сюда? Работать?

– Да, мадам… – она вдруг заплакала и, отвернувшись, стала медленно сползать по стене, всхлипывая. Затем повернулась и затрясла головой:

– Да, да… Да!

– Прекратите истерику! – Катя с размаху ударила ее по щеке.

Девушка замолчала, вытирая слезы.

– Не увольняйте меня. Прошу вас, – сказала она сдавленным голосом. – У меня двое детей.

Она жалобно посмотрела на Катю.

– Хорошо. Я не уволю вас. С завтрашнего дня будете приходить ко мне в кабинет для уборки, каждый вечер.

Катя подошла к окну и медленно, заложив руки за спину, сказала:

– Мне нужны ваши глаза и уши. Везде, где сможете. Вечером расскажите, что слышали и видели.

Она обернулась и добавила с улыбкой:

– Даже больше уши, чем глаза. Все равно многое увидеть вы не сможете. А вот услышать всегда легче. – Катя погладила пальчиком по обоям и задумчиво продолжила, глядя прямо перед собой:

– Кто? С кем? Когда? И где? Что говорят?

Она отвернулась к окну, продолжая:

– И вот еще что…

– Что?

– Попытайтесь выяснить, куда ходит художник и с кем?

– Он ходит один. Я это и так знаю.

Катя согласно кивнула головой:

– Ну что, договорились?

– Что скажет управляющий? Он занимается расстановкой прислуги…

– Меня не волнует, что он скажет! – Катя резко повернулась к девушке, – наплевать на то, что он скажет!

– Да, конечно. Я все сделаю.

Катя улыбнулась в ответ:

– Ты умная и хорошая. Я в тебе не сомневалась. Как тебя зовут?

– Вера.

– Вот и хорошо, Вера, – она отвернулась к окну и замолчала, сомкнув губы, о чем-то думая.

Горничная попятилась и, тихо отворив дверь, вышла.

* * *

Сергей Иваныч сидел за столом и, приложив мобильный телефон к уху, слушал. Он переводил тревожный взгляд с одного окна на другое. На озабоченно-усталом выражении его лица отчетливо проступали морщины. Лучи солнца, падающие из раскрытого окна, подчеркивали этот отпечаток времени, так четко, как никогда. Он вообще крайне редко смотрел на себя в зеркало. Делал это лишь по необходимости. Зато других любил рассматривать. Особенно когда собиралось много людей, в людных местах, куда его иногда просила отвезти Катя. Его колкий внимательный взгляд выдавал в нем профессионала. Он быстро окидывал взглядом присутствующих, подмечая все детали, на которые следует, по его мнению, обращать внимание. Это был первый заход. Вторым заходом он дорисовывал картину. Она отпечатывалась в его голове словно схема с пунктирными, красными линиями и стрелками, т.е. со всем необходимым арсеналом знаков, понятными лишь ему одному.

Исходя из этого он действовал. Я никогда не видел на его лице испуганного выражения. Казалось, чувство страха было ему неведомо. Он никогда ничего не боялся. Чаще всего его лицо было усталым и равнодушным и иногда обиженным. (Из-за Кати).

Вошла Катя. Она напевала какой-то мотив.

– Что у нас за последнее время? – спросила она, делая плавные движения рукой в такт мелодии, доносящейся из стоявшего на столе приемника.

Сергей Иваныч отложил мобильник в сторону и ответил:

– Два сухогруза. С первым нормально, – он закашлялся, повернув голову в сторону, – а вот со вторым, не очень.

– Что значит: «не очень»? – Катя поморщилась и села на стул у распахнутого окна, наблюдая за выражением лица Сергея Иваныча.

Сергей Иваныч опустил голову, перевернул несколько бумаг на столе и, посмотрев исподлобья, ответил:

– Капитана пришлось пристрелить, – он тут же опустил взгляд и нахмурился.

Катя вздохнула. Лицо ее сделалось печальным. Она сказала, качая головой:

– Вы иногда так меня огорчаете. Внезапно, посреди бела дня… Какая хорошая погода, но она меня больше не радует. Солнце с утра было ласковое, – продолжила она, задумчиво глядя в окно на виднеющийся сад. – Вы и ваши люди портите мне настроение.

Катя замолчала и, опустив голову, принялась перебирать складки платья. Губы ее оставались сомкнуты и неподвижны. Временами она разжимала их, как будто хотела что-то сказать, поднимала голову и смотрела на Сергея Иваныча.

Она сидела так некоторое время, затем закурила и произнесла:

– Тело выкинули за борт?

– Да. – Сергей Иваныч кивнул в ответ.

– Ну и правильно, – она затянулась и, выпустив дым в окно, продолжала:

– Такие дураки меня всегда раздражали, – она чуть улыбнулась. – Это все для девочек с восторженными глазами. Герои боевиков на экране, а в жизни все куда прозаичнее. У него осталась семья?

– Да. Две девочки. 10 и 12 лет.

– Пошлите жене деньги. Пусть успокоится. С девочками легче, чем с мальчиками.

Катя вытянула руку и отряхнула пепел в овальную пепельницу, выполненную по форме шлюпки.

– Да, это вы любите, выкидывать людей за борт. Я давно заметила, – произнесла она, укоризненно глядя на Сергея Иваныча.

– Ну, а куда еще? – Сергей Иваныч сжал губы и, вздохнув, произнес:

– Надо стремиться к простоте. Зачем все эти сложности. – Он сделал грустное лицо, встал и принялся прохаживаться по комнате, рассуждая:

– Он стал стрелять, ранил одного из наших…

– Ваших, – тут же поправила Катя.

– Хотел поджечь корабль. Что бы нам тогда досталось? Обгорелые обломки, плавающие по воде? Что еще оставалось?

Сергей Иваныч сел и обиженно посмотрел на Катю, ожидая, что она скажет.

Катя некоторое время молчала, задумавшись. Она положила сигарету в выемку борта шлюпки-пепельницы и стала покручивать ее двумя пальцами, наблюдая, как синеватый дым поднимается к потолку.

– Ладно. Перестаньте оправдываться. Что сделано, то сделано. Иногда встречаются такие болваны. Ему предлагаешь деньги, а он стоит как истукан, смотрит на тебя и вертит головой… Но все равно. Не огорчайте меня больше. – Катя протянула руку к самому лицу Сергея Иваныча.

– Постараюсь, – ответил Сергей Иваныч, целуя ей руку.

– Еще нежнее… Надо целовать руку, а не кольца на ней. Вот так. Хорошо… Вы опять не брились утром?

– Некогда, все дела… Забегался. Извините.

Катя откинулась на спину кресла и закрыла глаза, сказала:

– Мы можем сейчас купить «BMD»?

– Нет. Сейчас нет, – ответил Сергей Иваныч.

– А когда?

– Думаю, скоро.

– Скорее бы…